Нулевой пациент - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5

Глава четвертая. Андреас Ли

8 марта 1967 года, среда

Рамон Эверетт улыбнулся официантке своей фирменной улыбкой и поднял белую фарфоровую чашку с блюдца. Ли давно привык к его привычке обедать строго в определенное время и желательно в строго определенном месте, и пользовался ею, когда нужен был лишний повод для того, чтобы сбежать из управления. С адвокатом близкими друзьями они не были, но часто общались, иногда ходили куда-то вместе. В последнее время стали чаще пересекаться по работе. Андреас понимал, что Эверетт не так прост, что за его образом скрывается древнее и мощное существо, но ему было все равно. Будучи темным эльфом, он не ощущал угрозы от адвоката. Напротив, ему нравилось их общение. И все было идеально до последней вспышки Незнакомца.

— Я урегулировал произошедшее в клинике, — спокойно сообщил Рамон. — Если тебя это волнует.

— Не люблю, когда страдают невинные.

— Конечно, она отказалась закрепить примирение в более подходящей обстановке, — продолжил он, будто не услышав. — Но главное, что теперь комиссия закрыта.

— Ты перегнул палку.

— Верно. И исправил это. С небольшой задержкой, но все же. Я рад, что все решилось.

Ли посмотрел на него внимательнее. Вид отсутствующий. Смотрит будто в себя. Он решил пополнить свою коллекцию женщин еще одной? Впрочем, ни одна из его женщин и в подметки не годилась доктору Лоусон, которая за несколько дней стала для капитана особенной. Ему нравилось обращаться к ее образу, когда тяжесть расследования лишала сил. Возможность того, что Эверетт перейдет в наступление, он не учитывал. Так даже интереснее?

— Отправлю ей цветы, — сказал адвокат.

— А что у тебя с делом?

— Свидетеля убили. Так что слушание отложили до выяснения обстоятельств. Жду назначения даты. Думаю, что я смогу использовать его смерть также эффективно, как и показания. Сядет кто-то другой. Точно не мой клиент.

— Твоя уверенность делает тебе честь.

Синие глаза адвоката остановились на его лице. Ли снова не увидел в них угрозы. Только вежливое любопытство. И ничего, кроме вежливости. Ни интереса, ни вовлечения. Ровно столько, сколько нужно для поддержания беседы и приятельских отношений. Эверетт никого не пускал ближе необходимого, ни друзей, ни женщин.

— За это мне платят много денег.

Ли улыбнулся. Выпил свой кофе и посмотрел в окно.

— Как расследование? — спросил Рамон.

— Нам не хватает экспертизы.

— Какой?

— Психологической… психиатрической. Мы нашли у него что-то, напоминающее на указание извне. Но записка написана его собственным почерком.

— И что там?

— Дата расстрела. Она лежала под учебниками на столе. Старая бумага, обычная ручка. Эксперты еще трудятся, пытаясь вытащить хоть что-то, но я не верю, что даже если моя гипотеза верна, и мальчиком управляли, кукловод окажется столь туп, что сам выведет на себя.

— А что по оружию?

— Без номеров, не зарегистрировано. Старый калаш. По баллистике нигде не светился. Такие сотнями продаются на черном рынке. Что касается пистолета — это оружие отчима. На него есть разрешение. Парень просто взял его из домашнего сейфа.

— Я могу помочь выяснить, откуда у мальчика ружье.

Ли посмотрел на приятеля внимательнее.

— И это не вполне законный запрос, так?

Эверетт неопределенно пожал плечами.

— Я много кого спас от тюрьмы. Есть несколько должников. У них тоже есть несколько должников. Кто-то да выведет на продавца. Дай мне все, что у тебя есть на это оружие, а я постараюсь восстановить его историю.

— Необычайно щедрый подарок полиции от криминального адвоката. И я тоже буду твоим должником?

Собеседник тонко улыбнулся. Только слепой не разглядел бы в этой улыбке тонну яда.

— Посмотрим, капитан Ли.

— Мне эта перспектива не нравится.

— А у тебя есть выбор?

Ли не ответил. Рамон прав. По официальным каналам найти информацию о ружье невозможно. Он пока не понимал, что именно даст эта информация, но надеялся, что она выведет его на заказчика. И что он прав относительно наличия заказчика как такового.

— Скажи, ты когда-нибудь встречался с подобным? — спросил полицейский, одновременно меняя тему.

