Он уже не слышал и половины от того, что говорили ему братья. У него теперь была всего лишь одна цель…
— Все живы, все здоровы, и вам поклон за заботу, — Яромир нервно пожал руки братьям. — но ждёт меня отец мой названный. Не гоже старого томить. Бывайте!
Яромир толкнул плечом попытавшегося задержать его Ерёму и чуть ли не бегом направился в сторону Темнолесья.
От такого напора Яромира Ерёма не устоял на ногах и повалился на землю.
Братья что-то кричали ему в след, но он не слышал — кровь пульсировала в висках, заглушая любые другие звуки, а каждый шорох в округе несмолкаемо твердил — «убей!».
Яромир неумолимо двигался к цели. Сейчас или никогда!
На краю деревни Яромир снова перешёл на бег и уже к вечеру добрался до владений старика.
Яромир остановился возле калитки, перевел дыхание и огляделся.
На дворе все было как обычно, за исключением необыкновенной тишины.
Весь двор как будто замер в ожидании.
Вдох-выдох… Яромир должен был успокоиться, но нет: сердце громко билось в груди с каждым новым ударом отчеканивая — «УБЕЙ, СМЕРТЬ!».
В груди зажгло, а по телу вновь пробежал озноб.
Не в силах сопротивляться зову, Яромир взял меч в руку и отворил калитку.
Только он сделал шаг на двор, как охватила тревога. Яромир чувствовал, что впереди ждала опасность. Здесь? Дома…?
Даже куры забились по углам, корова Милка жалобно мычала в хлеву, а черный пёс заскулил, поджал хвост и забился в конуру.
Показалось странным и то, что Траяна нигде не было видно. Сбежал?
Яромир бесшумно прошмыгнул в сени и приложил ухо к двери.
Он чувствовал, что старик внутри и уже ждёт его.
«Не стоит боле старого томить…»
Яромир выдохнул и так сильно отворил дверь, что с полок на пол повалились вещи и посуда.
Старик ужинал за столом и сохранял совершенное спокойствие. Он выглядел собранным и холодным, но Яромир прекрасно знал, что от него можно ожидать чего угодно…
«Не медли, давай, сейчас, вот она — месть!»
Яромир подошёл к столу и небрежно швырнул перед стариком меч, разлив кувшин с молоком.
— Узнаешь? — с вызовом бросил Яромир.
Только сейчас старик поднял глаза на Яромира.
На удивление, в его взгляде Яромир не увидел гнева, они оказались лишь наполнены безграничной печалью и жалостью.
— Глупое дитя, — совершенно спокойно начал старик. — Аз тебя разве не предостерегал?
Яромир перебил его гневным ударом кулака по столу:
— Не смей притворяться! Всю жизнь, сколько себя помню, ты затыкал мне рот! Вечные упреки, тайны и издевательства! Теперь же я уже не знаю, чему верить! Ты знаешь, чей этот меч? Знаешь, как он мне достался? А!? Водяной, сраный водяной, мать его! Ты же знал, всегда знал, что он там?!
Старик продолжал хранить молчание.
— Я его упокоил, сам, слышишь?! Сам, без тебя! Ну, теперь-то я готов?! Теперь-то ты мне расскажешь, кто ты такой и зачем я тебе?! Зачем ты убил моих отца и мать?!
Старик медленно поднялся из-за стола. От него резко повеяло леденящим душу холодом.
— Негоже, мальчик, отцу такое молвить. Гляди, а такой тон отец и разгневаться может… Ты лучше знамя черное, — старик пальцем указал на грудь Яромира. — в печку выбрось, да за стол садись, там и потолкуем по душам. Покуда не наделал, о чём потом пожалеешь…
Яромир схватился за голову, которую пронзило острой, резкой болью. Голос в голове истошно вопил, стараясь перекричать всё, что говорил старик:
«Лжец! Лжец! Смерть! МЕСТЬ!»
— Значит, все-таки по-плохому?! — Яромир схватил меч со стола и подставил остриё к горлу старика. — Значит, всё это правда?! Шестнадцать зим я рос здесь, как скотина на забой! Говори, сейчас же, всё говори…
Яромир увидел, как ужасающая тень накрыла лицо старика, и он туго упёрся горлом в острое лезвие Кладенца.
Мурашки пробежали по спине Яромира, ладони вспотели, и он невольно попятился к выходу.
— Оже ты пятишься? Не за этим ли ты пришёл? — старик мрачно двинулся вперёд. — Глянь, какой сынка горячий! Важный весь! Цыплёнок, едва вылупился, и уже запищал на петуха… Говорено было, оже рано тебе свой нос, куда не велено совать! Ты же ослушался, таки ещё требовать пришёл, возмущаться?! Гонор показываешь…?! Да ещё и железякой удумал в отца тыкать?! В самый последний раз повторяю, снимай рубаху, выбрось в печь, упади на колени и моли о прощении!
— Что бы ты меня Чернобогу скормил?! — голос Яромира дрожал от злости. — Она мне всё про тебя рассказала! Не бывать этому, слышишь!
— Она? — Гнев старика сменился любопытством.
— Да, она! Знаю я и о крови своей славной, и о пророчестве! Бабушка всё показала! Но я не верил, не верил до сего мига… Но теперь-то я всё вижу! Вижу, кто ты — колдун черный!
— Ты же, балда короболобая, всему и поверил? — рассмеялся старик. — Околдовали тебя, одурманили. Голос слышишь? По глазам вижу, что слышишь. Енто сила темная страхом твоим кормится! Прояви благоразумие, мальчишка, борись с силой тёмной! Сам того не чуешь, что ли?!
Голову Яромира будто разрывали на части и что-то было готово вырваться из груди. Не в силах больше сдерживать боль, он закричал и глаза застлала кровавая пелена.
— Ну нет, пень трухлявый, теперь он мой и будет моим навсегда!
Голос Яромира изменился. Теперь он больше походил на злобное рычание, будто бы доносившееся из самого Забвения.
Старик отошёл к столу и приготовился к нападению.
— Давно не виделись, старая потаскуха. Добралась-таки до меня…
Тело Яромира больше не принадлежало ему, как и его мысли. Он едва осознавал, что происходило, но помешать этому никак не мог.