– Ну, удружил, нечего сказать. Помог…
Я не понимал, о чём он говорит, и, откровенно говоря, мне была даже безразлична причина его недовольства.
– Кой чёрт угораздил вас заказывать Абросимову эту дурацкую статью? – говорил редактор. – И кой чёрт вас дёрнул сделать это именно вчера? Ведь жили мы до сих пор без его статьи?
– Да в чём наконец дело? – не выдержал я.
– Вот, вот в чём дело, – прохрипел редактор, показывая московскую газету и тыча в неё пальцем.
Я стал читать статью. Речь шла о нашем заводе. Описывалось восстановление завода после окончания войны. В конце статьи два абзаца были посвящены лаборатории. Было написано: «Там, в заводской лаборатории, работают подлинные новаторы, подлинные энтузиасты своего дела, которые, к стыду руководства завода, не всегда пользуются заслуженной поддержкой и помощью». Назывались фамилии Ирины и Лиды.
И вдруг я почувствовал облегчение, точно кто-то приподнял навалившуюся на меня тяжесть. Мне стало как-то легко, даже радостно. И вместе с тем мне показалось, что центральная газета поторопилась опубликовать эту статью. Это мешало объективному рассмотрению вопроса.
Ко мне подошёл Андрюшин. Он торжествующе сообщил мне, что закаливать кольцо для башни завалочной машины поручили лаборатории.
К вечеру я узнал, что кольцо уже закалено и с честью выдержало все испытания. Это меня очень обрадовало. Я знал, как довольна будет Лида. И мне казалось, что в этой радости простится и моя невольная вина.
Однако, придя домой, я не застал Лиду. На столе лежало письмо.
«Саша, – писала Лида, – я у Ирины. Иначе я не могу, мне очень трудно. Я буду стараться отыскать Колю. То, что происходит у нас с тобой, очень серьёзно. Я убедилась: сегодня мы с тобой разно смотрим на жизнь. Я говорю – сегодня, потому что надеюсь на завтра. Для меня мало того, что есть. Мне хочется всё время идти вперёд. Ты знаешь, как я понимаю это слово? Это не простое слово. Оно не только в работе – оно в каждом шаге, в каждом движении души.
Я знаю, что и ты хочешь идти вперёд. Но ты вообразил себе некую гладкую дорогу, всеобщий мир и согласие. Тебе кажется, что я нарочно не иду по этой дороге, а ищу другой, ухабистой, трудной. Но это чепуха, Саша. Гладкой дороги нет. Там, где ты видишь споры, основанные на недоразумении, – там я вижу борьбу. Там, где ты видишь возможность договориться («ведь люди-то свои, советские!»), – там я не вижу иной возможности, кроме драки, жестокой, открытой…
После всего того, что люди пережили и познали на войне, ценность жизни повысится неизмеримо и в жизнь войдёт что-то новое, очень высокое, очень важное, потому что она будет строиться руками людей, победивших в этой невиданной войне.
Я не ухожу от тебя, – это было бы бегством. И главное – я ещё люблю тебя. И потому хочу видеть тебя таким, каким знала, – сильным, идущим вперёд. Я верю, что так и будет.
Но сейчас я не могу иначе.
Лида».
Я сидел в комнате один. Стемнело. Было тихо, за окном засветились фонари, шёл мокрый снег, дул ветер, и казалось, кто-то пригоршнями бросает в моё стекло жидкую кашицу. У меня было ощущение, что жизнь остановилась вот на этой тянущейся сейчас минуте и уже больше не будет ничего, совсем ничего.
Несколько раз в сознании моем всплывала мысль: «Как всё это произошло?» Но я чувствовал, что не в силах отдать себе отчёт. Мне было физически больно думать обо всём этом.
Она не ушла от меня совсем, я знал это, мы не «разошлись» с ней в обычном смысле этого слова. Но то, что произошло, было не лучше. Там по крайней мере была бы ясная причина, устранив которую можно было бы спасти дело, тут же было что-то неопределённое, туманное и не за что было ухватиться.
Так я сидел в своём кресле, в том самом, где, мне казалось, могу просидеть всю жизнь, как вдруг в дверь постучали.
Я никого не ждал, ко мне никто не мог прийти. Я обернулся. На пороге стоял прораб Крайнов.
– Здорово, мирный житель, – приветствовал меня капитан. – Я вот тут лестничные клетки осматривал, завтра приступим к работе. Проходил мимо двери – дай, думаю, зайду.
Скоро парки Победы сажать пойдём, – может, из инвентаря что-нибудь надо?
Я ничего не ответил.
– Чего ж в темноте сидишь? – спросил капитан и, пошарив рукой по стене, повернул выключатель.
– Потушите свет! – крикнул я. – Я не могу сейчас ни о чём разговаривать. Я не хочу! Зайдите в другой раз.
Прораб пристально посмотрел на меня и погасил свет.
– Ты извини меня, капитан, – добавил я. Мне стало стыдно за свой тон. – Ты зайди в другой раз.
Но капитан не ушёл.
– А помнишь поезд Рига – Верхнегорск? – спросил он. – Мне тогда тоже говорить не хотелось. А ты мне в душу лез, помнишь? Я тебе говорил: уйди! А ты разве ушёл? Ну вот, теперь моя очередь. И чтобы счёт подвести, нас, двоих, пожалуй, будет мало. Давай уж всю семью соберём. Жену свою позови. И парнишку давай сюда… Колька, кажется?
Я вскочил с кресла, сбросив руку капитана, которую он положил мне на плечо при этих словах.
Несколько минут мы молча стояли друг перед другом.
– Нет, капитан, никого я не могу позвать. Мы с тобой поменялись ролями… Теперь моя очередь…
Капитан молчал. А я говорил, торопясь высказать все до того, как он скажет что-нибудь такое, что отобьёт у меня охоту продолжать.
– Вот так получилось… Нет её, нет Лиды. Я остался один, совсем один. И мальчик ушёл ещё раньше. Вот…
– Эге, – протянул капитан, прищурившись, – значит, тогда, на вагонной площадке, я был прав. Нельзя было верить?
– Нет, нет! – воскликнул я. – Нет, совсем не то. Она была и осталась такая же, верная и правдивая… Тут что-то другое, совсем другое.
– Что же другое-то? Не понимаю, – пожал плечами капитан. – Э, нет, выходит, ты мне всё равно проспорил.
Меня разозлило его напоминание о каком-то нелепом споре в то время, когда меня постигло настоящее, большое горе,
– Эх, капитан, какие тут могут быть счёты?
– Не-ет, могут, – возразил прораб и повторил:– Нет, могут. Ты вот скажи мне, как же это всё так у тебя получилось? Вот построил я для тебя дом, торопился комнату для тебя отделать, чтобы тебе после войны хорошо жилось, – а ты что же, а?
– Я был доволен, – поспешно ответил я. – А она – нет.
Ей всё время надо было чего-то большего. Ей всего было мало…
– Чего же мало? Ширпотреба, что ли? – иронически заметил капитан.
– Нет, нет, – горячо заспорил я, – совсем, совсем другое. Она все в гору, в гору шла, понимаешь, а я…
– Так… – протянул опять капитан. – А у тебя с дыханием, значит, не в порядке? Вас не по болезни ли демобилизовали?
– Уходи, капитан, – попросил я, чтобы положить конец всему этому.
– Нет, я ещё не уйду, – упрямствовал капитан, – мне поговорить охота. Значит, жена от тебя, как я понимаю, ушла…
– Нет, нет, – прервал я его, – она не ушла, она просто поехала в Сибирь на новостройку.