Конечно, глупо было сейчас привлекать внимание, когда с меня только что сняли подозрения. Могло дойти до вызова на поединок, который, скорее всего, проходил бы с использованием Яра, что означало бы для меня, пустышки, как минимум попадание в больницу.
С другой стороны, кто знает, может быть, Яр бы снова появился сам собой, и мне удалось бы его использовать на дуэли, которая является поединком чести и отказаться от которой немыслимо. В этом случае опять всплыли бы вопросы о том, что случилось в Парящем дворце с княжичем Гуриели, мною бы снова заинтересовался тусклый господин и так далее.
Тем не менее, всему есть предел. Моё воспитание не позволяло потакать подобному хамству по отношению к приличному обществу и представителям власти Его Величества. Поэтому я продолжил:
— Забирайте своих спутниц и уходите, — сказал я дворянину, держащему поводки. Затем я повернулся к околоточному: — А вы? Как вы смеете позволять так разговаривать с вами? Вы позорите мундир!
— Виноват! — быстро ответил околоточный надзиратель, вытянувшись, руки по швам.
Я снова повернулся к господину с девушками на поводках:
— Надеюсь, мне не нужно повторять? Не забудьте взять квитанцию на штраф.
Я был готов к тому, что он попытается дать мне пощёчину, чтобы обозначить вызов на дуэль или скажет какую-нибудь грубость, нарываясь на вызов с моей стороны, но дворянин просто как будто поник, стушевался и, обойдя меня, направился к выходу со своими спутницами. Околоточный, постояв передо мной ещё несколько секунд по стойке «смирно», отправился следом.
Возвращаясь за столик, я заметил, что посетители и посетительницы ресторана смотрят на меня с благодарностью.
— Тебя каждый вечер на подвиги тянет? — иронично спросила Елизавета Аматуни. Но её взгляд, полный восхищения, значил гораздо больше, чем её тон.
— Слушай, ну согласись, подобное поведение просто оскорбительно по отношению ко всем нам, — сказал я. — Неважно, зачем он это затеял, какое-нибудь глупое пари или что-то ещё.
— Пожалуй, — повела хрупкими плечиками Елизавета, — скажи лучше, Матвей, вот что. Ты сказал, истратил весь Яр на сёрфинг? И сейчас у тебя Яра нет?
— Ага, — весело ответил я, — всё истратил до последней капли. Да ты сама разве не чувствуешь?
— Матвей, — её ярко блестящие глаза загипнотизировали меня, — в том-то и дело, что чувствую. Очень хорошо чувствую. Настолько хорошо, что мне хочется сделать так.
Я услышал, как её туфелька слетела с ноги.
— Как? — не в силах оторваться от её глаз, хрипло спросил я.
— Вот так, — ответила она, и я почувствовал, как её ножка под столом начинает слегка массировать меня между ног. — Не знаю, что там в твоём детстве было, но прямо сейчас, Матвей, у тебя есть Яр, и он просто вынуждает меня делать то, чего мне раньше и в голову прийти не могло.
Щёки фрейлины были пунцового цвета, её поведение стало сюрпризом в первую очередь для неё самой. Наконец, она перестала безобразничать своей ступнёй у меня в паху, и я смог присмотреться к своему резервуару. К моему удивлению, там действительно был Яр. Поменьше, чем вчера, но учитывая размеры моего резервуара, всё же довольно много.
— Поехали, покатаемся, — отвлекла меня фрейлина Аматуни.
— Нужно расплатиться, — я протянул руку, чтобы нажать кнопку для вызова официанта, но Елизавета остановила меня.
— Я уже расплатилась, за тобой должок.
— Елизавета, — возмутился я, — куда это годится, чтобы дама платила за кавалера? В каком свете ты меня выставляешь?
— Шучу-шучу, — хихикнула она, я только велела принести счёт.
Расплатившись, мы вышли к машине, которую уже подогнал валет. Забирая у него ключи, я всунул ему в руку небольшую купюру в качестве чаевых. Сев за руль, я услышал слова фрейлины Аматуни:
— Отвези меня на пляж, Матвей.
Я прислушался к своим ощущениям.
— Елизавета, я очень устал. У меня были тяжёлые и насыщенные сутки. Мне очень приятно твоё общество, но мне нужно отдохнуть.
Фрейлина надула свои красивые губки.
