Теперь можно было вернуться к чтению записи, которую выложил лейтенант Козлов.
Новость представляла собой снимок экрана из какой-то из соцсетей, на котором некто Леонид Брежнев заявлял следующее:
«Давайте не будем отрицать. Поэта Озёрского убили мы».
Над снимком экрана была подпись самого Александра Петровича:
«Мне казалось, что это сделал Валерий Мартынов в честном поединке. Но, раз Леонид Михайлович сознаётся сам, я думаю, полиции стоит проверить эту версию».
Я посмотрел комментарии. Там были десятки жёлтых смеющихся на самый разный манер мордашек и множество язвительных комментариев.
«Да вы убили, Леонид Михайлович. Вы и убили-с…» — перефразировал кто-то слова сыщика из «Преступления и наказания».
«Может быть, стоит наладить выпуск футболок, белых с мелкими красными каплями, каким по слухам, стал костюм дуэлянта, убившего графа Озёрского, кем бы он ни был — Валерием Мартыновым, Леонидом Брежневым или кем-то ещё? Эти футболки можно продавать в память о великом поэте, невольнике чести, Григории Озёрском». — предлагал другой комментатор. Ему тут же отвечал третий:
«Да чего уж! Можно сразу провести Озёрские чтения в память о нём, да там же и футболки эти продавать!»
Одним словом, в комментариях было людно, оживлённо и весело. Однако социальная активность в Паутине никогда меня не привлекала, а потому я, по своему обыкновению, просто закрыл вкладку.
Внизу послышались звуки, я подошёл к двери и выглянул. Это вернулся Тарас.
— Всё сделал, Матвей Михайлович, — доложился он.
— И бумажку сжёг с адресом? — уточнил я.
Тарас застыл на секунду и начал рыться по карманам. Ещё через секунду он вихрем вылетел за дверь. Тарас не был бы Тарасом, если бы чего-то не забыл или не перепутал.
Я вздохнул и спустился вниз по лестнице, чтобы закрыть дверь, но, когда я к ней подошёл, в неё снова влетел дядька.
— В машине была, барин, — пропыхтел он, направляясь в свои комнаты, — прямо сейчас и сожгу…
Я снова вздохнул и вернулся к себе наверх с мыслями: «Хорошо хоть, что он забыл её в машине, а не в урне возле банка». Зазвонил телефон:
— Матвей Михайлович, — послышался голос Пантелеева. — Сайт доделываем, сейчас к вам фотограф приедет.
— А мы прямо дома, что ли, будем фотографироваться? — спросил я.
— Да это абсолютно неважно, всё что нужно, потом дорисуем, лишнее уберём, — небрежно ответил Мавродий Сергеевич.
— Хорошо, буду ждать фотографа, — ответил я.
— А, и ещё, Матвей Михайлович, — сказал Пантелеев. — Сколько вы готовы сейчас вложить?
Я прикинул в уме.
— Тысячи две рублей, — сказал я наконец.
— Прекрасно, — ответил Мавродий Сергеевич. — Переведите мне сейчас, если не затруднит?
— Хорошо, — ответил я.
— Спасибо, Матвей Михайлович, — сказал Пантелеев. — Всего хорошего.
— До свидания.
Я поиграл ещё минут сорок, когда в дверь позвонили. Помня о том, что я дал Тарасу отдых до конца дня, я пошёл открывать сам, однако, когда я вышел на лестницу, то увидел, что дядька уже открыл. Это было ожидаемо, ведь ему было ближе дойти до двери, чем мне.
— Ваше благородие, — с сомнением сказал Тарас, — тут к вам, говорят фотограф.
— От Мавродия Пантелеевича, — проснулась в дверь женская головка с розовыми волосами и в круглых очках. — Я фотографка ваша.
— Фотографесса, тогда уж, — поправил её я, поморщившись от такого коверкания языка. — Тарас, всё в порядке, пускай.
