Светлый день подходил к концу, и на лес, окружавший звездолёты, медленно опускались тихие голубые сумерки. Громкий пересвист птиц постепенно смолкал, уступая место негромкому стрёкоту кузнечиков и шуму ветра в густых кронах деревьев. Жизнь в лесу замирала, готовясь к долгой спокойной ночи, которую не нарушали человеческие войны и смуты. Всё вокруг дышало прохладой и умиротворением, и даже негромкое ржание лошадей, послышавшееся в тишине, не нарушило спокойствие природы, мягко погружавшейся в сон.
Отряд из тринадцати всадников в рыцарских доспехах на усталых лошадях не спеша двигался по лесу, следуя маршрутом, обозначенным светящимися в полумраке наклейками на стволах деревьев. Когда они выехали на небольшую поляну, украшенную странным деревянным идолом, один из них махнул рукой, и пять наездников отделились и скрылись в тени деревьев. Офицеры «Пилигрима» отправились к своему звездолёту, в то время как их коллеги проследовали дальше по тропе, ведущей к «Паладину».
Их путь был хоть и дальним, но достаточно спокойным. Они покинули поле битвы под стенами луара рано утром и двигались на юг, лишь ненадолго останавливаясь на небольшие привалы. При этом командор де Мариньи жёстко пресекал все разговоры о том, что неплохо было бы заехать по дороге в Магдебург. Он прекрасно понимал, что его товарищи из обеих сошедшихся на равнине армий всё ещё находятся под действием воинственного духа, витавшего над боевыми штандартами луара и Сен-Марко. Их мысли и воспоминания всё ещё были там, среди новых друзей, и души рвались в бой, но любая задержка в пути была бы потворством этой слабости, а потому он настойчиво вёл их в расположение звездолётов. А они, следуя жёсткому приказу командования, вынуждены были подчиниться. В его присутствии они не решались выражать своё недовольство, но когда он со своими подчинёнными скрылся в лесу, остальные слегка расслабились. Всё-таки для них Джим Ноттингем был, скорее, сослуживцем, чем строгим командиром. И потому, проводив Хока взглядом, Игнат Москаленко вздохнул с облегчением и, поравнявшись с ехавшими впереди Карначом и Валуевым, спросил:
— Не кажется ли вам, друзья мои, что мы дезертировали перед боем, бросив своих товарищей по оружию на произвол судьбы?
Карнач мрачно взглянул на него, а возглавлявший отряд Ноттингем обернулся и, вздёрнув бровь, поинтересовался:
— Проблемы, капитан?
— Никаких проблем, командор, — ответил за Игната Валуев и, взглянув на друга, проворчал: — Сказал бы спасибо, что тебя в последний момент вытащили из пекла, где тебе не понятно за что могли снести голову.
— Или просто и бесхитростно отрубить руки и ноги, — добавил Карнач. — Потому прекращаем эти разговоры и думаем, как будем выкручиваться, когда придётся докладывать о нашем несанкционированном командованием участии в боевых действиях на чужой планете.
— Если будет, кому докладывать, — проворчал Игнат, и, тем не менее, это замечание дало ему новую тему для размышлений, и он помрачнел ещё больше, обдумывая сложившуюся ситуацию.
О близости звездолёта их известили голоса перекликающихся в перелеске стажёров, и Джим, чтоб не напугать их, заранее крикнул:
— Свои!
По тому, как курсанты кинулись им навстречу, что-то радостно тараторя на ходу и подхватывая уздечки коней, чтоб с почётом препроводить офицеров в лагерь, те с печалью поняли, что никаких других развлечений у ребят здесь нет, и даже их возвращение является большим событием.
Звездолёт встретил их нависающей над поляной безмолвной скалой, едва выступающей из сгустившихся сумерек. Даже отсветы огня от костра не оживляли его тёмные борта, и эта безрадостная картина, а более всего окружавшая лагерь тишина, произвели на вновь прибывших гнетущее впечатление. Возможно, кому-то из них и хотелось тут же развернуть коней и отправится назад, туда, где их ждали либо звуки кровавых сражений, либо палачи, быстро приводящие в исполнение приговоры, вынесенные дезертирам и изменникам, однако, делать они этого не стали. Джим Ноттингем спрыгнул с коня на землю и, обернувшись к ним, произнёс:
— Войны, господа офицеры, рано или поздно заканчиваются для всех, и вам ещё повезло, что со своей вы вернулись живыми. Потому привыкайте к мирной жизни, а чтоб вам было легче освоиться в новой реальности, я придумаю, чем вы сможете занять себя с раннего утра и до позднего вечера. Как командир звездолёта обещаю: скучать вам не придётся.
— Вынуждена тебя разочаровать, Джимми, — раздался рядом женский голос, и к ним подошла Изабо Моро, которая как-то не очень радовалась его возвращению, — но ты — не командир. Азаров вернулся.
— Вот как? — ничуть не расстроился и не удивился Ноттингем. — Значит, они его нашли и вытащили оттуда. Понимаю, почему тебе так грустно…
— Хватит скалиться, — огрызнулась она. — Посмотрим, как ты запоёшь, когда попадёшь ему под горячую руку.
— Максимум, что мне грозит: я превращусь в кучку пепла, — пожал плечами Джим и обернулся к подчинённым. — Я к командиру, доложу о нашем прибытии. А вы снимайте эти консервы и приведите себя в порядок. И побриться не забудьте, а то выглядите, как банда мародёров.
— Да поняли уже! — проворчал Валуев и направился к костру, возле которого сидел со своей трубкой Бейбал Устунов.
Светлый день пролетел для меня непривычно тихо и спокойно, и неожиданно приятно. Я и забыла, какое это удовольствие, видеть вокруг аккуратно постриженных и умытых здоровых людей, говорящих на твоём родном языке. Делать мне было нечего. Быт в лагере и на борту «Пилигрима» был давно налажен, и моего вмешательства в этот процесс не требовалось. Потому я долго гуляла по окрестным лесам с Белым Волком, совершенно позабыв о его человеческой ипостаси, и порой даже свистом подзывала его, когда он уносился куда-то далеко, мелькая среди деревьев своим пушистым белым хвостом. Он не обижался, а радостно нёсся назад и прыгал вокруг меня, заглядывая в лицо своими весёлыми золотистыми глазами.
Потом я сидела в шезлонге, подставив лицо мягким лучам местного солнца, просачивавшимся сквозь тонкий облачный слой, что было здесь почти то же, что и ясная погода на Земле. Вскоре компанию мне составил Киса, уверенно заскочивший на мои колени. Он подсунул свою круглую, слегка плешивую голову под мою ладонь и сообщил, что вернулся Эрик Ченг и рассказал, что перед тем, как прийти к нам, он зашёл на «Паладин» и принёс туда Василия. Киса был очень рад тому, что Вася вернулся и снова обрёл папу, и теперь сам с нетерпением ждал, когда это случится и с ним. Потом он уснул у меня на коленях, свернувшись калачиком, а ко мне явился Эрик, уже умытый, облачённый в летнюю форму, и доложил, что прибыл и готов приступить к своим обязанностям.
— Приступайте, — разрешила я, соображая, что он имеет под этим в виду, учитывая сложившиеся обстоятельства.
А он тут же отправился на звездолёт, и я догадалась, что сейчас он примется за ревизию материальных запасов, что в дни вынужденного бездействия было любимым развлечением Хока, к которому он всегда привлекал второго и третьего помощников.
Сам Хок вернулся после полудня, когда уже начало смеркаться. Он в сопровождении Булатова, Донцова, Кроу и Стаховски выехал из леса, и отблески пламени костра плясали на его блестящем нагруднике. Как обычно, его брутальный вид вызвал восхищённые взгляды Бетти, Илд и даже Анхелы, помогавшей Тилли Бому чистить овощи. Впрочем, потом их внимания и одобрительных комментариев удостоились и его спутники, которые выглядели ещё более колоритно, поскольку их доспехи были украшены куда богаче.
Видимо, Хок собирался доложить мне об их прибытии по всей форме, потому что, спешившись, оправил кольчугу и решительно направился в мою сторону, но тут раздался радостный вопль Кисы, который проснулся, увидел свет своих голубых очей и, спрыгнув с командирских коленей, огромными прыжками устремился к хозяину. Он с разбегу подпрыгнул, вцепился огромными когтями в плащ, моментально вскарабкался Хоку на плечо и со всей силы боднул его головой в щёку.
Я с интересом наблюдала за происходящим, понимая, что от ранений, нанесённых этими когтями, любимого кисиного папу спасла только надёжная кольчуга. Да и удар в челюсть крутым кошачьим лбом был наверно весьма чувствителен. Однако Хок снёс всё это стойко и даже обрадовался, увидев своего питомца. Он тут же забыл о своём намерении соблюсти формальности и, стащив кота с плеча, прижал его к груди, интенсивно почёсывая мохнатый загривок.
Остальные прошли мимо, привычно погладив кота, и направились ко мне, тем самым вынудив меня принять более подобающую случаю позу. Мне пришлось встать с шезлонга и выслушать их доклад о том, что они по моему приказанию прибыли.
— Хорошо, что прибыли, — одобрила я, задумчиво рассматривая узорчатую вязь на нагруднике Донцова. — Полагаю, нагулялись. Потому снимайте всю эту красоту, надевайте форму и подключайтесь к работе экипажа. Булатов и Стаховски, от вас я жду письменные рапорты относительно ваших действий в составе армии Сен-Марко.
— Есть, командор, — изрядно помрачнел Булатов, а Стаховски только покорно кивнул.
— А нам не надо? — на всякий случай уточнил Кроу, с любопытством покосившись на них.
— Только если есть что-то, о чём я должна знать.
