— Сомневаюсь, Сташков, — ответил я. Какое у меня может быть согласие с подлецом?
Тот ничего не ответил и продолжил:
— Однако, к делу. Я вернулся к своей ежедневной рутине, почти позабыв о вас, Аматуни и Гуриели. Почти, потому что я планировал вернуться к вашему делу позднее, когда и если всплывут новые подробности. Тут как раз в районе Пиратского убили местного криминального царька, моего давнего осведомителя, кстати.
— Да, я читал об этом в Паутине, — сказал я, притворяясь, что не имею никакого отношения к смерти усача Фануччи. — Кажется, его звали Фибоначчи или что-то такое. Так вы говорите, он был вашим агентом, сдавал своих дружков?
— Сдавал, да ещё как, но делал он для меня, то есть, в конечном счёте, для императора, не только это. Например, запрещал под страхом смерти преступникам носить огнестрельное оружие, чем сильно обезопасил район, — сказал Сташков. — Доходами от незаконных операций он тоже делился. Это было взаимовыгодное сотрудничество.
— Вы же чиновник на государственной службе! — возмутился я. — И говорите о сотрудничестве с каким-то гангстером, о каких-то преступных доходах!
— Поймите, Матвей Михайлович, — ответил тусклый господин. — Экономике нашего государства, да и любого государства, нужны деньги. Всегда и любые. Фануччи обеспечивал отсутствие хаоса на улице Пиратского и много давал экономике. Много для одного человека, разумеется. Естественно, полиция действовала отдельно от меня и, рано или поздно, в своё время, за ним и за всеми остальными пришло бы правосудие. Но я считал моей задачей поставить и этот преступный район на пользу государству, пока это не произошло.
— Ну и логика, — оставалось только вздохнуть мне.
— А главное, Матвей Михайлович, — продолжил Сташков, — вы можете не ломать комедию, коверкая имя покойного. Я знаю о вашем участии в его смерти и смертях двух его соратников. А также, о вашем участии в судьбе нашего друга Экина.
— Вот как? — сказал я, только чтобы что-то сказать.
— Да. И это нас возвращает к нашему делу. Когда Фануччи был убит кем-то из недоброжелателей, Экин после того, как вы столь благородно дали ему второй шанс стать честным человеком, наведался в квартиру покойного. Когда он туда вломился, сработала бесшумная сигнализация, оповестившая об этом моих людей, — продолжил рассказ Сташков. — Они задержали ничего не понимающего Экина, который и рассказал им о том, что Фануччи больше не с нами. А также о том, что началось всё с неудачной попытки ограбления какого-то юного дворянчика.
— И, по-вашему, выходит, что это был я? — попытался я произнести как можно более иронично.
— Естественно. Я знал, что после смерти Фануччи район погрузится в хаос, нужно было как можно быстрее поставить кого-нибудь во главе преступного мира этого места, — ответил агент Его Величества.
Я фыркнул.
— Вам, государеву человеку, нужно было поставить кого-то во главе преступного мира. Вы себя слышите? — горько сказал я.
— Поймите, стюард, — сказал он. — Бороться с преступностью — это задача полиции. Мои задачи более изящные и иногда требуют не совсем честных методов. Я должен избегать хаоса, чтобы большинство честных граждан могло спать спокойно. Я с радостью отдал бы Фануччи в руки закона, но пока закон не пришёл к Фануччи и его подчинённым, моя задача — минимизировать вред, который они наносят обществу, а ещё лучше, заставить их приносить пользу.
— Понятно, понятно, — махнул я рукой, — так, почему вы думаете, что это был я?
— После того, как мне передали данную Экином информацию, мои люди завербовали его, сделали нашим агентом. Стукачом, попросту говоря. — сказал Сташков. — Мой человек, его куратор, вы, кстати, его только что видели, отпустил Экина, велев отчитываться раз в неделю.
Я удивился:
— Человек, которого я душил — куратор Экина?
— Да, именно так, — кивнул неприметный господин.
— Почему же он не использовал Яр, когда к нему ворвался незнакомый человек, и не начал его душить? — поинтересовался я.
— Потому что у него нет Яра, — пожал плечами Сташков. — В моей организации пригождаются разные люди. Правда, после того как его пытался убить Экин, встаёт вопрос о профессиональной пригодности этого агента, но это уже моя проблема, как руководителя. Вас, Матвей Михайлович, она не касается. Кстати, вы не «незнакомый человек», он прекрасно вас знает.
— Интересно, — произнёс я.
— Я вернусь к рассказу. Под влиянием ли ваших слов или по причине отсутствия криминального заработка, но Экин на самом деле устроился на работу курьером. — сказал тусклый человек. — Каково же было моё удивление, когда его куратор сообщил мне, что, доставляя посылку некоему Матвею Михайловичу Мартынову, внуку князя Юрия Мартынова, Экин опознал в адресате того, кто заварил всю эту кашу на улице Пиратского, непреднамеренно подведя Фануччи под нож.
