18 марта, воскресенье
Париж
— Я тебя обманул, — улыбнулся Рамон, заглядывая в бокал с рубиновым вином.
Офелия ответила на улыбку. Они сидели в ресторане, уставшие после долгой прогулки, но довольные друг другом и городом. Суббота пролетела незаметно, в отеле мужчина снова оставил ее в одиночестве, учтиво и вежливо поцеловав на ночь, но теперь эта игра доставляла удовольствие. Ведь она знала, что он специально, возможно, из последних сил, оттягивает момент, когда позволит себе все. Да и вчера она явно не была готова… ни к чему. Из Треверберга они доехали до аэропорта в Праге за четыре часа. Рекорд для местных дорог. Билеты в бизнес-класс уже были куплены. Лоусон даже не удивилась, что адвокат достал все необходимые для этого данные. И знал о ее привычке носить паспорт с собой. Он вообще много о ней знал. Таких вещей, о которых обычно не распространяются. Ее не удивил бизнес-класс. И то, что в отсеке, помимо них и юноши-стюарда, никого не было. Рамон следил за каждым ее движением. Он был немногословен и собран. Через тридцать минут после взлета извинился, сказал, что у них есть еще час, и он должен поработать, а потом достал из откуда-то взявшегося дипломата бумаги и углубился в их изучение. Офелия, растревоженная этим путешествием и предвкушением, через некоторое время успокоилась и задремала. Проснулась она уже от прикосновения стюарда, который сообщил, что самолет садится. Эверетт сидел в своем кресле напротив нее и изучал небо в иллюминатор. Его взгляд был мрачен и мглист, но заметив, что Офелия смотрит на него, он смягчился.
Из аэропорта их привезли в огромный отель, похожий, скорее, на средневековый замок, где Эверетт снял президентский люкс, в котором легко могло разместиться десять человек. Выделил для себя небольшую комнату, куда Офелия заглядывать не стала. Ее оставил в спальне. Она не решилась сказать, что тоже не может спать на мягком, поэтому дождалась, пока он отправится к себе, изучила строение своего матраса и с наслаждением убрала перину, которая оказалась просто накладкой. Аккуратно ее свернув, спрятала в шкаф, который находился тут же, застелила простыню. Эксперимент не привел к желанному результату, но спать в отеле на полу ей показалось странным, и наутро она мучилась от боли в спине.
Дальше был великолепный завтрак, Лувр, «Мулен Руж», ужин и снова сон. Они много разговаривали, постепенно узнавая друг друга получше, и женщина ловила себя на мысли, что не может поверить в происходящее. Еще тяжелее было довериться собственным ощущениям. Будучи ученым, пусть и врачом, доктор Лоусон не верила в любовь с первого взгляда и в целом не стремилась к изучению материи любви. Она понимала, насколько хрестоматийны ее чувства. Сначала ненависть на грани презрения, потом ужас и страх, потом влечение и наконец то, что она испытывала сейчас: абсолютную гармонию. Будто они всегда друг друга знали. Рамон по-прежнему ее пугал. Особенно, в моменты, когда уходил в себя или общался с кем-то другим. С обслуживающим персоналом или случайными знакомыми. Он менялся, показывая другое лицо. То лицо, с которым ей пришлось столкнуться, когда умер свидетель. Лицо существа, которое не копит обиды. Оно просто убивает обидчика. И что-то подсказывало, что это не метафора. Хотя сейчас, когда он сидел напротив нее в белой рубашке с аккуратно расчесанными волнистыми волосами цвета горячего шоколада, она могла думать только о том, как он красив и как, черт возьми, рядом с ним спокойно. Потому что она в его периметре. А он — в ее.
— Обманул? — повторила она, чтобы заставить его продолжить.
Адвокат пригубил вино, поставил бокал на стол и серьезно посмотрел ей в глаза.
