Кирилл выехал из Магдебурга рано утром первого светлого дня. Несмотря на его протесты, Рената вручила ему в дорогу большую котомку с разной снедью. Уступив её настойчивости, он сдался и приторочил котомку к седлу, после чего на прощание чмокнул девушку в щёчку и пожал руку её отцу.
Путь предстоял неблизкий, и всё же светлого дня ему с лихвой должно было хватить, чтоб добраться до «Пилигрима». Он был уверен, что помнит дорогу, но на всякий случай запасся картой и списком ориентиров. Впрочем, пока он ехал по дороге, ни то, ни другое ему не понадобилось. На сей раз хорошо разъезженный путь вёл себя смирно и прямо бежал меж лесов и широких полей, не петляя и не прерываясь. Так он преодолел больше половины пути, лишь раз спешившись, чтоб напоить коня и дать ему отдых, а заодно проверить, что положила для него в котомку милая Рената.
Чем дальше он продвигался на юг, тем беднее и меньше становились городки, встречавшиеся на пути, тем более настороженно смотрели на него стражники у ворот и быстрее убегали с пути случайные путники, завидев вдалеке всадника. Деревень уже не было видно, они прятались в лесу, и лишь изредка ветер доносил откуда-то слабый запах дыма и собачий лай. Дорога постепенно становилась уже, посредине между колеями появились островки зелени, а после того, как он проехал последний городок, похожий на деревню дровосеков за высоким частоколом, и вовсе превратилась в широкую тропу. Дальше, как он помнил, дороги не было, а тропа постепенно терялась в лесу, и теперь нужно было тщательно выбирать путь и следить за тем, чтоб не пропускать ориентиры.
И всё же какое-то время он уверенно ехал по тропе, слушая шум зелёных крон над головой и громкий щебет птиц. День входил в самую светлую свою фазу, небеса сияли ясным жемчужным светом, а значит, близилась условная ночь, и следовало остановиться на пару часов, чтоб поспать. Однако он не чувствовал усталости и уверенно ехал дальше, пока тропинка не разветвилась на две. Какое-то время он стоял на развилке, как витязь на распутье, а потом свернул направо. Ещё какое-то время он двигался по этой тропе, но она становилась всё уже, а трава по её сторонам всё выше, и, наконец, он выехал на берег озера.
Место было красивое, от воды тянуло приятной прохладой. Противоположный берег был совсем близко, а в стороны озеро тянулось так далеко, что его концов было не видно. В какой-то момент он подумал, что запросто преодолеет эту преграду вброд или переплывёт, но потом вспомнил, что на пути от «Паладина» к Магдебургу они не переплывали и даже не встречали никаких озер. Это значило, что он всё-таки сбился с дороги. Потом ему пришло в голову, что здесь можно было бы отдохнуть, прежде чем продолжить путь. Вода всё так же манила искупаться, но что-то в ней было не так. Присмотревшись, он заметил, что прямо у берега гладь воды была чёрной и неподвижной, без малейших признаков водорослей и осоки. Да и сам берег выглядел немного странно. Из травы торчали засохшие ветви кустов, к тому же вокруг не видно было насекомых, хотя совсем недалеко отсюда в лесу гудели шмели и пчёлы.
Решив не испытывать судьбу, Кирилл развернул коня и поехал назад, в надежде вернуться к развилке и выбрать другой, правильный путь. Но тропинка, по которой он ехал, постепенно исчезла в траве, и он оказался в лесной чаще, не имея представления, куда ехать дальше. Он остановился, чтоб посмотреть карту, но на ней не было того озера. Единственное, что он смог сделать, это определить, где находится юг, но, не зная точного направления, была опасность просто промахнуться мимо звездолётов и зайти дальше на мёртвые земли, отравленные ядовитым дыханием газового океана, покрывавшего планету. Потому он решил ехать на север, чтоб отыскать местных жителей, которые могли бы указать ему путь, или, если удастся, снова вернуться на проезжую дорогу и начать путь заново с точки, местонахождение которой можно было определить на карте.
Так он двигался какое-то время по лесу, а потом вдалеке послышался собачий лай, и меж деревьев появились проблески света, указывавшие на открытое пространство. Направив коня туда, он выехал на край небольшого наполовину вспаханного поля, возделанного кем-то в лесной глуши. Посреди поля, как раз между вспаханной частью и целиной он увидел небольшой плуг, привязанный к верёвке, концы которой были прикреплены к длинному шесту. Налегая на этот шест, плуг тянули трое встрёпанных чумазых ребятишек, а сзади, нажимая на рукоятки плуга, шёл невысокий худощавый мужчина.
Кирилл замер в изумлении, глядя на эту картину, подобную которой видел только когда-то давно на живописном полотне в каком-то музее. В тот же миг к нему подскочил большой лохматый пёс с висячими ушами и начал прыгать вокруг коня, яростно рыча и лая. Его поведение привлекло внимание детей и мужчины, которые, наконец, заметили незваного гостя. При этом ребятишки тут же кинулись в лес, видимо, чтоб спрятаться, а мужчина застыл, пристально вглядываясь в незнакомца.
— Я не причиню вам зла! — крикнул Кирилл, настороженно глядя на собаку, готовую вцепиться зубами в ноги коня. — Я заблудился и ищу ночлег. Я вам заплачу, если вы приютите меня на краткое время и укажете дорогу.
Мужчина развернулся и направился в его сторону. По мере приближения Кирилл понял, что это подросток, ещё почти мальчик, тоже встрепанный, худой, но жилистый. Должно быть, на его долю выпало немало испытаний, и он уже чувствовал себя достаточно опытным, чтоб не бросаться наутёк при первой же опасности. На его поясе висели ножны с коротким мечом, на рукоятку которого он положил руку.
