Взвиваются сигналы, стучат шпилевые машинки, и через несколько минут миноносцы, бороздя волны не убранными еще якорями, мчатся неведомо куда. Всем жутко и захватывающе интересно. Оправдается ли и на этот раз вера в дар предвидения Колчака?
Миноносцы идут опасными курсами, вплотную к минным банкам и страшным рифам. В наступающих сумерках проходят все нумерованные вехи, выходят в открытое море. На мостике головного миноносца - худощавая, несколько сутулая фигура командующего, с орлиным носом, в глубоко надетой на голову фуражке. С других судов наблюдают за этой фигурой и стараются истолковать каждое ее движение. Черный силуэт сначала почти неподвижен, повороты его размеренны, неторопливы и несколько угловаты. Внезапно фигура cловно вспыхивает движением, нервно жестикулирует и мелькает то на одном, то на другом крыле мостика. Дергаются сигнальные фалы, один за другим на всех реях поднимаются сигналы. Их лаконичный язык указывает на целый план, и со спуском сигналов миноносцы разлетаются каждый по своему назначению.
Небо заволакивают тучи, исчезают последние отблески зари, опускается ночь. Миноносцы разошлись в цепь, Колчак продолжает путь с Особым полудивизионом. Узкий красноватый луч передает сопутствующим судам: "Адмирал показывает курс: 135". Штурманы поспешно прикладывают к картам транспортиры - курс ведет к Виндаве. Замирает сердце, мистически жуткое чувство охватывает спокойных замолкших людей, корабли уже в неприятельских водах. Черная даль, томительная неизвестность, равнодушное журчание холодных волн.
Вдруг - краткий однобуквенный сигнал: "Меньше ход", и сейчас же другой: "Вижу неприятеля на румбе 180". Флагманский миноносец стремительно разворачивается, и резкий выстрел из носовой пушки ошеломляет своей внезапностью. На мгновение море освещается, и все сразу видят врага: немецкий дозорный крейсер с тщательно закрытыми огнями тихо покачивается на волне, спокойно отдав якорь. Какая беспечность! Всем становится ясно, что адмирал завел полудивизион в самый тыл врага - туда, где тот пренебрегает элементарнейшими правилами предосторожности. Через шесть секунд после командирской пушки открывает огонь весь отряд. При вспышках выстрелов видны растерянная беготня на крейсере, попытки поднять якорь. Начинается ответный огонь. Вокруг миноносцев падают снаряды, производя каждый раз зловещий звук, похожий на удар исполинского хлыста.
Неприятель телеграфирует о помощи, но мы перебиваем его, и телеграфисты бегом приносят на мостик Колчаку бланки со следами запутанной борьбы букв: adv... тгж... idt... ффр... bed... ppp...
Внезапно у неприятельского крейсера вспыхивает сразу на носу и на корме. Через несколько минут огненные языки лижут мостик, надстройки и мачты. Поднимается огненный столб, и сноп искр развевается по ветру. Огромное зарево освещает море далеко вокруг. Видно, как адмирал резко ударяет по поручням мостика и приказывает прекратить огненное зрелище, призывающее к месту боя неприятельские силы. На головном миноносце поворачиваются аппараты, и через несколько мгновений с громким всхлипом в воду падает длинная стальная сигара, блеснув на мгновение красным отблеском пожара, и, шипя, устремляется вперед.
Оглушительное, стонущее "а-ах!", огненные обломки. Через полторы минуты все кончено, на море тишина. Подбирают с воды немногих уцелевших, указанным курсом быстро и беспрепятственно уходят домой - к своим минным полям.
Вернулись. Миноносец адмирала облеплен катерами с донесениями. Подведены итоги. Колчак выпивает стакан кофе и уходит в каюту, приказав будить с каждым докладом. На "Сибирском стрелке" поднимается последний сигнал: "Кораблям, вернувшимся с моря. Адмирал изъявляет свое удовольствие. Команда имеет время обедать".
Такова была его боевая работа.
На берегу, в Гельсингфорсе, он виделся с госпожой Тимиревой.
В таких походах он уже тогда думал о ней.
4
Он был старше на девятнадцать лет, и к моменту их встречи у него за плечами протянулась длинная цепь трудов и приключений; достаточно сказать, что к тому времени Колчак плавал в водах четырех океанов и двадцати морей, объехал (первый раз) вокруг Земли, месяцами, бывало, стоял с кораблем в Шанхае, Руане, Пирее - и соответственно погружался в мир Китая, Франции, Греции, выпустил две книги, заслужил ряд русских и иностранных орденов.