— Мы прилетели сюда не только, чтобы оторваться от мира и побыть друг с другом. У меня назначена важная встреча. В этом ресторане. Через десять минут. Наверное, стоило тебя предупредить. Но я подумал, что лучше…
— Все хорошо, — улыбнулась Лия. — Мне кажется, я прекрасно понимаю, с кем связываюсь. У меня с собой черновик статьи для «Ланцета». Я тоже с удовольствием поработаю.
Рамон неожиданно встал. Обогнул стол, наклонился к ней и поцеловал. Она вздрогнула от неожиданности и положила руки на его, сжавшие ее плечи, пальцы.
— Почему ты не достала этот черновик раньше? — прошептал он, не отстраняясь и глядя ей в глаза.
— Не было возможности. Но это не значит, что мне не удалось уделить ему несколько минут. Или чуть больше.
Эверетт медленно выпрямился. Хотел сказать что-то еще, но не успел. Судя по тому, как изменилось его лицо, в ресторан вошел кто-то еще. Офелия прикрыла глаза, наслаждаясь этим коротким мгновением близости. Она обманывала сама себя. Легкость и естественность нахождения рядом с ним — маска. Под которой пряталась буря. Дикая буря эмоций, которую она магическим образом загнала в это ощущение «родства». Когда он наклонился к ней и поцеловал, ее не прострелило, как это произошло на дне рождения Дональда. Случилось другое. Ее окутал его эмоциональный запах. И это ощущение нельзя притупить. Она уже переживала такое. И тогда, в кабинете, после комиссии, когда он извинялся. И она еще не знала, как быстро переменится ее мнение о наглом адвокате. И во время танца. И даже в пятницу, когда он материализовался в клинике будто бы из ниоткуда. И сейчас. Ей хотелось коснуться его. Но нет. Настроение изменилось. Даже запах изменился. Рамон бросил на нее короткий, но полный обещания и, кажется, благодарности, взгляд. Поправил манжеты рубашки.
— Добрый вечер, — поприветствовал он кого-то. Офелия не видела его, но почувствовала спиной присутствие еще одного Незнакомца. Времени осознать, что же он из себя представляет, Рамон ей не дал. Он жестом пригласил мужчину пройти в вип-залу, которую оставили специально для них, а сам вернулся к Лие.
— Тридцать минут, — сказал он. — И у тебя есть право на одно желание.
Она улыбнулась. Как легко и естественно улыбаться в ответ на его слова. Или действия. И приятно смотреть в глаза. Даже сейчас, когда они снова холодны и собраны.
— Я буду здесь.
Рамон коротко кивнул, подхватил со стола бумаги и мягкой походкой ушел. Офелия не обернулась ему вслед. Она действительно достала из сумки черновик статьи, остро заточенный карандаш и принялась за работу, не до конца осознавая, что просто читает текст и не понимает его содержания. «Ланцет» запросил у нее статью о последних наработках в области кардиохирургии еще полгода назад, но доктор предпочитала оперировать, а не сидеть в кабинете, поэтому за шесть месяцев у нее родился только подробный план. Она даже думала привлечь Гекату Штиль к соавторству, сказать, что писать и делегировать само написание, но после последних разговоров о ней с Астером передумала. Лия до конца не понимала, что чувствует по отношению к излишне активной Гекате, но желание давать ей фору или позволять пользоваться ее именем для построения собственной карьеры отпало. К тому же Штиль не проявляла таланта в научных изысканиях. В операционной она была хороша. Но если попадался случай, с которым они раньше не сталкивались и который не был описан в учебниках, Геката впадала в ступор. Она не готова как идти в науку, так и выпускаться из ординатуры.
Но ничего. Административная работа отнимает у нее слишком много времени. Надо поговорить с ней и спросить, чего она хочет. Руководить в клинике. Или оперировать. Сочетать практически невозможно. Сама Офелия неплохо справлялась с управлением людьми, но все, что касалось бюрократии, приводило ее в бешенство.
