Мы прошли в залитый лунным светом сад за стеной, она вытащила свой меч из ножен и спросила:
— Ощущаешь кровь призрака на шее?
Я вздрогнула и кивнула, вытаскивая короткий меч из ножен.
Миэко посмотрела на гору — на они, точнее, скелет медведя, который злобно смотрел на Полную Луну.
— Смерть всегда мучает нас. Даже смерть того, кто нам не очень нравился. Я не знаю, верю ли в призраков, Рисуко-чан, но я верю, что смерть — особенно жестокая — оставляет пятна на наших духа.
— Даже жестокие смерти, которые мы сами устраиваем?
Она отвела взгляд, но ее плечи напряглись.
— О, да, Рисуко. Всегда.
А потом она повернулась, направила разрушительный удар в мое плечо, но я отпрянула и подняла меч, отражая, не давая ее мечу лишить меня руки. Я не успевала подумать. Я знала, что нужно было остановить ее, и я сделала это.
Мы тренировались, а луна двигалась по небу. Вскоре я увидела, что лицо Миэко блестело не только от отраженного света, но и от пота.
И я промокла.
Она поклонилась мне в конце урока, и голос из теней у стены крикнул:
— Умницы, девицы, — Токимацу-сан, юный капитан Матсудаиры, прошел к нам, его ладонь лежала на рукояти его меча.
Я тут же заняла стойку Восьми Фаз, самую сбалансированную защитную позу.
Но Миэко не напряглась, держала меч одной рукой, не поднимая его.
— Токугава-сан. Это честь. Что привело вас сюда так поздно ночью?
Он пожал плечами.
— Не первый раз я слышал, как сталь бьет по стали в Полной Луне. Прошлой ночью мне стало любопытно, но, когда я проверил, звук доносился изнутри. Этой ночью… — он кивнул на нас и чуть поклонился.
Миэко поклонилась ниже и убрала меч в ножны.
— Я тренировала юную Кано-сан защищаться.
Он взглянул на меня.
— Конечно.
— Рисуко, убери меч, — тон Миэко был бодрым, но я слышала приказ за тоном.
Я так и сделала, но держала ножны в руке, готовая достать оружие.
Токимацу все еще смотрел на меня.
— Кано. Ты случайно не…
Я заставила себя опустить взгляд и поклониться, потом сказала:
— Да, господин. Я — дочь Кано Казуо, — я не смогла сдержать горечь и добавила. — Покойный писарь из провинции Чистоты.
— Писарь, — я выпрямилась и удивилась, увидев, что его глаза были огромными, еще больше удивил низкий поклон племянника лорда, он убрал руку с меча впервые. — Твой отец был не просто писарем, Кано-сан. Уверена, ты знаешь. Твой отец — причина, по которой я жив, — он выпрямился, взглянул на Миэко. — Как и Масугу.
— Да, — сказала она.
— Я помню тебя, Миэко-сан. Из замка лорда Имагава. С ночи, когда мы с Масугу несли моего капитана, Кацудаму-сана, в его покои, — он прищурился, хотя криво улыбался. — Отравленного.
За все время, что я знала Миэко, я редко видела, чтобы она теряла самообладание. Теперь я услышала, как ее дыхание дрогнуло.
— Я-ясно.
— Да, — ответил он и кивнул на наши мечи. — И я вижу, что девы Полной Луны, как нам говорили, способны защититься, — Миэко начала говорить, но он поднял руку. — Я не поделюсь этими знаниями, Миэко-сан, даже с моим дядей. Но если бы я увидел тебя или Кано-сан тут, как и других милых дев в наряде мико или слуги, недалеко от армии Матсудаиры ил двора моего дяди, я бы посчитал их присутствие подозрительным, понимаете?
Она снова поклонилась.
— Хорошо понимаю, Токугава-сан.
Он ответил на ее поклон своим.
— Хорошо. Я не желаю вам зла, но я верен моему лорду.
— Конечно, — редкие колебания проникли в речь Миэко. — Масугу говорил о вас. Часто. Он… вызван в столицу. По делам долга.
— Ах. Может, я увижу его там. Мы отбудем утром.
Я выпалила:
— Так скоро? — казалось, две армии были тут месяцами, но прошла лишь пара дней, и начало казаться, что две армии будут тут вечно.
Капитан улыбнулся.
— Да, так скоро. Ваш лорд и мой решили, что, раз Ходжо ищет возможности раздвинуть свою территорию с севера, план нападения на запад сейчас помогут только врагу, — он снова поклонился, улыбка стала шире. — Девы, было приятно познакомиться. И, прошу, если вы увидите Масугу раньше меня, переедайте ему наилучшие пожелания от меня, ладно?
— Конечно, — ответили мы.
* — «предатель» с корейского
28 — Огр
Следующим утром лагерь Матсудаира гудел, как улей, который пнули. Палатки разбирали, лошадей седлали, броню надевали.
На кухне Кумо говорил мало, смотрел куда-то в сторону.