Анна Васильевна постепенно впитала в себя историю его прежней жизни. Это была биография нельзя сказать, чтобы идеализированная, но все же очищенная любовью - очищенная и с той и с другой стороны.
Среди далеких предков адмирал мог назвать Колчак-пашу, плененного войсками Миниха при взятии Хотина (1739). Предки более близкие - бугские казаки, потомственные дворяне Херсонской губернии. Многие в роду служили в армии и на флоте.
Василий Иванович, отец. Воспитывался в одесской Ришельевской гимназии, служил в морской артиллерии. Защищал Малахов курган, был ранен и взят в плен французами. Прошел курс в Институте корпуса горных инженеров, изучал металлургию, практиковался на Урале. Приемщик Морского ведомства на Обуховском заводе. Уйдя в отставку в чине генерал-майора, остался на заводе в инженерной должности. Выпустил "Историю Обуховского завода, в связи с прогрессом артиллерийской техники" (1894) и, на самом склоне лет, книгу "Война и плен, 1853-1855 гг. Из воспоминаний о давно пережитом" (С.-Петербург, 1904). Человек сдержанный, с ироническим складом ума. Франкофил. Умер в 1913 г.
Ольга Ильинична, мать. Урожденная Посохова, из донских казаков и херсонских дворян (интересно, что казачьи корни - и у жены адмирала, и у Анны Васильевны). Вдвое моложе Василия Ивановича, когда тот взял ее в жены (соотношение возрастов как раз такое, как при встрече А.В. Колчака и А.В. Тимиревой). Родила, кроме Александра, двух дочерей, из которых одна умерла в детстве (на дочерей не везло и Александру Васильевичу: Татьяна, его первенец, прожила всего несколько дней; Маргарита, третья, и последняя, из его детей, скончалась в двухлетнем возрасте). При рождении Александра матери было восемнадцать. Красивая, спокойная, тихая, добрая, строгая. "Воспитывалась она в Одесском институте и была очень набожна... Александр Васильевич ее очень любил и на всю жизнь сохранил память о долгих вечернях, на которые он ходил мальчиком со своей матерью в церковь где-то недалеко от мрачного Обуховского завода, вблизи которого они жили по службе отца. Александр Васильевич был очень верующий, православный человек; его характер был живой и веселый (во всяком случае, до революции и Сибири), но с довольно строгим, даже аскетически-монашеским мировоззрением. У него были духовники-монахи, и я слышал, как он, будучи командующим Черноморским флотом, навещал одного старца в Георгиевском монастыре в Крыму. Вероятно, эти черты были в нем заложены его матерью"8. Умерла в 1894 г.
Александр Васильевич Колчак родился 4 ноября 1874 г. Рано решил стать флотским офицером. Учился в Морском училище - Морском кадетском корпусе (1888-1894), куда перевелся из 6-й Санкт-Петербургской классической гимназии. Кроме военного дела, увлекался точными науками и заводским делом. Слесарить выучился в мастерских Обуховского завода, штурманское дело осваивал в Кронштадтской морской обсерватории.
В 1895-1899 гг. - в дальних заграничных плаваниях на крейсерах "Рюрик" и "Крейсер". Во время плаваний в водах Тихого океана (в основном китайских и корейских) соприкоснулся с тем, что сыграло впоследствии громадную роль в его жизни, - с миром Востока и со стихией северных морей. Пытался самостоятельно изучить китайский язык. Начал заниматься наукой (океанографией, гидрологией, картами течений у берегов Кореи). Готовил себя к южнополярной экспедиции, мечтал продолжить работы Ф.Ф. Беллинсгаузена и М.П. Лазарева, дойти до Южного полюса. К этому времени прекрасно владел тремя европейскими языками, хорошо знал лоции всех морей Земли.
Приглашенный бароном Э.В. Толлем в Русскую полярную экспедицию (РПЭ), смотрел на нее как на пролог будущей Русской антарктической экспедиции. В ходе подготовки к РПЭ изучил магнитологию в Павловской магнитной обсерватории; практиковался в Норвегии у Фритьофа Нансена.