— Да ничего такого, — пожал плечами Донцов и вопросительно взглянул на Дэна, после чего снова вытянулся в струнку и официально уточнил: — Разрешите идти, командор?
— Идите, — кивнула я и посмотрела на Хока, который с радостной улыбкой шестилетнего мальчишки направлялся ко мне, прижимая к себе Кису, тарахтевшего от счастья, как старинный вездеход.
— Я уже поняла, что вы прибыли, — сообщила я и тоже машинально подняла руку, чтоб погладить кота.
— Кто ещё из наших вернулся? — спросил Хок, с усилием сосредоточившись на текущем моменте.
— Да почти все. Нет только Вербицкого, но и он, думаю, скоро появится.
— Да, все как-то подтягиваются, — пробормотал он, подняв голову, и посмотрев на мрачно нависшую над нами баркентину. — Но вот сможем ли мы отсюда улететь?
— Джулиан говорит, что сможем, — пожала плечами я и сама удивилась своей уверенности в его правоте.
— Кстати, где он? — тут же оживился Хок, озираясь вокруг, словно Джулиан мог затаиться в подступающей мгле, что впрочем не было бы чем-то необычным.
— На звездолёте, — ответила я. — У него пациент, от которого он не решается отойти надолго.
— Кто-то из наших?
— Нет. Оршанин притащил на баркентину умирающего от лепры бродягу и уверяет, что это король Арман. Джулиан ему верит.
— Что, правда? — Хок взволнованно взглянул на меня. — Ты думаешь, это действительно король Арман?
— Я понятия не имею, — призналась я. — Поговори с Джулианом. Он так думает и намерен спасти парню жизнь. Мне остаётся смотреть на это со стороны. Ты же знаешь, что встать между ним и его пациентом решится только безумец. Честно говоря, меня даже радует, что он нашёл себе занятие на баркентине и не пропадает где-то в этом странном мире или вовсе в глубинах Тьмы.
— Пожалуй, — задумчиво кивнул Хок и снова посмотрел на баркентину. — Понимаешь, здесь есть люди, для которых эта новость, — я говорю о короле, — очень важна. Мы ведь заберём его с собой?
— Конечно, иначе его не спасти, — пожала плечами я. — Он согласия не давал, но, в случае чего, сможет вернуться. Теоретически.
— Может, он и не захочет возвращаться, — как-то туманно заметил Хок и снова посмотрел на Кису. — Пойду, переоденусь и займусь делами.
— Ага, подключайся, — легкомысленно кивнула я и снова улеглась в свой шезлонг.
Дни снова потекли один за другим, скучные и одинаковые, ещё более тягостные оттого, что были бесконечно долгими и сменялись такими же бесконечно долгими ночами. Заняться в лагере было нечем, и Хок проявлял чудеса изобретательности, придумывая для изнывающих от безделья офицеров новые задания. Я прекрасно понимала своих ребят, которые то и дело с тоской поглядывали на уснувшую мёртвым сном баркентину, а потом переводили задумчивый взгляд туда, где начиналась тропа, ведущая на север, в луар, где кипела жизнь. Возврата туда не было, потому они вздыхали и снова отправлялись по своим делам, придуманным старпомом.
Увы, мне нечем было их утешить. Я и сама, первое время после возвращения на «Пилигрим» пребывавшая в состоянии тихой радости, уже начала уставать от этой тишины и ожидания чуда, в которое верилось всё меньше. Мне было известно, что за моей спиной уже шепчутся о том, что всё это безнадёжно, и надо возвращаться обратно. Однако прямо никто так и не высказал такое пожелание, потому я была избавлена от неприятной обязанности обещать скорый отлёт, объяснять всю ошибочность идеи вернуться в чуждый нам мир и просто приказывать заткнуться и выполнять приказ. Впрочем, наверно, ничего такого бы я делать и не стала, поскольку и сама думала, а не слетать ли туда на разведку?
Вместо этого я отправлялась к «Паладину», где царили те же настроения, ропот был немного громче, но скрывали его куда тщательнее. Я знала это потому, что все вопросы, которые не решались задать Азарову, задавали мне, а я не могла на них ответить, потому говорила уклончиво и старалась поскорее сменить тему разговора.
В тот день я выслушала пространное нытьё Москаленко о том, что здесь скучно, а там, быть может, погибают их друзья, ведущие битву с отборными силами луара Синего Грифона. Мне было прекрасно известно, что никакой битвы так и не произошло, и война на этот раз закончилась, так и не начавшись. Но вместо того, чтоб утешить его, я напомнила ему о том, что гвардейцам Сен-Марко незачем идти на войну, чтоб сразиться с защитниками луара, поскольку Адальбер и Коррадо у них всегда под рукой, и им с удовольствием составят компанию Донцов и Кроу, к которым, без сомнения, присоединятся Хэйфэн и младший инспектор Чен. Игнат одарил меня мрачным взглядом, но заверил, что понял, о чём я, после чего отправился изводить своим недовольством Карнача.
Я же поднялась на борт баркентины и пошла искать Азарова. Он всё так же пребывал в некоторой меланхолии и редко выходил на улицу. Тем не менее, он был в курсе всего происходящего и продолжал твёрдой рукой управлять своим экипажем. Я застала его в командном отсеке, где он сидел за центральным пультом, задумчиво почёсывая за ухом устроившегося на его коленях Василия. За соседним терминалом сидела Изабо и, перегнувшись к нему через подлокотник, что-то нашёптывала. Он к её повествованию особого интереса не проявлял, задумчиво разглядывая тёмные экраны на фронтальной стене отсека.
Едва я вошла, Изабо замолчала, глядя на меня немного настороженно, однако так и осталась сидеть в прежней позе. Мне было известно, что Азаров не отменил мой приказ о её отстранении, но она, видимо, не теряла надежды добиться этого.
— Здр-р-равия желаю! — мурлыкнул Вася, приоткрыв один глаз, и снова закрыл его.
— Добрый день, — приветственно кивнул Азаров, и ближайшее к нему незанятое кресло приглашающе развернулось в мою сторону.
— Добрый, — кивнула я и, пройдя туда, села.
— Кофе? — со сладкой улыбкой предложила Изабо, а я вспомнила, как она встретила меня в луаре, и с благодарностью отказалась.
— Есть что-нибудь новое? — спросила я, взглянув на Азарова.
Он прекрасно понял, о чём я его спрашиваю, и уныло покачал головой.
— Ничего. Всё так же.
— То есть неизвестно, когда мы полетим домой? — уточнила Изабо таким тоном, словно опаздывала на маникюр.
— Неизвестно, — подтвердил он. — Но полетим. Обязательно.
Я какое-то время задумчиво смотрела на него, а потом решилась спросить:
— Ты что-нибудь знаешь о Бене? У тебя есть контакт с ним? Ты был там?
Он покачал головой.
— Мне там нечего делать. У меня больше нет контакта ни с ним, ни с его чёрными пиявками. Я ничего не знаю, но чувствую, что он ещё жив. И то, что этот мир не разваливается на части, — ещё одно тому подтверждение.
— Значит, нам остаётся только ждать, — понятливо кивнула я. — И бороться с брожением в экипажах, которые снова начинают смотреть в лес.
— Да, всё это сложно, — рассеянно пробормотал он и, развернулся вместе с креслом к выходу.
На пороге командного отсека появился Эл Багси. Он выглядел расстроенным и его неровно постриженные рыжие волосы всё так же стояли дыбом. Неловко кивнув мне, он взглянул на Азарова:
— Разрешите обратиться, командор.
Азаров смотрел на него так, словно ждал удара в сердце и молил о пощаде.
— Ну?
— Я хотел просить, — Эл потупился и стиснул пальцы так, что побелели суставы. — Когда звездолёты готовы будут улететь, позвольте мне остаться здесь. Я не могу бросить Бена одного. Я с ним с раннего детства. Я имею в виду его детство. Я построю хижину на склоне Грозовой горы и буду там жить. Может быть, когда-нибудь он придёт ко мне, или я что-то почувствую, или он просто будет чувствовать, что я с ним.
— Хоть ты-то меня пожалей! — воскликнул Азаров. — Уйди, Эл. Очень прошу, уйди!
Тот какое-то время нерешительно топтался в дверях, потом кивнул:
— Я уйду, но вы подумайте. Я ведь всё равно сюда вернусь.
И развернувшись, вышел. Его шаги какое-то время гулко отдавались в тишине, постепенно затихая.
Азаров снова развернулся к пульту и прижал ладонь ко лбу. В отсеке стало темно, световые панели на потолке замигали, и снизу потянуло холодом. Он порывисто вздохнул и посмотрел вверх. Взять себя в руки ему было нелегко, но он приложил усилие, и светильники снова зажглись ровным белым светом, даже стало немного светлее, только пронизывающий холод остался. Он устало посмотрел на меня.
— Слышала? Хижина на склоне горы. Мне самому впору там поселиться.
— Что ты мучаешь себя? — воскликнула Изабо. — Он сам сделал выбор.
— Это я не оставил ему выбора, — возразил Азаров.
— Он тебя предал. Он чуть тебя не убил…
Она испуганно смолкла, потому что свет вдруг погас и по отсеку пронёсся леденящий вихрь. Что-то со звоном упало на пол.
— Саша, держи себя в руках, — попросила я.