— Тогда вези меня домой, — недовольно произнесла она.
Я вздохнул, позвонил Тарасу, чтобы он забрал меня от дома Аматуни, и выехал с парковки. Минут семь мы ехали в полном молчании. Вдруг Елизавета сказала, вытянув изящный пальчик:
— Останови здесь, пожалуйста.
Я припарковался и повернулся к ней. Она была очень близко. В следующее мгновение она впилась в меня страстным поцелуем. Я быстро отодвинул сидение подальше от руля, и она села мне на колени. Не знаю, сколько времени я её целовал и покусывал, щупая за то место, вид которого оценил ещё в ресторане. Усилием воли, я напомнил себе, что нужно знать меру, и оторвал фрейлину от себя.
— Елизавета, нам нужно держать себя в руках. Ты княжна, тебе ещё замуж выходить.
— Матвей, замолчи, — она снова потянулась ко мне, чтобы поцеловать. — ты на меня так действуешь… Я как будто пьяная.
Я отстранился.
— Нет, Елизавета, нужно остановиться. Я отвезу тебя домой.
Я легко снял её изящное тело со своих колен и вернул на пассажирское сиденье.
— Бессердечный ты человек, Матвей, — произнесла она.
Я молча завёл двигатель.
— Так откуда у тебя Яр? — спросила фрейлина, — ты меня с ума сводишь.
— Поверь мне, я сам ничего не понимаю, — ответил я, сказав чистую правду. — Когда у тебя следующая смена во дворце?
— Я пока не знаю, Её Высочество разрешили мне отдыхать столько, сколько я захочу, — сказала Елизавета Георгиевна. — А у тебя?
— У меня через шесть дней, — сказал я.
— Значит, на днях ещё увидимся, и не раз, — сделала вывод Елизавета.
— Ну, если я найду на тебя время в своём плотном графике, — пошутил я.
— Нет, вы на него посмотрите! — воскликнула фрейлина Аматуни, — молодая княжна к нему всем своим юным невинным сердечком, а он так холодно отвечает.
— Видел я сегодня какая ты невинная, Елизавета, — продолжил я и понял, что перегнул палку.
— Ты что, думаешь, я уже так с кем-то делала? Ты меня очень обидел, Матвей, — возмутилась фрейлина.
— Нет, Елизавета, что ты, я не имел ничего такого в виду, прости меня, — я попытался загладить свою ошибку.
— Я подумаю, — кивнула она. — Долгий сладкий поцелуй очень бы помог мне принять верное решение.
Что ж, выбора у меня не было. Я остановил машину, не доехав до её дома пятисот метров, и поцеловал её. Затем я довёз её до места назначения, помог выйти из машины и подчёркнуто церемонно попрощался, зная, что из окон могут смотреть её родственники.
Я чинно направился к нашему "ЗИЛу", дверь которого уже открыл передо мной кто-то из слуг дома Аматуни, сделав это вместо вечно всё забывающего Тараса. Сев в машину как можно изящнее, я дождался, пока слуга закроет дверь и облегчённо развязал галстук-бабочку.
— Ты почему дверь не отворил, Тарас? — спросил я, расстёгивая верхнюю пуговицу, когда автомобиль тронулся.
— Так я же знаю, что слуги у дома отворят, зачем мне беспокоиться? — ответил тот.
— Затем, что это твоя обязанность, Тарас. Что обо мне подумают? — внушал я.
— Понял, барин, в следующий раз в лучшем виде исполню, — сдался Тарас.
— В лучшем виде не надо: сделай просто так, как следует сделать, — возразил я. — А то знаю я тебя, придумаешь какое-нибудь улучшение этикета, такое, что весь Константинополь потом ещё долго вспоминать будет. Ухохатываться будут над стюардом Мартыновым, да слёзы от смеха утирать.
Тарас недовольно посмотрел на меня, не поворачивая головы, как птица, и обиженно засопел. Я же сосредоточился на своём резервуаре Яра. К моему удивлению, там не только было то количество Яра, которое я видел у себя в ресторане, но даже ещё немного больше.
Я попытался проанализировать происходящее. Яр появился вчера ночью, когда я помог фрейлине Аматуни отделаться от княжича Гуриели с плачевным для того результатом. Сегодня перед самым рестораном меня испытывал тусклый господин, и тогда я бы применил Яр для защиты, если бы у меня он был. Значит, я тогда был ещё без Яра, и он появился уже в ресторане.