— Меня зовут Кирилл, — произнёс Оршанин. — Я еду на юг к своему звездолёту, если ты знаешь, что это такое. Я сбился с пути на развилке тропинок.
— И заехал к озеру, — тут же кивнул парень, слегка расслабившись.
— Точно. Странное озеро.
— Это потому, что его нет. Оно то появляется, то исчезает. Но если кто сунется в воду, то исчезнет и снова уже не появится.
— Ну, что-то такое я себе и представлял, — кивнул Кирилл и опасливо посмотрел на собаку. — Я могу спешиться? Честное слово, я не причиню вам зла. Просто пустите меня переночевать. Мне не нужно еды, я сам вас накормлю.
— Правда? — в голосе паренька прозвучала надежда.
— Хорошая еда из Магдебурга, — Кирилл постучал ладонью по котомке. — Хватит на всех.
— Пойдём, — решился парень и, развернувшись, махнул ему рукой. — Тут недалеко. Меня зовут Аморе.
— Как альдора, — улыбнулся Кирилл и спрыгнул с коня, потому что мальчик свистомотозвал пса.
— Так и есть, — кивнул тот. — Мой отец служил в его войске. Среднего сына он назвал Сатум, а младшего — Алер. Нас троих зовут, как альдора. А сестру назвали Ортеллой в честь альдорены.
— И где ж ваш отец сейчас? — спросил Кирилл, следуя за мальчиком.
— Ушёл воевать с Сен-Марко и забрал с собой коня. Надеюсь, он вернётся живым. А нам пора сеять хлеб, иначе ничего не вырастет. Мы не можем его ждать, возможно, война продлится несколько лет.
— И что ж, с вами нет никого из взрослых? — нахмурился Кирилл.
— Я взрослый, — отрезал Аморе и прибавил шагу.
Когда они подошли к краю луга, из кустов выбежали младшие дети и бесстрашно пристроились рядом. Какое-то время они шли по лесу, а потом вышли на поляну, где стоял добротный круглый домик, окружённый плетнём. Во дворе бродили утки, по очереди плескаясь в лужах и разбрызгивая вокруг чистую дождевую воду.
Внутри, как обычно в таких домах, была только одна комната, где в центре стояла обмазанная глиной печь, рядом — стол со скамьями, а по стенам — широкие лавки, застеленные одеялами. Было чисто, пахло хлебом, но краюшка, лежавшая на столе под белой тряпицей, была совсем маленькой. Видимо, Аморе экономил зерно, чтоб посеять его. Больше никакой еды Кирилл не заметил, потому сразу же поставил на стол котомку и начал выкладывать на стол свои припасы. Детишки расселись вокруг и с любопытством смотрели на холстяные свёртки, один за другим появлявшиеся перед ними.
— Налетай, — скомандовал Кирилл, выгрузив всю снедь, и развернул первый свёрток.
Румяный пышный пирог, который так и лоснился масляным боком, привёл детей в бурный восторг. Кирилл разрезал его на четыре части и положил перед братьями и сестричкой. Но Аморе тут же сунул свою порцию под тряпку к караваю, пояснив:
— Это им на потом.
— Ешь, — проговорил Кирилл. — Мой путь недолог, а там — накормят. Я с собой немного возьму, а остальное оставлю вам.
— Что, правда? — недоверчиво спросил Аморе, и Кирилл кивнул, вынув из холста головку сыра и большой кусок окорока.
— Всё лучшее — детям, — пояснил он и достал из ножен кинжал, чтоб нарезать хлеб.
Поев и накормив детей, он устроился на широкой лавке возле входа. Какое-то время он прислушивался к весёлой возне на другой стороне комнаты. Кои-то веки наевшись, малыши затеяли игру, и недовольное ворчание старшего брата нисколько их не смущало. Должно быть, он был не слишком строг с ними, и наказания они не боялись. А Кирилл снова вспомнил своего племянника Кирюшку и сыновей Саньку и Васю, на губах его появилась улыбка, и он заснул с приятными мыслями, сказав себе, что должен проснуться через пять часов.
Когда он открыл глаза, на улице было всё так же светло, но малыши сладко посапывали, обнявшись под пёстрым лоскутным одеялом, а с улицы доносились какие-то скрипы. Выйдя, Кирилл увидел, что скрипит ворот, с помощью которого Аморе качает воду в широкую лохань.
— Ты уже проснулся? — улыбнулся он. — Ранняя пташка. Я тоже рано встаю. Хочешь умыться? Я накачал воды и уже помыл твоего коня.
— Спасибо, — кивнул Кирилл и расстегнул пояс, чтоб снять куртку.
Пока они вдвоём завтракали, детишки так и не проснулись. После этого Аморе поднялся и взял с лавки ножны с мечом.
— Я провожу тебя до дороги, которая ведёт в Магдебург, и покажу, куда ехать.
— На развилке повернуть налево?
— Не будет никакой развилки. Ты однажды уже побывал у озера и уехал, больше оно тебя манить не будет. Кстати, если б ты поехал в другую сторону, то всё равно приехал бы к нему.
— Лихо тут у вас… — пробормотал Кирилл и посмотрел на спящих детей, после чего отстегнул от пояса кошелёк и положил на стол. Аморе, как зачарованный, смотрел на мешочек, в котором звучно звякнули монеты. — Плата за постой.
— Ты, верно, чужак, Кирилл, — криво усмехнулся парень. — За постой этого много. К тому ж ты нас накормил до отвала, да ещё оставил. Нет, я не возьму.
— Честность — это хорошо, но я не от сердца отрываю. Тебе эти деньги нужнее, чем мне. Я иду туда, где они мне будут не нужны. Понял? Бери. Вам долго ещё перебиваться, пока отец вернётся.
— Я не знаю… — нерешительно проговорил Аморе.