— Я в порядке, — пробормотал он. Световые панели снова вспыхнули. Он устало смотрел на осколки кофейных чашек на полу. — Это всё чушь, Изабо, — тихо проговорил он. — Бен прекрасно знал, что не сможет меня убить. Мы говорили об этом не раз. Всё, что между нами произошло, вас не касается. Это разборки двух чародеев. Впрочем, нет. Это другое. Он просто доступными ему средствами устранил последствия моей собственной ошибки, ошибки, о которой я, быть может, сожалел бы всю оставшуюся жизнь. Я чуть не уничтожил целый мир, а он его спас. И продолжает спасать. Я чувствую, что его силы на исходе, но уже не могу вмешаться. Если он погибнет, то в этом буду виноват я.
— Но он ещё жив, — напомнила я.
— И что? — Азаров посмотрел на меня. — И разве это жизнь? Разве у него вообще была нормальная жизнь? Его никто не любил, кроме Эла. Никто ему не верил. Даже я. Даже зная его.
— А, может, потому и не верил, что знал, — вставила Изабо.
— Да не знал я его! — болезненно поморщился Азаров и снова посмотрел на меня. — Теперь понимаю, что не знал. Я никак не мог забыть, кто он. Словно он выбрал свою судьбу. Это была ошибка, понимаешь? У него душа человека, а он родился некромантом. И с рождения это было его проклятием. Все мы дети своих отцов. Твой был героем космоса, и твоё детство было похоже на фантастический роман. Мой — волшебником, и я вырос в сказке. А детство Бена — это готический роман со всеми присущими ему ужасами. Он с пелёнок был окружён душами умерших, отец смотрел на него с подозрением, готовый в любой момент прижать, если не уничтожить, выискивая в нём нечеловеческие черты и присущую некромантам жестокость. Его обучали магии, в том числе, чёрной, постоянно твердя, что он не должен ею заниматься. Его держали не в рамках, а в тисках, которые впивались в его душу. Мне кажется, в космос он сбежал от этого. А поисково-спасательный флот стал для него и протестом, и спасением от этого мрака и холода. Я этого не понял.
— Как ты его нашёл? — спросила я.
На его губах мелькнуло что-то похожее на усмешку.
— Узнал о довольно странном случае. На одной станции Дальней разведывательной флотилии произошла катастрофа. Успели подлететь три поисково-спасательных звездолёта с ближайших баз, но высадиться и спасти людей возможности не было из-за пожара. И вдруг пожар пошёл на убыль. Людей спасли. Оказалось, что начальник станции сумел пройти по горящему коридору в недрах станции и включить аварийную систему климатического контроля вручную. Супермозгу удалось отрегулировать настройки и запустить систему пожаротушения. Начальник станции погиб, его посмертно наградили Алмазной звездой. Всё б ничего, но я случайно наткнулся на материалы расследования. Тело героя обгорело до костей. По словам экипажа станции, он был мёртв за день до своего подвига. Результаты вскрытия это подтверждали. Никто на это внимания не обратил. Прошёл, сделал, значит, был жив. Экипаж ошибся, вскрытие дало неверный результат. Подвиг — не преступление, чтоб искать объяснения загадкам. Только я видел фотографии этого трупа. Он не мог дойти, потому что на костях почти не оставалось плоти.
— Дай угадаю, — проговорила я. — Командиром одного из подлетевших на помощь поисково-спасательных звездолётов был Бен Олдридж.
Азаров кивнул.
— Да, Бен просёк ситуацию, отыскал в ближайшем к пульту аварийной системы отсеке труп и поднял его. Зомби прошёл по коридору, не чувствуя боли и страха и сделал то, что приказал ему Бен. Люди спасены. Награда нашла героя. Парень не страдал больше, чем ему уже досталось. Всё это к вопросу о пользе некромантии в спасательном деле.
— Он сразу признался, что сделал это?
— Конечно. Он же знает, кто я. Мы все друг о друге знаем. Вернее, он знал обо мне, но я знал только его отца. Увидев фамилию Олдридж, я тут же понял в чём дело, но мне тогда и в голову не могло прийти, что он прирождённый некромант. У нас любой, кто занимается чёрной магией всерьёз, может сделать зомби. Ты это сама знаешь. Я понял, что он чародей, пригласил его на чашку чая, тогда и узнал о его способностях. Он мне понравился, но этот дар… как тёмное пятно, всегда был перед глазами. Я не до конца ему доверял, а он слишком скрытен. Он привык прятать свои чувства, и плохие, и хорошие. Я не знал, каких у него больше. Бережёного Бог бережёт. Решил, что возьму его к себе, присмотрюсь. Если что, он у меня под присмотром. В общем, впал в ту же ересь, что и его отец.
— А факт психокоррекции тебя не смутил?
— А ты знаешь, что он выбрал повышенные значения уровня сострадания? — ответил он вопросом на вопрос. — Подозрения при отсутствии точной информации искажают восприятие действительности. Я думаю, что ему не так уж нужна была эта коррекция. Он уже был полон сострадания и любви к людям, это его отец жёстким воспитанием и тотальным контролем задавил, заблокировал в нём эти чувства. Бен чувствовал этот блок и знал, что за ним что-то есть, какая-то важная часть его личности, без которой он не может ощущать жизнь во всей полноте. Поэтому он и сдвинул показатели вверх. А я решил, что он искусственно пытался сделать себя лучше, потому что ощущал свою порочность.
— Тебя послушать, так Бен — ангел, — проворчала Изабо.
— Бен — хороший человек, — устало возразил Азаров. — И я без него никуда не улечу. Может, тоже останусь и построю хижину на другом склоне.
— Вряд ли это жертвенное решение имеет смысл, — заметила я. — Мы никуда не летим, по крайней мере, пока, потому что оба звездолёта мертвы.
— Это точно, — пробормотала Изабо. — И я почему-то сомневаюсь, что они оживут. Нет никаких признаков того, что что-то изменится.
— Есть, ты просто не замечаешь их, — проговорил Азаров и снова развернул своё кресло к выходу из отсека.
Вскоре раздались шаги, и на пороге появился Ноттингем. Поприветствовав меня, он посмотрел на командира.
— Командор, вернулся лейтенант Набиев. Он не один. Вам лучше посмотреть.
— Посмотрю, — согласился Азаров и, кивнув мне, поднялся и опустил на пол Василия, который тут же решительно направился впереди него к выходу.
Выйдя на улицу, мы увидели, что на поляне возле звездолёта появилась большая телега, запряжённая двумя рыжеватыми пони. Причём эта телега была заполнена ребятишками разного возраста, сидевшими на мешках с вещами. Они с восхищением смотрели на огромный серебряный звездолёт, пока не замечая ничего вокруг. Салим Набиев, невысокий, коренастый, с чёрной бородой, в светлой домотканой одежде стоял возле телеги, а рядом с ним застыла растерянная молодая женщина с маленьким мальчиком на руках.
Увидев Азарова, Набиев решительно двинулся к нему и доложил о своём прибытии, после чего немного помолчав, добавил:
— Командор, прошу принять на борт мою семью: жену Амэ и шестнадцать детей. Я их тут одних оставить не могу, а дома, сами понимаете, у них возможностей для успешной жизни будет больше, чем здесь, образование получат, хорошими людьми вырастут, много пользы Земле принесут.
— Ну, если это ваша семья, лейтенант, то у меня возражений нет, — улыбнулся Азаров.
Я подумала, что это первая улыбка, которую я увидела на его лице за последнее время.
— Скажите, лейтенант, — произнесла я, — а почему вы решили вернуться на звездолёт? Именно сейчас.
Он немного смутился и обернулся назад, чтоб посмотреть на своё большое семейство, а потом снова взглянул на меня.
— С тех пор, как капитан Ченг ушёл из деревни, я всё думал и, наконец, решил, что оставаться здесь будет неправильно. У меня выбор был невелик: или остаться с семьёй и отказаться от возможности вернуться домой, или вернуться вместе с ними и дать своим детям целую Землю в подарок. Выбор очевиден. А что сейчас… У меня вдруг возникло ощущение, что ещё немного, и я опоздаю. Как видите, не опоздал.
— Хорошо, что ты вернулся, Салим, — заметил Азаров и обернулся к стоявшему рядом Ноттингему. — Джим, помоги ему разместить детей и оформи необходимые документы.
— От руки? — с некоторой ехидцей уточнил тот.
— Проблемы? — усмехнулся Азаров.
— Никак нет, командор, — покачал головой Ноттингем. — Разрешите выполнять?
— Давай.
Я заметила, как посветлело лицо Азарова, когда он наблюдал, как аккуратно стажёры снимают с телеги детей, а те, не отрываясь, смотрят на чернокожего Ганжу и даже пытаются потрогать его лицо, видимо, что б стереть с него сажу.
— И что это, как не признак того, что скоро у нас будет возможность улететь отсюда? — спросил Азаров, посмотрев на меня.
— Я буду уверена, когда вернутся все, — ответила я. — Включая Бена. У меня почему-то такое чувство, что он тоже вернётся.
— Надеюсь, оно тебя не обманывает, — снова помрачнел он и направился к трапу звездолёта.
К обеду я решила вернуться в свой лагерь и наверно моего ухода никто не заметил. Экипаж «Паладина» был занят своим многочисленным юным пополнением. Офицеры и стажёры, соскучившиеся по собственным детям, внукам, младшим братьям и сёстрам, старались как можно лучше устроить детей Салима, накормить их повкуснее, приласкать и развлечь. Со склада принесли игрушки, приготовленные на случай эвакуации детей, оттуда же достали детские кроватки и дополнительные палатки. А зардевшийся от счастья и нахлынувшего энтузиазма Франческо Гримбальди крутился у своей любимой плиты, подгоняя помощниц, чтоб как можно скорее приготовить для малышей какую-то особую пасту, которую в детстве готовила ему бабушка.
Короче, всем было не до меня, и я вернулась на «Пилигрим» как раз к тому моменту, когда члены моего экипажа садились за столы. Джулиана среди них не было, потому после обеда я взяла у Бетти судки, в которых она обычно приносила еду вахтенным, и поднялась в медотсек.
