Что в этот страшный мир, как Антигона,
Пришла не ненавидеть, но любить.
Прости, Леночка за эту литературу. М[ожет] б[ыть], не стоило бы писать, ну да все равно. Целую тебя и Иленьку и очень вас люблю."
От 2.11.51
Дорогая Алена, получила твое законспирированное письмо [что это означает - неясно, так как Тюлино письмо, конечно же, потерялось. - С.И.] как раз тогда, когда собиралась послать телеграмму с запросом, живы ли вы. Не послала, так как, к счастью, денег не было. Ты, очевидно, все же не соображаешь в полной мере, что значит здесь не иметь писем. Вспомни портрет Угрюм-Бурчеева (мама, это я!) - "пейзаж изображает пустыню, над которой повисло небо цвета солдатского сукна" и т.д. По-видимому, этот пейзаж действует на людей очень разлагающе, так как нигде и никогда я не видала таких дурацких отношений между людьми, которые размениваются на пятаки и копейки. Такая старая собака, как я, и то разводит руками. "Если долго так продлится, скоро крышка будет мне, и могу я повредиться в небольшом своем уме", - как говорил один персонаж из некой морской поэмы. Цени, что имеешь дело с футболистом Ильей и ягуаровой Ольгой - что за дивные существа! [Ольга в это время влилась в Клуб юных биологов Зоопарка - КЮБЗ, а мои помыслы были без остатка отданы всяческому футболу: летом натуральному с битьем ногами по мячу, зимой - пуговичному. - С.И.]
Живу я сейчас в комнате, совсем отдельной, даже с отдельным ходом, не соприкасаясь с хозяйкой. Через сени живут две древние немки, у которых я жила летом; они размножились, очевидно, почкованьем, и теперь их стало три, а вместе им уж 250 лет. Жить одной неплохо в смысле работы, так как мои макеты занимают иногда всю комнату кроме кухонного стола, что в общежитии недопустимо. Но надо топить печку, таскать дрова и обо всем заботиться самой. Все бы это ничего, но если, к примеру сказать, заболеешь, то можно испустить дух и никто об этом не догадается.
А вот из письма ко мне от того же числа:
Здесь у нас стал Енисей, и теперь сообщение с миром только самолетами, машинами и автобусом, который ходит в Красноярск. Мальчишки на санках так раскатали всю горку, что ужасно скользко ходить. Зато у них масса удовольствия. Недалеко от Енисейска (30 км) недавно убили медведя, который нападал на людей, одного ранил, и его отбили только собаки; другого вовсе задрал, а потом и сам нарвался на человека с ружьем, тут ему и пришла крышка.
С нетерпением жду твоих фото, а также будь любезен прислать мне план квартиры: где столовая, где ты - мне интересно. [Квартира на Плющихе была к этому времени отремонтирована и усовершенствована, так что интерес тети Ани понятен. - С.И.] У меня в комнате русская печка, и если вы с Тюлей все же когда-нибудь приедете, то Тюлю я уложу спать на печку, а тебя в печку и утром буду вытаскивать за ноги. А если будет жарко, то в сенях есть ящик для кур. Тогда Тюля будет опять же на ящике, а ты внизу, т[ак] ч[то], видишь, все очень удобно.
Ну, будь здоров и счастлив. Целую тебя и Ольгу, если ее еще не съели ягуары.
На нескольких крохотных желтых листках, выдранных из блокнота, письмо без даты - от какого-то ноября:
Дорогая Леночка, несколько дней собиралась тебе ответить и все не могу. Не то чтобы некогда, но я напрочь утратила эпистолярный стиль. Сейчас ночь или раннее утро, сие мне неизвестно за отсутствием часов. Но больше нет возможности лежать и смотреть на лиловое окно - то ли луна, то ли рассвет. Итак, я встала, затопила плиту и решила тебе написать.