Дядька подвинулся и девушка, отличавшаяся от Таши Гиксман, как будто только цветом волос, забежала по лестнице вверх. У неё также были густо татуированные руки и шея, и, насколько позволяла увидеть её майка, спина тоже. Ну, почему бы и нет.
— Матвей Михайлович, — обратилась ко мне фотограф, — меня зовут Евабелла, пожалуйста, делайте, как я говорю, хорошо?
Я пожал плечами.
— Так, сядьте, пожалуйста, за компьютер, — распорядилась Евабелла, — так, смотрите на меня.
Фотоаппарат начал щёлкать.
— Теперь вправо, повыше, пониже, вот так, — ещё серия щелчков.
Она подошла ко мне и взъерошила мне волосы. Вернулась на свою позицию и сделала ещё несколько снимков.
— Может быть, мне надеть что-нибудь другое? — спросил я.
— Да не, это всё неважно, замажем, подрисуем — отмахнулась фотограф. — Главное, чтобы лицо было ваше.
Щёлк-щёлк-щёлк.
— Давайте поднимемся на крышу, — предложила Евабелла.
— А откуда вы знаете, что у меня есть выход на крышу? — спросил я.
— Я подписана на Ташу Гиксман, — ответила фотограф.
«Естественно, ты подписана» — подумал я.
— Должна сказать, что в этой ситуации я целиком на её стороне, — заявила Евабелла, пока мы шли на крышу. — Я вообще всегда выбираю сторону женщины.
— Вот как? — произнёс я. — А о какой ситуации идёт речь?
— Вы на неё напали, склоняли к неприличным действиям, — сказала Евабелла.
Мы зашли на крышу.
— Разве этому есть какие-то доказательства? — спросил я.
— Зачем мне доказательства, если я верю ей на слово? — ответила фотограф и присела на корточки, взяв меня в прицел фотоаппарата. — Вверх смотрите пожалуйста.
Щёлк-щёлк-щёлк.
— А то, что она незаконно проникла на территорию, находящуюся в моей собственности, согласно договору найма, это вас не смущает? — поинтересовался я.
— Нисколько не смущает, — легко ответила Евабелла. — Влево смотрим.
Она сделала ещё несколько снимков и обошла меня с другой стороны.
— Как же вы тогда со мной работаете? — спросил я. — Если я такой плохой человек?
— Меня наняли, я работаю, — ответила фотограф.
— То есть, финансовый вопрос важнее, чем женская солидарность? — уточнил я. — Кто платит, тот и заказывает музыку, в смысле фотосессию?
— Что поделать, таково общество капитализма, — ответила Евабелла.
«То есть, это не Евабелла легко продаётся, забыв о своих принципах, а проклятый капитализм её заставляет. Понятно», — подумал я.
Щёлк-щёлк-щёлк.
— Думаю, достаточно, — сказала она.
— Отлично, спасибо, — сказал я.
— Разве что, — протянула Евабелла, — я сделаю несколько фото для себя…
— Не понял? — произнёс я.
— Я давно не практиковала фото обнажённой мужской натуры, — медленно сказала она, глядя мне в глаза.
— А вас не беспокоит, что придётся снимать бесплатно человека, который, по словам Таши Гиксман, так плохо с ней обошёлся? — ехидно спросил я.
— Ну, я же это делаю для своей практики, — хитро ответила Евабелла. — Что, если вы снимите вашу рубашечку?..
Она подошла ко мне и в самом деле начала снимать с меня рубашку.
— Нет, спасибо, — мягко я убрал её руки. — Мне скандалы не нужны, тем более фото в таком виде.
— А что, если, я не буду вас фотографировать, а вы просто разденетесь для меня?
Она снова начала меня раздевать. Я вывернулся и вернулся в квартиру. Она пошла за мной.
— Спасибо за вашу работу, всего хорошего, — я сделал рукой жест, указывающий на дверь.
