Утро 9го марта, четверг
Доктор Дональд Астер готовился отпраздновать свое сорокалетие с размахом, вполне подходящим наследному принцу империи Астер, знаменитому врачу и умелому управленцу, под чьим руководством клиника обрела новую жизнь. Госпиталь имени Люси Тревер, один из старейших и мощнейших в радиусе трехсот километров, с передовыми технологиями, оборудованием и лучшими врачами, был лакомым кусочком для любого. Но достался Дональду. Протекция отца в момент назначения — единственная поблажка судьбы, которую позволил себе врач. Он получил должность, отказался от своей части наследства в пользу брата и сестры и сказал отцу, что он обязан выстроить что-то новое. Недвижимость и гостиничный бизнес Дональду не были близки. А вот медицина, ее возможности и абсолютная ценность, стали не просто делом жизни. Смыслом.
Дональд Астер относился к тем детям войны, которые прошли через нее с честью и собрали себя по частям. В 1939 году ему исполнилось четырнадцать. Он сразу ушел на фронт в качестве младшего медицинского помощника. К 1945 году он стал известным полевым хирургом, который был способен на чудеса. Астер обошел всю Европу. Тревербергские отряды попеременно выступали то на стороне Великобритании, то СССР, то Франции. Их бросали туда, где больше всего нужна была помощь, но так, чтобы это было не слишком далеко от дома. Астер не любил вспоминать то время. Но благодарил небо за то, что война ему не снилась.
Он получил должность главного врача госпиталя имени Люси Тревер в тридцать. Когда защитил две докторских, прошел огонь, воду и медные трубы на повышениях квалификации по всему миру и вернулся в Треверберг, чтобы применить здесь все те знания и навыки, которые обрел. Женился на медсестре. Развелся через три года, женился снова и развелся в прошлом году. Он нравился женщинам, брал от них то, что было нужно для поддержания статуса и мотивации, но истинно женат был на работе. Выбирая между страстной ночью и интересной операцией, он не выбирал. Операции всегда были важнее. Переговоры. Строительство. Ремонт. Любые дела клиники. Что не мешало ему постоянно менять любовниц, спать со студентками, медсестрами, врачами. Единственное правило он не нарушал: никаких романов с пациентами. Невозможно делить дом и постель с тем, чьи внутренности ты видел на операционном столе. В конечном счете он молодой мужчина в полном расцвете сил и лет, который нуждается в удовлетворении естественных потребностей в полной мере.
Астер запахнул бархатный халат, поправил пояс и еще раз посмотрел на бумаги, которые лежали перед ним. Заключение пожарной инспекции о причинах взрыва в лаборатории. В заключении было указано «возгорание вследствие незапланированного скачка напряжения в городских электросетях, подведенных к трансформатору 2.13.4.43». Это не было правдой, так как у лаборатории был дублирующий трансформатор и целая система стрессоустойчивого к подобным неурядицам оборудования, которое на момент трагедии оказалось отключенным. Сейчас нельзя было установить, в каком положении был рубильник: лаборатория выгорела, а от оборудования остались только каркасы. Единственное, что радовало, не пострадали люди. Зато пострадали данные и опытные образцы, которые хранились в холодильниках. Записи наблюдений и исследований Астера, которыми он не планировал делиться с общественностью. Сейчас, когда пожар привлек внимание к лаборатории, вряд ли получится скрыть все. Его обвинят в поджоге ради получения страховой выплаты, как только он подаст документы. И для этого будет нужен Рамон — в неминуемом суде только этот адвокат способен обойти острые углы и отвести внимание от самого главного: от того, чем именно занималась лаборатория.
На бумаге там точно так же проводили анализы пациентов госпиталя имени Люси Тревер. Но фактически весь объем закрывала другая лаборатория, а эта, дублирующая, имела более широкий профиль.