— Я знаю, — Кирилл снова достал кинжал и отрезал себе в дорогу полкраюхи хлеба. — Идём, мне до темноты нужно добраться до места.
Он решительно поднялся и вышел из домика. Конь его пасся во дворе без привязи, его чисто вымытые бока лоснились, а на заборе сушилась повешенная за верёвочку широкая скребница.
— Я сейчас оседлаю, — кинулся к коню Аморе.
— Не нужно, — остановил его Кирилл. — Я пешком дойду. А лошадку оставлю у вас. Не надо больше на детях пахать, ладно? Я понимаю, что тогда другого выхода не было, но теперь есть.
— Да ты что? — возмущённо воскликнул Аморе, и на глазах его блеснули слёзы. — Так же не бывает! Все вокруг отнимают! Почему ты отдаёшь?
— Потому что я не такой, как все. И потому что я служу Деве Лардес. Я сейчас к ней иду, и она даст мне всё, что мне нужно, но для этого я должен поступать так, как она велела. Понимаешь?
— Понимаю, — кивнул Аморе. — Спасибо тебе.
Кирилл улыбнулся и, накинув на плечо заметно полегчавшую котомку, открыл калитку. Мальчик довёл его до той самой широкой тропы, по которой он уже проезжал и махнул рукой на юг, указывая направление. Кирилл пошёл дальше своим путём, а Аморе ещё долго стоял на дороге, глядя вслед странному служителю Девы Лардес.
Теперь он узнавал и эту постоянно истончавшуюся тропинку, и лес вокруг, замечая знакомые необычные деревья и вросшие в мох камни, некоторые из которых были указаны в списке ориентиров. Потом тропинка исчезла в густой траве, и Кирилл чуть замедлил шаг, внимательно высматривая вокруг очередной ориентир.
Он понял, что опять сбился с пути, когда уже начало темнеть. В рассеянном свете темнеющего неба он снова и снова рассматривал карту, пытаясь определить, куда забрёл. Он уже час, как миновал кривую берёзу с большим муравейником у подножия, но следующий ориентир — каменный столб с водружённым на вершину грубо обтёсанным камнем найти так и не смог. К тому же он подозревал, что ушёл куда-то в сторону, а потом оказалось, что эта догадка верна, потому что болота, на краю которого он оказался, на карте не было. Он вернулся обратно в лес и попытался идти на юг, но вскоре убедился, что правильно определить направление не может. В небе не было звёзд, стволы деревьев равномерно обросли мохом со всех сторон. Ветви деревьев торчали в разные стороны, не обнаруживая по сторонам более длинных или коротких. Какое-то время он брёл наугад, прислушиваясь к лесным звукам. Страха не было. Он знал, что выживет в любых условиях, и рано или поздно найдёт путь к баркентине, но беспокойство, что этот путь займёт у него слишком много времени, уже начало нарастать.
Потом всё-таки появился страх. Оценив своё состояние, он понял, что это никак не связано с реальной угрозой. Что-то внутри тревожно вибрировало, по телу пробегала дрожь, словно оно реагировало на что-то опасное, но холодный ум знал, что ничего опасного вокруг нет. Потом до него дошло, что тело может чувствовать влияние какой-то патогенной зоны, находящейся поблизости. Гиблое место, как называл их доктор МакЛарен. Но он не знал, где оно находится, чтоб отвернуть в сторону.
Несколько раз он слышал странный мелодичный звон, доносящийся издалека, но затем смолкавший. Услышав его в очередной раз, Кирилл какое-то время стоял, прислушиваясь. Ничего, только гудение ветра в кронах деревьев, крики ночных птиц и стрёкот кузнечика. Где-то далеко ухнула сова, потом послышался странный треск, словно сквозь чащу шёл какой-то крупный зверь. Может, олень, а, может, и медведь. Неприятный холодок пробежал по спине, и он огляделся по сторонам. Синеватый свет, всё ещё лившийся с неба, позволял ему видеть чёткие силуэты деревьев, но ничего больше ему рассмотреть не удалось. Паника потихоньку нарастала, а значит, то самое гиблое место было совсем рядом. Нужно было уходить, пока оно не запустило свои щупальца ещё глубже в его душу. Он двинулся с места и вдруг почувствовал накатившую волну отвратительной вони, словно где-то рядом был гниющий труп. Он снова замер.
— Ты идёшь навстречу смерти, — раздался за его спиной тихий хриплый голос.
Он резко обернулся и увидел перед собой призрака. Вернее, это было первое, что он подумал, разглядев в нескольких шагах от себя серый силуэт кого-то, закутанного в длинный грязный плащ с низко надвинутым капюшоном. Этот капюшон жутковато свисал вниз, полностью закрывая лицо незнакомца. Он опирался на изогнутый посох, в котором угадывалась едва обработанная ножом коряга, а рука, сжимавшая его, была обмотана серым тряпьём.
— Кто ты? — спросил Кирилл, морщась от новой волны вони, докатившейся до него,
— Никто, — ответил незнакомец и позвонил в колокольчик, висевший на длинной верёвке на его поясе. Это был тот самый звон, что он слышал раньше. — Ходячий мертвец всего лишь, и тебе незачем меня бояться. Моих сил хватает лишь на то, чтоб таскать ноги по глухим лесам, но если б и мог, я не стал бы причинять тебе вред. Я бы даже не подошёл к тебе, но ты направился как раз в гнилой лог, где гибнет всё живое. Земля там дышит ядовитыми испарениями и даже птицы, пролетая над ним, падают замертво. И тот страх, что ты чувствуешь, это предостережение. Звери не ходят туда, и ты не ходи.
Всё это он произнёс медленно, часто останавливаясь, чтоб передохнуть. Кирилл тем временем расслабился. Он понял, что стоящий перед ним человек тяжело болен какой-то заразной болезнью, потому и оказался здесь один, вдали от людей.