Эверетт изящно вернул чашку на блюдце и откинулся на спинку кресла. Он выглядел удовлетворенным и сытым. Любил, когда все вовремя. Режим дня строже, чем у профессионального спортсмена. И ему было комфортно.

— С массовым расстрелом — да. С немотивированным массовым расстрелом — тоже да. Но с подобным — нет. Насколько я знаю, такого еще не случалось. Они как-то иначе выражали свой внутренний мир. Серийные убийства — штука древняя. А вот такое вот… нет.

— Дети войны?

— Если бы это было так, явление носило бы массовый характер.

— Внуки войны, — слабо улыбнулся Ли.

— Почему ты пытаешься найти внешнюю причину, капитан? — спросил адвокат. — Не веришь, что парень мог слететь с катушек и всех убить?

Ли повернул чашку на блюдце, держа ее за тонкую ручку. Та приглушенно зазвенела. Официантка бросила на их столик озабоченный взгляд, убедилась, что все хорошо, и вернулась к своим делам.

— Что-то не сходится.

— Психиатрия развивается каждый день. Появляются новые формы личности, новые патологии. Ты просто стал первым свидетелем нового психоза, если так можно выразиться.

Ли посмотрел на него в упор.

— Я что-то упустил, и помимо докторской по юриспруденции ты решил погрузиться в психологию?

Рамон рассмеялся.

— Нет. А докторская меня измотала. Защитить и забыть.

— Когда?

— Летом.

— И все же, — вернулся к своей теме Ли. — Парню пятнадцать. По свидетельствам всех, кто его знал, скромный мальчик без вредных привычек и темных делишек за плечами. Ночевал дома, школу не прогуливал, не искал неприятностей. Даже пытался строить какие-то отношения…

— С той, которую потом убил?

— Она выжила. Но пока не говорит. С ней психиатр.

Рамон размеренно покачал головой.

— Я понимаю, что все это сложно уложить в голове. Но поверь моему опыту… ты еще познаешь глубину человеческой ненормальности. Всему свое время.

Ли сделал знак официантке, чтобы она повторила кофе. Девушка кивнула, обворожительно улыбнулась и вернулась с новой чашкой буквально через мгновение. Капитан посмотрел на нее внимательнее. Молодая, хрупкая, услужливая. Из тех сотрудниц ресторана, которые достаточно милы, чтобы нравиться гостям, и недостаточно распущенны, чтобы этим пользоваться. Рамон следил за ее ловкими движениями без интереса. Он ждал, что ответит полицейский и думал о своем. Почему-то Андреас решил, что это «свое» ему не понравится, но мысли быстро вернулись к Томми Уилсону и тому, что он натворил.

— Надо ехать, — сказал полицейский. — Меня ждет Харри. А я хочу еще успеть заехать к Уилсонам.

— Как мама мальчика?

— Об этом лучше спросить в больнице.

На лицо Рамона упала тень, но он быстро взял себя в руки.

— На сегодня больниц с меня хватит. Начинать день с пространной дискуссии о профессионализме и норме ошибок в работе хирурга — не самая хорошая идея. У меня куча работы, и диссертация сама себя не напишет.

— Будь ты посдержаннее, не пришлось бы портить утро. Эта встреча ведь не смяла твой распорядок дня?

— Нет, — сухо ответил Эверетт, бросая несколько купюр на стол и поднимаясь с места. — Но, если ты еще раз напомнишь мне, что я был не прав, я за себя не ручаюсь.

— Да, да, дружба дружбой, а обед по расписанию, я помню, — Андреас поднялся, чтобы пожать ему руку. — Я пришлю тебе бумаги по оружию.

— Жду.

Эверетт развернулся, взял со стула кожаный портфель, с вешалки — длинный шерстяной плащ и направился к двери, не обратив внимания на официантку. Такого он не позволял себе никогда. Уйти без комплимента или вежливого слова в адрес хорошенькой женщины. От этой мысли стало совсем тоскливо. Полицейский допил кофе, в свою очередь положил деньги на стол и встал. Официантка мгновенно оказалась рядом.

— Приходите к нам еще, — сказала она тонким голосом.

Капитан улыбнулся, кивнул, взял свою куртку и вышел на улицу под моросящий дождь. «Ягуар e-type» Эверетта уже скрылся за поворотом. Андреас нашел свой «форд», открыл дверь и сел за руль. Впору было кидать монетку, что ему делать дальше. Ехать домой к Уилсонам, или в участок, или в больницу. Он надеялся поговорить с мамой Томми, хотя понимал, что вряд ли это возможно с учетом сообщения о ее состоянии, полученного вчера. Но в целом, что он теряет. Он может поехать к Томми домой, сделав маленький крюк в сторону госпиталя имени Люси Тревер.