Джулиан стоял возле большого белого кокона, на бортике которого поблескивали работающие экраны и перемигивались сигнальные огоньки. Здесь всё казалось мне странным, может, потому, что я уже отвыкла от работающей аппаратуры, от этого тихого, едва уловимого звукового фона, который обычно всегда присутствует на живом звездолёте. Это было так странно и так приятно, и тоже, как и возвращение к нам наших товарищей, давало надежду на то, что скоро и остальные системы баркентин заработают, и мы сможем вернуться домой.
Поначалу я даже пыталась выяснить у Джулиана, как так получилось, что именно здесь заработала умирающая в других отсеках электроника, но он только отмахнулся от этого глупого вопроса. Какая разница, как? Главное, что работает! Технические детали его не интересовали. Он мечтал спасти своего короля, и у него получалось.
— Как он? — спросила я, увидев, что Джулиан списывает в блокнот показания с приборного щитка капсулы.
— Хорошо, — кивнул он и его сосредоточенный взгляд упал на разноцветные судки у меня в руках. — А что, уже обед? Это кстати!
Он отложил блокнот и пошёл мыть руки, а я, немного прибрав у него на столе, освободила место для посуды. Пока он ел, я поглядывала на капсулу, пытаясь представить, что там внутри, и рассказывала ему о разговоре с Азаровым и о возвращении Салима, о детях и о том, как оживились с их прибытием члены экипажа «Паладина».
— Они скучают по дому, — пояснил Джулиан. — И чувствуют, что скоро вернутся.
— Ты говоришь об этом с такой уверенностью, — вздохнула я. — Мне тоже так кажется. А Азаров заявил, что не улетит без Бена.
— Я знаю, — Джулиан задумчиво кивнул. — Ему сейчас нелегко. Он чувствует свою вину и свою ответственность за всё, что происходит. К тому же никак не может смириться с тем, что, оказывается, и он может ошибаться, и его ошибки могут иметь такие серьёзные последствия. Тяжёлое признание для человека, который прежде считал себя почти непогрешимым.
— Все его действия были оправданными и логичными, — возразила я, почувствовав необходимость вступиться за друга. — У него просто не было достоверной информации.
— Именно в этом и состоит его ошибка, — пожал плечами Джулиан. — Он сделал поверхностные выводы на основании своих ощущений и видений, и решил, что, как всегда, прав. Впрочем, я его понимаю. Обладая большой силой, иногда переоцениваешь свои возможности. Со всяким может случиться. Я его не осуждаю, даже наоборот. Он признал свои ошибки и сейчас ищет выход из ситуации, которая сложилась в результате его неправильных действий. Наверняка он думает, как забрать оттуда Бена, не уничтожив тех, ради кого тот жертвует собой? Где взять мощный источник магической энергии, способный поддержать жизнь в этом мире? Не его вина, что он не может найти выход.
— А кто может? — спросила я, вспомнив, что и сама постоянно задавала себе эти вопросы без какой-либо надежды ответить на них.
— Тот, кто и является первопричиной этой ситуации, — ответил Джулиан. — Тот, кто создал этот мир именно таким, и кто может либо внести изменения в систему, либо найти способ обойти её. Азаров зря себя изводит. Он даже не понимает, как здесь всё устроено, как же он сможет что-то изменить?
— А иных способов забрать Бена и улететь, кроме глобальных изменений целого мира, нет? — уточнила я.
— По крайней мере, я их не вижу. Хотя, возможно, и я ошибаюсь. Я ведь тоже не настолько умён, чтоб просечь смысл глубинных процессов, на которых держится жизнь этого мирка. Но я отлично понимаю своё бессилие перед этой громадной проблемой, а потому предпочитаю смириться, ждать и делать то, что мне по силам, — он посмотрел на капсулу.
— Мудро, — согласилась я. — Хочу я этого или нет, но и мне придётся последовать твоему примеру. Хотя эта необходимость просто сидеть и ждать начинает выводить меня из себя.
— Самая тёмная ночь перед рассветом, — усмехнулся он. — Хотя здесь это и не совсем так.
А следующей ночью мне приснился Бен. Он стоял возле каменных зубцов замковой башни, но это был не замок на Грозовой горе, а какой-то другой, из светло-серого камня с выщербленными временем и всё же монолитными стенами. Над ним прозрачной голубой чашей опрокинулось высокое небо, прозрачно-голубое с лёгкими белыми облаками и ярким земным солнцем. Бен и сам был одет не в тот чёрный костюм с огромным плащом, который носил ещё недавно. На нём были светлые джинсы и белоснежная сорочка. Романтичный образ дополняла прозрачная бледность лица и шелковистые чёрные кудри, которые трепал ветер. Его взгляд скользил по зелёным равнинам, раскинувшимся внизу, по глади мерцающей солнечными бликами реки, по зелёной роще, живописно расположившейся на противоположном берегу. Потом он повернулся и посмотрел на меня.
— Забери меня, — произнёс он, глядя мне в глаза. — Я очень хочу домой.
Что-то словно выбросило меня из сна и, проснувшись, я резко села. Джулиан стоял возле кровати, пристально глядя на меня.
— Это зов, — кивнул он. — Мы должны пойти к нему.
Я соскочила с кровати и быстро оделась. Джулиан задумчиво наблюдал за мной.
— Не торопись. У нас есть время.
— Мы телепортируемся туда? — с надеждой спросила я.
— Нет, — покачал головой он. — Я не вижу того, что сейчас происходит в камере, и не уверен, что она на прежнем месте. Мы полетим и спустимся вниз.
— Сквозь камень? — ужаснулась я, но он улыбнулся и протянул мне руку.
— Поскольку в данном случае это — единственный доступный вариант, просто держись за меня.
Он подошёл, и я вложила пальцы в его ладонь. За его спиной раскинулись чёрные крылья, я выпустила свои. Он кивнул и мы взлетели. Потолок, находившийся в двух метрах от меня, стремительно понесся навстречу, и я невольно зажмурилась, ожидая удара, но его не последовало. Мы пролетели насквозь все переборки и перекрытия, обшивку звездолёта и вылетели наружу под огромное чёрное небо.
Поднявшись выше, мы развернулись в сторону Грозовой горы и устремились туда, скользя вслед за ветром в воздушных потоках. Уже издали я увидела, что гора изменилась. Всегда кружившие вокруг неё тучи сегодня толстыми пушистыми подушками разошлись в стороны, образовав пышное кольцо, в центре которого был просвет, а через него на вершину, прямо на развалины замка лился призрачно-голубой свет. Лишь подлетев ближе, я поняла, что свет идёт не сверху, он струился снизу, из глубины горы, сквозь толщу камня. И именно этот свет рассеивал тучи.
Сделав круг над вершиной, мы снова взялись за руки и спикировали вниз. Я опять невольно зажмурилась и почувствовала, как погрузилась в тяжёлую прохладу камня, и мне стало жутко. Я проходила сквозь него, как раскалённый нож сквозь мягкое масло, но всё же он окружал меня и одна мысль, что я вдруг застряну в нём, приводила в ужас.
Но я не застряла. Вокруг меня снова стало пусто, а сквозь веки сочился свет. Мои ноги коснулись пола, и Джулиан выпустил мою руку. Я открыла глаза и увидела высокую круглую пещеру, в центре которой на возвышении стоял каменный алтарь. Только теперь пещеру заливал ровный бирюзовый свет, идущий от фигуры, застывшей на краю алтаря.
Бен сидел, сложив руки на коленях и опустив голову, в той же позе, в какой мы оставили его в прошлый раз. Его тело было полупрозрачно и излучало свет, а внутри, там, где было расположено сердце, сиял голубоватый кристалл.
Я подошла ближе, надеясь, что он заметит меня, но он оставался неподвижен, как статуя. Я беспомощно обернулась назад.
— Позови его, — подсказал Джулиан.
Я сделала ещё шаг и произнесла:
— Мы здесь, Бен. Мы пришли за тобой.
Казалось, он не услышал меня, неподвижно сидя на своём алтаре, но когда я готова была снова окликнуть его, чуть шевельнулся, приподнял голову, и я увидела его глаза, из которых лился чистый голубой свет.
— Возвращайся, Бен, — прошептала я. — Нас ждут дома.
В его взгляде мелькнуло что-то похожее на узнавание, он чуть наклонил голову, а потом нерешительно поднял руку и протянул мне. Она была прозрачна, словно изваяна из лунного серебра, но она двигалась ко мне, а ладонь раскрывалась в жесте мольбы. Я осторожно взяла её и поразилась странной, неживой прохладе, исходившей из неё.
Взяв его руку, я тихонько потянула её к себе. Он послушно подался вперёд и встал. Он стоял рядом и задумчиво, словно пытаясь что-то вспомнить, смотрел на меня постепенно угасающими глазами. Его тело обрело обычную плотность, но не стало теплее. И только тут я заметила, что свет теперь льётся из-за его спины. Он медленно обернулся, и я тоже взглянула туда. Над алтарём висел лучистый и мерцающий, как бриллиант, живой кристалл, распространявший вокруг трепещущее сияние.
Бен снова посмотрел на меня, как-то слишком спокойно вздохнул, поднял голову, посмотрел вверх и вдруг начал медленно оседать. Его глаза закатились и закрылись и, за мгновение до того, как он упал на пол, к нему подскочил Джулиан и подхватил на руки.