Лоусон с трудом поборола желание пересесть, чтобы видеть дверь вип-залы, куда удалились мужчины. Она и так вычерпала лимит проявления женской глупости. Или как это называется. Заказав официанту крепкий кофе, женщина сосредоточилась на статье.
Она очнулась только тогда, когда Рамон прикоснулся к ее плечу.
— Позволь представить тебе, — с улыбкой проговорил он, завладев ее вниманием. — Мой друг Филипп Орле. Филипп дипломат, живет в Париже уже много лет. Мы давно не виделись, и я взял на себя смелость включить в наше путешествие встречу с ним. Филипп, это доктор Офелия Лоусон.
Офелия подняла глаза на обоих. Позволила месье Орле поцеловать ей руку, сопроводила этот жест вежливой улыбкой, ловя себя на мысли, что она будто бы знает его. Стойкое ощущение дежа-вю затопило ее с головой, когда он поднял глаза и оглядел ее лицо. Она точно не видела таких глаз. Никогда. Янтарно-волчьи, холодные, как у любого бессмертного существа, но с такой внутренней бездной, которую не у каждого встретишь. Волосы то ли каштанового, то ли медного цвета. Но волосы любой Незнакомец может сменить. А вот глаза — нет. Знакомым было что-то другое. Жесты? Взгляд? Какие-то черты лица? Совпадение на подкорке. Она точно никогда с ним не встречалась.
В этой жизни.
Мужчина отпустил ее руку ровно в тот момент, когда этого требовал этикет. Рамон не двигался, стоя рядом с ней и смотря на месье Орле.
— Рад знакомству, — проговорил он. — Рамон сказал, что у вас остался всего один вечер в Париже, поэтому не буду вам мешать наслаждаться городом.
Он говорил по-французски безупречно. Но с чуть традиционной манерой. Будто учился на академической литературе. Будто… сколько ему лет? Он ощущался вроде бы моложе Рамона, но глаза говорили об обратном. В них отражалась настоящая вечность, будто перед ней стояло существо, которое видело момент сотворения мира. Внезапно перед внутренним взором встали обрывки снов, которые мучили ее последнее время. Пришла странная мысль. Это человек из сна?
Еще более странная мысль. Это существо из прошлой жизни?
Наваждение прошло, когда Рамон нежно коснулся ее плеча. Только в этот момент она поняла, насколько напряжена и как внимательно и остро смотрит на Орле.
— Был рад увидеться. Ждем в гости в Треверберг.
Мужчины обменялись рукопожатием, а Офелия замерла, глядя в пустую чашку из-под кофе. Почему она подумала о прошлой жизни? Почему вспомнила про сны? Что с ней происходит? Она не заметила, как Рамон опустился на свое место, подозвал официанта, расплатился, оставив щедрые чаевые, и теперь смотрел на нее с выражением вежливого любопытства и озабоченности на лице.
— Я обещал тебе желание, — проговорил он, заметив, что она смотрит на него в упор.
— Пройдемся?
Он кивнул, подал ей руку. Офелия молча приняла ее, оглядела стол, убедившись, что черновики статьи спрятаны в сумку, а сумка висит на сгибе свободной руки. Попыталась улыбнуться, но не получилось. Она будто подобралась к очередной загадке внутри самой себя. Что-то заметила. Такое, что не бросалось в глаза, что казалось неважным. Она впервые задумалась о том, что ровным счетом ничего не помнит ни про то, как ее обратили, ни про то, как выживала. Она появилась будто сразу с определенным опытом и историей.
Рамон коснулся ее щеки.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
— Сложная статья, — ушла от ответа Лия. Она не может ему рассказать ничего, пока не поймет происходящее с ней сама. — Малоинвазивная кардиохирургия сейчас кажется чудом. А я верю, что это не просто возможно. Через пятьдесят лет это станет нормой. Нужно просто чуточку разогнать технологии. Диагностику. Операционные. Уверена, что в Отделе Наук в Ордене уже умеют делать такие операции. Но мы здесь не можем пользоваться магией.