Заводя мотор, Андреас отказывался себе признаться в том, что готов на все ради того, чтобы увидеть Офелию Лоусон и попытаться прочесть по ее лицу, в чем причина такого странного поведения адвоката. Отдавая себе полный отчет в том, что творит дурь, полицейский выехал с парковки.

Он передумал искать Офелию, лишь переступив порог больницы, где был утром. Это глупо, по-детски и совершенно на него не похоже. Подойдя к респешну, Ли показал секретарше (или медсестре? Кто у них сидит за административной стойкой?) и улыбнулся своей самой спокойной и очаровательной улыбкой. Он прекрасно знал, как действовал на женщин, лет пятьдесят назад активно этим пользовался, а со временем устал от их внимания, и замкнулся в себе, изредка приближая к себе кого-то, если хотелось забыться, или тело требовало разрядки.

Девушка за стойкой администрации ответила ему миловидной улыбкой. Лет двадцать пять, зеленые глаза, русые волосы и россыпь нежных веснушек на белой коже. Просто человек. И глаза не такие зеленые, как у Офелии. И русый не такой насыщенный, без золота и меда. Просто русый. Скорее серый.

Идиот.

— Мне нужно попасть в онкологию и поговорить с врачом Севилии Уилсон.

— Секундочку.

Девушка нашла нужный номер в списке и набрала на телефоне короткую комбинацию. Замерла, постукивая карандашом об бумагу и бросая на полицейского заинтересованные взгляды.

— Доктора зовут Маргарита Кауфман, онкология находится на третьем этаже напротив кардиологического отделения. Знаете, где это? Или вас проводить?

— Я найду. Спасибо, — он наклонился, чтобы прочитать имя на бейджике. — Лайла. Вы очень помогли.

Девушка покраснела.

— Обращайтесь, я найду для вас любого в этой больнице.

Ли решил пойти пешком. То ли в слабой надежде таки встретиться с доктором Лоусон (ведь теперь у него есть абсолютно уважительная причина ошиваться на ее этаже), то ли потому, что не хотел заходить в маленькую коробку лифта. Он понимал, что вряд ли получит что-то от умирающей женщины, боялся добить ее сообщением, что сын мертв, но должен был попробовать. Должен был, черт возьми попробовать что-то выяснить. Осветить жизнь Томми. А потом — к отчиму. Если и было в работе капитана полиции что-то, что он ненавидел, общение с родителями убийц или убитых шло первым в списке. Ли в целом не любил тему отцов и детей.

До третьего этажа он добрался без лишних встреч. Бросив тоскливый взгляд на кардиологию, он решительно вошел в дверь с мрачной табличкой «онкология». Центров, лечивших рак, было не так много, Треверберг открыл крупное отделение в числе первых. Близость Треверберга к темной медицине и большое количество темных существ в числе врачей позволило ему вырваться вперед и в этом вопросе. Пациенты поступали сюда со всего мира. Удивительно, что мать Томми очутилась в заботливых стенах больницы только в критическом состоянии.

Он подошел к сестринскому посту. Здесь было удивительно тихо. Еще тише, чем в кардиологии. И слишком отчетливо пахло умиранием.

— Здравствуйте. Мне нужна доктор Маргарита Кауфман. Где я могу ее найти?

Медсестра молча изогнула бровь. Ли достал удостоверение и позволил ей его рассмотреть в мельчайших деталях.

— Прямо по коридору, первая дверь, — смилостивилась она, сообразив, что полицейский просто так не испарится. Она была настолько замучена своей работой, что даже не отозвалась на его внешность и притягательность, как любая на ее месте. Молодая, до тридцати, но с посеревшим лицом и потускневшим взглядом, она будто не видела ничего, кроме смерти. Наверное, чтобы работать в онкологическом, нужно особенное восприятие реальности.

— Спасибо.

Сделав несколько шагов, Андреас остановился у темной двери, постучал. Дождавшись отклика, вошел в кабинет. Его встретила женщина лет сорока с короткой стрижкой и глубоко посаженными темными глазами, спрятанными за очками в аккуратной оправе. Не темное существо и не человек. Полукровка. Опять.

— Здравствуйте, доктор Кауфман. Мне сказали, что вы можете мне помочь.

— Проходите…

— Капитан Андреас Ли, полиция Треверберга.

— О, — протянула женщина, снимая очки и глядя ему в лицо. — Полиция. У вас кто-то заболел?