Он забрал Бена на «Пилигрим», сразу телепортировавшись в реанимационную палату, а я осталась одна в абсолютной тишине наедине с этим прекрасным кристаллом, от которого исходили лучи света, любви и радости. Какое-то время я смотрела на него, и мне казалось, что его энергия пронизывает меня, вселяя в душу покой, надежду и уверенность в том, что всё будет хорошо. Что-то подобное я чувствовала, когда со мной рядом был Эладаил, и смотреть на возродившееся Алмазное Сердце было так же приятно, как на светлый лик Стража Небес. Не знаю, сколько я простояла, любуясь радужными переливами на его изысканных гранях, но в какой-то момент я почувствовала, что пора возвращаться и, махнув ему рукой на прощание, закрыла глаза и представила себе свою каюту. Спустя мгновение я уже была там и, похвалив себя за удачный опыт телепортации, решила подняться в медотсек. Но дверь в палату реанимации была заперта, и мне не оставалось ничего иного, как вернуться к себе и попытаться уснуть, чтоб поспать ещё пару часов до утра.
Следующий день был тёмным. В такие дни никто не решался пробираться через густой лес, чтоб попасть в соседний лагерь, потому гостей мы не ждали. Всем было известно, что Бен возвращён и находится в медотсеке, но что с ним, никто не знал. Дакоста, вызванный Джулианом ночью, тоже находился за закрытой дверью реанимационной, и спросить, что там происходит, было не у кого. Меня тревожило, почему Джулиан так долго не выходит оттуда, но с другой стороны, если он всё ещё там, значит, Бен не умер и надежда есть.
Ближе к полудню в глубине леса замелькали огни факелов и на поляну выехали два всадника. Несложно было догадаться, что это Азаров и Эл.
— Он ведь здесь? Да, командор? — взволнованно воскликнул Багси, едва не мешком свалившийся с седла.
— Да, но пока он в медотсеке, — ответила я и перевела взгляд на Азарова.
— Этой ночью я почувствовал, что баланс энергий в этом мире нормализовался. Что вы сделали? — спросил тот. — Вы его забрали? А что осталось там?
— Алмазное Сердце, — ответила я и невольно улыбнулась своему воспоминанию. — Пока маленькое, размером с сердце Бена. Но я уверена, что со временем оно вырастет до прежних размеров. И в этом мире будет ещё больше света и любви.
Азаров нахмурился.
— Почему ты так думаешь?
— Оно доброе, — ответила я. — От него исходит любовь. Я очень ясно это чувствовала.
— Правда? А я тогда ничего такого не заметил. Может, я не так чувствителен, как ты?
— А, может, потому, что это Сердце начало свою жизнь в груди хорошего человека?
— Я могу увидеть Бена? — сунулся между нами Эл.
— Дверь в палату заперта, на стук никто не отзывается. Наверно, врачи слишком заняты. Как только что-то прояснится, они нам сообщат. Кофе?
— Пожалуй, — согласился Азаров и пошёл к ближайшему трапу, на перилах которого играли рыжие отсветы огня.
Бен медленно открыл глаза и увидел над собой белый потолок. Чьи-то тёплые ладони держали его безжизненную руку, и он ощущал присутствие чего-то близкого и печального. Опустив глаза, он увидел Азарова, сидевшего у его высокой, как стол, кровати, над изголовьем которой поблескивал откинутый реанимационный купол. Теперь Бен понял, откуда исходило это ощущение щемящей грусти.
— Прости меня, Бен, — прошептал Азаров, и он почувствовал, как из сжимавших его руку ладоней хлынул поток тёплой золотистой энергии, которая разливалась по телу, лёгким покалыванием оживляя застывшие мышцы.
В голове прояснилось, и пелена, только что застилавшая его глаза, рассеялась. Он осторожно высвободил руку и, опершись на локти, приподнялся, оглядываясь по сторонам. Это была палата в медицинском отсеке, но не на «Паладине». Другой цвет стен, да и аппаратура другая. Впрочем, едва увидев у дверей врача, задумчиво изучавшего экраны датчиков, вмонтированные в стену, он всё понял.
— Очнулся? — спросил МакЛарен, не отрывая взгляд от экрана.
— Да, — ответил Азаров и откинулся на спинку стула.
— Где Эл? — спросил Бен, взглянув на Азарова.
МакЛарен подошёл к двери и отодвинул в сторону створку, за которой уже стоял Багси. Он радостно рванулся к Бену, и тот, почувствовав, как на глаза наворачиваются слёзы, подался навстречу. Эл забрался рядом на кровать и стиснул друга в своих объятиях.
— Эл… — прошептал Бен, уткнувшись лицом в его плечо, а потом снова взглянул на МакЛарена: — Что со мной было, док? Я был уверен, что умираю.
— Точно, — кивнул тот. — Паралич сердца. Нам пришлось повозиться, чтоб снова запустить твой мотор. К счастью, здесь аппаратура работает, и ты снова жив.
— Вы сотворили чудо, доктор! — воскликнул Эл, повернув к нему мокрое от слёз лицо.
— Именно так это и называется, — без ложной скромности согласился МакЛарен.
Бен снова взглянул на Азарова. Тот устало, но уже спокойно смотрел на него.
— Я тебя простил, — произнёс Бен. — И, надеюсь, ты простил меня. Нам ведь ещё столько летать вместе.
Тот молча кивнул, а потом спросил:
— Что с тобой там произошло?
— Мы создали новое Сердце, — тихо ответил Бен и задумчиво провёл пальцами по рыжему ёжику на темени Эла. — Мы создали его все вместе.
— Вместе с кем?
— Не знаю, — Бен улыбнулся. — Но их много. Целый народ, тихих, бесплотных, живых и любящих жизнь во всех её проявлениях.
— Значит, Хозяин не один?
— Хозяин? Да, наверно, они хозяева здесь, у них единый разум, складывающийся из многих других. Они искали ответ, я его искал, и мы смогли найти его вместе. Мы снова создали Алмазное Сердце.
— Почему это не произошло, когда я был там?
— Наверно, ты был там без сознания, — рассеяно пожал плечами Бен. — Или не по своей воле. Я не страдал там, не беспокойся. Я был спокоен и даже счастлив. Я сделал свой выбор и остался с ними. Я погрузился в их душу и вскоре почувствовал, как их руки или… не знаю, что у них там, выступают из темноты и осторожно и ласково касаются меня. Они были благодарны мне за то, что я остался с ними и пытался помочь. А я был благодарен за то, что они не оставили меня одного. Это продолжалось долго… Благодарность и нежность стали способом моего существования. Меня не было, я слился с ними и струился в их потоках таким же потоком. Потом я заметил, что они движутся вокруг меня странными узорами. Множество хороводов сплеталось вокруг меня. И они пели… Я не слышал и не видел, но очень ясно чувствовал их. Они пели так нежно, так… ласково и светло… Потом до меня дошло, что это какой-то ритуал, бесконечный, но полный волшебства. А следом я ощутил, как в моём теле, в моём сердце зажглась искра. И по ходу ритуала, который нежил и убаюкивал меня, эта искра разгоралась всё ярче, превращаясь в маленькую звезду, потом в крохотный сияющий кристалл. И тогда я понял, что это зародилось новое Сердце. Я возликовал, но понял, что это чудо будет стоить мне жизни, потому что я отдаю своё сердце взамен. Я знал, что они ещё надеются сохранить мне жизнь и вернуть домой. Они действительно любили меня и очень хотели мне добра, но я понимал, что ничего не получится. Да это было и не важно. Я смотрел, как Сердце этого мира разрастается на месте моего сердца, и это было счастье.
Он задумчиво посмотрел на Эла.
— Я думал о тебе, очень хотел вернуться и всё объяснить. Поэтому, когда мне позволили, я позвал. Мне нужна была помощь, чтоб вернуться.
— Почему ты просил Дарью забрать тебя оттуда? — спросил Азаров. — Почему не позволил это сделать мне, если простил?
— Ты мог навредить, — взглянул на него Бен. — У тебя слишком мощная энергетика, к тому же я чувствовал, что ты в отчаянии. А Сердце было ещё очень юное, слабое и нежное. У ангелов любящие руки. Они бы не причинили ему вреда, даже если б коснулись его.
— Конечно, ты прав, — Азаров похлопал его по руке. — Но ты сказал, что они хотят вернуть тебя домой. Они отпустят нас?
— Да, но не сразу. Всплески энергии по-прежнему опасны для стабильности этого мира. Она будет возвращаться постепенно, и я обещал, что мы не станем форсировать события, и позволим им самим запустить наши энергоустановки с наименьшим риском для них.
— Без проблем! — воскликнул Азаров. — Лишь бы запустили! — он какое-то время смотрел на Бена. — Я рад, что ты вернулся. У меня словно камень с души свалился. И ты нужен мне. Ты, как никто, умеешь усмирять в экипаже шатание и разброд, которые, увы, неизбежны во время вынужденного простоя. Так что, как только доктор позволит…
— Забирайте своё сокровище, — махнул рукой МакЛарен, всё ещё изучавший показания приборов.
— Но вы говорили, что в его состоянии… — начал было Эл, но Джулиан перебил его:
— Буквально минуту назад его состояние полностью нормализовалось. Он здоров. И я тут не при чём.
— Я хорошо себя чувствую, — подтвердил Бен, приподнявшись и оглядываясь по сторонам. — Где моя одежда? Я готов вернуться к работе.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся МакЛарен и щёлкнул выключателем на щитке. — Но советую унять излишнюю прыть. Торопиться некуда. Когда ещё восстановится энергоснабжение, вернуться последние отставшие члены экипажей? Тебе нужно немного отдохнуть и прийти в себя. Доктор Джонсон проследит за твоим самочувствием.
— Мне придётся подыскать другого врача в экипаж, — мрачно заметил Азаров, заметив ухмылку Бена.