Астер провел рукой по аккуратно подстриженным волосам и выдохнул. Справа на столе лежал последний выпуск «Треверберг Таймс», передовицу, слава богу, до сих пор занимал портрет Томми Уилсона. Заметку про публикацию официальной причины возгорания лаборатории главный редактор газеты, старый друг Дональда, поместил на четвертый разворот, уделив ему одну полосу. Целую полосу. Но одну и слева. Не справа. Вроде бы важная новость, а вроде бы и нет. Рядом с ней разместили репортаж об открытии филиала госпиталя в новом районе города, и внимание читателя будет приковано к выгоде лично для него: Астер предоставил бесплатное обследование всем жителям. Удовлетворенный, главврач закрыл газету и выпрямился в кресле.
В ванной шумела вода. Женщина, с которой он провел ночь, смывала утренний секс и сон, готовясь к тяжелому трудовому дню. Старший курс ординатуры как-никак. Дональд коротко улыбнулся, позволив себе вспомнить несколько особо приятных моментов. Он ничего не чувствовал к этой девушке, помимо влечения. Но влечение и легкий интерес — именно то, что он мог себе позволить. Сердце его занимала другая женщина, но вряд ли удастся уломать ее на что-то больше. Хотя на днях он почти ее поцеловал. Голова Гекаты Штиль высунулась из дверного проема. На ярком лице мулатки не было ни грамма косметики, волосы она спрятала в полотенце, но несколько особенно своенравных кудряшек прилипло ко лбу и вискам. Она улыбнулась.
— Теперь я точно получу все необходимые отметки в путевом листе? — спросила она с самым невинным видом.
Дональд почувствовал, как от этого на первый взгляд невинного вопроса вскипела кровь. Конечно, она не спала с ним ради высокого балла. Она спала с ним ради карьеры, надеясь когда-нибудь получить место Лоусон или аналогичное. Но в моменты близости входила в раж и примеряла на себя различные рои.
— Ты недостаточно постаралась, — подыграл Астер без улыбки. — Нужно будет повторить, я хочу убедиться, что ты усвоила свой урок.
Геката сверкнула глазами и скрылась в ванной, не закрывая двери. Он следил за тем, как оттуда вылетают клубы пара. Снова на зеркале будут неприятные разводы. Наверное, правильнее встречаться с любовницами в отеле, но Астер ненавидел чужие ванные комнаты и душевые. Даже в больнице он велел оборудовать для себя отдельный душ. При мысли, что кто-то, помимо него самого и, естественно, любовницы, может заходить в святая святых, становилось трудно дышать, и портилось настроение.
Астер фыркнул, бросил прощальный взгляд на газету и поднялся с места. Предложение продолжить ему пришлось по душе. После такого и встреча с адвокатом пройдет как по маслу. А там как получится. Может и удастся избежать излишнего внимания к лаборатории.
Два часа спустя
Рамон Эверетт никогда не опаздывал. Они назначили время, место, и оба прибыли туда минута в минуту. Астер забронировал вип-зал в одном из клубов Ночного квартала. Днем здесь хорошо кормили, а ночью помогали расслабиться. А еще все дела здесь решались в режиме строжайшей конфиденциальности. Владельцы клуба понимали, что чаще всего информация — это жизнь, и дорожили своей шкурой, исключив саму возможность прослушки в любом из пяти закрытых залов с повышенной звукоизоляцией. На толстой столешнице из мореного дуба расторопный официант сервировал обеденный стол. Он работал быстро, переставляя гарнитур с маленькой тележки на столешницу, и перед взглядами мужчин буквально творилась магия. Буквально через минуту в центре стола выросла супница, закрытая крышкой со специальной прорезью для фарфорового же половничка. Вокруг нее — салатницы с закусками. Приборы и тарелки для каждого из гостей. Домашний компот, соки, чайник с чаем и две приготовленных турки в песке — чтобы высокопоставленные гости могли выбрать, что сегодня они будут пить. В этом клубе не было меню. В «вип» комнатах накрывались столы богаче, чем на фуршетах в королевских семьях. Единственное, что определяли гости: мясной, рыбный, вегетарианский набор им подавать. Или, может быть, птицу? Сегодня друзья остановились на рыбе.