— Нет. В вашем отделении лежит женщина, с которой мне нужно поговорить.

— Кто она?

— Севилия Уилсон. Ее привезли к вам полтора дня назад.

Лицо доктора омрачилось.

— Простите, капитан Ли, но Уилсон мертва.

— Что?

— Умерла два часа назад. Мы ничего не могли сделать.

Андреас, не успевший сесть, так и остался стоять перед длинным столом врача. Та смягчилась.

— Мне жаль, видимо, я не смогу вам помочь.

— Она приходила в себя перед смертью?

— Нет. Ни в скорой, ни здесь. Что-то случилось?

— Простите, не могу раскрывать деталей.

— Ну конечно, — Кауфманн улыбнулась. — Вы вообще здесь частый гость. Я видела вас с доктором Лоусон утром. Трудитесь над делом стрелка? В газетах не называли его имени, но я не дура. Покойная — его мать?

— Вы необычайно проницательны.

— И вы надеялись, что она расскажет что-то о мальчике?

Ли наконец сел. Ему стало интересно. Полукровки отличались почти такой же, как Незнакомцы, непредсказуемостью. Великая Тьма могла наградить их особенным даром, чутьем, силой или долгой жизнью. И некоторые даже не знали, что кто-то из родителей человеком не был. В этой женщине он чувствовал родную кровь. Кто-то из темных эльфов. Но такое ощущение, что не только. И она явно думала, что перед ней человек, может, восприняла его как родственную душу, но не как представителя своего вида. Она воспитывалась людьми. Сирота? Определенно, сирота — это читалось в глубоко посаженных глазах. А вот родители… Темный эльф и кто? Человек? Тоже полукровка? Непонятно. От врача веяло абсолютным знанием и спокойствием. Побольше бы таких спокойных врачей. Впрочем, каким еще может быть онколог?

— Да. Мы пытаемся установить мотив.

— Говорили с Хоулом? Он наша звезда.

— Хоул занимается пациенткой, и я не хочу его отвлекать. Предпочитаю собрать информацию. А потом уже обратиться к нему.

— Хорошо. Мне жаль, что не смогла вам помочь.

— Я рад, что вы хотя бы попытались. Мне нужно идти, доктор Кауфманн, рад знакомству.

Маргарита улыбнулась, благосклонно кивнула ему с видом королевы и вернулась к документам.

Ли вышел в коридор.

Надо же. Умерла.

Он чувствовал себя странно. Будто кто-то разбирает фундамент, на котором основывался привычный уклад его жизни. Поступок Томми Уилсона сломал картину мира капитана, и тот не мог понять, почему так близко к сердцу принял этот факт. Люди менялись? Он видел, на что они способны, во время войны и на мириадах полей боев, о которых даже не слышали. Проще отпустить. Просто делать свою работу, собрать все, что сможет, закрыть дело. Управление старалось не выносить сор из избы. Имя стрелка действительно не распространяли в газетах. Была проделана сумасшедшая работа, чтобы взять подписку о неразглашении со всех, кто знал его. Зачем? Чтобы в городе не началась паника. Шеф уже готовил утку, которую завтра отправят в СМИ. Официальную версию. Теракт. Все спишут на то, что людям понятно и не вызовет ничего, кроме гнева. Ничего такого, что сможет изменить город.

— Капитан? Вам снова нужна информация о потерпевших?

Ли поднял затуманенный взгляд на женщину, которая стояла прямо перед ним. Прошло всего несколько часов, но Офелия разительно переменилась. В ее взгляде появилось новое напряжение, природу которому сложно было считать, волосы она уложила в красивую прическу. Белый халат, под ним — хирургический костюм. Она прижимала к груди тонкую папку и выглядела существом, которое одновременно вернуло себе то, что принадлежит ему по праву и потеряло что-то ключевое. По привычке сложив дважды два, Андреас нахмурился. Состояние Лоусон и меланхоличность Рамона не могут быть совпадением. Что между ними произошло? Адвокат сказал, что извинился. Что еще он сказал?

— Я слишком часто бываю в больнице, — суше, чем планировал, сказал капитан.

Офелия не подошла. В ней появился какой-то новый излом. Новый страх. Капитану вдруг захотелось ее утешить. Как-то помочь, спасти. Он сделал шаг вперед и ошеломленно замер, заметив ужас в ее глазах.

— Что случилось? — тихо спросил он.

— Что? А. Простите. Все хорошо. Просто не ожидала вас снова увидеть. Что вы делали в онкологии?