— Куда мне идти? — спросил он, с сочувствием глядя на несчастного.
— Это зависит от того, куда ты хочешь попасть.
— Я шёл к реке, там стоит наш звездолёт.
— Ты из этих… — пробормотал незнакомец. — Я знаю, где это. Я могу отвести тебя туда, но это будет долго. Я не могу передвигаться так же быстро, как ты.
— Ты очень болен?
— Я умираю, — спокойно ответил тот. — Но я мог бы отвести тебя туда, куда тебе нужно. Сделать что-то полезное для живых — не лучший ли это способ проститься с жизнью?
— Но если тебе так плохо…
— Неважно, — перебил незнакомец. — У меня нет дома. Какая разница, под каким деревом я окончу свои дни? Я всё равно не смогу забиться в нору, как больной зверь, и ждать смерти. Потому и брожу здесь без цели. Впрочем, если ты торопишься, то…
— Я не настолько тороплюсь, — проговорил Кирилл. — И если ты проводишь меня, я буду рад.
— Хорошо, но держись подветренной стороны, если не хочешь и дальше дышать моим смрадом. Идём, я отведу тебя на поляну, где мы сможем отдохнуть, а потом я поведу тебя к твоему летающему дому.
Он повернулся и тяжело двинулся по лесу, опираясь на свой посох, и звон колокольчика печально оповещал о его приближении всё живое.
Поляна оказалась небольшой, но уютной. Это был пятачок, поросший мягкой травой с маленькими цветочками, в окружении деревьев, низко склонивших свои ветви. Меж ветвей нежно сияло синевой небо ранней ночи. Под деревьями рос мягкий мох, напоминавший пышные зелёные подушки, на одну из которых с трудом опустился новый спутник Кирилла, пока тот, достав кинжал из ножен, обустраивал кострище. Он срезал под корень траву, снял вокруг полосу дёрна и уложил его на внешний край канавки вверх корнями. После этого собрал под деревьями хворост и, сложив его в шалашик, поджёг зажигалкой.
Он заметил, как его спутник немного приподнял капюшон, чтоб видеть костёр и протянул к нему изуродованные болезнью руки.
— Пора перекусить, — бодро произнёс Кирилл и достал из котомки полкраюшки пшеничного хлеба.
Отломив половину, он протянул её больному, но тот не пошевелился. Тогда Кирилл положил её рядом на землю и, отойдя за костёр, присел на траву и принялся за еду. Тот взял хлеб и начал есть, отламывая кусочки непослушными пальцами и поднося ко рту.
— Спасибо, что угостил меня хлебом, — тихо произнёс он, спрятав остатки в свою суму. — Я давно не ел такого. У меня есть вода, но я не могу дать тебе свою бутыль, не хочу заразить этой хворью.
— Не беспокойся, у меня есть фляга, — успокоил его Оршанин. — Не пора ли нам познакомиться? Меня зовут Кирилл. А тебя?
— Меня давно никто не звал по имени…
— Может, было некому. Но ведь мы будем какое-то время рядом, мне нужно как-то обращаться к тебе.
— Когда-то у меня было имя, но я потерял его, когда стал мёртвым, — печально и загадочно изрёк тот.
— Какое это было имя?
— Арман. Да, меня звали Арманом…
— Хорошее имя, — кивнул Кирилл. — Прости что спрашиваю, но чем ты болен? Там куда мы идём есть врач и…
— Нет, моя болезнь смертельна и зашла слишком далеко. Она гложет меня изнутри. Это проказа. Она очень заразна и спасения от неё нет ни беднякам, ни королям.
— Мне жаль. В нашем мире тоже когда-то была проказа, но теперь её нет.
— Хотел бы я жить в вашем мире, — прошептал больной. — Но ты, я вижу, не боишься меня. Обычно люди разбегаются, заслышав мой колокольчик.
— Страшен не ты, а твоя болезнь, Арман. Но она передаётся при контакте, к тому же у меня сильный иммунитет. То есть моё тело может справиться со многими болезнями за счёт внутренних сил. Мне незачем тебя боятся.
— Хорошо. Быть может, боги послали мне тебя, как последнее утешение перед смертью, чтоб мне было с кем поговорить. Я так давно ни с кем не говорил…
— Говори, я слушаю тебя, — ободряюще произнёс Оршанин. — нам нужно скоротать время в пути, и, разговаривая с тобой, я лишь в малой мере оплачу ту помощь, что ты мне оказываешь. К тому же, мне интересно узнать, с кем я иду. Я знаю твоё имя, но больше ничего. По твоей речи я слышу, что ты не простой человек. Ты образован, твоя речь правильна. К тому же ты говоришь на языке Сен-Марко. Ты оттуда, верно?
— Да, я родился и жил в Сен-Марко.
— И кем ты был?
— Королём…
Это тихое слово заставило Кирилла вздрогнуть, и он изумлённо взглянул на своего нового знакомца. Это можно было принять за шутку, но разве стал бы шутить человек, стоящий по его признанию на краю могилы? И в этом коротком ответе было столько горечи, столько тоски, что от одного этого сжималось сердце.
— Ты Арман Миротворец? — спросил Кирилл. — Но ведь ты умер! Я видел твою усыпальницу и твоё тело под кисеёй. Тебе поклоняются, как богу… Почему ты здесь?