— Вы не знаете, от чего отказываетесь, — тихо и хрипловато сказала Евабелла.
— Догадываюсь, спасибо, — холодно ответил я. — Вас проводить до двери или вы слишком независимы для этого?
— До свидания, — обижено буркнула Евабелла и сбежала вниз по лестнице.
«Нашла дурака» — подумал я, закрывая за ней дверь.
Интересное дело. Я, человек закрытый, необщительный и, в какой-то степени, нелюдимый, даже сидя дома, так сказать, в самоизоляции, постоянно становился участником каких-то событий, умудрялся, не покидая квартиры, встречать новых людей, становиться объектом (если не жертвой) домогательств, ложных обвинений и учредителем обществ. Странная штука наша жизнь, как говорят китайцы.
Впрочем, это всё шутки, ничего подобного они мне не говорили, и вообще, какой-либо духовности и мудрости я на Востоке не видел. Что неудивительно, если учесть, что всю духовность им придумал немец-филолог из Великобритании Фридрих Мюллер в середине девятнадцатого века. Не обошлось там и без добрых русских людей: с этим профессором одно время работал русский востоковед Сергей Фёдорович Ольденбург.
Я вспомнил, что надо перевести деньги Пантелееву. Я открыл банковское приложение на «ладошке» и отправил Пантелееву две тысячи рублей, оставив себе триста на карманные расходы. Если всё получится, мои деньги возвратятся сторицей, если не получится, я заберу свои две тысячи у Мавродия Сергеевича. А в самом крайнем случае… Что ж, у Тараса уже есть опыт из Фарго, подскажет.
Я повалился на диван и подумал о том, что оба моих беговых костюма требуют стирки. Естественно, сам я этим заниматься даже и не думал, просто постарался запомнить, чтобы сказать об этом завтра Тарасу. Я бы мог позвать его поиграть в какую-нибудь игру по локальной сети, но раз уж я дал слуге отдых, то пусть он и от меня отдохнёт. Вот если сам придёт, тогда другое дело.
Я взял книжку и начал читать. За этим занятием я провёл около часа. Встав, чтобы размяться, я принялся махать руками и ногами. Захотелось есть. Я вспомнил, что ел последний раз ещё утром. Я залез в холодильник, но, кроме сыра и колбасы там ничего стоящего не было. Сделав себе из них бутерброд, я полез в Паутину, чтобы заказать себе еду.
Я спустился к Тарасу и постучал в дверь. Раз у человека свободное время, то я не должен кричать ему, ожидая, что он тут же примчится выполнять мои указания.
Дверь открылась.
— Нужно чего, Матвей Михайлович? — спросил меня Тарас.
— Решил еды заказать, ты что будешь? — сказал я.
Тарас подумал.
— Мяса какого-нибудь можно и спагетти, — ответил он.
— Хорошо, — сказал я и пошёл к себе.
Я заказал нам стейков и пасту Болоньезе, которую Тарас научился готовить в Америке, и к которой пристрастил меня. Себе я заказал ещё и шесть бутылок лимонада. Приложение, предложило мне ещё сырный набор по скидке, я добавил в заказ и его. С моего счёта списалось около восьми рублей. На экране «Нокии» появилось уведомление из приложения ЛистЛиц. Я нажал на него. Заявка в друзья от Е-Б. Óтчетт. Что это за фамилия такая? Кто это вообще?
Я нажал на профиль и понял, что это фотограф Евабелла, которая приходила сегодня от Мавродия Сергеевича. Нажав кнопку «отклонить», я вышел из приложения. Вообще, это какое-то хамство: зачем добавляться в друзья, к человеку, которого, по собственным же словам, осуждаешь?
«Нокиа» зазвонила, на этот раз меня пожаловал звонком сам князь Юрий Мартынов.
— Да, Ваше Сиятельство? — ответил я.
— Матвей, — услышал я голос деда. — Михаил к тебе вчера заезжал, я знаю. Так что перейду сразу к делу.