Астер принюхался. Из супницы доносился тонкий аромат карельской молочной ухи, которую местные называли лохикейтто. Дональд попробовал его во время своей первой поездки по Финляндии, которая после Второй мировой потеряла все свои владения в Карелии. Владения потеряла, а невероятный суп остался.
— Этот суп готовит выходец из Карелии. Сортвала. Чудесный маленький городок, совершенно финский. На берегу Ладожского озера. Ты был там, Рамон?
Адвокат, который пристально следил за тем, как официант наливаем ему в тарелку выдержанную порцию молочного супа, бросил на врача заинтересованный взгляд. Впрочем, его нельзя было назвать заинтересованным.
— В Карелии я не был, — пространно ответил адвокат, возвращаясь к супу, — но после этого готов туда переехать. Это восхитительно.
— Я говорил тебе, что рыбный стол тут выше всяких похвал.
Официант закончил с сервировкой и поклонился гостям.
— Если понадоблюсь, потяните за это, — он указал на старинную веревочку с гирей на конце, — это колокольчик. Я буду с другой стороны двери и сразу приду.
— Мне нравится, что при всем высочайшем уровне обслуживания они не заморачиваются с лишними ухаживающими фразами, — рассмеялся Астер. — Вот этот парень не пресмыкается и не задает глупых вопросов в духе «как вам наш суп», он видит по нашим лицам и слушает то, что уже произнесено. Спасибо, дружок, с меня щедрые чаевые. Зайди через двадцать минут.
Официант поклонился.
Рамон переставил на деревянную тележку пустую тарелку из-под супа, а к себе пододвинул блюдо с запеченной в сливках же красной рыбой. Дональд взял брускетту с лососем на подушке из маринованных огурцов, оливок, листьев салата и молодым сыром.
Они ели молча. Оба не любили вести беседы с набитым ртом. Обменяться мнением по поводу прекрасной кухни — одно. Вести дела и портить друг другу аппетит — совершенно другое. Через двадцать минут вернулся официант. Он сварил кофе, вытащив откуда-то переносную плиту, разлил терпкий ароматный напиток по чашечкам, забрал пустую посуду и исчез. Рамон откинулся на спинку кресла, Астер последовал его примеру, неосознанно отзеркаливая выбранную адвокатом позу.
— Что произошло?
— Я вынужден напомнить о конфиденциальности.
Эверетт похлопал по стоявшему на полу портфелю.
— Мы подписали договор. Ты когда-нибудь видел условия строже?
Астер покачал головой.
— У госпиталя имени Люси Тревер есть две передовых лаборатории, где мы делаем анализы для своей клиники, всех частных тревербергских и многих государственных и частных же в радиусе трехсот километров. Лучшее оборудование, лучший, отобранный мной лично по всем ведущим вузам мира персонал. Одна лаборатория заточена чисто на анализы. Она загружена на шестьдесят процентов, но по официальным отчетам на сто. Сорок процентов я сэкономил на жестких бизнес-процессах и правилах, но действуют они негласно. На бумаге — лаборатория переполнена. Поэтому появилась вторая лаборатория, которую я использовал значительно шире, чем для проведения диагностических тестов.
— Дай-ка угадаю. Взорвалась вторая? Ты разрабатывал смертельный вирус, и теперь он вырвался на свободу и начнет убивать?
Дональд слабо улыбнулся.
— Близко к тексту, но не совсем так. Во-первых, это нельзя назвать вирусом в привычном понимании. Сам он не убивает. Во-вторых, вырвался он не из-за взрыва. Я намеренно выпустил его несколько лет назад.
Эверетт отставил в сторону чашку. Он не задал вопроса, и Астер благодарно кивнул. Оба понимали, что доктор не ответит. Пока что не ответит.