Что же было в ресторане? В ресторане я поставил на место господина с голыми девушками. После этого Яр уже точно был, так как Елизавета Георгиевна изволила устроить шалости под столом с помощью своей ножки, чего бы никогда не сделала, будь я пустышкой.
Господин мог вызвать меня на дуэль, что было бы опасно для моего здоровья. Получается, опасность призывает Яр? Но мы это уже проходили в моём детстве, этот подход оказался безрезультатным. Ничего не понимаю.
Пока я размышлял, «ЗИЛ» приблизился к дому. Я вышел из машины и, велев Тарасу меня не беспокоить, поднялся к себе. Быстро переодевшись в домашнюю одежду, то есть в самые обычные штаны и майку, я решил, что раз уж у меня опять есть Яр, нужно вернуться к первоначальному плану и полетать ночью в темноте, пока меня никто не видит.
В моём доме было два этажа и плоская крыша, на которой Тарас иногда сушил бельё. Я поднялся туда и огляделся по сторонам. В пределах видимости никого не было. Я снова визуализировал огромную руку, которая поднимает меня в воздух. Я не беспокоился о слишком резком подъёме, потому что на этот раз надо мной вместо потолка было открытое небо. Врезаться можно не бояться.
Я взмыл в воздух, у меня захватило дух. Но не успел я впервые в жизни насладиться полётом, как снова влетел во что-то головой! На этот раз, что-то мягкое. Из-за темноты я увидел только мелькнувший неясный силуэт. Воображаемая мной рука продолжала тащить меня наверх силой моего Яра. Я взлетал всё выше и выше, пока всё-таки не сообразил, что нужно представить, что рука остановилась.
Я завис на довольно большой высоте и окинул ночной Константинополь взглядом сверху. Он был прекрасен, особенно меня впечатлил вид большого парка имени генерала от инфантерии Алексея Петровича Ермолова. Парк имел форму двуглавого имперского орла. Я видел в Паутине его фотографии и при дневном свете, и в ночной иллюминации, то есть подсветке, но увидеть подобное в живую — наслаждение совсем другого уровня, другого порядка.
Я обратил свой внутренний взор на резервуар, Яра немного поубавилось. Я решил спуститься и полетать на меньшей высоте некоторое время. Конечно, видом я уже наслаждаться не мог, зато у меня получилось быстро ускоряться в горизонтальной плоскости и тормозить. Я попробовал пикирование: быстрый спуск, а затем, у самой земли, подъём вверх.
Отрабатывая этот приём над своим домом, я заметил какую-то фигуру на крыше. Зависнув над ней, я понял, что это незнакомая мне девушка с густыми вьющимися волосами. Она уже увидела меня, поэтому прятаться не было смысла.
— Ну-ка, иди сюда! — бесцеремонно поманила она меня пальцем.
Я растеряно приземлился на крышу, представив, что огромная рука аккуратно ставит меня.
— Во-первых, ты в меня врезался! — она подскочила и толкнула меня. Это была девушка примерно моего возраста или чуть старше, с каштановыми, насколько я мог судить в свете фонарей, волосами, совсем невысокого роста. Она пыталась изобразить гнев, но лицо её имело выражение скорее весёлого озорства.
— Простите, — смущённо склонил голову я, поражённый, однако, её «тыканьем» и прочими нарушениями базовых понятий этикета.
— «Простите», — передразнила она, кривляясь. — Во-вторых, ты разве не знаешь, что полёты в ночное время запрещены всем не-дворянам?
Я не нашёлся, что ответить. В теории я помнил об этом запрете. На практике же, он меня не касался: во-первых, по причине столбового дворянства нашего рода, во-вторых, до вчерашнего дня я летать был просто неспособен. И неизвестно, останусь ли способен завтра.
— Ну, что ты молчишь, как воды в рот набрал? — расхохоталась она. — Я никому не скажу. Как тебя зовут-то, чудо?
— Матвей Михайл…
— Да зачем мне твоё отчество-то? — развеселилась она. — В каком доме ты служишь, Матвей?
Теперь всё встало на свои места. Она приняла меня за прислугу, которая, благодаря капле благородной крови, имеет скромное количество Яра и пытается летать по ночам, пока никто не видит.