Если Рамон и не поверил ей, то виду не подал. Они дошли до швейцара, получили верхнюю одежду. Адвокат помог ей справиться с пальто, оделся сам. Они вышли на странный парижский воздух, и Офелии стало немного легче. Тревога улеглась. Со снами надо разбираться с психоаналитиком. Интересно, а есть ли психоаналитики-Незнакомцы. По идее они слишком не сдержаны и неспособны вести такую деятельность. Но, с другой стороны, есть же вампиры-эмпаты. Довольно стабильные и любопытные, кто мог бы обратить свой взор на феномен психики темного существа. Воистину, не будь она хирургом, стоило пойти в психологию или психиатрию.
Они брели в сторону гостиницы, где остановились. Офелия держала Рамона под руку и думала о своем. Он молчал, тоже погруженный, как она понимала, в рабочие дела. Встреча с Орле хоть и была короткой, определенно стала емкой, и мужчине нужно было подумать. Как и ей. Они шли по Парижу так, будто прожили вместе целую жизнь. От этой мысли снова стало трудно дышать. Офелия улыбнулась, и в нее потоком хлынули все чувства, которые померкли в присутствии Орле. Она резко остановилась, заставив Эверетта сделать то же самое. Тот удивленно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Офелия положила руки ему на ворот пальто, приподнялась на цыпочки. Разгадав нехитрый маневр, Рамон наклонился, позволив себя поцеловать, обнял ее за талию и привлек к себе.
— Пойдем в гостиницу, — шепнула она ему на ухо. И опустилась на каблуки. — Может, такси?
***
В отеле Рамон первым делом отнес дипломат с бумагами в свою комнату. Потом убедился, что Лия уютно устроилась на диване и взяла книгу и ушел в ванну. Офелия, которая за время их недолгого путешествия успела понять, что же все-таки она хочет от этого вечера, выдержала несколько минут, убедилась, что он дверь за собой не закрыл, наспех скинула лишнюю одежду, убрав ее в шкаф, распустила волосы, взяла мягкий халат и замерла около входа в ванную комнату. Сердце стучало, как у восемнадцатилетней девушки, которая впервые осталась с мужчиной наедине. С учетом того, что она Незнакомка, ее опыт в амурных делах вряд ли был более богат. В любом случае она никогда не испытывала такой сложной гаммы чувств, как с Рамоном. И она никогда не делала первый шаг. Тем более такого характера, как собиралась сделать сейчас.
Мягко толкнув дверь, она проскользнула в ванную. Рамон лежал в воде, положив голову на мягкую подушечку. Тонкие нервные руки на резных перилах. Над водой поднимался пар. Рядом с огромной, рассчитанной как минимум на двоих, ванной из белого мрамора стоял стул с подлокотниками. Небрежно брошенный Рамоном халат свисал с высокой спинки, касаясь мраморного пола. Офелия закрыла за собой дверь. Та тихо щелкнула. Пальцы адвоката вздрогнули, но головы он не повернул. Женщина замерла, не понимая, сбежать ей лучше или остаться. Она жалела, что не догадалась выпить вина или чего-то такого, что пробьет защиту бессмертного существа, снимет страх. С другой стороны, чего ей бояться. Что он…
Оборвав мысли, Офелия поспешно подошла к ванной и села в кресло, не решаясь поднять на него глаза. По телу пробежала долгая и горячая волна, когда он прикоснулся влажной рукой к ее пальцам, судорожно теребившим халат. Послышался плеск воды. Рамон сел в ванной и теперь смотрел на нее. С каким чувством он на нее смотрит? Офелия поняла, что краснеет. Ей не хватало воздуха, а тут было нечем дышать. Устроил настоящий хамам!
Он протянул руку, коснулся подбородка и заставил ее посмотреть ему в лицо. Женщина покорилась, но глаза не открыла. До нее донесся тихий смех, но Рамон по-прежнему ничего не говорил. Он провел большим пальцем по ее губам, скуле, убрал со лба прилипшие от влаги локоны. Скользнул по шее ниже. Сдвинул в бок халат, прочертив линию ключицы. Офелия прерывисто дышала, наконец решилась открыть глаза и посмотреть на него.