— Это всё дядя, — тихо ответил Арман. — Это он. Я знаю. Он всегда завидовал мне и под его улыбкой я чувствовал звериный оскал. Он поддерживал меня на словах, был рядом и влезал во всё, ни в чём не переча. Он льстил мне и требовал, чтоб меня восхваляли все вокруг, а сам готовил изощрённую месть за то, что я не только, обойдя его, стал королём, но к тому же королём, любимым своим народом. Я был молод, хорош собой, я завоевал сердце самой красивой девушки Сен-Марко и был счастлив с ней. Я сделал то, чего не могли сделать ни мой отец, ни дед, ни прадед. Я добился перемирия с луаром и дал своим подданным семь лет спокойствия и процветания. Я был на вершине, но однажды я проснулся в своей спальне от удушающего смрада и увидел возле своей постели страшного человека, покрытого наростами. Он провёл своей скрюченной рукой по моей груди и ушёл. Я думал, это сон, и забыл об этом. Только с той поры дядя так внимательно разглядывал мои руки и шею, словно ждал, когда на них появятся роковые отметины. И они появились. Лекари поставили диагноз: это проказа, я неизлечим. По законам Сен-Марко королём может быть только безупречный рыцарь, красивый, сильный, мудрый. И здоровый. Мне пришлось смириться с приговором. Жизнь короля закончилась смертью. Об этом объявили глашатаи во всём городе и меня, ещё живого пронесли на руках в гробу по всему городу. Я пролежал в нём неподвижно до ночи, пока со мной прощались горожане. А ночью меня вывели за ворота, дали мне охотничий нож, плащ и колокольчик. И прогнали прочь. А в моём гробу теперь лежит восковая кукла.
— Значит, твои подданные не знают, что ты жив?
— Я уже не король, мой друг, и это подданные короля Ричарда. Они знают, но приняли ту версию, которая была озвучена глашатаями. Я сыграл свою роль в этом спектакле и, перестав соответствовать её требованиям, должен был уйти со сцены. Моё место занял другой король. Я потерял всё: здоровье, имя, королеву. Саму жизнь.
— Это ужасно, — проговорил Кирилл. — Как так можно, восхваляя умершего короля, с его именем на устах идти в бой, пить за него на пирах, зная, что он скитается где-то в одиночестве? Что за люди…
— Обычные люди. Им так удобнее. Их жизнь и без этого слишком тяжела. Что им за дело до совершенно бесполезного больного человека?
— И как ты жил один все эти годы?
— Сначала всё было неплохо. Моё тело долго боролось с болезнью. Я был ловок и силён. Я мог охотиться, и этим жил. Я ещё не выглядел уродливым и, сердобольные крестьяне, увидев мой колокольчик, бросали мне хлеб. Потом стало хуже. Я слабел, страдал от болей, мой вид начал пугать. Я искал смерти, даже несколько раз выходил к лесным разбойникам, в надежде, что они не пожалеют для меня стрелу, но они разбегались. И мне пришлось уйти вглубь леса и поселиться в пещере. Я ловил мелких зверюшек, рыбу в ручье, собирал коренья, грибы и ягоды. Но затем и это стало нелегко. И какое-то время меня спасал кто-то, кого я не знаю. На полянке неподалёку от моей пещеры на пеньке начали появляться хлеб и сыр. Кто-то приходил туда и оставлял это для меня, но я ни разу не видел этого человека. Он убегал, едва заслышав мой колокольчик. А не так давно я заметил, что мне уже тяжело вставать со своей подстилки. Я понял, что умираю, и умру быстрее, если так и останусь там лежать. Когда-то я был воином, и теперь решил отправиться навстречу смерти. И я ушёл… И встретил тебя.
— Я хотел бы тебе помочь, — проговорил Кирилл.
— Ты помог. Ты выслушал меня с сочувствием и пониманием. Этого достаточно. А теперь, прости. Я устал от столь долгого разговора. Давай поспим и тронемся в путь. Мне нужно успеть довести тебя до твоего звездолёта.
Он замолчал, сидя у дерева, и вскоре послышалось его размеренное свистящее дыхание. А Оршанин ещё долго не мог уснуть, снова и снова обдумывая то, что он знал об Армане Миротворце и что услышал теперь.
На пару часов ему удалось уснуть, а проснувшись, он снова вернулся к своим невесёлым мыслям. Через какое-то время и Арман зашевелился и проснулся. Когда он поднимался на ноги, Кирилл мучительно боролся с желанием помочь ему. Потом они медленно шли по тёмному ночному лесу, в котором Арману каким-то образом удавалось находить путь. Несколько раз они останавливались, чтоб он мог передохнуть, и с каждым разом подниматься ему было всё труднее. Однажды, когда идя по тропе, он запнулся за корень и упал, Кирилл инстинктивно бросился к нему, но был остановлен протестующим возгласом. Ему пришлось отступить и с болью наблюдать, как тяжело поднимается его спутник на слабых больных ногах.
К тому времени, когда они всё-таки дошли до баркентины, Арман уже двигался с большим трудом. Он остановился в самой чаще и, прислонившись к стволу дерева, тяжело опустился на землю.
— Иди туда, Кирилл, — он махнул рукой вперёд. — Теперь не заблудишься.
— Пойдём со мной! — воскликнул тот. — Наш врач поможет тебе или хотя бы облегчит твои страдания.
— Я уже не могу идти. Это всё… Я смотрю в бездну. Но я благодарен тебе за то, что ты проводил меня до этого порога. Иди. Я не хочу, чтоб ты переживал мои последние часы вместе со мной. Это причинит тебе боль, которой ты не заслуживаешь. Прощай. И будь счастлив.
Кирилл какое-то время нерешительно смотрел на него, а потом повернулся и пошёл туда, куда указал Арман. Очень скоро он вышел на берег речки, над ней мостом перекинулась баркентина. Возле небольшого костра сидел Винд Эрлинг, который поднялся, заслышав его.
— Кирилл? Откуда ты? — спросил он, но Оршанин лишь отмахнулся и бегом бросился к ближайшей лестнице, ведущей внутрь звездолёта.
