— Я вырос там. Там было хорошо. Была еда. Женщины и старшие девушки играли со мной. Но зимой, когда мне было около шести, Ока-сан подхватила оспу и умерла. Было тяжело. И Хироми-сан выгнала меня, потому что я задавал слишком много вопросов, клиентам было не по себе. И все из-за того, что я — мальчик.
Я могла это представить.
— И я жил на улицах пару месяцев, следя за складом, как я сказал тебе и госпоже Чийомэ, Мурасаки. Это было тяжело. А потом монах нашел меня и привел в монастырь, а потом прошлой осенью госпожа Чийомэ нашла меня и предложила помогать Братишкам. Вот так вышло.
— Ах.
Он сморщил нос.
— Ручей не пахнет странно?
Он пах испорченными яйцами. Я так и сказала.
Эми крикнула:
— У водопада поймете, почему.
* * *
Мы подошли к небольшой долине, маленькой впадине в склоне горы над нами, и Эми встала рядом со мной, потянула меня за рукав.
— Думаю, там кто-то есть.
Я застыла.
— Где?
Она глядела на холм.
— За нами. Держится в деревьях.
— Мужчина или женщина?
Она задумчиво хмыкнула.
— Не красно-белая одежда старших женщин. Может, это Шино или Маи. А то и мужчина.
Аимару, который остановился, прошептал:
— Это не может быть тот страж, Кобаяши?
— Возможно, — Эми пожала плечами. — Это просто силуэт.
Мы шли бок о бок мгновение.
Я вдруг стала обращать внимание на все тени под деревьями.
— Думаешь, Кобаяши — шпион? — спросила я.
Эми хмыкнула.
— Шпион?
— Тот, кто оставил свиток в кладовой. Или забрал его.
Пожав плечами, Эми сказала:
— Они, наверное, не один и тот же человек, да?
— О, — в этом был смысл: один пробирается и оставляет документ в месте, где никто не посмотрит, а другой приходит позже и забирает его. Так они не выглядели бы подозрительно, и никто их не связал бы. — Это два Матсудаиры, или есть и предатель из Такеда?
— Должен быть предатель, — отметил Аимару. — Если бы Матсудаира-сама уже знал, сколько есть солдат у Такеды-сама, ему не требовался бы шпион, да?
В этом тоже был смысл.
Я стала размышлять вслух:
— Вряд ли Кобаяши может быть шпионом.
— Почему? — спросили Эми и Аимару.
— Шпион должен быть довольно глупым, чтобы опоить товарища, когда это сделало бы его очевидным обвиняемым. И, если мертвый страж был отравлен, и предатель пришел оставить свиток, почему он просто не отдал его Кобаяши, чтобы не прятать в Полной Луне?
— Может, предатель не знает, что Кобаяши — шпион? — сказала Эми.
— Может, но все еще кажется, что, если бы было проще передать документ, они бы так и сделали. И если шпион работает на лорда Матсудаиру, зачем ему указывать на Кобаяши?
— Точно, — Эми звучала уже не так растерянно из-за прошлого. — Но, может, Кобаяши… — она покачала головой, как собака, вышедшая из пруда. — Нет. Ты права. В этом нет смысла. И не было видно, чтобы Матсудаира-сама что-то скрывал.
Аимару сказал:
— Он казался разозленным. И мы ехали с ним больше недели. Он не так часто злится.
Мы обдумывали это, пока шли туда, где склон начинал выравниваться.
— Эми, — шепнула я. — Ты все еще видишь кого-то за нами?
Она кивнула.
— Тут открыто, так что они держатся подальше.
— Видишь камни по бокам от ручья впереди?
Она кивнула.
— Может, спрячемся за одним из них и посмотрим, кто преследует нас.