— Проблема в другом. На месте взрыва работают эксперты. Они прислали заключение о неисправности проводки, но я уверен, что это не так. И пристальная проверка страховой это докажет. А, значит, они выставят иск против меня за мошенничество со страховыми схемами. Все выглядит так, будто я намеренно отключил стрессоустойчивое оборудование в той лаборатории, которая меньше загружена, чтобы получить кругленькую сумму, на нее выстроить лабораторию, а остаток положить себе в карман или в расширение клиники.
— Ты стал параноиком?
— Нет, но я слишком хорошо знаю Стива Барнса. Этот сукин сын камня на камне не оставит на защите.
— Стив Барнс? Было у меня одно дело против него, — усмехнулся Рамон. — И камня на камне не оставил я.
— Это вторая причина, по которой я обратился именно к тебе.
— А первая?
Астер кивнул на портфель.
— Конфиденциальность. Я буду вынужден рассказать тебе такое, о чем не смогу рассказать никому. Ты станешь моим духовником. И не сможешь использовать эту информацию против меня. Ты будешь использовать ее для меня. И для себя.
— Заинтригован, — холодно сказал Рамон.
Астер посмотрел на него долгим взглядом в бессмысленной попытке понять, что у этого человека на уме. Холеная, почти лощеная внешность Эверетта делала его похожим на франта. Холодные синие глаза на смуглом лице, аккуратная прическа, осанка танцора и манера нести себя так, будто он король мира, обеспечивали невероятный успех у женщин и в делах. Он действительно стал самым успешным адвокатом Треверберга за каких-то три года. Он действительно выиграл более 95 % процессов, за которые брался. Он действительно дорого стоил и отрабатывал полученное. Но находиться рядом с ним в такие моменты было неприятно.
Дональд Астер привык не доверять никому. И ничего. С раннего детства он понял, что остался один на один с неприятной реальностью, и только он может, имеет право и должен ее менять. Управлять ею. Вопросы управления действительностью роились в детской голове, укреплялись в юношеской и окончательно утвердились в страшные годы Второй мировой, когда он наравне с миллионами таких же, как он, молодых парней прошел через ад.
— Твоя задача — сделать так, чтобы в случае процесса внимание суда и страховой не было направлено на то, чем именно занималась лаборатория. У меня достаточно физических, документальных и свидетельских доказательств чистоты работы, чтобы умелый адвокат смог их использовать по назначению. При этом я понимаю, что ты должен знать правду, чтобы выстроить защиту так, чтобы каждый твой тезис, каждая выкладка уводила оппонента от нее.
Эверетт молча кивнул.
— Несколько минут назад я сказал про вирус. Мы разработали вещество, которое при правильно запущенном воздействии снижает контроль «эго» и выталкивает «ид» наружу.
— Что, прости?
Астер протер сухой лоб салфеткой.
— Ты не знаком ни с психиатрией, ни с психоанализом?
Рамон покачал головой почти пренебрежительно.
— Не питаю слабости к дядюшке Фрейду и всем его последователям. Объясни на пальцах.
— Разработанное нами вещество избавляет человека от социального контроля. Он начинает делать то, что диктуют ему инстинкты, его звериная часть, его «ид». Это комплексы, установки, заложенные сценарии, которые социум, мораль и воля глушат.
— Вы искусственно делаете социопатов?
Дональд вздрогнул.
— Я бы так не сказал.
— Отрываете человека от социума, снимаете с него кандалы и… и что дальше?
— Кто-то кончает жизнь самоубийством. Кто-то начинает выступать на публике. Кто-то — насиловать. Кто-то — убивать.
Взгляд адвоката стал колючим.
— Сколько лет ты ведешь статистику?
— Больше десяти.
— Поделишься?
Дональд откинулся на спинку кресла и посмотрел в потолок.
— Нет. Не поделюсь. Тебе эти данные не помогут. В списке есть убийцы. И есть больше, чем убийцы. Парочка украшает управление полиции Треверберга в качестве самых разыскиваемых и пойманных преступников города. Один серийный маньяк. Десяток самоубийц.