— Пытался поговорить с матерью стрелка, а она умерла, — машинально ответил Андреас. — Пообщался с доктором Кауфманн.

Офелия улыбнулась.

— Она гениальный врач. Рада, что вы встретились с ней по работе, а не по личному вопросу.

— У темных эльфов рака не бывает.

Разговор зашел в тупик. Ли пытался сбросить эту заторможенность, но не получалось. Он смотрел на Лоусон, но видел не ее. Сквозь ее совершенное лицо с зелеными глазами и тонкой белой кожей проступало что-то незнакомое. Чья-та печать. Печать страха и тоски, которую мог снять только тот, кто ее туда поставил.

— Как комиссия? — спросил он, чтобы как-то вырулить ситуацию. Он знал ответ и почему-то подумал, что и она чувствует эту фальшь. Но ему повезло. На лицо хирурга вернулась улыбка, а на щеки — румянец.

— Полная реабилитация. Первая операция через час. Я рада. Очень рада.

— Наверное, было бы глупо попытаться пригласить вас на ужин снова?

Ее улыбка стала лукавой.

— Почему глупо? Что-то изменилось?

Ли хотел бы приблизиться, чтобы почувствовать ее аромат, но вспомнил реакцию на прошлую попытку, и решил не рисковать. Он сложил руки на груди и в свою очередь улыбнулся, с трудом прогоняя из мыслей морок дела стрелка.

— Мне кажется, да.

Брови Офелии взлетели вверх.

— Не знаю, о чем вы, Андреас. Я по-прежнему благодарна вам за поддержку и рада вас видеть. То, что ваш приятель мне навредил, не бросает тень на вас.

— Насколько я знаю, господин Эверетт загладил свою вину.

Лоусон посмотрела на него долгим внимательным взглядом. И в глубине ее глаз проснулась искра понимания. Она снова улыбнулась. И в этот раз улыбка ему не понравилась. Так улыбается женщина, которая не просто знает себе цену, но и видит, что в ее сети попалась новая жертва. Он глупец. Нельзя разговаривать так беспечно с Незнакомками. Особенно, давать слабину. Но шаг сделан, назад дороги нет. Играть по-новому или исчезнуть из ее жизни. Его взгляд остановился на ее губах. Побороться? У страсти к Незнакомкам есть обратная сторона. Отношения с ними всегда развиваются в соответствии с тактикой «выжженной земли»[1].

— Если он так думает, при случае, передайте ему, что он неправ.

— Может, кофе?

Офелия посмотрела на часы. Рассмеялась.

— До операции час, мы не успеем выйти куда-то за пределы больницы, но я с удовольствием покажу вам наш кафетерий.

Ли улыбнулся.

— Хорошо. Я буду рад его увидеть.

***

К старому дому, в котором еще недавно жила целая семья, а сейчас остался один отчим, Ли подъехал полутора часами позже. Офелия действительно отвела его в кафетерий и посидела рядом целых тридцать минут. Он то и дело выпадал из разговора, теряясь под пристальным взглядом ее пронзительно-зеленых глаз и переключаясь на дело. Он не понимал, почему она стала ему особенно интересна именно сейчас, и дал себе слово выбить всю дурь в Ночном квартале в ближайшие выходные. Прошлые как-то не задались. В субботу Рамон устроил скандал в клинике, а потом Ли взял на себя ответственность за произошедшее и попытался успокоить Офелию. Что было в воскресенье, он не помнил. А в понедельник день начался со стрелка. Весь вторник капитан был занят, и не мог лишний раз выйти из управления, а сегодня назначили пресс-конференцию, он поехал в больницу и снова попал под магическое воздействие этой женщины.

Андреас понимал, что залипает. Его мышление начинает сбоить, когда образ Офелии показывался на периферии. Она вырывала его из рабочего процесса, лишала сил и одновременно вдохновляла. Это не было влюбленностью. Желание? Может быть. Влечение? Определенно. Но в целом свои чувства к ней он расценивал как нечто темное и недоброе. До того момента, когда они просидели в кафетерии целых полчаса, разговаривая ни о чем, он видел в ней лишь врача и ослепительно красивую женщину. А сейчас увидел кого-то еще. И это вызвало шок и такое сопротивление, что Ли даже обрадовался необходимости ехать к Уилсонам.

