Его взгляд вдруг стал скользить всюду, кроме меня, и он не улыбался.
— Может… — я прошла перед ним. — Аимару. Ты не умеешь читать?
— Я… — бедный мальчик выглядел жалко, хотя я не знала, почему. — Я могу. Немного, — его круглое лицо, обычно сияющее, вдруг исказила гримаса, как у Эми. — Не очень хорошо.
— Не страшно, — сказала я. — В моей деревне почти никто не умел читать или писать, кроме моей семьи, и мой отец был писарем. Госпожа Чийомэ проверяла тебя?
— Да, — сказал он, его взгляд был опущен, но глаза блестели. — Я обманул ее. Я написал символы, которые были на вратах большого храма, где я вырос. Что-то о сети и камнях.
— Цветы просвещения лежат как сеть камней, каждый отражает блеск другого, как облака мыслей.
— Это там говорится?
Я кивнула, хмыкнув.
— Это из проповеди. Проповедь цветочного венка. Хоши сказала нам сегодня копировать ее. Это были одни из любимых строк у моего отца.
— Твой отец — писарь?
— Да. Ты просто записал это по памяти?
Он кивнул.
— Я не думаю, что смогла бы делать это, когда пришла сюда. Это впечатляет.
Мы завернули за угол Главного зала и увидели зловещую сцену. Лорд Такеда, его капитаны и стражи стояли у входа в нашу спальню, пока лорд Матсудаира стоял возле лейтенанта Сакаи, у которого был подбитый опухший глаз после драки вчера вечером. Юный солдат мотал головой, но не мог отвести взгляда от тела Торимасы.
Лорд Такеда был грозным и неподвижным, как скала за стеной. Капитан Баба погладил бороду.
Госпожа Чийомэ держала Маи за руку удивительно заботливо. Но госпожа тихо говорила:
— Молчи. Не будь глупой, — она сказала потом что-то о спальном мешке, и уже бледная девушка побелела, а потом указала на другой конец лагеря и шепнула. — Отступи.
Маи ушла, опустив голову, скрывая эмоции, шагая тише, чем могла наша наставница Мицукэ.
Мы извинились, прошли в дверь кухни. Внутри Ки Сан проверял котел риса, который почти закипел. На кухне больше никого не было.
— Послал их за травами из сада. Не мог вытерпеть болтовню. Фацо и Коротышка все говорили о мертвом снаружи. Коротышка говорит, что это вина Лисы, Фацо говорит, что она — невинная жертва. Невинная. Бха, — повар поежился и махнул рукой на буфет. — Несите рис в бочку туда, а потом дайте мне черпак, вода почти закипела.
— Хай, Ки Сан-сан, — я потянула Аимару с собой к бочке. Как только мы высыпали рис из мешка, я указала на большую плиту, прислоненную к полке. — Видишь, — сказала я, — тут Ки Сан все записывает.
— Это слова? Ты можешь их прочесть?
Я рассмеялась.
— Нет, это корейский. Но цифры те же, да? — я указала на смазанные китайские цифры, которые Ки Сан постоянно обновлял.
— Что вы тут болтаете? Где мой рис?
Я наполнила черпак, которым мы отмеряли рис, и передала повару.
— Я показывала Аимару ваш список.
Он фыркнул.
— Хочешь стать торговцем, Лунный пирожок?
Он покачал головой с улыбкой.
— Я просто рассказал Рисуко о свитке с цифрами, который я нашел в кладовой.
— Свиток? — Ки Сан прищурился, глядя на него.
— Он нашел его у постельного белья в конце кладовой, да, Аимару?
Он кивнул.
— Там список с кучей слов и цифр.
Насыпая рис в кипящую воду, Ки Сан нахмурился.
— Почему тело… — он накрыл рис и посмотрел на Аимару. — Ты знал те слова?
Он покачал головой, опустив со стыдом взгляд.
— Наверное, имена, я не знал их.
— И ты видел цифры?
Аимару кивнул.
— Больше, угу, — он хитро улыбнулся мне. — Я хорош с цифрами.
Ки Сан покачал головой.
— Рисовая бумага там — я бы не поместил такого в угол, это могло бы понравиться крысам, — он помешал рис и посмотрел на нас, брови торчали, как гусеницы. — Идемте. Я хочу увидеть этот свиток.
Мы покинули кухню, лейтенант Матсудаира сказал:
— Я делил палатку с солдатами, спросите у них. И врата были закрыты и под стражей, как я мог пройти?
Лорд Такеда и его капитаны не были убеждены.
Когда мы прошли в дальний темный угол кладовой, свитка не было.
— Ты точно его тут видел, Лунный пирожок?