— Я из этого дома, — честно ответил я и показал на крышу под своими ногами.
— А я служу в особняке через несколько домов отсюда, — сверкая улыбкой сказала она, — меня зовут Лена. Елена Бенесова, если по документам.
— Очень приятно, — кивнул я, в последнее мгновение осознав, что протянутую крохотную ладошку нужно пожать, а не поцеловать, — а что вы… ты…
— Что ты там мямлишь? Говори нормально, — она снова толкнула меня, но уже слабее, можно сказать, по-дружески, с симпатией.
В нормальной ситуации, когда я нахожусь у родителей и у деда, я спокойно обращаюсь к прислуге на ты. Но сейчас, когда Елена не является моей прислугой и, более того, меня самого принимает за прислугу, когда мы общаемся так… неформально, что ли, мои внутренние системы самоидентификации в обществе дали сбой. Не говоря уже о том, что в наши дни все незнакомые люди друг к другу обращаются на «вы».
— Что ты тут делаешь? — спросил я, пересиливая своё отторжение того факта, что я вынужден «тыкать» женщине, с которой едва знаком.
— Я прихожу сюда играть на флейте. Тут уютно и никого нет. Обычно, — весело и дружелюбно ответила девушка. Моё «тыканье», которое мне казалось грубостью, она приняла как самую естественную вещь на свете.
«Так вот, о ком вчера упоминал Тарас, когда говорил, что кто-то на «дудке играет» — понял я.
— А как я в тебя врезался, если я был в воздухе, а не-дворянам летать запрещено? — полюбопытствовал я.
Она секунду смотрела на меня, будто прикидывая, действительно ли я такой глупый или просто для смеха притворяюсь.
— Затем, что я взлетала на крышу, Матвей, — наконец ответила она, — мне тоже кое-что досталось от благородных предков, которые путались с прислугой. Моей Яры хватает на большие прыжки, например, чтобы запрыгнуть на крышу этого дома.
— То есть, я врезался в тебя, когда ты была в прыжке? — уточнил я.
— Ага, вот, посмотри, синяк небось огромный? — она молниеносно задрала кофточку чуть ли не до самой груди. Никакого синяка я не увидел, зато увидел тонкую талию и красивый плоский животик с вертикальной полосочкой пресса посерединке.
— Да нет, вроде бы всё хорошо, — ответил я как можно беспечнее, будто передо мной каждый день незнакомые девушки одежду задирают. — А что ты играешь?
— Просто нахожу в Паутине разные мелодии и разучиваю те, которые нравятся. Из видеоигр или фильмов или классику. Хочешь послушать? — сказала она, возвращая одежду на место.
Я понял, что она скорее утверждает, чем спрашивает. Вообще, Лена создавала впечатление девушки, с которой лучше не спорить.
— С удовольствием, — сказал я из вежливости.
Минут с десять она играла разные мелодии, в целом неплохо, но я привык к другому уровню исполнения. Когда она закончила, я слегка похлопал.
— Тебе правда понравилось? — спросила она.
— Да, конечно, — ответил я. Не объяснять же девушке, что исполнение дилетантское.
Она положила флейту и стала приближаться ко мне.
— Хоть ты и мямля, Матвей, но что-то мне в тебе нравится, — прошептали её влажные губы.
«Я даже знаю, что» — подумал я. — «Мой Яр. Человек с таким количеством Яра обычно если и разговаривает с ней, то только как с прислугой. А тут она думает, что мы ровня, но Яра у меня в резервуаре сейчас как у мелкого дворянина, то есть, намного больше, чем у всех, с кем она может иметь свободный разговор».
Она приблизилась ко мне. Её макушка не доставала мне и до подбородка.
«Какого чёрта» — решил я, — «она сама этого хочет, и жениться мне не придётся. В конце концов, возможно, это мой последний шанс познать близость с женщиной. Яр ведь может не вернуться.»
Я наклонился и поцеловал её. Она охотно ответила. Я понял, что нужно делать: взяв её за руку и приложив палец к её губам, я сказал: «Тс-с!». Мы прокрались в мою собственную спальню, где я прошептал, притворяясь, что нам нельзя тут находиться:
— Сегодня хозяина нет, только внизу спит Тарас.
— Значит, нам повезло! — хихикнула Лена, толкая меня на кровать.