— Слушаю, — произнёс я, внутренне напрягшись. Ну почему мои родственники никогда не звонят и не приезжают, чтобы сообщить мне что-то хорошее?
— Вокруг дела пресёкшейся со смертью отца и сына ветви рода Гуриели, ведётся большое разбирательство, помимо обычной полиции, подключена тайная. Твой знакомый агент Его Величества снова их навещал.
Я чуть не брякнул: «Я знаю», да вовремя спохватился. Пришлось бы тогда рассказывать, что я вчера не только выходил из дома, нарушив запрет отца, но и, с помощью Яра, которого у меня якобы нет, долетел до дома Аматуни, где, сидя под кроватью, слышал разговор агента с Елизаветой Георгиевной.
— Так, понятно, — произнёс я, вместо этого.
— Что тебе понятно? — сразу насторожился дед.
— Да ничего, собственно, — ответил я. — Продолжай.
— Вот и я думаю, что ничего тебе непонятно, — сказал дед. — Повторяю, вслед за Михаилом: с Аматуни пока не общайся. С журналистами тоже. Из дома не выходи.
— Мне повестка по поводу того, что я Бенедикта Алексеева прутом отхлестал, прийти должна, — безэмоционально ответил я. — И по поводу дуэли Валерия ещё допросы. Всё равно не выходить?
— По повесткам, сам понимаешь, что нужно явиться, — раздражённо сказал князь Мартынов. — Что ты глупые вопросы задаешь?
— Да я так, уточняю, — ответил я. — Что-нибудь ещё?
— Тайная полиция начала тобой интересоваться, — сказал дед. — И, в деле гибели князя и княжича Гуриели, полиция копает отношения Аматуни-Гуриели, а вот тайная полиция, кажется, копает под тебя. По крайней мере, такую информацию доносят мои информаторы.
— Да пусть копают, — безмятежно, насколько мог, сказал я. Даже рукой махнул для убедительности, хотя князь этого видеть не мог. — Я же из дома даже не выхожу.
— Вот и не выходи, — твёрдо сказал старый князь. И сменил тему: — Ты Михаилу звонил на днях, спрашивал про активы, говорил деловая идея какая-то тебя посетила, рассказывай?
— Да нет, ничего, просто фантазии какие-то, — соврал я. — Я в Паутине почитал на эту тему: ничего не получится.
— Понятно, — ответил Юрий Мартынов. — Я так и думал. Ну, всего доброго.
— До свидания, Ваше Сиятельство, — ответил я, слушая короткие гудки.
«Так он и думал, смотрите-ка», — мысленно возмутился я, положил «ладошку» и отодвинул подальше..
Я спустился вниз и, постучавшись, вошёл в комнату к Тарасу. На его вопросительный взгляд я ответил взмахом руки, дескать, не беспокойся, я сам разберусь.
— Тарас, а где мой карабин? — спросил наконец я, когда самому разобраться не получилось. Было весьма самонадеянно с моей стороны думать, что я смогу сам что-то понять в системе, по которой Тарас раскладывал вещи в своей комнате.
— Щас, Матвей Михайлович, — кивнул Тарас, поднялся с кресла и принялся чесать затылок. — Карабин-карабин. Куда же я его положил?..
Он принялся оглядываться и для чего-то даже похлопал себя по карманам, в которые карабин длиной в руку поместиться никак не мог.
— Куда же я его подевал? — бормотал Тарас. — Смешно даже.
— Грустно, девицы, — ответил я прочитанной где-то фразой. Впрочем, мне и самому было смешно от бестолковости Тараса.
Наконец автомат был обнаружен нами за спинкой дивана, на котором спал дядька. Как и почему он там оказался, Тарас объяснить не смог.
— Ты его посмотрел, почистил, сделал, что надо? — спросил я.
— Конечно, барин, — кивнул дядька.