— Зачем тебе это?
— Мои мотивы помогут тебе выстроить защиту так, чтобы к этому даже не приблизились?
Рамон выпрямился.
— Нет. Не помогут. Но я должен классифицировать тебя как своего клиента. Кто ты? Псих-ученый? Маньяк-капиталист, который делает чушь ради денег? Просто врач, который сделал гениальное открытие и собирает…. А, черт возьми, Астер. Не признает ли тебя невменяемым первая же психиатрическая экспертиза?
— Моя вторая докторская по психиатрии не позволит. Тем более, стандарты проведения психиатрической судебной экспертизы утверждались с моим непосредственным участием.
— Не знал, что ты психиатр.
— Госпиталю выгоднее иметь главврача хирурга-травматолога. Под хирургию значительно проще найти инвесторов и благотворителей. Психиатрия для души.
Астер почувствовал себя совершенно спокойно. Холодные глаза адвоката больше не сверлили его, в душе не поднималось сомнений. Озвучив Рамону в сжатой форме суть дела своей жизни, он убедился, что выбранная стратегия верна и всегда была верна. Он не рассказал о том, с кем работал, о том, что некоторых своих подопытных знал в лицо и видел в новостях, о том, что прямого влияния вроде бы и нет, что оно недоказуемое, а химический состав вещества невозможно установить, так как при попадании в организм он трансформируется. Он не рассказал о своих мотивах. О мировом эксперименте, который ведет уже столько лет. О результатах, которые его восхищают. Он научном доказательстве того, что современная фармакология способна не только гасить и возбуждать мозговую деятельность. Она способна менять структуру личности. И при правильном подходе можно подобрать такой состав, что правительства смогут буквально формировать образ своего народа. Его мышление. Его стоп-факторы и цели. Его «я». Нужно определить изначальный психотип, аффекты и установки. А потом как при строительстве дома вытащить на первый план то, что нужно. Агрессию и бесстрашие? Легко. Любовь и самопожертвование? Еще проще. Уничтожить неудачный эксперимент, сняв социальный барьер с мысли о самоубийстве? Элементарно. Контроль над личностью и обществом за счет простого выверенного и длительного эксперимента.
— Мне нужно все это переварить, — сказал Эверетт, поднимаясь. Он бросил на стол несколько крупных купюр. Астер не возражал. Рамон всегда платил за себя сам. Это правило было столь же нерушимо, сколь и питание в определенные часы. — Дай мне несколько дней. Я изучу заключение пожарной инспекции, запрошу дополнительные материалы, составлю возможный план атаки и стратегию защиты.
— Конечно. Кстати, — Астер достал из внутреннего кармана пиджака черный плотный конверт. — Это приглашение. У меня завтра день рождения. Праздник будет что надо. Приходи.
Эверетт подхватил конверт.
— С удовольствием, — с улыбкой ответил он.
***
Несколько часов спустя
В больницу Астер вернулся в прекрасном настроении. Он провел еще несколько встреч, ударил по рукам с благотворительным фондом, который согласился оплатить поставку новейшего диагностического оборудования на сумму в три миллиона долларов, и чувствовал себя победителем.
Госпиталь привычно гудел. Приёмное отделение и травма трещали по швам, операционные заняты, каждый на своем месте, каждый занят. Безупречный механизм, работу которого пытались изучать в школах управления медицинским бизнесом, но даже личные консультации Астера, за которые он брал огромные гонорары, не помогали конкурентам повторить процессный успех госпиталя имени Люси Тревер. Потому что к знаниям нужно приложить навыки, а к ним — действия. И ответственного, кто будет заниматься только бизнес-процессами, как сам Астер в течение первых пяти лет. Он проводил не больше двух операций в неделю и давал не больше пяти консультаций ключевым пациентам. Он тратил время только на учебу (врач всегда учится) и на выстраивание процессов приемки, выписки и обслуживания пациентов. Каждый человек, переступивший порог госпиталя, расценивался Астером как клиент. Который вместе со своей жалобой на здоровье принесет деньги. Неважно, откуда они поступят. От страховой или из его кармана. Это деньги, где каждый цент — кирпичик в финансовом фундаменте организации.