— С этим она справится, — успокоил его Джулиан.
В тот день Хок отправил Донцова и Хэйфэна чинить ограждение загона, где паслись корова Флора и куры. Опасаться, что кормилиц похитят дикие звери, причин не было, поскольку они были столь внушительных размеров, что даже волки не решались к ним приблизиться. Но поскольку Бетти подсыпала птице комбикорм, на запах приходили дикие кабаны и с упорством, достойным лучшего применения, подрывали деревянные опоры ограждения, чтоб добраться до дармового угощения. Кроткая Флора пугалась и уходила в угол загона, издавая жалобное мычание, распугивая лесное зверьё на мили вокруг и надрывая сердце Бетти, которая была уверена, что после этого корова хуже доится. Движимая тревогой за свою любимицу, она отправляла первых же попавшихся ей под руку членов экипажа мужского пола чинить ограждение. С момента возвращения Хока она решила переложить организацию этих работ на его широкие плечи, и потому он по первому же требованию отправлял незадействованных на общественных работах офицеров на спасение Флоры.
День выдался светлый, небо над баркентиной было затянуто столь тонким и однородным слоем облаков, что создавалось впечатление безоблачности, так напоминавшей Землю в ясные дни. Зелёные, нежно шелестящие леса вокруг, и голубоватая, чуть подёрнутая рябью гладь реки ещё больше усиливали ощущение, что пленники этого странного мира уже вернулись домой. Поддавшись ему, Донцов стоял на опушке леса, вдыхая знакомые с детства ароматы хвои и луговых цветов и глядя, как под мягкими ладонями ветра пробегают по высокой траве гладкие волны. И хотя было понятно, что до дома ещё очень далеко, грусти он как-то не испытывал, может потому, что именно в этот день у него, наконец, появилась надежда на возвращение домой.
Рано утром он сквозь сон почувствовал приятную вибрацию на запястье, а потом услышал голос жены Тани: «Сашка, просыпайся! Я иду готовить завтрак! Если вернувшись, застану тебя в постели, оболью холодной водой!» Она каждый раз так говорила, но ни разу не исполнила свою угрозу. Это уже стало ритуалом, и, улетая в свободный поиск, он записал её голос и установил вместо мелодии будильника на браслете. В полёте он всегда просыпался под её голос, но с тех пор, как оказался в этом затерянном на краю галактики мирке, такого не случалось. И вот он снова, словно наяву, услышал голос жены. Конечно, это был только сон, но сон такой приятный, что просыпаться ему не хотелось. Однако кто-то бесцеремонно толкнул его в бок и раздался сонный голос Тонни Хэйфэна, делившего с ним палатку:
— Ты и здесь не можешь без женщин!
Они вскочили одновременно, и оба, как по команде, воззрились на свои браслеты, которые нетерпеливо мелькали нулями, призывая установить зависимое время.
Теперь, когда у всех заработали браслеты, члены экипажа, как школьники, получившие в подарок хитрые игрушки, всё утро развлекались, переговариваясь друг с другом и в глубине души опасаясь, что они сломаются. Но они не ломались, а это значило, что загадочные хозяева планеты начали выполнять данное Бену Олдриджу обещание и уже приступили к постепенному восстанавлению энергоснабжения баркентин.
— Может быть, ты мне поможешь? — вежливо спросил Тонни, устанавливавший в глубокой яме массивный столб.
— Конечно, прости. Замечтался, — проговорил Донцов и взялся за столб, удерживая его в вертикальном положении, пока Тонни закапывал его основание и уминал вокруг землю.
— Мечтать можно, не отрываясь от работы, — поучительно заметил Хэйфэн. — Или сначала закончи работу, а потом мечтай.
— Вот только ты не начинай! — проворчал Донцов, поморщившись. — Хока мне мало с его нравоучениями.
— Долгая разлука со старпомом не заставила тебя любить его сильнее, — сделал вывод Тонни.
— Сильнее некуда, — усмехнулся Донцов и постучал по столбу. — Если местные хрюшки и это выкопают, то я уже не знаю, что тут можно сделать. Слушай, энергоснабжение восстанавливается. Может, вынести небольшой генератор, натянуть по периметру проволоку и пустить слабый ток?
— Это негуманно, — возразил Хэйфэн.
— Зато действенно…
Продолжить он не успел. Его браслет призывно пискнул, и он с наслаждением отдёрнул рукав куртки. Вслед за звуком восстановилась и видеосвязь, к тому же её диапазон расширился. Донцов понял это, увидев на экране Адриана Адальбера, находившегося возле «Паладина».
— Привет, сосед, — с улыбкой проговорил тот. — Значит, вы теперь тоже при связи?
— Тонко подмечено, — усмехнулся Донцов. — А главное, в самую точку!
— Готовьте угощение, парни, мы к вам с визитом, — радостно сообщил Адриан.
— Мы вообще-то заняты, — напомнил Тонни, снова взявшись за лопату.
— К обеду управимся, — успокоил его Донцов. — А что есть повод для застолья?
— А без повода никак? — рассмеялся Адальбер. — Врут про русских, что им повод не нужен?
— Повод есть! — раздался голос Энцо Коррадо и он появился на экране браслета. — Вернулись наши потеряшки из луара. Уже доложили командиру и теперь рвутся встретиться с вами.
— Это другое дело, — кивнул Тонни. — После обеда ждём, а пока не мешайте нам завершать трудовую повинность. Донцов, ты работать собираешься?
— До встречи, — вздохнул тот и с огорчением выключил связь.
В этот раз делегация гостей с «Паладина» была более представительной, чем обычно, потому что к Адриану и Энцо, помимо возвратившихся из луара Саймона де Толли, Аарона Гершмана и Оскара Триггви, присоединились и бывшие гвардейцы короля Ричарда во главе с командором Карначом.
— Что-то вы не слишком спешили с возвращением, — заметил Хэйфэн, когда рукопожатия и дружеские объятия были окончены и недавние противники на поле боя сели за стол, заставленный посудой из представительского сервиза, который Бетти достала из буфета по такому случаю.
— Не слишком спешили? — проворчал Аарон. — Да мы с трудом вырвались из жарких объятий Деллана. Вернее, Саймон с трудом вырвался, а мы не могли уйти без него.
— Хоть война и закончилась, так и не начавшись, приказ охранять меня как зеницу ока никто не отменял, — пояснил тот.
— Как война закончилась? — насторожился Донцов. — Каким образом?
— Очень просто, — пожал плечами Аарон. — После того, как вы слиняли с поля боя, король Ричард вызвал на поединок альдора, а вызов принял энфер.
— Разве энфер вернулся? — удивился Стаховски.
— Ещё ночью перед боем. Так вот, Ликар принял вызов и убил Ричарда в первой же сшибке. А его сын Жоан признал поражение и согласился увести войска из-под стен луара, предложив алкорцам мир.
— Хороший мальчик, — кивнул де Толли, — если б не он, то неизвестно, когда б я вырвался из-под надзора секретной службы. Юный король назначил встречу посольств, которые должны заключить мирный договор, в Магдебурге, а Ликар любит пышные выезды. Он отправился на встречу лично, взяв с собой огромную свиту и меня, как придворного инженера, в том числе. А из Магдебурга уйти куда легче, чем из луара.
— То есть ты сбежал? А за тобой погоню не отправят? — уточнил Хэйфэн. — Они не захотят тебя вернуть, коль скоро ты такой ценный кадр?
— Нет, меня отпустил Беренгар. Он разумный человек и знает, что такое дисциплина. Кстати, он смягчил недовольство альдора и насчёт дезертирства Донцова и остальных. На радостях по случаю победы все помилованы и при желании могут вернуться на службу.
— Я такого желания не испытываю, — проворчал Донцов.
— Я тоже, — кивнул Карнач.
— Никто не испытывает, — окинув всю компанию суровым взглядом, заявил Хок.
— Как скажете, командор, — усмехнулся Игнат Москаленко. — Хотя короля Жоана ваш череп, скорее всего, не интересует. У него есть посуда поприличнее.
— Всё это хорошо, — кивнул Тонни, — но скажите мне, почему с вами нет Мерседес? Она что, не вернулась?
— Это тяжёлый случай, — вздохнул Валуев. — Она вернулась, но только для того, чтоб после этого уйти снова. На сей раз уже навсегда.
— Что это значит? — нахмурился Хок.
— Она нашла себя в этом мире, — пожал плечами Аарон, — и решила остаться. Это её право.
— Вы уверены? — спросил Азаров, прочитав рапорт, написанный гусиным пером на листе сероватой толстой бумаги, свёрнутой в свиток. — Вы понимаете, что, может, уже никогда не сможете вернуться на Землю, не увидите своих родных и близких?
— Это печально, но я всё решила, — кивнула она.
Вернувшись, она так и не сняла своё платье из толстого сукна и белый плат, покрывавший голову. Сидя в удобном кресле посреди командного отсека «Паладина» с чашкой кофе в руках, она задумчиво осматривалась по сторонам, словно хотела запечатлеть в памяти всё до последней, самой мелкой детали.