В 1900-1902 гг. прошел с "Зарей" (бывшим норвежским китобойным судном) путь по арктическим морям с двумя зимовками (каждая - по одиннадцать месяцев): у берегов Таймыра и у острова Котельный. Во время зимовок совершал дальние - до 500 верст - поездки на собачьих нартах и на лыжах, определял астропункты, вел маршрутную съемку и барометрическое нивелирование. На одном таком маршруте (вдвоем с Толлем) девять дней пришлось на стоянки из-за пурги и четыре - на безуспешное ожесточенное раскапывание снега в поисках ранее оставленного склада.
Исполнял должности гидролога и второго магнитолога. Толль отметил, что Колчак "не только лучший офицер, но он также любовно предан своей гидрологии"9 и "эта научная работа выполнялась им с большой энергией, несмотря на трудность соединить обязанности морского офицера с деятельностью ученого"10. Под руководством Колчака во время плавания проводились комплексные гидрологические исследования, по возможности ежесуточные. Он промерял глубины, выходил в разведку на паровом катере или шлюпке, наблюдал за состоянием льдов, контролировал ежечасный отсчет прилива на зимовке. После его съемок и описей береговая линия западного Таймыра и соседних островов приобрела совершенно новые очертания на картах; один из вновь открытых у берегов Таймыра островов Толль назвал именем Колчака. Поездка Колчака по льду к северу от острова Бельковский стала составной частью исследований, приведших к открытию круглогодичной заприпайной полыньи в этой части океана.
На первой зимовке выстроили специальный снежный домик на островке вблизи рейда "Зари": стены и потолок были укрыты парусиной, а керосиновая печь поддерживала температуру от нуля до плюс трех. Здесь Колчак вместе с Ф.Г. Зебергом вел магнитные наблюдения. С ним же на мысе Челюскин провел полные астрономические наблюдения для уточнения координат мыса.
Зоолога А.А. Бирулю (Бялыницкого-Бирулю) он сопровождал в береговых экскурсиях, проводил в его отсутствие драгировочные работы, передавал ему свои сборы (жуков, пауков, клещей), сообщал орнитологические наблюдения.
Добавим, что "господа ученые" не гнушались принимать участие в снятии с мели судна, в сборе плавника, а когда собаки не в силах были тащить груз сами впрягались в лямку.
Экипаж судна состоял из матросов военного флота, и обязанностью всех трех судовых офицеров было поддержание дисциплины и порядка. Колчаку это удавалось лучше других, без оскорблений, характерных для командира судна Н.Н. Коломейцева: не случайны слова Толля о "лучшем офицере" экспедиции.
Когда Толль решился на отчаянное предприятие - на санях и байдарках добраться до острова Беннетта, - первым кандидатом себе в спутники он выбрал лейтенанта Колчака, и только невозможность оставить "Зарю" без опытнейшего и авторитетнейшего офицера (к тому же выносливого и волевого) заставила Толля отказаться от этого. Похоже, что отправление в путь без Колчака предопределило гибель Толля.
После навигации 1902 г. "Заря", добравшаяся до бухты Тикси, была раздавлена льдами и не имела запасов угля, поэтому экспедиция, снятая пароходом "Лена", через Якутск прибыла в декабре в столицу. Но не вернулся Толль, ушедший с тремя спутниками к острову Беннетта по морскому льду. Надеялись, что он там зазимовал.
Колчак, прибыв в Петербург, предложил Императорской Академии наук, встревоженной участью Толля, организовать немедленно спасательную экспедицию к острову Беннетта на шлюпках. Спутники по РПЭ отнеслись к этой идее скептически ("такое же безумие, как и шаг барона Толля"). Но когда Колчак выразил готовность возглавить предприятие, Академия дала ему средства и полную свободу действий, а боцман и рулевой старшина с "Зари" вызвались идти с ним. Еще четверых участников Колчак нашел среди тюленепромысловиков, специально съездив за ними на Мезень. Сговорившись по телеграфу со своим якутским знакомым, ссыльным П.В. Олениным, Александр Васильевич поручил ему подготовить на побережье собак и тяжелый китобойный вельбот с "Зари", покуда партия Колчака доберется до низовья Яны.
Рассказывал ли Анне Васильевне Колчак об этом самом знаменитом своем путешествии? Если да, то что? Или рассказывала жена Колчака в пору своей дружбы с молодой Тимиревой? Ведь в РПЭ Колчак отправился женихом, а в считанные петербургские дни между двумя экспедициями (тут и вся подготовка, и поездка на Мезень) оказалось не до свадьбы - и Софья Омирова вновь осталась ждать своего жениха.