Я резюмировал:
— Таким образом вы сделали вывод о том, что дворянин, которого пытался ограбить Фануччи для поддержания своего авторитета и Матвей Мартынов, — это один и тот же человек, — основываясь на словах Экина?
— Да. И что меня особенно заинтересовало, так это то, что Экин утверждал, что дворянин активно использовал Яр, — ответил Сташков. — И это при том, что я своими глазами видел, что Яра у вас нет совсем. Будь у вас хоть капля, вы бы попытались ей воспользоваться, чтобы избежать пытки.
— А зачем вы мне рассказываете всю эту длинную предысторию? Не для того же, чтобы удовлетворить моё любопытство? — спросил я.
— О, конечно же, нет. Вы всё узнаете, когда придёт время. Я снова присмотрелся к вашей персоне. Вокруг неё в последнее время было много суеты. То вы лупите прутом несчастного словоблуда, то в доме князя Аматуни, с дочерью которого вы так сблизились, происходит настоящая бойня, то вдруг вы секундант на дуэли со смертельным исходом. Дуэли! — презрительно произнёс он. — Два идиота, дерутся как бараны из-за какой-нибудь чепухи! Только бараны умнее, потому что реже убивают друг друга!
— Что ж, видимо, смысл дуэлей понятен только тем, у кого есть честь, — пожал плечами я.
У меня была своя чёткая и аргументированная позиция по этому вопросу, которую я высказывал в разговоре с Валерием Мартыновым, поэтому восклицания филёра, в смысле шпиона, мерзавца и шантажиста, подглядывающего в окна и замочные скважины, меня только забавляли.
— Ах, да, честь. Конечно. Ну, уж простите, Бог не дал, — с сарказмом сказал Сташков. — В общем, в полицейских отчётах, к которым у меня есть доступ, упоминалось, что во время того, когда градоначальник Меньшиков распорядился провести зачистку района от преступных элементов, некий человек в маске ворвался в квартиру, где планировали отсидеться некоторые из этих самых преступных элементов, и выкинул одного из них из окна. По их словам, они неплохо побили его, прежде чем их арестовал полицейский офицер.
— Скáжете, и это тоже был я? — поднял бровь.
— Скажу, Матвей Михайлович. Я был почти уверен в этом. И, чтобы убедиться, я отправил к вам Экина, с историей о том, что Шавик, ныне покойный, я полагаю, собирается вас убить для укрепления своего авторитета, а также для того, чтобы отомстить за попавших под арест товарищей, — сказал он.
Я похолодел. Сташков посмотрел на меня долгим взглядом и так же равнодушно продолжил:
— Да. Скажу вам по секрету: изначально я планировал поставить во главе района Шавика. У него, как и у покинувшего нас Фануччи, был Яр, он был одержим жаждой власти больше, чем жаждой денег, у него была своя небольшая группировка и всё же он не смог бы встать у руля без нашей помощи. Но у нас было маловато влияния на него. То есть угроза ареста или смерти — это не всегда лучшая мотивация для плодотворного сотрудничества.
— Меня не интересуют подробности ваших подлых манипуляций, — произнёс я с презрением, через губу.
— Разумеется. Я решил: если моя догадка верна, то, скрывший каким-то образом наличие у себя Яра не только от меня, но даже и от собственных родителей, отказавшийся от выгодной женитьбы и карьеры только ради того, чтобы по какой-то причине скрывать свой Яр, стюард Мартынов не обратится в полицию, нет. Такой стюард Мартынов сам отправится убивать тех, кто хочет убить его!
Сташков опять улыбнулся уголками тонких бесцветных губ. И продолжил:
— И, если он в этом преуспеет, то вместо Шавика, который погибнет, я проведу на вершину криминальной иерархии Экина. Да, это будет чуть сложнее, но зато я буду иметь в своём кармане целого княжича Мартынова!
— А зачем вам в кармане целый княжич Мартынов, позвольте полюбопытствовать? — с иронией поинтересовался я.
— А затем, Матвей Михайлович, что ваше сословие, дворяне, особенно аристократия, графы да князья, терпеть нас, тайных агентов, не могут. «Шпики», «филёры» называете вы нас. Презираете за вынюхивание, за подглядывание, — ответил Сташков и продолжил:
— Чтобы аристократ с нами работал, нужно его на чём-нибудь подловить. На изменах, на нечестной карточной игре, на постыдных сексуальных пристрастиях. Кто попадается на такой крючок? Безответственные трусливые ничтожества, которых даже свои не уважают и ничего им не рассказывают. Бесполезные агенты. Таким, как они, пришлось бы позволить по указке Экина убить куратора, чтобы потом шантажировать их убийством слуги государева.
— А я, это, значит, другое дело? — спросил я.
— Именно так. Если бы вы убили куратора, то не стали бы жить с кровью невиновного на своих руках. Сдались бы полиции или руки на себя наложили. Поэтому и не позволил, — ответил Сташков.