Темно-синий, почти черный в таком освещении (или просто настолько расширились зрачки?) взгляд, бледное, несмотря на горячую воду лицо. Спокойное, почти безмятежное. Она невольно обратила внимание на широкие плечи и стройный, подтянутый торс, наполовину выступающий из воды. Он был прекрасно сложен. Высокий, сильный и гибкий. Она видела очертания мышц, как они напрягались и расслаблялись, когда он возился с халатом. Блеснула улыбка. Рамон поднял вторую руку и бережно раскрыл халат и спустил его по плечам. Офелия замерла, мучительно краснея, но эта мука была странной. В ней заключалось столько трепета и предвкушения, что несмотря ни на что она готова была остаться в этом мгновении надолго. Ее тело пронзила молния, а голова закружилась, когда руки Рамона легли на обнаженные плечи. Он заставил ее освободиться от халата полностью. Бесстыдно рассматривал, но в этом взгляд не было ничего такого, что могло бы ее оскорбить или испугать. Она видела только две вещи в нем: искреннее восхищение и сумасшедшее возбуждение, которое он уже не мог скрывать. Рамон с трудом оторвал от нее руки, одной взялся за ручку ванной, а другую раскрыл ладонью вверх. Приглашение.
Офелия встала, вложила пальцы в его руку и, воспользовавшись специальной ступенькой, залезла в воду. Он чуть сместился, чтобы она могла сесть напротив. Прислонился спиной к стене ванной. Его пальцы опустились под воду и прикоснулись к ее ногам. Сначала колени. Мягко, нежно поглаживая, он дошел до ступней. Все это происходило в абсолютной тишине, но ей казалось, будто он разговаривает с ней. Через прикосновения. Через горячую воду. Он взял ее за руку и потянул на себя, заставляя поменять положение. Развернул к себе спиной. Она повиновалась, стараясь не обращать внимания на мучительно бьющееся в груди сердце. Хотя скорее оно билось уже в горле. Ее прострелило от макушки до пят, когда он потянул ее на себя, заставив прислониться всем телом. Ее спина касалась его груди. Вода укрывала их по пояс, одновременно оставляя незримую преграду и создавая единое пространство, которое их объединило. С тихим вздохом Офелия расслабилась, откинулась назад, положив голову ему на плечо и закрыла глаза. Его руки отреагировали сразу. Одна накрыла грудь, другая легла на шею. Мягким и властным движением он заставил ее повернуть голову, чтобы он мог наклониться к уху и в следующее мгновение она почувствовала его губы на мочке.
— Так ты решила? — он сжал ее грудь, одновременно держа за шею. — Я чувствую, как бьется твое сердце, — палец мужчины лег на сонную артерию.
Она хотела повернуть голову и что-то сказать, но он не позволил. Он изменился. От его рук шел жар, дыхание на ухе и шее тоже опаляло. Офелия хотела, чтобы он прекратил эту пытку. Чтобы действовал решительнее, но он играл. Тянул время, повышая градус с каждой прожитой минутой. Она вывернулась и смогла поцеловать его в шею. С наслаждением почувствовала вкус его кожи. И что-то еще. Эмоциональный запах, который менялся вместе с атмосферой. Рамон не сдался. Его руки по-прежнему сковывали ее, лаская и удерживая одновременно. На поцелуй он отреагировал тихой усмешкой.
— Смеешься надо мной? — хрипло спросила она.
— Нет. Над собой.
Он отпустил ее, мягким движением подтолкнул вперед, отстраняясь, потом встал и заставил ее подняться следом. Она надеялась, что он обнимет ее или даст полотенце или сделает что-то еще, но несколько бесконечно долгих секунд он удерживал ее на расстоянии вытянутой руки, внимательно рассматривая. Потом легко вышел из ванной. Подал ей руки, помог сойти по ступенькам. И как только она ступила на пол, впился в ее губы с таким яростным поцелуем, что она обязательно упала бы, если бы он не держал ее так крепко.