Конечно, он мог отправить кого-то из команды, но четверка и без того перегружена текущей работой, допросами и протоколированием происходящего. Их задача — составить утро стрелка поминутно. Сопоставить свидетельства. Найти белые пятна. Обычно именно в них кроются зацепки. А капитан решил попробовать проработать тему мотивов. Но не сдвинулся с понедельника ни на йоту. Его психика отказывалась принимать тот факт, что пятнадцатилетний подросток принял решение уничтожить целый класс, выпустить в них несколько десятков патронов. Превратить их тела в кашу. Причем, он поверил бы в такое, если бы парнишка был Незнакомцем или темным эльфов. Куда ни шло. Но он был человеком. Обычным, мать его, человеком.

Из больницы он позвонил в управление Хиксу и позвал его с собой. Харри отреагировал громкой продолжительной бранью, начал объяснять, что его люди уже обыскали дом, и нет смысла тратить на него время, но Ли был непреклонен, и криминалист сдался. Торопиться было некуда. Капитан ехал по просторным улицам без спешки, думал о своем и нервно стучал тонкими, как у большинства эльфов, пальцами по рулю.

Он вел это дело по тем же принципам, что любое убийство. Собрать показания свидетелей, вскрыть мотивы, описать все это в отчете и закрыть дело. Убийца найден. Поискать сообщника? Ничего не указывало на его наличие. Поискать того, кто руководил процессом? Нет доказательств его существования. В целом можно допросить отчима, закончить допросы школьников, и на этом поставить точку. И так, наверное, поступил бы любой. Ну может еще дождаться заключения Хоула, с которым Ли так и не поговорил. Он не жаловал психиатров и не стремился к переговорам с молодым доктором. Оттягивал. После поспешного диагноза и вовсе не хотел иметь с психиатром дела, но работа есть работа.

Пообещав, что обязательно вызовет Хоула до конца недели, Ли закрыл эту тему внутри себя и вздохнул спокойнее. Мысли вернулись к Офелии, и в груди растекся яд. Видимо, это и есть то самое влияние Незнакомцев, о котором ты столько слышал. Ты не испытываешь любовь или страсть. Но твое сердце зацепили крючком, и тянут из тела, разрывая жилы и вены. Это больно. И как-то мерзко.

В груди закололо, и капитан сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться. Задержал дыхание. Выдох. Он почти добрался до небогатого спального района, где жил Томми-стрелок, и должен был сосредоточиться на том, зачем вообще решил повторно осмотреть его комнату. Потому что не видел ее сам? Что это ему даст?

Он сможет считать энергетику парня. Посмотреть на то, как он жил. Чем он дышал. Влезть в его шкуру. Да. Наверное, именно это и не давало ему покоя. Именно поэтому он не хотел разговаривать с Хоулом. Он хотел почувствовать парня, а не сделать вывод в соответствии с мнением человека-психиатра.

Капитан припарковал автомобиль около старого дома, оббитого дешевой доской. Доска частично прогнила и потемнела, но простоит еще лет десять. А если покрасить и обработать, то и все двадцать. Входная группа изящная, но лишенная лоска. Крыльцо, резные колонны толщиной с кулак. Три потертых ступеньки до белой двери. На ней номер дома — 14 — и металлическое кольцо вместо звонка. Кольцо смотрелось настолько странно, что полицейский посмотрел на него еще раз — а вдруг почудилось?

Андреас поднял руку и постучал кольцом о металлическую пластину, которая располагалась под ним. В доме что-то упало, послышалась пьяная брань. Через пару минут на пороге показался взлохмаченный тучный мужчина лет сорока. Человек.

— Чего надо? Я не отец этого паскуды, и комментариев не даю. Ты, с-сука, программист?

Ли невозмутимо сунул ему под нос удостоверение, и мужик отступил в тень дома. Вернее, он попятился. Покраснел.

— Прости, капитан. У меня жена умерла.

— Я знаю. Только что из больницы. Мистер Уилсон, я должен осмотреть дом.

— Опять? — взревел мужик, вращая налитыми кровью глазами. — Ваши в белых халатах уже перевернули каждую ворсинку в моем доме. И вы еще что-то хотите посмотреть?

— Да. Я думаю, что вашим пасынком кто-то управлял. И хочу найти этому доказательства.

Мистер Уилсон выпрямился. На его лице отразилось изумление пополам с надеждой, и он попытался стряхнуть с себя дурман опьянения, но явно не смог.

— Я вам не смогу помочь. Я не заходил на его чердак, не общался с ним и вообще не смог воспитать из него мужика. Но я не виноват! Это все гены…

— Никто вас не винит, мистер Уилсон. Я могу пройти? И через пару минут приедет мой коллега, я был бы благодарен вам, если бы вы его пропустили.