— Хорошо, — ответил я. — Я пойду посмотрю какие-нибудь видео в Паутине, как собирать-разбирать его. А ты отдыхай.
— Матвей Михайлович, что ж я, барину своему не подскажу как автомат разобрать, что ли? — укоризненно спросил меня Тарас.
— Да зачем, отдыхай, — ответил я.
Тарас засопел. Я понял, что, по какой-то причине, я его очень обижу, если откажусь от его помощи.
— Ну, Бог с тобой! — согласился я. — Показывай!
— Сейчас, Матвей Михайлович, за ветошью сбегаю! — обрадовался дядька.
В этот момент доставили еду, которую я заказывал через Паутину. Наскоро, меньше, чем за час пообедав, мы с Тарасом приступили к процессу моего ознакомления с оружием.
Следующие пару часов я провёл, смазывая части автомата сухой смазкой, разбирая и собирая его, сначала просто так, потом на скорость и один раз даже попробовал сделать это с закрытыми глазами, но быстро запутался и решил попытаться в другой раз.
— Слушай, Тарас, — обратился я к дядьке. — Раз уж мне всё равно нужно сидеть дома, может надо на крышу стол для пинг-понга поставить?
— Так мы ж играть не умеем, — ответил тот.
— Ну вот и будем учиться, — сказал я.
— Могу хоть сейчас съездить, — сказал на это Тарас.
— Да я же тебе дал отдых до завтра, — возразил я. — Нет, лучше поступим вот как: я закажу стол, ракетки, мячики и сетку в Паутине, нам привезут на дом и установят.
Тарас пожал плечами.
— Вот и отлично! — я поднялся и пошёл к себе наверх, где у меня лежал телефон.
Около часа у меня занял заказ, заодно я заказал и снаряжение для бадминтона на случай, если настольный теннис мне или Тарасу не понравится.
В течение следующих суток ничего примечательного не происходило. Я читал, потом принимал заказ из спортивного магазина, наблюдая за муками грузчиков, которые пытались поднять тяжёлый стол по узкой лестнице моей квартиры. Особенно забавен был Тарас, от советов которого «угол, угол поднимай! Да не этот угол!» или «сбоку, сбоку заходи!» грузчикам не было никакого проку и который в итоге сжалился над ними и поднял стол на крышу с улицы Яром.
Потом мы пытались играть в настольный теннис, но ничего не получалось, потом мы играли в бадминтон. Потом я снова читал, валялся в ванной, смотрел сериалы и играл на компьютере.
Наутро пришёл тренер по пинг-понгу, которого я пригласил накануне опять же через Паутину, и дела на поприще настольного тенниса у нас с Тарасом пошли намного лучше. Никто мне не звонил, не писал, никуда не вызывал, не подвергал сексуальным домогательствам, иными словами, воскресенье я провёл как нормальный человек, не считая моей самоизоляции.
Единственной вещью, которая меня беспокоила весь этот день, была Константинопольская жара, поэтому вечернюю темноту я встретил лёжа на шезлонге у себя на крыше и выбирая переносной каркасный бассейн для того, чтобы поставить его во внутреннем дворе дома. Лучше было бы, конечно, поставить его тут же возле шезлонгов, но места не хватало.
Я уже выбрал модель бассейна, когда вспомнил, что перевёл две тысячи рублей Мавродию Пантелееву и что денег на бассейн у меня сейчас нет. Я сделал на «ладошке» заметку, чтобы завтра позвонить Мавродию Сергеевичу и узнать, как продвигаются наши дела.
Захотелось пить. Я глянул на лежавшего на соседнем шезлонге Тараса. Он, кажется, задремал. Я вздохнул и пошёл за лимонадом вниз сам. В моём холодильнике напитка не оказалось, и я спустился ещё ниже, на первый этаж, где стоял большой холодильник.
Я уже вернулся к лестнице, чтобы пойти на крышу, когда в дверь позвонили. Кого это принесла нелёгкая в воскресный день поздним вечером?