На мгновение из нее выбило дух. Мокрые и горячие тела будто слились в одно, его руки блуждали по ее спине и шее, пока наконец одна не остановилась на затылке в привычном жесте. Поцелуй стал еще глубже, и Офелия почувствовала, что теряет сознание. Неожиданно он оторвался от нее, подхватил на руки и пинком открыл дверь.
***
Они лежали в спальне на полу, прижавшись друг к другу, утомленные и счастливые. Рамон то ли забылся сном, то ли провалился в беспамятство, на его лице играла неопределенная улыбка. Офелия лежала у него на груди, то и дело вздрагивая всем телом от пережитого нового и острого, как самый отточенный в двух мирах нож, наслаждения. Не осталось ни единого промежутка кожи, которому мужчина не уделил бы внимание. За эти несколько часов он перевернул не только ее представление о том, какой может быть близость между двумя, но, кажется, и о самой близости в корне. Без сомнений и раздумий Лия отдалась в его власть без права и без надежды на спасение. Сейчас она лежала, закрыв глаза и сжав пальцы на гладкой поверхности его худощавой, но мускулистой груди, то и дело поднимая руку, чтобы коснуться шеи или кончиков уже давно высохших вьющихся волос. Его дыхания почти не было слышно, но она чувствовала, как бьется сердце мужчины. Не тяжело и быстро, как час назад, а неторопливо и увесисто, как огромный мотор с безграничным запасом мощности.
Одну руку Рамон положил себе под голову вместо подушки, второй держал женщину за талию, то и дело напрягая и расслабляя пальцы и невольно (или намеренно) напоминая ей о том, что они пережили и что будут — она точно это знала теперь — переживать каждый раз, касаясь друг друга. Возбуждение еще не выветрилось из ее головы и тела, несмотря на достижение критической точки усталости. Она настолько боялась, что, стоит ей заснуть и проснуться, и магия этой ночи растворится, что тянулась к нему подобно лишенному воды путнику в пустыне.
Рамон открыл глаза и медленно повернул голову, глядя на нее с мягкой улыбкой. Его взгляд тоже затуманен. Губы припухли от бесчисленных поцелуев. И сейчас, обнаженный, но не беззащитный, он раскрылся для нее с другой-стороны. Она перестала видеть в нем древнее и опасное существо, которое притягивает за счет силы и власти. Она увидела красивого мужчину, который дал ей возможность взглянуть по-другому на саму себя. Открыть в себе что-то новое, добраться до наглухо замурованных до этого момента глубин.
— Мы опоздали на самолет, — шепнула она, не зная, о чем еще говорить.
— Пусть катится к чертям, — отреагировал он, высвободив руку из-под головы и коснувшись ее растрепавшихся волос. — Как ты красива.
Она не ответила. Было странно говорить мужчине, что его внешность сводит ее с ума. Заставляет чувствовать себя героиней волшебной сказки. Прекрасный принц, живущий вечно, открывшийся ей. Конечно, в отличие от этих героинь, ее не мучил вопрос «почему он выбрал меня». Скорее она пыталась понять, почему она выбрала именно его. Или не так. Как так вообще случилось, что они выбрали друг друга?
— Переезжай ко мне, — неожиданно серьезно сказал он. — Как только вернемся в Треверберг.
— Но ты же спишь…
— Переезжай ко мне, — прервал он. — Переедешь?
— Да, Рамон. Хорошо. И ты мне объяснишь правила нашей совместной жизни?
Он тихо рассмеялся и с трудом сел, бережно отстранив ее.
— О правилах мы обязательно поговорим. И я готов выслушать твои. Обращаю твое внимание, что обычно мне плевать на чужие правила.
— Я согласна.