— Мне будет недоставать всего этого, командор, однако, я поняла, что нужна здесь. Это очень жестокий мир, но в сердцах людей, живущих в нём, есть милосердие и доброта. Слишком часто они даже не знают, как проявить эти качества или стыдятся их. Тут очень много тех, кто нуждается в помощи и сострадании, и много тех, кто готов проявить заботу о ближних, но понятия не имеют, как это сделать. Я могу стать связующим звеном между ними. Мне уже удалось организовать лазарет в луаре. Многие богатые горожане жертвуют нам деньги. Недавно я встретилась с альдореной, и она согласилась финансировать строительство приюта для сирот и одиноких стариков, а потом принять его под свой патронат. Эта работа потребует много сил и времени. Я просто не могу бросить всё это. Я уж не говорю о том, что часто лишь у нас люди могут получить качественное медицинское обслуживание. Местный уровень медицины даже мне, имеющей лишь навыки первой помощи и ухода за больными, кажется весьма низким. О санитарии тут имеют весьма слабое представление. Врачи даже руки перед операциями моют не всегда, а лекарства таковы, что смягчая симптомы одной болезни, они провоцируют другие. Они часто применяют ударные доли мышьяка, ртути и растительных ядов, проводят разные магические ритуалы и пускают кровь по любому поводу даже детям и истощённым больным! Они кашель лечат порошком из высушенного языка повешенного, представляете?
— Это прискорбно, — кивнул Азаров, задумчиво глядя на девушку, которая была искренне взволнована.
Ему нелегко было смириться с тем, что придётся оставить её в этом чужом мире, но при этом он видел, что она приехала на «Паладин» только для того, чтоб заявить о своём решении и попрощаться с сослуживцами. Мыслями и душой она была там, в луаре, под крышей своего лазарета, где её ждали страждущие.
Мерседес всегда была немного странной, очень умной, разностороннее развитой и образованной, что и было решающим доводом в пользу того, чтоб принять её в экипаж «Паладина». Она получила диплом инженера по эксплуатации систем жизнеобеспечения звездолётов, имела степени бакалавра по химии, физике и истории, изучала медицину и психологию, но резюме в кадровый центр звёздного флота подала, как механик. В полёте и дома она постоянно читала книги, посещала и слушала курсы по различным научным дисциплинам, и Азаров догадывался, что она продолжает искать своё предназначение. И вот, кажется, она его нашла. Теперь перед Азаровым сидела спокойная уверенная в себе женщина, нашедшая свой путь в этой жизни и готовая взвалить на плечи скорби многих, и при этом нести их с достоинством и добротой к ближним.
— Я вижу, что вам нелегко принять моё решение, командор, — с мягкой улыбкой произнесла она. — Мы все любим Землю, она кажется нам землёй обетованной, самой лучшей, самой родной и самой удобной для жизни. И трудно поверить, что кто-то захочет променять её на маленький дикий мирок. Но иногда нужно отречься от комфорта ради других людей. Я счастлива здесь, как ни была счастлива нигде. Я нужна этим людям, я люблю их, и они отвечают мне тем же. Мы можем улететь и оставить их во тьме, но я хочу остаться с ними и нести им свет нашего мира. Я знаю, как нужно жить, и буду учить их этому.
— Я не могу запретить вам остаться здесь, Мерседес, — вздохнул Азаров. — Я не могу увезти вас отсюда против вашей воли, но я, действительно, беспокоюсь о вашем будущем. К сожалению, наша история пестрит примерами, когда такое подвижничество приводило к печальным результатам. Впрочем, вы и сами знаете это и, тем не менее, приняли такое сложное решение. Я отношусь к нему с уважением и принимаю вашу отставку. Однако, может быть, я могу чем-то помочь вам, чем-то облегчить вашу дальнейшую жизнь здесь?
— Позвольте мне взять из библиотеки справочники по медицине и траволечению, — попросила она.
— Конечно, берите всё, что сочтёте нужным, — кивнул он. — Я советую вам до вашего отъезда поговорить с доктором МакЛареном и Елизаром Дакостой. Оба они сведущи в траволечении и магической медицине, которая может быть применена в этом мире. И ещё я, пожалуй, прикажу, выгрузить со складов звездолёта контейнеры с медикаментами, которые могут быть вам полезны в вашей работе. Думаю, что «Пилигрим» так же может оставить для вас часть своих запасов.
— Это было бы прекрасно! — воскликнула она с радостью.
— Если мы ещё можем хоть чем-то быть полезными вашей миссии, вам стоит только сказать, — улыбнулся он. — Если честно, я восхищаюсь вами, Мерседес, и желаю вам успехов в вашем нелёгком деле.
— Оно, действительно, нелёгкое, командор, — согласилась она, — но вполне осуществимое. У меня много времени впереди, и я надеюсь, что смогу изменить этот мир к лучшему. Я хочу, чтоб зёрна добра и милосердия проросли в сердцах этих людей.
— Так и будет, — раздался позади неё мягкий баритон, и, обернувшись, она увидела в дверях отсека командора Олдриджа. — Мы оставляем здесь вполне жизнеспособные ростки самых добрых чувств и идей, и почва тут вполне благодатная для них. У вас всё получится, Мерседес. А пока пойдёмте на склад, посмотрим, что мы можем оставить здесь более вещественное, чем добрые мысли.
Кирилл Оршанин тоже заметил, как ожил его радиобраслет, и тут же связался со своими друзьями «на воле». В эти дни, когда к баркентине возвращались так долго отсутствовавшие друзья, ему хотелось увидеться с ними, но карантин — штука серьёзная, и ему приходилось сидеть взаперти в медицинском изоляторе, читая книги, которые принесли ему из библиотеки, и раздумывая о смысле бытия.
Известие о том, что в гости приехали вернувшиеся из луара де Толли, Гершман и Триггви повергло его едва ли не в отчаяние. Ему уже сообщили о том, что войны удалось избежать, и он жаждал услышать подробности, потому появление доктора МакЛарена он воспринял с радостью и надеждой. Тот пришёл с небольшим чемоданчиком, в котором была смонтирована переносная лаборатория, и сразу же взял у Кирилла пару капель крови, которые прямо в пробирке опустил в гнездо анализатора. Аппарат деловито загудел и вскоре выплюнул из своего паза тонкий розоватый листок с развёрнутой распечаткой результатов анализа.
Оршанин с нетерпением смотрел на МакЛарена, который внимательно изучал распечатку, не спеша читая текст, пестрящий цифрами и латинскими буквами.
— Ну, могу я выйти из своего заточения, док? — наконец, не выдержал Кирилл.
— Можешь, — кивнул Джулиан и сложил листок пополам. — Здоров, как бык!
— А то я не знал, — проворчал Оршанин и задал вопрос, который давно волновал его: — Как там наш король?
— Ты знаешь, неплохо, — отключая аппаратуру, ответил доктор. — Последние тесты показали, что возбудителей лепры в его организме не осталось. Регенерация идёт нормально для его состояния, печень и селезёнка уже работают самостоятельно. Сердце тоже. Но дышать мы ему пока не даём, насыщаем кислородом раствор, в котором он находится. Пока он в коме, так лучше. Теперь, когда мы смогли подключить его к аппаратам жизнеобеспечения, я думаю можно говорить о том, что жить он будет. Большего пока сказать не могу.
— А можно на него взглянуть?
— Нет, — категорично заявил МакЛарен. — Там не на что смотреть. Иди, тебя ждут.
— Спасибо, док, — улыбнулся Кирилл и ринулся к двери.
— За внеочередной отпуск? — усмехнулся Джулиан.
— За короля, в основном.
— Ах, да, — окликнул он Оршанина. — Личная просьба. Не говори никому о том, что приволок сюда короля, ладно?
— Почему? — растерялся тот.
— Слишком значимая личность для этого мира, а нам придётся увезти его с собой, возможно, навсегда. Пока существует хотя бы гипотетическая возможность контактов с местными, пусть это остаётся в тайне. Ты меня понял?
— Я понял, док, — немного озадаченно кивнул Кирилл и вышел.
Ночью меня разбудил зуммер радиобраслета, и я привычно, ещё пребывая в полусне, нажала кнопку аудиасвязи.
— Командор, — услышала я голос Донцова, — к нам гости. Желательно ваше присутствие.
— Гости? Ночью? — я, наконец, открыла глаза и увидела на экране горящие цифры часов.
Было 2.35 по зависимому времени звездолёта, ну и примерно столько же по местному.
— Похоже, им всё равно, который час, — явно интригуя, ответил Донцов.
— Иду, — пробормотала я и откинула одеяло.
Выходя из каюты, я увидела, что по лестнице в шахте лифта спускается Джулиан. Он, похоже, ещё не ложился, по крайней мере, вид у него был далеко не такой сонный, встрёпанный и недовольный, как у меня.
— Кто там? — спросила я, подходя, тем временем, как он задержался, ожидая меня.
— Сама увидишь, — усмехнулся он.
Настаивать было бесполезно и я, хмыкнув, взялась за хромированные перила крутой лестницы, раздумывая, когда заработает лифт. Спускаясь под днище звездолёта, я заметила, что там стало как-то светлее, очень знакомо светлее, и поняла, что на бортах баркентины зажглись сигнальные огни и потихоньку разгораются прожектора, освещающие площадку вокруг.
Вслед за этим я услышала рычание и возбуждённые голоса. Бортовые огни освещали наш лагерь и опушку леса, и именно там я увидела несколько лесных пантер, на спинах которых были укреплены расшитые сёдла необычной конструкции. Рядом, глядя на баркентину, стояли тёмные эльфы. Их лица выражали ностальгическую грусть и сдержанное восхищение. Впереди застыл Авсур в тёмном кафтане, расшитом серебром, с длинной саблей на перевязи. Когда я подошла, он нехотя оторвал взгляд от звездолёта и посмотрел на меня. За его спиной я увидела Вербицкого в столь же красивом наряде, что и у его спутников. Он явно изнывал от желания подойти и доложить по форме, что прибыл в моё распоряжение, но взгляды, которые он бросал на Авсура, говорили, что он не решается нарушить сложившуюся у тёмных эльфов субординацию.