Хозяин дома отступил в тень.

— Я буду на кухне.

Андреас осторожно проник в дом, закрыл за собой дверь и задержал дыхание, спасаясь от паров дешевого алкоголя. Криминалисты сказали, что в доме пахнет спиртным, застарелый и дрянной запах, как в логове алкоголика, но капитан был не готов к тому, что этот запах настолько явный. Он ближе к логову бомжа, чем к дому цивилизованного алкоголика-работяги. А еще тут пахло смертью, нищетой и отчаянием. И вот этот запах был Ли знаком слишком хорошо. Тряхнув головой, чтобы отогнать неприятные мысли, полицейский осмотрелся. В доме было темно. Он щелкнул выключателем, но ничего не произошло.

— Сгорела, с-сука, — донесся откуда-то справа голос хозяина. — Я не успел заменить. Обещал ей. И не успел.

Рыдания и рычание. Ли удержался от едкого комментария и достал из кармана куртки фонарик. После яркого солнечного дня он буквально ослеп, оказавшись в мрачных потемках старого дома. Мятые вещи. Плащ, какие-то сапоги. Женская и мужская обувь вперемешку. У входа — наспех завязанный пакет с мусором, из которого торчало горлышко бутылки. Фонарик скользнул по стенам. Обои кое-где отвалились, кое-где запачкались. Когда-то они были красивы. Лет двадцать назад.

— Томми жил на чердаке?

— А-га, — медленно ответил Уилсон. — У нас не было места, чтобы сделать ему нормальную комнату, и я отдал чердак.

Ли осмотрелся. Место было. Он насчитывал как минимум пять дверей из некогда просторного, а сейчас заваленного мусором, мебелью и какими-то коробками холла. Просто отчим не хотел видеть мальчика, к которому не имел никакого отношения. Которому не был биологическим отцом и не смог стать отцом по духу. Бил ли он его? Конечно, бил. Лупил. Пытался сделать мужиком. А сделал убийцей. Если, конечно, Лоусон права, и Томми пошел убивать, прислушиваясь к собственным мыслям, а не ведомый чужой волей.

— Я поднимусь?

— Осторожно, там одна ступенька сломана. Не упадите.

Ли подсветил себе путь фонариком и мягко поднялся по лестнице. Сломанные и скрипучие ступени он обошел инстинктивно. Оказавшись у двери на чердак, замер. Парень выжег на ней «Частная территория. Вход воспрещен». А под надписью нарисовал физиономию чертенка. У чертенка были синие глаза и длинный красный язык. Мальчик рисовал. Криминалисты говорили что-то такое и даже сделали фотографии рисунков, но решили, что они не имеют большого значения. Взяли с отчима расписку о том, что комната останется в неприкосновенности, опечатали ее и ушли. Ли упаковал руки в тонкие перчатки, снял сургучную печать с косяка, рыжую оградительную ленту из тонкого пластика и нажал на ручку. Замок тихо скрипнул. В отличие от входной двери, за этой следили. Судя по всему, Томми это делал сам.

Капитан толкнул дверь, и та беззвучно открылась. Из комнаты пахло сигаретами, травкой и мальчишкой. Дикий запах молодости, безнадеги и жгучей депрессии, которая вытеснена в социум. Машинально протянув руку, Ли щелкнул выключателем, и комнату пронзило желтоватым, но почему-то едким светом. Единственное окно было закрашено черной краской, неровный слой которой кое-где потрескался, и оно выделялось, вычерчивалось, но света не давало совершенно. Днем и ночью парень жил в темноте. Ли был готов поспорить, что решение закрасить окно пришло не Томми.

Был конфликт. Мальчик что-то сделал. Вступился за мать? Опоздал с уроков? Прогулял их? Что-то взбесило отчима, и он лишил его единственного источника света. Замуровал его на чердаке как в подвале. Капитан почувствовал, как волоски на руках и загривке встали дыбом от напряжения и отчетливости картины, вставшей перед его мысленным взором. Он видел тень мальчика, живущего на пятачке два на два. Сколоченный из досок стол, кровать со старым матрасом, шкафы с книгами и рисунками. Трехдневный слой пыли. Судя по всему, перед выходом он тщательно все протер и убрал. Вещи лежали аккуратно. Криминалисты после работы разложили все по своим местам, оставив комнате первозданный вид. Впрочем, «комнатой» это назвать Андреас не мог. Он порадовался, что приехал раньше Хикса: вдвоем они здесь бы не разошлись, а Ли ненавидел, когда к нему подходили слишком близко. Даже друзья. Он закрыл за собой дверь и замер в центре свободного пространства. За шкафами и придвинутой к нему кроватью простиралось огромное помещение чердака. С другой стороны пробивались солнечные лучи, но настолько слабо, что Ли сделал вывод о загруженности пространства. Да и то окно, судя по всему, не мыло несколько лет. Он заглянул в щель между шкафами. Коробки, какие-то вещи. Устойчивый запах пыли, гнили и старости. Грубые стеллажи делили чердак на две части. Здесь еще теплилась жизнь. А там — только смерть.

