Кем он оказался на этот раз?
Яромир чувствовал силу в этом теле, будто бы ему было подвластно само мироздание.
Он подошёл к готовому массивному стволу, забросил его на плечо будто пушинку, молча похлопал крепкого мужика, сидящего на корточках и подтачивающего топор бруском, по плечу и пошёл в сторону гор.
Яромир вспомнил о том, что Гришка рассказывал ему былину, о острове Буяне, где, перед Репейскими горами, простирался волшебный лес из величественных царь-дубов. Но, то лишь былина, а этот лес совсем не казался сказочным…
Яромир расслышал быстро приближающийся топот и его обогнала колесница, запряженная четырьмя красивейшими белыми скакунами.
Возничий, серебряные волосы которого блестели в солнечных лучах, одной рукой держал поводья, а другой золотую цепь, обвязанную вокруг большой стопки подготовленного бруса, волочащегося по земле в след за колесницей.
Неожиданно воздух перед ним заискрил, образуя проход, в котором, будто в водной глади, отразилось людское поселение.
Возничий беспрепятственно въехал в проход, а Яромир вошёл следом за ним.
По ту сторону простирался широкий холм, тот же самый, где в прошлый раз светило черное солнце, а на этот раз во всю кипела жизнь.
Вместо пепла и дыма от тлеющих кустов и деревьев всё вокруг цвело и зеленело. Здесь больше не было ни мертвых тел, ни темного войска, а туда-сюда ходили очень даже живые люди, занимавшиеся каждый своим делом.
По левую сторону, вдоль длинной линии домов, стояли пахари с мотыгами, которыми руководила золотоволосая девушка в платье, сплетённом из сотен полевых цветов. Она указала всем отойти подальше, взмахнула руками и из только что вспаханной земли поднялись колосья пшеницы, которые тут же стали срезать серпами жницы.
Заметив Яромира, она приветливо улыбнулась и помахала ему рукой. Он кротко кивнул в ответ и едва не запнулся о детей, бегающих по двору.
Детвора, заливаясь смехом, удирала от двух мальчишек, сильно отличавшихся от остальных.
Один был с рыжими, больше походившими на пляшущие огоньки, волосами, другой наоборот — обладал иссиня-бледной кожей и сосульками на голове.
Яромир окинул детей грозным взглядом и они, с громким смехом, бросились в рассыпную.
Он улыбнулся и направился к колеснице, которая остановилась перед большим строящимся домом.
По уже выложенному крыльцу и подклету Яромир узнал в нём княжеские палаты Слав-города.
Неужели сейчас он был самим Славомиром?
Множество мужчин сидели на венцах и вырубали в огромных бревнах пазы под клети и обла. К ним же присоединился и среброволосый возничий.
По его руке пробежала искра, похожая на молнию, и в ладони материализовалась зачарованная секира, которой он принялся вырубать засечки на только что привезённом срубе.
По левую руку от палат, молодой парень с ярко-желтой, топорщащейся во все стороны шевелюрой взмахом руки отрывал готовые брёвна от земли и подавал наверх, где принимавшие плотники укладывали их по нужным местам.
Но Славомир нёс свою ношу не к ним.
Чуть дальше палат пролегала только начинающаяся возводиться линия оборонительных сооружений, в которой уже можно было насчитать несколько десятков тыновых бревен.
Рядом, на стопке сруба, сидел огромный, больше походивший на гору человек и заострял торцы брёвен для тына с помощью меча-кладенеца, который в его руках казался не больше простого засапожного ножичка.
Славомир аккуратно положил перед великаном своё бревно. Тот одобрительно кивнул, что-то пробасил на неизвестном Яромиру языке и посадил в землю только что выточенный тын, доходивший длинной почти до трёх косых саженей, словно это была обыкновенная веточка.
Яромир чувствовал, что Славомир испытывал большое удовлетворение и радость от происходящего вокруг. В груди приятно жгло при виде того, как люди и боги трудятся сообща.
Вот только Яромиру никак не верилось, что ему всё-таки явились сами боги.
Наслушался Гришкиных сказок, теперь и мерещится всякое. Хотя всё казалось очень даже реальным…
Славомир приметил на спуске с холма мужчину в темно-синем платье с густыми черными волосами, собранными очельем. Он опирался на посох и внимательно всматривался в разлившуюся на горизонте широкую реку.
Яромир сразу признал в посохе незнакомца резную палку своего старика, но его нынешнего владельца со спины он разглядеть не мог.
Мужчина ударил посохом о землю.
Налетел ветер, положивший траву и сильно качнувший макушки деревьев, от чего в небо взмыли стаи покоящихся на них птиц.
Второй удар гулом прокатился по земле, заставив её задрожать.
От третьего удара земля под посохом затрещала и разошлась.
Разлом стал быстро расширяться и побежал в сторону реки, прорезая для неё новое устье, которое тут же стало заполняться водой.
Славомир подошёл к черноволосому ведьмаку и остановился рядом, наблюдая за рождением новой реки.
— Славенка… — довольно протянул Славомир, провел пальцами по густой бороде и наклонился к воде.
Яромир не успел разглядеть ни лица Славомира, ни лица ведьмака, потому как его сон прервал грохот резко распахнувшейся двери:
— А ну, подъем, лежебока! — глухой бас Руевита громом разнесся по комнате. — Никакого порядка…, но я тебя быстро научу! Треть часу на сборы и чтоб стояком во дворе был! Понятно объясняю, юнец?
Воевода подошел к окну и распахнул ставни, наполнив комнату ярким солнечным светом.
Яромир с большой неохотой сел на край кровати и, протерев заспанные глаза, спросил:
— Долго я спал?
Руевит бросил чистую рубаху и порты на стол возле кровати.
— Еще вчера должны были начать, да княже строго наказал тебя не трогать… Эх, не будь ты славных кровей, то выпорол бы, как сидорову козу! Всё, некогда трепаться. Место дружины во дворе, за конюшнями. Напоминаю — треть часу.
Руевит пригрозил Яромиру пальцем и, развернувшись на пятках, бодро вышел из комнаты.
— Вот тебе и доброе утро. — недовольно пробурчал под нос Яромир, наматывая онучи и натягивая порты и рубаху.
Служанки оставили на столе тарелку с пирогами и кувшин молока, чем он спешно и позавтракал.
Он затянул пояса по туже и направился к лестнице, что находилась в конце длинного коридора. Яромир хоть и был пьян, но дорогу запомнил отлично.
К большому удивлению Яромира, в большом зале ждал Гришка, одетый в точно такую же одежду, что и он, с крайне несвойственным для него печальным видом.