Авсур обернулся и кивнул ему, после чего Антон едва не бегом бросился ко мне и всё-таки доложил, как положено, о своём прибытии. Вслед за ним подошёл высокий молодой мужчина, судя по чертам лица, азиат и представился, как младший инспектор Ли Юшенг. И, наконец, ко мне шагнул Авсур, за которым следовал Фарок, державший за руку высокого тонкого мальчика с бледным личиком и раскосыми тёмными глазами. О младшем инспекторе, обретавшемся у эльфов, я знала, а вот мальчик оказался для меня полной неожиданностью. Впрочем, долго рассматривать его я не могла, поскольку ко мне обратился Авсур, и к нему, как к предводителю лесного народа, следовало отнестись с должным уважением.
— Я пришёл к вам с просьбой, командор, — произнёс он, как обычно, не тратя времени на церемонии. — Не так давно я оказал вам услугу, забрав из опасного места вашего человека и проявив о нём заботу. Теперь я прошу вас о такой же услуге. Скоро вы улетите. Судя по этим огням, — он указал на баркентину, — вас отпускают отсюда, как я и предполагал. Я прошу вас забрать с собой моего сына. Ему не место здесь. Мы ищем здесь покоя и забвения, а у него впереди вся жизнь, и прожить её он должен в большом мире, среди людей.
Он обернулся и Фарок вышел вперёд.
— Добрый день, командор, — печально кивнул он и покосился на Авсура.
Я не стала напоминать ему, что сейчас ночь, а внимательнее взглянула ему в лицо и перевела взгляд на его отца. Они действительно были очень похожи, и если я раньше не заметила этого, то только потому, что для нас, землян, многие ормийцы на одно лицо, как, впрочем, и мы для них. Наверно, в молодости Авсур выглядел так же, как Фарок теперь.
— Я выполню вашу просьбу, — кивнула я и перевела взгляд на мальчика, который стеснительно жался к Фароку, с любопытством осматриваясь блестящими глазками по сторонам.
И неожиданно с ним случилось что-то странное. Его голова провалилась вниз и весь внезапно опустевший костюм опал на землю, и в этой куче красивых, расшитых шёлком тряпок что-то закопошилось, а потом оттуда выбрался белый зверёк с острой мордочкой и, повизгивая, бросился куда-то позади меня. Я обернулась, заметив, что у него странный хвост. Вернее, это были три пушистых лисьих хвостика. Зверюшка тем временем уже крутилась по траве, возбуждённо повизгивая, и тёрлась о ноги Джулиана. Он наклонился, и лисёнок мигом забрался ему на руки и принялся радостно облизывать его лицо.
— Это Юки, — пояснил Юшенг. — Он кицуне, оборотень, белый лис. Правда, пока он детёныш и очень хочет вернуться к своему хозяину.
— Он остался в этом мире, чтоб оплатить долг хозяина перед графом Кратегусом, — пояснил Фарок, глядя на меня. — Вы ведь знаете кто это?
— Да, знаю, — кивнула я и обернулась к мужу. — Ты знаком с этим малышом?
— Конечно, мы старые знакомые, — улыбнулся Джулиан, гладя лисичку, которая затихла у него на руках. — Он демон-питомец барона Грау и очень привязан к нему. Вот только, как ему помочь, я не знаю. Ворон вместе со своей башней исчез в глубинах Тьмы и свой новый адрес мне, увы, не сообщил.
Лисёнок испуганно пискнул, подняв голову к его лицу, и его глазки заблестели от слёз.
— Увы, малыш! — вздохнул Джулиан. — Я бессилен помочь тебе. Местонахождение твоего хозяина держится теперь в строжайшей тайне, даже от меня.
По белой мордочке заструились слёзы, и лисёнок уткнулся ему в грудь.
— Неужели ему нельзя помочь? — воскликнул Фарок, обернувшись к отцу. — Он очень тоскует по хозяину! Ему не место среди людей! Он — демон!
— Что я могу сделать? — пожал плечами Авсур и посмотрел на меня. — Забирайте оборотня с собой, пока кто-нибудь не прибрал его искристую шкурку на перчатки. Может, когда-нибудь ваши дороги с его хозяином пересекутся.
— Не думаю, что это возможно, — проговорил Джулиан, прижимая лисёнка к себе. — Дороги людей и демонов пересекаются крайне редко.
— За исключением случая, когда этого демона можно вызвать, — усмехнулась я и полезла в карман куртки.
Перо Ворона, как и визитку Ириса, я на всякий случай носила с собой, решив, что они могут мне пригодиться. Мало ли что может произойти, пока мы не выберемся отсюда! Потому искомое нашлось сразу и, вытащив перо, я подняла его над головой и позвала:
— Ворон, барон Грау, я призываю вас!
И тут же в темноте за пределами освещённой площадки что-то замерцало и вскоре там оформилось нечто похожее на обрамлённое завихрениями серебристого света овальное чёрное зеркало, в котором появилось отражение Ворона. Он был в своей длинной звёздчатой мантии, перехваченной на талии серебряным поясом, в его руках поблескивал посох с сияющим белым кристаллом истины. Отражение шагнуло вперёд, и барон Грау вышел из зеркала и направился ко мне.
— Вы вызывали меня, Лебедь, — начал он, но к нему уже со щенячьим визгом нёсся вырвавшийся из рук Джулиана Юки.
Ворон тут же забыл обо мне и, бросив свой посох, который так и остался величественно стоять рядом без всякой поддержки, нагнулся и подхватил своего питомца. Юки визжал от счастья и извивался, едва не выпрыгивая из шкурки, а я впервые удостоилась необыкновенной чести узреть на лунно-бледном лице барона Грау радостную улыбку.
— Собственно, ради этого я вас и вызывала, — сообщила я, когда он, наконец, бросил на меня мимолётный взгляд. — Сделайте милость, заберите малыша домой. Он скучает.
Я специально высказала это в виде просьбы, надеясь, что он, выполнив её, сочтёт свой долг передо мной оплаченным. Но не тут-то было! Посмотрев на меня, он произнёс:
— Вы снова оказали мне услугу, Лебедь, хоть я вас об этом и не просил. Однако цена этой услуги для меня так высока, что я перед вами в долгу уже дважды. Оставьте себе перо и помните, что я готов явиться к вам по первому же вашему зову.
Он перевёл взгляд на Джулиана, и на его лице мелькнуло что-то похожее на недоумение. Видимо, он не ожидал увидеть его здесь да ещё в форме госпитальера.
— Вам я тоже благодарен, граф, — поклонился он. — И если…
— Нет, барон, — гордо выпрямившись, милостивым тоном произнёс Джулиан. — Ваш долг оплатил Юки, убив колдуна Ротамона. Мы с вами квиты, хотя я, как прежде, остаюсь вашим другом и буду рад новой встрече.
— Ты убил колдуна? — удивился Ворон, посмотрев на лисёнка.
Тот что-то радостно протявкал в ответ и лизнул его нос. Поклонившись нам, барон развернулся и ушёл в своё зеркало. Посох плыл рядом с ним, не отставая ни на шаг. Они скрылись в туманном овале, и он бесследно растворился в темноте.
— Прощаемся, сын, — услышала я голос Авсура.
Фарок подошёл к нему, и они обнялись.
— Я больше не увижу вас? — печально спросил юноша. — Никогда?
— Может, это и к лучшему, — произнёс тот. — У тебя своя дорога. Теперь ты знаешь, где я, и можешь быть уверен, что я жив и всё так же люблю тебя. И пусть моя любовь хранит тебя во всех испытаниях, которые выпадут на твою долю.
Чтоб не мешать им, я отошла туда, где стояли Вербицкий и Юшенг, и спросила:
— Значит, Ротамон мёртв?
— Юки загрыз его, — пояснил Антон, кивнув. — Он хоть и маленький, но всё-таки оборотень. У него острые зубки.
— Не сомневаюсь, — пробормотала я, подумав, что вызвать Ворона было удачной идеей ещё и потому, что я понятия не имела, как на борту уживутся с маленьким оборотнем воитель Киса и Белый Волк, который этой ночью бегал где-то в лесу, и нам не пришлось лицезреть его разборки с порыкивающими на незнакомцев пантерами.
— Дарья Ивановна, — снова заговорил Антон, и я насторожилась, потому что в его голосе послышались сладостные переливы, которые обычно появлялись, когда ему было что-то нужно, — Фарок — ормиец, — продолжал заливаться он, — служил в полиции Тиртаны, имеет необходимую квалификацию для службы на звездолётах Объединения в качестве радиста. Он хочет служить у нас. Я готов взять его под своё начало.
— Он же не девочка! — рассмеялся подошедший к нам Булатов.
— Я заметил, — проворчал Вербицкий, убавив тембр и бросив на него недовольный взгляд. — Можно, Дарья Ивановна?
— Пусть подаёт рапорт в общем порядке, — ответила я строго. — Если пройдёт все согласования и аттестацию, то я не возражаю.
— Спасибо! — обрадовался Антон. — Вы не пожалеете, обещаю. Он хороший парень!
— Ты ещё не знаешь, какой из него радист, — заметил Юшенг.
— Ничего, если понадобится, я его обучу, — заверил его Вербицкий и, поймав мой настороженный взгляд, добавил: — Под мою ответственность, командор.
Наконец, прощание отца с сыном было закончено и тёмные эльфы один за другим подходили к Фароку и, обняв его, что-то говорили. Он кивал и всё время грустно поглядывал на Авсура, который направился к своей пантере, самой большой и свирепой из всех. Наконец, эльфы вернулись к своим кошкам и сели в сёдла, а к Фароку подошёл Юшенг и обнял его за плечи.
Эльфы уезжали, всё так же поглядывая на баркентину, но больше ни один из них не изъявил желание улететь с нами. И вскоре все они скрылись под пологом ночного леса.