По Енисею еще идет шуга, но водный коридор с каждым днем все уже, льдины вот-вот сомкнутся. В сущности, какая мне разница, ходят или нет пароходы? Но это как-то действует. Зима наступает медленно, мягко. Ходишь, как журавль, вытаскивая из сугробов ноги. Кстати, здесь не сугробы, а сувои - хорошее слово, если для стихов. Жизнь моя, ей-Богу, не стоит описания. Все то же, все то же с добавлением какой-нибудь мелкой гадости - например, нет керосина. Это, впрочем, не такая уж мелочь, если нет электричества, а свечи - явление эпизодическое. Откровенно говоря, при мысли о темноте меня прошибает холодный пот. Самое глупое, что в моей комнате торчит хвостик от былой проводки - да вот поди же! "Месяца через два, когда войдет в силу новая станция, после дождичка в четверг..." Принимая во внимание, что на дворе ноябрь, на дождичек рассчитывать не приходится.
Работа пока у меня есть, но что-то со мной сделалось, и я потеряла к ней вкус. Потому, Леночка, на черта мне все это нужно и... сколько можно! Так что не удивляйся, что редко пишу, да и что за удовольствие такие письма - это что-то вроде спиритического сеанса с вызыванием духов.
Теперь уже, наверное, утро, так как над головой у меня зашевелились и окно стало голубым. На плите жарится картошка (2 мешка в подполье) и шумит кофейник - наступает день. Все равно, хоть я его и не хочу, но сейчас встану. Меня ждет вывеска слесарной мастерской - "производит ремонт велосипедов, патефонов и швейных машин", потом раскраска макета, потом я пойду к Ал[ександре] Фед[оровне], которая мне вливает в вену глюкозу, потом еще что-нибудь... Скучно на этом свете, господа, - как верно выразился Николай Васильевич.
Смотрю на эти листки (единственная бумага, кот[орую] можно достать) стоит ли посылать. Ну да ведь лучше все равно не напишу пока что. Целую тебя и Илью нежно. Я очень вас люблю, но я ведь Марфа и холостая любовь не по моей части.
Те ощущения, которые к этому времени вызывал у нее Енисейск, Анна Васильевна достаточно определенно выразила в таком стихотворении:
Удушливая желтая заря
Над пыльными и низкими домами,
Зубчатая стена монастыря
Да черный кедр, истерзанный ветрами...
И в бликах угасающего света
Чужой реки неласковая ширь...
Нет, я не верю, что Россия это,
Не признаю землей своей Сибирь!
От 8.02.53
...Опера "Морозко" в педучилище - я там и швец, и жнец, и художник, и исполнитель, и бутафор. Спектакль 26-го, а так как не могу же я лишаться постоянных своих работодателей, то плюс к этому - еще куча мелкой посторонней работы. Выносливая старушка - эта Анна Васильевна!
Скажи пожалуйста, проявляет ли Илья какие-нибудь определенные склонности в смысле профессии или все еще плавает в волнах страстей и увлечений? Загадочная фигура - этот Илья!
Дорогая Леночка, не впадай в слишком матерное [Так в оригинале.] настроение. Реальных оснований к осуществлению этого совета представить не могу - а ты без оснований (яичница с куриными пупочками). Целую тебя и очень жалею, что не могу с тобой изображать лошадей, помахивающих хвостами. А насчет исполнительской работы в театре: постарайся, чтобы ее делал медведь, - он сделает.
От 29.05.53
Дорогая Леночка, вчера получила твое письмо памяти Володи [Речь идет о Володе Дмитриеве. См. примеч. 59 на с. ...] и, как всегда перепутав числа, только ночью сообразила, что число-то не 22-е, а 23-е и, следовательно, твое рождение, а я тебя не поздравила - свинство! Но у меня очень заморочена голова, как, впрочем, у всех нас. Бесконечное количество слухов, предположений и толкований действует даже на такую холодную голову, как моя. "Старик, испытанный в боях, как мальчик, не был малодушен" - но все же! [Не забудем, что пишется это вскоре после смерти Сталина - события, которое не могло не пустить мощной волны "слухов, предположений" и т.д. в местах репрессий. - С.И.]
Я не удивляюсь, что вечер, посвященный Володе, был хорош - человек, до такой степени лишенный всякой пошлости, "самый человечный из художников", как - кто это сказал о Володе? Он имел дар вызывать на поверхность лучшее в людях, оттого его так и любили те, кто соприкасался с ним и в жизни, и в искусстве. А что драгоценнее такого свойства, я не знаю, да, верно, такого и нет. И оттого думать о нем и вспоминать всегда хорошо, несмотря на непроходящее горе от его потери. Дорогой Володичка!