Добравшись до Казачьего на Яне, Колчак не находит там вельбота. Дорог каждый день, и назавтра он садится в нарты и на оленях спешит в Тикси, куда почти тысяча верст. Прибыв на "Зарю", узнает, что вельбот отправлен на оленях, поворачивает назад и почти одновременно с вельботом прибывает в Казачье. Теперь первая забота - выкормить 161 купленную собаку (год выдался с плохим уловом рыбы, и собак в хорошем состоянии было не купить).
В начале мая экспедиция отправляется в путь. На двух нартах, запряженных тридцатью собаками, везут вельбот; спереди и сзади - еще десять нарт, везомых тринадцатью собаками каждая, с людьми и припасами. Снег и лед делаются уже рыхлыми, нарты с тридцатипудовым вельботом постоянно проваливаются, приходится идти по ночам, когда подмораживает. Часты громадные торосы, в которых приходится прорубать путь. Собаки выбиваются из сил, нарты с вельботом приходится тащить и людям.
При движении через Новосибирские острова дважды приходится менять первоначальный план: изменить маршрут, раньше отделиться от вспомогательной партии, ради экономии провизии скормить собакам часть оленей, добытых охотой, а потом все-таки убить часть собак...
В ожидании вскрытия моря команда Колчака охотится на оленей, уток и гусей. Приделывают к вельботу полозья из плавника, чтобы легче было вытягивать его на лед и, в случае нужды, волочить по льду своей силой. Первая попытка выйти в море оказалась неудачной из-за массы мелкого льда, через который не пробиться.
18 июля - начало плавания. День за днем - сплошной густой снег. "Мне никогда не приходилось видеть такой массы снега во время арктического лета; снег шел не переставая густыми хлопьями, заваливая все на вельботе мягким, влажным покровом, который таял в течение дня, вымачивая нас хуже дождя и заставляя испытывать ощущение холода сильнее, чем в сухие морозные дни. Время от времени, для отдыха и чтобы согреться, мы предпринимали высадку на берег. Находя проход в ледяном вале, мы входили в тихую, точно в озере, полосу воды, шириной иногда около кабельтова, и сейчас же садились на мель. Приходилось влезать всем в воду и тащить, насколько хватало сил, вельбот ближе к берегу. Затем мы переносили палатку и необходимые вещи на берег, разводили костер из плавника, отдыхали и принимались снова бродить по ледяной воде, пока не удавалось вытащить вельбот на глубокое место, где мы ставили паруса и отправлялись дальше. Иногда мы выбирали площадку прямо на торосе и устраивались на ней, предпочитая предпринимать довольно отдаленные экскурсии за плавником на берег, чем перетаскивать вельбот по отмелям" (из печатного отчета Колчака). Таким был путь вдоль земли Бунге, и похожим вдоль острова Фаддеевский.
Далее необходимо пересечь Благовещенский пролив, с прихотливыми приливо-отливными течениями, мелями, мощными ледяными заторами: подобие могущественной реки в ледоход. Эта часть плавания оказалась самой трудной.
На последнем, уже в открытом океане, переходе (от Новой Сибири до Беннетта) море гладко, как стекло, зато сплошной туман. Двое суток почти беспрерывного хода. Редкие льдины, дающие пристанище для отдыха и еды. Стремительный сон после 12-часовой гребли на сравнительно небольшом ледяном обломке (ночью он треснул под ними, вельбот едва не унесло). Наконец 4 августа цель достигнута.
При обследовании острова Колчак, переходя морской залив по льду, провалился в трещину, ушел под воду. Вытащен, переодет, одежда высушена на солнце...
Выяснилось, что Толль со спутниками ушел с острова в начале прошедшей зимы. Нашли и вывезли документы Толля и научные материалы - составленную им карту и ту часть геологических коллекций, которую могла взять шлюпка. Покинув остров 7 августа, 27-го вернулись к исходному пункту плавания (обратный путь оказался труднее, попали в бурю). С участием вспомогательных групп осмотрели берега Новосибирских островов и прежде заложенные склады. Следов Толля не было нигде - гибель его была несомненной. До замерзания моря начальник экспедиции оставался на Котельном, в октябре перешел на материк. Штурманские свои задачи он выполнил превосходно. Все спасатели вернулись целы и невредимы11.
В Усть-Янске (Казачьем) Колчак неожиданно встретился с невестой, доставившей провизию путешественникам. С острова Капри, из Италии, она в одиночку - на судах, поездах, лошадях и оленях - приехала его повидать. По ее словам, после отъезда Колчака в Петербурге склонились вернуть экспедицию с гибельного маршрута, но спасатели к тому моменту ушли за пределы досягаемости.