Спустя десять минут он спустился обратно. На нём был костюм противоэпидемической защиты, а в руках медицинский подсумок и свёрнутый в рулон герметичный мешок.
— Это что? — нахмурился Винд, увидев его.
— Не спрашивай, — попросил Кирилл и снова пошёл в лес.
Когда он нашёл Армана, тот уже впал в беспамятство. Подняв его капюшон, Кирилл содрогнулся, увидев его лицо и голову, но всё равно знал, что не отступит. Он открыл подсумок, сделал больному несколько инъекций, а потом, аккуратно разложив на траве мешок, переложил лёгкое высохшее тело на него и аккуратно запаковал. Взвалив его на плечо, он вернулся к баркентине. Винд ждал его на краю леса.
— Дакоста здесь? — на всякий случай уточнил Кирилл, направляясь к лестнице.
— Ещё вечером приехал, — сообщил тот.
— Повезло… — пробормотал он без особой уверенности.
Дакосту он нашёл в его каюте и изрядно напугал своим видом. Он не спешил снимать костюм, не зная, что делать дальше. Объяснив, что он доставил в операционную человека, который нуждается в медицинской помощи, он отправился наверх. Сонный и страшно недовольный Дакоста пошёл следом. Когда они вошли в операционную, Кирилл приблизился к столу и расстегнул молнию на мешке.
— Господи! — возопил Дакоста, увидев больного. — Что вы притащили?
— Не что, а кого, — раздражённо ответил Оршанин. — Это живой человек и он нуждается в помощи. Вы же врач!
— Послушайте, капитан, — слегка сбавив тон, проговорил Дакоста. — Мы не можем лечить всех прокажённых, встречающихся вам на пути! У нас не лепрозорий!
— Он — не все, — возразил Кирилл. — Это Арман. Он, превозмогая боль и слабость, вёл меня к баркентине. Он не дал мне зайти в гиблое место, где я мог погибнуть из-за ядовитых испарений. Он хороший человек, наконец! И после этого я бросил бы его в лесу умирать?
— Простите, капитан, — сочувственно взглянув на Кирилла, произнёс рыцарь. — Я понимаю, что вы приняли его судьбу близко к сердцу, но и вы понимаете, что есть случаи, когда медицина бессильна…
— То есть вы не будете ему помогать?
— Честно говоря, я даже не знаю, как это лечится. Лепра давно уничтожена на Земле, и меня просто этому не учили. Я даже не знаю, есть ли у нас подходящие препараты. И в любом случае, болезнь безнадёжно запущена!
— Ладно, — кивнул Оршанин и, взглянув в потолок, крикнул: — Док! Доктор МакЛарен! Вы нужны!
— Перестаньте голосить! — снова рассердился Дакоста. — Его здесь нет. Он на «Паладине» и там у него пациент, которому ещё можно помочь!
— Кратегус! — повелительно рявкнул Кирилл.
— Что ты орёшь? — раздался сзади мягкий баритон. — Я слышу, но у меня тоже есть дела.
— А здесь вас ждёт пациент, док, — проговорил Кирилл обернувшись.
Увидев, что МакЛарен не в доспехах, а в привычном мундире госпитальера, он сразу почему-то почувствовал облегчение, а тот подошёл к столу и посмотрел на неподвижно лежащее тело. Его лицо стало серьёзным. Проведя ладонями над больным, он покачал головой.
— Боюсь, что слишком поздно, — наконец, произнёс он. — Если б у нас под рукой была аппаратура, то… и в этом случае, шансы были бы малы. А у нас нет ничего кроме обычного инструмента и препаратов. Мне жаль.
— Но вы знаете, как это лечится, док?
— Это все знают.
— А он не знает! — Кирилл враждебно посмотрел на Дакосту.
— Елизар тоже знает, просто он не сообразил, что его учили лечить несколько иную разновидность лепры. Вы ведь знаете, что делать с киотской похидермией, рыцарь? Лечение такое же. У нас есть препараты для подавления бактериальной инфекции, но случай запущенный, поражены внутренние органы, он уже почти ослеп. В данном случае его могли бы спасти на Земле, но не здесь.
— Ну, вы, хотя бы, можете сделать так, чтоб он не страдал?
— Это я могу, — вздохнул МакЛарен, задумчиво глядя на Армана, а потом тихо проговорил. — А ведь он мог выглядеть так перед смертью.
— Кто? — нахмурился Дакоста.
— Балдуин IV, король Иерусалима. Он был героем моего детства. Он заболел ещё ребёнком, но всё равно был коронован и в 15 лет возглавил своё королевство. Он был смел и мудр не по годам, отважен и беспредельно предан своему народу. Он долгие годы защищал Святой город от полчищ сарацинов, и сам Саладдин Великий говорил, что пока жив этот король, Иерусалим не падёт. Когда его рука уже не могла держать меч, он велел привязывать его, когда не мог сидеть верхом, приказывал нести себя на носилках впереди войска. Превозмогая боль, отчаяние и слабость он продолжал бороться с врагами, интригами и жестокой судьбой, и умер вконец измученный, когда ему было всего двадцать четыре года.
— Да и этому немногим больше! — воскликнул Кирилл. — И он тоже король, отважный и самоотверженный. Это Арман Миротворец! Его заразили по приказу короля Ричарда…
— Это он? — МакЛарен внимательней взглянул на лежащего перед ним человека. — Я знаю эту историю. Её можно утаить от кого угодно, но не от меня. Но я думал, что он уже давно мёртв. Печальная судьба, которой он не заслуживает. Впрочем, как и Балдуин Иерусалимский. Услышав его историю от отца, я плакал всю ночь от восхищения и сострадания. Я думал о том, что он чувствовал, оставаясь в тишине и одиночестве, зная о своей жестокой участи и не в силах что-то изменить. Наверно он плакал, сетовал на судьбу и молился о чуде. Которого не произошло. А ведь он был святым, и как никто заслуживал чуда. Он даже не знал, в чём каяться, когда к нему пришёл священник за последней исповедью. Я тогда готов был отдать свою жизнь в обмен на его, хотя со дня его смерти уже прошло несколько веков. Может, именно тогда я впервые подумал о том, что стану лекарем. Таким лекарем, какой, оказавшись рядом с ним, смог бы его спасти. Смерть родных лишь укрепила эту мечту.