Работаю я по-прежнему с А[лександрой] Ф[едоровной], взяв себе в качестве мальчика для растирания красок и перестановки козел безработного поэта, переводчика Джамбула, который поэтому называется Кисой. Человек занятный, но приверженный к бутылке, что отражается слегка на нашем образе жизни - прекрасно в нас влюбленное вино!.. Да и то сказать, Леночка, когда колеблется почва под ногами, надо же к чему-нибудь прислониться.
Сегодня Троица, а вчера был первый теплый день. Ледоход продержался битый месяц: прошел Енисей, затем поперли ладожские льды из Тасеевки и две недели из Ангары. Ждали наводнения, так как в низовьях был огромный затор, но его, к счастью, разбомбили с самолетов, и дело обошлось благополучно. Ледоход здесь скучный, нет того стремительного праздника, как на русских реках. Береза едва только распускает карамазовские листочки - а конец мая!
Работа у меня по-прежнему эпизодическая и всякая. Кроме малярки в своей бригаде, чего только я не делаю: вазы, цветы, архитектурные интерьеры, копии, ремонт иконостаса - Господи! Но это и хорошо, а то можно "если долго так продлится, скоро крышка будет мне, и могу я повредиться в небольшом своем уме!". Все же - что бы ни было, жизнь стала интереснее, т.е. просто не такой мертвенно неподвижной. Зато местные жители надстраивают заборы и не выставляют двойные рамы, а в столовках нельзя пообедать, чтобы не нарваться на скандальчик.
Илюшин светский образ жизни меня не приводит в восторг - с его-то темпераментом и амплитудой! О сем ему пишу. К счастью, завистливостью сей гражданин с детства не отличался. Целую тебя, милая Аленушка; как хотелось бы сделать это лично.
Там же записка мне:
Относительно твоих высокопоставленных друзей скажу тебе вот что: я охотно верю, что это "прекрасные ребята", я даже думаю, что они совершенно такие же, как все остальные люди. И именно потому уверена, что, поскольку они находятся в привилегированном положении, оно действует на них совершенно так же, как на всех остальных людей, т.е. неважно (сама знаю). То есть они просто не понимают, как живут все остальные. А ты будешь за ними тянуться со свойственной тебе способностью увлекаться до самозабвения. Надо очень много иметь твердости характера, чтобы не попасть в положение покровительствуемого мальчика. Есть ли у тебя эта твердость характера, я не знаю - суди сам; и напиши мне, что ты думаешь по этому поводу. А затем - будь здоров и весел и дружи с Евсеем.
Приведенная часть содержания этой записки имеет целью показать вот что: стремление Анны Васильевны из своего отнюдь не прекрасного далека участвовать в семейных делах, а также высочайшую проницательность, понимание тонкостей мальчишеских и, говоря шире, человеческих слабостей и отношений. Увы, беспокойство по поводу моих "высокопоставленных друзей" и значение, которое этому придавали обе мои тетки, были не напрасными. Не буду ворошить свою биографию, наполненную самым разным - не об этом здесь речь, - и скажу только, что тетя Аня оказалась во многом, если не целиком, права - экзамена на твердость характера я не выдержал ни перед самим собой, ни перед этими самыми своими друзьями. Теперь-то что уж выяснять - что, откуда и почему; не выдержал, и все тут!
Вообще, примеров внимания тети Ани к Тюле, ко мне и ко множеству других близких ей людей в ее енисейской почте предостаточно; почти в каждом письме упоминаются самые разные имена, просто перечислять которые бессмысленно.
Время от времени в письмах встречаются стихи; в частности, от 13 октября - видите, слухи-то слухами, а время идет и люди остаются, как и были, прикованными к галерам - в письмо было вложено прекрасное стихотворение "Зима-зверюга крадется без шума...", о котором Анна Васильевна пишет: "Утром послала тебе последний опус известного тебе автора, достаточно точно изображающий современность. По мнению одного эксперта, там недостает упоминания о бутылке, но я оставляю место для воображения и соответствующих выводов - зачем точки над "i", которые с 18-го года отменены! Кроме того, я еще не спиваюсь (за будущее кто поручиться может?)".
