— Ну-ка, придержи ровнее! — Ермола на ходу открыл кран и наполнил кружку. — Помнишь, как познакомились? Сколько тебе тогда было? Зим девять? Вы тогда еще со стариком по лесам нечисть всякую гоняли.
— Мы её и до сих пор гоняем. — с явным недовольством уточнил Яромир. — Бесов, леших, чертей, упырей… Лишь бы вам спалось крепче.
— Ой, из одних ли благих намерений?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Как будто вам за это не платят? Причём, весьма неплохо…
— От чего это? Дают же кто что может: когда еду, когда инструмент — да и старик три шкуры за работу не дерёт, не то, что тот же Аяр! А мы всегда только по нужде и, по совести.
— За это вас и любят… — Ермола приложился к кружке. — и, признаюсь, весьма побаиваются.
— Чего ж нас бояться?
— Как чего? Появляетесь неизвестно откуда, пропадаете не пойми куда. Знаете всякое. В тебе, вон, силища, что в яке. Вот ты приспросись у старика: не удивлюсь, если и кровь у тебя славная.
— Скажешь ещё, славная… Куда уж мне…
— Ну-ну! — недоверчиво прищурился Ермола. — Знаешь, сколько уже мы вас выследить пытаемся?! Сколько раз по следам ходили и всё без толку. Все дорожки плутают, кругами водят.
— Как лихо лесное?
— Вот-вот, именно, невидимки. Не зря наши старики поговаривают, что твой — самый что ни на есть колдун.
— Какой там?! — рассмеялся Яромир.
— Дак, чего тогда так старательно ото всех прятаться, причем где-то под самым нашим носом?
— Нелюдимый он — это да, но, чтобы «колдун»… Ха-х, деревенщина, наговорите… А раз найти не можете, то ваша проблема! Плохо ищете…
Они остановились на пустыре, оставшемся после одного из перенесенных прошлой зимой дворов. Яромир опустил бочку с затёкшего плеча на землю и сел сверху, приняв кружку от Ермолы.
— Мы же тебя и не ждали. — Ермола наполнил себе кружку и долил Яромиру. — Думали, что старик опять своего ненаглядного птенчика не отпустит.
— Сам не ждал. — тяжело выдохнул Яромир.
— Но Ерёма, всё-таки, бересту на алтарь, сносил.
— Отцу что ли алтарь смастерили? — от удивления бровь Яромира приподнялась сама собой.
— Смешной ты — Таре. Там, на пне заветном, мы ей прошения раньше оставляли, теперь вам…
— Дела… — Яромир задумчиво почесал щетину. — Шестнадцать зим прожил и не знал, как до отца вести доходят. И, вообще, он же всё твердит, что никаких богов нету, а сам к алтарю ходит…
— Как это нет? — возмутился Ермола. — Не было бы богов, не было бы ни нас, ни нечисти, не даже вот — медовухи. Прячутся они и всегда за нами приглядывают! На то они боги, чтобы люд простой в их дела не вмешивался.
— И ты веришь?
— Дак как же не верить? Старик Веня, вот, говорит, что во что-то вера быть да должна. Иначе без веры нам всем — всё… — Ермола сделал смешную гримасу покойника. — Мы вот в Ладу, в Живу, Тару и Даждьбога верим, но больше всех — в Велеса. Давеча, буквально вчера, сам Рознег корову волхвам отдал. В жертву её и принесут, на двенадцатый день.
— И что — поможет? — с недоверчивой улыбкой спросил Яромир.
— А как же? Отец Велес радуется, и скотина не мрёт, и с полей урожай о-го-го какой! А давай за Велеса выпьем?
Ермола протянул кружку. Яромир поддержал, после чего поднял бочку на другое плечо, и они пошли дальше.
— А как вы так вовремя подоспели?
— Как, как? Проводили значит Ерёму. Только кружку ко рту поднёс, как гляжу — рыжая мимо несётся, сломя голову, к дому Гривы. Чую — беда. Глядь по сторонам — и тебя нет. Думаю, всё, проглядел! Что есть мочи за ней погнался, даже Добромилу кувшин с киселём, прямо на новые сапоги опрокинул. Он хотел мне оплеуху выписать, да не тут-то было! Я ж вон какой шустрый! По самой же нелепой случайности так вышло… Ну и по пути я тогда вот это прихватил.
Ермола хлопнул по кнуту, все ещё обвязанному вокруг живота.
— А что? Стременной так ужрался, что ему уже и не надо было. Так вот… Я только пол дороги пробежал, как рыжая уже обратно летит, а с ней и Грива: волосы в разные стороны, глаза горят — жуть одна! Я только хотел спросить, куда спешат, а он даже не остановился. Ещё и кнут так дёрнул, что я прямиком на пузо и пал! Во!
Он показал на замаранную в пыли рубаху и сделал глоток медовухи.
— Силища! Верея подбежала, вся ревёт, я понять, чего говорит, не могу. Так она мне в руку вцепилась и за Гривой поволокла. Дальше и сам знаешь. О, вот и хата моя!
Ермола остановился у закрытой калитки и шепотом обратился к Яромиру:
— Не-е… Сюда никак. Там Офела, дети — спят. Коль разбудим…Всё — насиделись. Пошли в обход.
Ермола указал на другую сторону двора, и они аккуратно пошли вдоль ограды из соснового штакетника. Только они зашли за сарай, как Ермола остановился и отодвинул часть забора, показывая Яромиру на лаз:
— Нам сюда. Лезь, давай.
Яромир пропихнул бочку в проём и протиснулся сам. Лаз был совсем не по его плечам. Ермола залез следом, поставил штакетник на место и указал Яромиру идти в хлев, двери которого он предусмотрительно оставил открытыми.
Яромир опустил бочку посередине хлева и подставил две берёзовые чурки в качестве стульев. Ермола же принёс сыровяленого мяса и овощей на закуску. Они сели напротив друг друга и наполнили кружки.
— Не хмурься, Яромир. Что было, то было. Ничего уже не поменяешь. Завтра новый день! Тебя немножечко выпорют… Подумаешь, — улыбнулся Ермола и хлопнул Яромира по плечу. — А я, кстати, знаю, что тебе Рознег скажет…
— Удиви, — сухо ответил Яромир.
— Тут же беда приключилась. Уж как с зимы ни одного купца не было. Представляешь? По началу думали, что всё война проклятая виновата.
— До сих пор воюют?
— Уже два круга как. Всё никак друг друга не попереубивают… Так скоро ни в Сталь-граде, ни в Слав-городе людей не останется. Были вести, что, отряды князя Игоря Троицкий посад заняли, а как зиму переждут, то в сторону Железных гор двинутся.
— Так это же рядом — прямиком за Туманными топями.
— То-то и оно. Старшина уже готовиться начал, что и к нам придут. Он то войну не понаслышке знает, вот и вооружил кого только можно было. Тренировки каждый день, дозор по дорогам. Даже заставу на самой границе построил, да ты и её сам видел.
Яромир утвердительно кивнул.