— Да, я тоже знаю историю Балдуина Иерусалимского, — печально вздохнул Дакоста. — И меня она тоже потрясла когда-то.
— А что, коллега, может, попытаемся спасти своего короля? — неожиданно спросил Джулиан.
— О чём вы, доктор? — нахмурился мальтиец.
— Мы не можем его вылечить здесь и сейчас, но можем доставить на Землю. У нас есть аварийные камеры консервации, регенерирующий раствор, необходимые препараты.
— Погодите, к консервации его нужно подготовить. К тому же он не выдержит операционного вмешательства.
— Как знать! — в голосе МакЛарена внезапно послышался энтузиазм. — Несмотря на то, что он измотан болезнью, у его организма ещё есть некоторые резервы. Наверно в лучшие годы он был крепок, как дуб. И внутренние органы, как я успел заметить, поражены не так, чтоб очень сильно. Мы можем хотя бы попытаться! Дело нелёгкое, но возможное. Мы удалим все атрофировавшиеся ткани, покроем его искусственной кожей, погрузим в регенерирующий раствор, который зальём в камеру консервации. Консервации, коллега, а не анабиоза! Подсоединим к нему катетеры, через которые будем по старинке вводить внутривенно сначала антибактериальные препараты, потом стимулирующие восстановление тканей, ну, и питательные вещества. Выглядеть это будет жутко, но даст ему шанс.
— Как мы снимем эти самые атрофированные ткани? — растерянно спросил Дакоста. — У нас даже лазера нет!
— Да, с лазером было бы проще, — согласился МакЛарен. — Насколько хорошо вы владеете обычным скальпелем? Ладно, я сам. Будете ассистировать.
— Да с чего вы взяли, что это король Арман? — неожиданно воскликнул мальтиец. — Мало ли что он в бреду наплёл Оршанину!
— Да какая разница! — перебил его Джулиан. — Будь он хоть мытарем, я уже знаю, как можно дать ему шанс выжить! Смелее коллега, у нас может получиться!
— Это было бы чудом, — проворчал Дакоста, мрачно покосившись на пациента.
— О, на этой планете и не такие чудеса случаются! — рассмеялся МакЛарен. — А я ещё добавлю щепотку волшебства. И если этот парень достоин жизни, он будет жить. За работу, коллега! Кирилл, костюм — в обработку, сам — в санитарный блок и полная дезинфекция, потом пойдёшь в изолятор на карантин.
— Док, — Кирилл умоляюще посмотрел на него.
— Можешь составить список книг, ребята тебе принесут из библиотеки. Без разговоров!
— Понял, — смирился Оршанин и, бросив уже не такой безнадёжный взгляд на Армана, вышел из операционной.
За пределами звездолёта рассвело, начинался новый долгий день, а МакЛарен и Дакоста только закончили свою работу. Джулиан, не расстегивая стерильный комбинезон, устало стащил с головы обруч с прозрачной маской, над которой поблескивали круги увеличительных линз, и устало опустился в кресло, глядя на большой кокон камеры консервации, над которым на стойках висели разнообразные ёмкости с отходящими вниз и терявшимися внутри камеры катетерами.
— Он не выживет, — мрачно заметил Дакоста, стаскивая с рук прозрачную плёнку перчаток. — Это чудо, что он выдержал все эти манипуляции. Ваш талант хирурга поражает, но одного таланта мало. Нужно чтоб у пациента было достаточно сил, чтоб выжить.
— Таланты тут не при чём, — отрешённо проговорил Джулиан. — Пелларская школа хирургии даёт необходимые навыки, но это как точная механика. Механизм можно перебрать и починить, но ему нужен импульс, чтоб он снова заработал. Так что вы правы, насчёт чуда. Начиная с пятого часа операции, я удерживаю его на этой стороне собственными силами.
— Делитесь энергией? — переспросил Дакоста, расстегивая комбинезон. — Тогда всё ясно. Но жизнь всё равно еле теплится в нём. Должно быть, внутренние органы сильно повреждены болезнью, и мы ничего не можем с этим сделать.
— Он жив пока лишь потому, что у него сильное сердце, но оно тоже начинает сдавать. Кровь отравлена продуктами распада, селезёнка почти не работает, почки тоже на грани. Лёгкие поражены, хотя не так фатально. Во время операции я видел его, как под рентгеном, но что толку видеть? Нужно иметь возможность что-то изменить. Нужно заставить организм сопротивляться, восстанавливаться. Это я и пытаюсь сейчас сделать.
— Этого мало в данной ситуации, — раздражённо пожал плечами Елизар. — Пока органы не работают, как следует, нужно их чем-то заменить. Вы своей магией держите его на этой стороне, но сколько это продлится? Вы не можете делать это двадцать четыре часа в сутки на протяжении всего времени до того момента, как нам удастся восстановить энергоснабжение и подключить его к аппаратуре. Если это вообще будет возможно. Вы итак измотаны. Вам нужно выспаться, а для вашего чудесного влияния, насколько я понимаю, нужна постоянная концентрация.