Мальчик вырос на границе. Он примирился с ней. Примирился с тем, что вынужден выживать на двух-трех квадратных метрах. Между кроватью и столом не было места даже для того, чтобы отжаться или сделать зарядку. Он не уместился бы в высоту. Томми был высоким парнем.

Ли медленно выдохнул воздух из легких. Волна сочувствия к стрелку сметала все на своем пути. Ясный и холодный ум полицейского боролся с ней, как мог, но он не был способен победить в подобном сражении. Темные эльфы чувствительнее людей. И, оказавшись на территории дома Томми, Ли почти понял, почему тот схватился за оружие.

Над столом, кроватью, на дверцах шкафа висели рисунки. Грубая ручка и карандаш. Весь рисунок карандашом, а ручкой вычерчены синие глаза. Люди, демоны, звери, чертята, даже деревья с глазами. Парня явно не отпускало. На нескольких рисунках Ли заметил изображение Анубиса. Почти все проходили через увлечение египетской мифологией, она становилась точкой входа в любой мистицизм. Томми увлекался магией? Или соотносил собственную судьбу с мифологией?

Интересно, криминалисты изучили все эти рисунки?

Он открыл дверь.

— Мистер Уилсон?

— А-га? — откликнулся хозяин дома.

— Вы позволите мне забрать рисунки Томми?

— Да на кой вам эти каракули?

Ли вышел на лестницу и сделал несколько шагов вниз. Красная рожа Уилсона нарисовалась в дверном проеме.

— А когда вы закрасили окно? — спокойно спросил Андреас.

На лице отчима отразился гнев, потом страх. А потом из глаз покатились слезы.

— Я и забыл про окно, — проговорил он с длинными паузами. — Мальчонка пытался починить ступеньку… вот эту, около вашей ноги. И сломал ее. Я решил его наказать, взять смывающуюся краску, чтобы потом все вернуть, но перепутал банки. Он пришел со школы… как он кричал. Испугался. А потом привык.

— И больше не кричал?

— Никогда.

В дверь позвонили. Уилсон пошел открывать, тяжело переваливаясь с ноги на ногу. В дверном проеме нарисовалась лукавая физиономия Хикса.

— Полиция Треверберга.

— Да знаю я, — буркнул Уилсон. — Проходите. Тут ваш капитан.

— Из комнаты нужно забрать все рисунки, — холодно сказал Ли, кивнув Харри. — Если нужно, пригони своих или сделай это сам. Все рисунки, записки, все, что найдешь. Мистер Уилсон, — полицейский развернулся к отчиму. — Тот вздрогнул всем телом и поднял на него замутненный взгляд. — Проспитесь. Я пришлю вам приглашение. Вам нужно будет прийти в управление и ответить на наши вопросы. — Мужчина судорожно закивал. — А также я прошу вас подписать это, — Андреас достал из внутреннего кармана документ.

— Что это?

— Подписка о невыезде за пределы Треверберга и пригородов на время следствия.

— Я ничего не делал!

— Это просто формальность.

Хикс обошел хозяина дома, Ли и исчез в комнате наверху. Андреас отдал хозяину документ и снова огляделся.

— Также я хочу осмотреть другие комнаты. Если вы, конечно, не против.

Уилсон взял документ и ушел на кухню, попутно кивнув с почти мертвым безразличием. Больше всего на свете Ли хотел уйти отсюда. Но не мог. Еще немного, капельку усилий. Чтобы убедиться, что настоящих монстров люди делают своими руками.

[1]Тактика «выжженной земли» — метод ведения войны, при котором отступающие войска проводят полное и широкомасштабное уничтожение всех жизненно важных для врага запасов (продовольствия, топлива и т. п.) и любых объектов промышленного, сельскохозяйственного, гражданского назначения с целью не допустить их использования наступающими противниками. Википедия.