«Готов пожертвовать подчинённым из собственной организации, чтобы поймать на крючок дворянина» — поразился я. Вслух же задал вопрос, занимавший меня с того момента, как Экин и куратор ушли:
— А почему Экину нужна была моя помощь, чтобы убить куратора, почему он так торопился его убить, что тыкал ножом вместо того, чтобы подождать пока я его задушу?
Тусклый господин снова шевельнул уголками губ, обозначив подобие улыбки, и ответил:
— Экин не ожидал, что здесь буду я. Его куратор велел Экину привести сюда Матвея Мартынова, когда вы покончите с Шавиком и его группировкой. Экин думал, что куратор будет один и считал, что этот человек — единственный, кто знает о том, что Экин работает на нас. Он просто решил убить своего куратора вашими руками и занять криминальный Олимп самостоятельно. Может быть, даже думал, что сможет и дальше обманом использовать вас для устрашения противников. Небось, мечтал, как будет хвастаться, что у него связи с князьями.
Он хмыкнул:
— Схема, которая одновременно демонстрирует, что у Экина есть лидерские качества, которые позволят ему стоять во главе преступных операций района Пиратского, и то, что он достаточно глуп и самонадеян, чтобы быть уязвимым без нашей поддержки.
— То есть, вы по-прежнему делаете на него ставку, как на главу преступного мира в районе Пиратского. После того, как он попытался убить непосредственного начальника? — уточнил я.
— Ясное дело, делаю ставку. Что же удивительного в том, что преступник ведёт себя как преступник? Он увидел свой шанс в ликвидации группировки Шавика вашими руками и попытался его использовать. Контроль Экина — это головная боль его куратора. Если этот куратор не справится, я назначу другого, — пожал плечами Сташков.
— Давайте вернёмся ко мне, — предложил я.
— Да, к вам. Вы попались не на любви к слишком юным мальчикам и не на воровстве из казны, чтобы покрыть карточные долги. Тут целая кровавая баня, да не одна, — тусклый господин казался почти воодушевлённым. — Я ещё покопаюсь, уверен, что и в деле со старшим Гуриели без вас не обошлось. Хотя, после того, как он ворвался в дом к Аматуни, не удивлюсь, если они и сами его убили…
Сташков помолчал несколько секунд, задумавшись.
— Вы, Матвей Михайлович, — моё самое ценное приобретение. Скрывать ото всех такой объём Яра, такую мощь. И ведь окружающие знают вас как человека благородного и бесстрашного, а главное, честного, — продолжил он. — Стюард Парящего Дворца Его Величества, вы имеете доступ, который другим моим агентам и не снился. Как много вы сможете сделать для нашего Отечества под моим руководством.
— Какой доступ у стюарда? — удивился я.
— Колоссальный, Матвей Михайлович, — твёрдо ответил Сташков. — Просто вы ещё не умеете смотреть на вещи с точки зрения моей профессии. Вы ходите по всему дворцу, вы слышите столько разговоров, можете заходить как в помещения для слуг, так и в помещения для благородных.
— Вы же человек Его Величества, разве у вас нет и так доступа в любые места, куда вы считаете по долгу службы заглянуть? Даже в те места, куда приличный человек заглядывать ни за что не станет? — спросил я.
— Я действительно могу получить доступ во многие места, — согласился тусклый господин, — но все будут знать, что сейчас придёт агент Его Величества, а значит, будут напряжены и подготовлены. К тому же, дворяне меня пускают не охотно и разговаривают со мной лишь тогда, когда нет возможности от этого отказаться.
— А стюард? — спросил я.
— А юного стюарда господа стесняться не будут, — ответил Сташков, — Стюард, он свой, дворянин, княжич, при нём можно и выпить, и пошутить, и о делах иной раз обмолвиться.
— И вы, мелкий, ничтожный шантажист, думаете, что я у вас в кармане? — с насмешкой спросил я.
— Именно так, Матвей Михайлович. Посудите сами. Вы утаили обстоятельства смерти княжича Гуриели, убили двух человек и стали косвенной причиной смерти третьего. Да, вероятно, во всех случаях вы защищались, но это должна установить полиция, от которой вы всё время скрывались. Про секундантство и выходку с журналистом я вообще молчу, — тусклый господин постучал пальцем по лежащему на столе портсигару. — Потом вы выбрасываете из с балкона ещё одного бандита, который выживает только по случайности. И, наконец, вы, с двумя сообщниками, вашим слугой Тарасом и уличным бандитом Экином, убиваете десять человек посреди загородной трассы. Да, они известные бандиты, но и они граждане Империи, их тоже защищает закон. Учитывая то, что вы скрываете свой Яр, всё перечисленное выглядит не просто подозрительно, а откровенно преступно.
— И что же? — презрительно спросил я. — Я должен испугаться правосудия и опозориться, спасая свою шкуру, как какой-нибудь декабрист?
— Декабристов, кстати, использовали умные люди в своих целях, — задумчиво произнёс глава шпионов. — Да, Их Величество Николай Павлович были умным человеком.
— Это точно, — подтвердил я. — Но я не декабрист. Хотите отдать меня под суд — извольте.