— Я приговариваю тебя к смерти, — сказал он почти тепло. — Но ты выберешь, как ты умрешь. Это лучшее, чем я могу отплатить тебе за то, что ты благородно вернулся сюда.
— С-спасибо, мой лорд.
— О, Кобаяши, не за что. Теперь, пока я не выбрал за тебя, какую смерть ты выберешь?
Кобаяши огляделся, глаза были грустными. Я благодарно улыбнулась, не представляя, как сделать такой невозможный выбор. Он повернулся к платформе.
— Ну? — спросил Матсудаира-сама.
«Повешение — медленная и ужасная смерть, мне говорили. Попасть под шквал камней? Яд? Казнь — милосердно быстрая, но…».
Голос Кобаяши дрожал, но был четким:
— Старость.
Лорд Матсудаира замер. Он выглядел так, словно сунул в рот хурму, а вкус оказался как у кимчи.
— Прошу прощения?
— Я выбрал умереть на службе вам, мой лорд. От старости, — Кобаяши снова поклонился. — Если вы не против, мой лорд.
Солдаты обеих армий вокруг меня пытались подавить удивленный смех. Некоторые преуспели лучше других.
Лорд Матсудаира закрыл глаза и зажал переносицу. Его уши порозовели.
— Ясно, — он взял себя в руки, взглянул на лорда Такеду и госпожу Чийомэ, те кивнули, успешнее сдерживая смех, чем солдаты, но по лицам все было видно. — Встань, Кобаяши. Думаю, ты опаздываешь на пост.
Солдат вскочил на ноги, разбрасывая песок, и низко поклонился.
— Да, мой лорд! Спасибо, мой лорд! — он повернулся, произнес «спасибо» для меня без звука и пошел из зала.
Но его командир остановил его:
— Кобаяши. Ты на испытательном сроке, пока тот приговор исполняют. Если хоть немного оступишься, нарушишь малейшее правило или не выполнишь хоть часть приказа — я передумаю насчет этого… наказания. Это понятно?
Кобаяши поклонился еще ниже и повторил, до того серьезный, что казался глупым:
— Да, мой лорд. Спасибо, мой лорд.
А потом он вышел под дождь, чтобы занять свой пост.
Я пообещала рассказать, как все произошло, не забегать вперед. Но приятно нарушить обещание и сказать, что Кобаяши служил долго и благородно сначала лорду Матсудаира, а потом в бакуфу Токугавы, военном правительстве. Он оставался часовым, пока не поседел, и его впавшие щеки покрыли морщины. Но он решил вернуться и больше не бросал пост.
* * *
Я вернулась на кухню с Ки Саном и Кумо, помогла закончить приготовление ужина — рецепт Торая с безвкусными овощами и жареной курицей, которую Ки Сан решил приправить.
— Не хочется подавать то, что задумал этот baesinja*, да?
Мы все согласились, даже Кумо-сан, который был задумчивым.
Тоуми, Эми и Аимару слушали у двери. Мы погрузили курицу в темный перечный маринад, и Тоуми буркнула:
— Знала, что этот низкий бака добра не принесет.
Я ожидала, что повара упрекнут ее, но Ки Сан выглядел так, словно соглашался с ней, и Кумо посмотрел на балки, будто искал ответа у трав.
Мы сосредоточилась на приготовлении еды, хотя другие точно думали, умерли ли уже братья Торай, и как это сделали.
Кухню наполнил острый запах жарящейся курицы с луком и имбирем в воке.
Тот ужин был менее тихим, чем приемы пищи до этого — офицеры с обеих сторон зала снова болтали, а Миэко и Сачи с другими куноичи старались общаться бодро, избегая тем убийства и шпионов.
Хоть темные темы не звучали, о них все равно думали. Количество сакэ, которое наливали мы с Шино, показывало, что болтовня и смех прикрывали мрачные мысли.
Шино выглядела пустой. Без души.
— Ты в порядке? — спросила я.
Она даже не рявкнула на меня, как я ожидала, но просто пожала плечами.
Я налила Миэко сакэ, и она шепнула, что встретится со мной у кухни в Час Свиньи, когда другие уснут.
Еда была хорошо приправленной — мы ели на кухне в ту ночь — но мои мысли были так далеко, что я не ощущала вкуса.
Позже, когда мы закончили чистить купальню, Эми озвучила мысль, которая была в моей голове, плавала, как косяк головастиков в грязной луже. Она спросила, думали ли мы, что оба Торай были виновны в убийствах.
— Кто еще? — буркнула Тоуми, пока мы наливали горячую воду из ведра в кадку.
Эми задумчиво склонила голову.
— Я понимаю, зачем они убили лейтенанта, ведь он мог их выдать, но почему ее?
У нас с Тоуми не было ответа.
Тоуми и Эми храпели, когда я покинула спальню. За закрытой дверью комнаты старших посвященных плакала Шино, хотя теперь матрац был только для нее.
Я вышла в озаренный луной двор. Крючок был пустым, гравий — чистым. Дождь смыл кровь бедной Маи.
Бедная Маи.
Я ощущала ее дух в темной ночи. И дух не был счастливым.
Хотя дух Маи никогда не был счастливым.
Миэко смотрела, как я пересекала двор, на миг улыбнулась, хотя ее дух казался не счастливее того, что обитал в пространстве у кухни.