В конце января на собаках и оленях все прибыли в Якутск, и здесь совершился резкий "поворот руля", вообще характерный для жизненного пути Колчака. Инерция будто не в силах пронести его мимо точки выбора. Линия жизни его отчетливо делится на отрезки, отличающиеся один от другого, кажется, всем - местом действия, кругом общения, характером занятий, требованиями к его личности, внутренним содержанием деятельности (но полного разрыва с прошлым никогда нет, и рядом с главной линией всегда видны необрываемые пути прежних дел, связей, мыслей).
Назавтра по прибытии в Якутск телеграф принес известие о нападении японцев на Порт-Артур, и Колчак телеграфировал Академии просьбу об отчислении своем в Морское ведомство, морские же инстанции просил о направлении в район боевых действий. ИАН не соглашалась, пришлось добиваться своего через президента, великого князя Константина Константиновича. Пока суть да дело, Колчак с невестой перебрались в Иркутск, где в местном географическом обществе он сделал доклад "О современном положении Русской полярной экспедиции". Предварительный отчет о своей экспедиции написал и отправил в ИАН12, остальные дела, включая поездку в Петербург, поручил Оленину.
Свой успех, свою победу он, можно сказать, сложил к ногам невесты, и в условиях начавшейся войны свадьбу решили далее не откладывать - 5 марта 1904 г. Александр Васильевич Колчак и Софья Федоровна Омирова обвенчались в Иркутске, откуда через несколько дней и разъехались.
В Порт-Артуре Колчак служил сначала на кораблях: вахтенным начальником на крейсере "Аскольд", артиллерийским офицером на минном заградителе "Амур", командиром эскадренного миноносца "Сердитый". На поставленной им к югу от Порт-Артура минной банке подорвался и погиб японский крейсер "Такасаго". В ноябре, после тяжелой пневмонии, перешел на сухопутный фронт. Командовал батареей морских орудий (47 и 120 мм) в вооруженном секторе Скалистых гор. Награжден орденом Святой Анны IV степени с надписью "За храбрость". В момент сдачи крепости (20 декабря) еле держался на ногах и вновь угодил в госпиталь - не столько из-за ранения, сколько из-за суставного ревматизма в очень тяжелой форме: Север подорвал его здоровье13.
Попал в плен. Начав поправляться, был перевезен в Японию. Война еще шла, Мукден был позади, Цусима - впереди, русские офицеры рассматривались как достойный уважения противник. "В Нагасаки партия наших больных и раненых получила очень великодушное предложение японского правительства, переданное французским консулом, о том, что правительство Японии предоставляет нам возможность пользоваться, где мы захотим, водами и лечебными учреждениями Японии или же, если мы не желаем оставаться в Японии, вернуться на родину без всяких условий. Мы все предпочли вернуться домой"14.
В апреле-июне 1905 г. Колчак проделал путь через Америку в Петербург. За отличие под Порт-Артуром он был пожалован золотой саблей с надписью "За храбрость" и орденом Святого Станислава II степени с мечами. Врачи признали его совершенным инвалидом и отправили лечиться на воды; лишь через полгода он смог вернуться в распоряжение ИАН.
До мая 1906 г. приводил в порядок и обрабатывал экспедиционные материалы. РПЭ доставила столь богатые научные данные, что для их разработки понадобились многолетние усилия и русских и иностранных ученых. Подготовка общего научного отчета о работах РПЭ была разделена между Бирулей и Колчаком, который взял на себя его вторую половину, но не успел завершить труд. Не довел он до печати и монографию о картографических работах РПЭ. Главным научным трудом А.В. Колчака стала его книга "Лед Карского и Сибирского морей"15, в основе своей написанная во время зимовок на Таймыре и Новосибирских островах.
10 января 1906 г. на объединенном заседании двух отделений Императорского Русского Географического общества Колчак сделал сообщение об экспедиции на остров Беннетта16, а 30 января Совет ИРГО (в присутствии П.П. Семенова-Тян-Шанского, М.А. Рыкачева, Ф.Н. Чернышева, Н.Я. Цингера, В.И. Ламанского, Н.И. Веселовского, Ю.М. Шокальского, Ф.И. Щербатского) присудил ему "за необыкновенный и важный географический подвиг, совершение которого сопряжено с трудом и опасностью", высшую награду ИРГО Большую золотую Константиновскую медаль.
За этим последовал новый поворот в судьбе.