— В чём-то вы правы, коллега, а в чём-то ошибаетесь, — Джулиан поднёс руку ко лбу, но заметил на руках перчатки со следами регенерирующего раствора, резким движением сдёрнул их и бросил в сторону неработающего утилизатора. — Я не так уж нуждаюсь во сне и вполне могу сутки напролёт торчать здесь и поддерживать его. Правда, для этого мне лучше всего войти в транс. Раньше я не пробовал столь длительно энергетически воздействовать на человеческий организм дистанционно, но мне кажется, у меня получится. Вся проблема в том, что я могу лишь поддерживать в нём эту искру жизни искусственным путём, но никак не могу улучшить его состояние. С внутренних органов нужно снять нагрузку, чтоб они постепенно могли восстановиться. Нужно очистить его кровь, и медикаментозных препаратов для этого недостаточно. И тут вы совершенно правы: без аппаратуры у нас очень мало шансов доставить его на Землю живым.
— Может, попробовать переливание крови? У нас здесь есть несколько доноров с той же группой крови, а скоро приедет Булатов, его кровь тоже подойдёт.
— Это всего лишь полумера, хотя следует иметь в виду и этот вариант, — пробормотал Джулиан и потёр пальцами переносицу. — Я вот чего не понимаю: если он добрался до нас, если он всё-таки перенёс операцию, то почему мы оказались в тупике? Или я что-то не понимаю в логике этого мира? Мне казалось, что если судьба подбросила ему такой шанс, то этот шанс должен быть вполне надёжным. Мы сделали всё, что было в наших силах, и сделали правильно. Что не так? Почему та помощь, которую он получил от судьбы, разом прекратилась? Зачем вообще было тащить его через лес в таком состоянии к нашей баркентине, да ещё знакомить с главным альтруистом экипажа? В этом же должен быть какой-то смысл!
Дакоста с сочувствием посмотрел на него.
— Вы устали, доктор, и вам всё-таки нужно поспать. И вы очень близко принимаете к сердцу судьбу человека, которого, по сути, не знаете. Вы — хороший врач, но вы не бог.
— Я демон, если вы помните, — проворчал Джулиан. — Просто в данной ситуации я не могу воспользоваться тёмным даром и повелеть его недугу уйти, потому что тогда он перейдёт на кого-то другого. Я сейчас действую в рамках своих человеческих возможностей, если не считать имеющегося у меня светлого дара, возможности которого сравнительно малы. Я уверен, что этого достаточно для успеха, но не могу понять, почему не получаю помощь в том, что угодно этому миру!
— Я замечал, что вы верите в карму и судьбу, но в данном случае явно преувеличиваете их значение… — начал Елизар, но МакЛарен его перебил:
— В этом мире — нет! Здесь всё взаимосвязано и логично на глубинном уровне. А сейчас я не улавливаю логики. Или что-то фатально изменилось, что-то, о чём я не знаю.
— Это всё философия, доктор, — покачал головой мальтиец. — Я же знаю только одно: чтоб спасти этого несчастного, нам нужна аппаратура, а она не работает.
— А мы проверяли? — МакЛарен развернулся к нему вместе с креслом.
— Здесь ничего не работает, — напомнил Дакоста.
— Светильники работают, холодильники тоже. Даже душ!
— С помповой подкачкой. А аварийный режим работы на аппаратуре жизнеобеспечения основан на автономных аккумуляторах. Аккумуляторы не работают, даже в часах, — он постучал по своему запястью.
— Давайте рассуждать логически, — проговорил Джулиан. — Парня, который всю жизнь прожил в дремучем мире, где большую часть болезней лечат ртутью и кровопусканием, занесло на случайно оказавшийся здесь звездолёт, где есть современное медицинское оборудование и два компетентных врача. Он не умер на операционном столе и благополучно водворён в камеру консервации. Чтоб он выжил и пошёл на поправку, нужна только аппаратура, которая смонтирована вот за той переборкой. Мы с вами сетуем, что она не работает, но делаем этот теоретический вывод на основе обобщённых данных, даже не пытаясь проверить его экспериментально.
— На самом деле это очень даже логично, — возразил Дакоста. — Если все аккумуляторы в этом мире сдохли, то почему тот, который за переборкой, должен работать?
— Потому что он нужен для того, в чём я вижу Божий промысел, коллега!
— И вы ещё рассуждаете о ртути и кровопускании…
— Просто подойдите к этому чёртову пульту и нажмите на эту чёртову кнопку! — рявкнул МакЛарен.
— Не кричите, — обиделся Елизар. — У вас глаза красные, как у лабораторной крысы. Смотреть жутко. Я тоже устал, а резервы моего организма не безграничны, в отличие от ваших. Если я ещё не нажал на эту, как вы выразились, чёртову кнопку, то лишь потому, что не хочу выглядеть идиотом. Можно сколько угодно закидывать сеть в плавательный бассейн, рыба в нём от этого не появится.
— Но если не забрасывать сеть, то вообще ничего не поймаешь! — воскликнул Джулиан и, поднявшись, подошёл к пульту.
Какое-то время он стоял, глядя на его тёмные датчики и пустые экраны, а потом нажал на неприметную кнопку подключения аварийного режима.
— Ну, и?.. — спросил Елизар, скрестив руки на груди. — Идите спать, доктор!
МакЛарен стоял, глядя в одну точку и проследив за его взглядом, Дакоста изумлённо замер. Индикатор автономного режима работы оборудования медотсека постепенно разгорался, наливаясь сочным алым светом.
— Но как?… — прошептал он. — Это же невозможно!
— Не имеет значения, как! — воскликнул Джулиан и начал нажимать кнопки на пульте. — Главное, что работает. Этот парень заслужил право жить дальше, и наша обязанность — помочь ему в этом деле! Достаньте новые комбинезоны и перчатки. Будем его подключать!
— Чёрт возьми, — ошеломлённо бормотал Дакоста, направляясь к шкафу, — нужно было всего-то нажать кнопку. С ума сойти!