Пошел уже 54-й год, а переменами в положении Анны Васильевны не пахло. В феврале она пишет:
Конец зимы здесь тяжеловат: колебания температуры и давления многих просто валят с ног вчистую. Я-то держусь - все-таки казачья косточка, а вот Ал[ександра] Фед[оровна] совсем доходит и похожа на себя только как сено похоже на свежую траву. О работе ей и думать нечего - какое уж! Дай Бог окончательно не свалиться. Не скрою, что это не содействует моему радужному настроению. Второй мой товарищ по работе тоже едва таскает ноги. Как видишь, я все-таки верблюд. Настоящей работы сейчас мало, но я пробавляюсь картинками, цветами и пр. Например, окрасила дугу за дрова, букеты на комод променяла на мясо и сало - словом, по мелочам перехожу на натуроплату, так вот и верчусь. За недостатком кистей пишу свои картинки отчасти ватой делаю ею круглые пятна, а потом подписываю чем Бог послал. Беззастенчивая халтура! В данный момент у меня стоят две такие - 1.20 на 0.8[м] - и занимают полкомнаты, завтра их сплавлю в один из детских садов. Здесь так сделай одному, а потом всем надо. К сожалению, это уже третий и больше их в городе нет. Боже, Боже! - две "дедки с репкой", две "волк и семеро козлят", две "заячьих избушки" и пр. и пр. Яркость красок необыкновенная - прямо ковры. Каково это, как ты думаешь?
Неуклонно хожу в кино, смотрела "Скандербега" - очень скучно, много цирковых лошадок, а грузины в кино мало выносимы, да еще с акцентом, Бог с ними. В "Свадьбе Кречинского" лучше всех Сухово-Кобылин - вот пишет так пишет, собака!
По-моему, это письмо - образец стойкости: каково это - рассуждать о Сухово-Кобылине, когда люди один за другим катапультируются из затрещавшего по швам ГУЛАГа, а ты как будто бы позабыта! Но проходит еще полгода, и наконец Анна Васильевна решает предпринять очередную попытку хоть как-то действовать, понимая, что лежачий камень так и останется лежачим.
От 2.07.54
Вот что, Леночка: обстоятельства таковы, что я пишу заявление, последнее. Ты прости, что я тебя обременяю, уж как мне этого не хочется, если бы ты знала. Но приходится, и времени в моем распоряжении не так уж много, это надо сделать сейчас. ЭТО заключается в том, что ты должна узнать, кто первый секретарь М. [Маленкова, очевидно. - С.И.], всеми правдами и неправдами ему передать мое заявление с тем, чтобы он его доставил по адресу, не опаздывая, иначе будет поздно. Думаю, что вообще наше положение [по-видимому, имеются в виду ссыльнопоселенцы. - С.И.] ликвидируется, но надо постараться избежать привесков, это очень важно. Народ разъезжается, но вот КАК [Выделено в оригинале.] уехать - довольно существенно! Посоветуйся с Катюшей [Е.П. Пешкова. - С.И.], может быть, она посоветует что-нибудь путное. Скажи ей, что я прошу.
Сейчас у меня очень трудное время, ты этого не забывай. Надо выбираться, пока я еще не совсем развалилась и могу работать. К сожалению, маляркой я сейчас не занимаюсь - ее вообще мало, кроме того, одной работать нельзя, а Ал[ександра] Фед[оровна] лежит в больнице в Красноярске, ей очень плохо, а по существу, она для меня - единственный здесь дорогой и близкий человек. Второй мой напарник реабилитирован, по этому случаю пьет вмертвую и нетрудоспособен. Значит, остались мелочи - церковные мои дела. С удивляющим меня самое нахальством пишу метровые иконы и как-то выхожу из положения. Все мне осточертело. О честная бутафория, где ты!
Лето паскудное. Когда-то выдастся хороший денек, а то после дикой здесь - а по-моему, совершенно нормальной - жары наступили дожди, ветры и холода, которые ко всему прочему совершенно убивают человека. Если выдастся денек, я часа на три вырываюсь за город хоть посмотреть на зеленую траву и цветы.