И он внедрял соответственные алгоритмы взаимодействия с клиентами на разных стадиях их жизни в больнице. Было приятно думать о процессах, заходя в идеально чистый холл с большим количеством уютных диванов, зелени, с огромной информационной стойкой, за которой сидела красивая медсестра с большими зелеными глазами и выдающейся грудью, на которую обращали внимание и доктора, и пациенты. Лестницы, чистые лифты, аккуратные палаты и кабинеты поликлиники, оснащенные по последнему слову техники операционные. Его гордость. Эталон современной медицины.
Астер достал из портфеля еще один конверт с приглашением, который он намеревался вручить Лоусон. Лично. По традиции. Она в числе многих сотрудников клиники была приглашенной каждый год. И каждый год Дональд звал ее лично. Почему завтрашний праздник должен стать исключением?
Он поднялся в свой кабинет, где переоделся, взял конверт и отправился в кардиологию. Он знал, что Лоусон на работе, у нее перерыв между операциями, который она всегда использовала для изучения истории болезни следующего пациента. Представив женщину, которая вычитывает документы, сидя за большим столом, смешно морщит носик и хмурится, вновь и вновь прогоняя в голове план операции, врач улыбнулся.
В кардиологии первой он увидел Гекату Штиль. Она сухо с ним поздоровалась, ничем не выдавая, что еще несколько часов назад самозабвенно отдавалась ему в душе, и отправилась к пациенту, которого нужно было подготовить к операции на открытом сердце. Сложный восьмичасовой монстр.
Астер постучал в дверь кабинета доктора Лоусон и вошел, не дожидаясь отклика.
Офелия сидела не за столом, в кресле у окна. На столе красовался изящный букет красных роз. Настроение испортилось, но усилием воли Дональд заставил себя вернуться к первоначальной цели своего прихода. Приглашение. День рождения.
Офелия подняла на него глаза. Недовольное выражение с ее лица исчезло.
— Дональд.
Он прошел в кабинет, аккуратно закрыл за собой дверь. Протянул ей конверт.
— Завтра. Ты помнишь?
— Что у тебя день рождения? Да.
— И ты уже скорректировала график так, чтобы спокойно провести этот вечер в кругу друзей?
— Твоих друзей. Да, конечно.
— Я могу сесть?
Она кивнула на кресло возле стола и откинулась на спинку дивана, улыбнувшись. Дональд бросил быстрый взгляд на букет. Дорогая корзина, золотая лента. Короткая записка, которую невозможно было прочитать, но на уголке он заметил гравировку Р.Э.
— Вы помирились с мистером Эвереттом? — тихо спросил он. — Прости, что я заставил вас тогда поговорить.
— Как видишь, господин Эверетт трепетно относится к данным тебе обещаниям. Он принес извинения и прислал цветы. Думаю, конфликт исчерпан.
Дональд прищурился.
— Не думаешь. Ты никому и никогда не прощала подобных выходок.
— Конфликт исчерпан. Мое прощение значения не имеет. Эта ситуация не повредит твоим делам с Эвереттом. А остальное не имеет значения.
Офелия улыбнулась, и Астер почувствовал, как по телу разливается тепло. Его отношение к этой женщине было сложно описать словами. Он не хотел ее затащить в постель, как ту же Гекату. Не хотел и жениться на ней. Он хотел находиться рядом. Просто рядом. Сидеть и работать в ее присутствии, наблюдать за тем, как работает она. Находиться в одном пространстве, не мешая друг другу, а дополняя. Они первоклассные врачи, и могут друг друга дополнять.
— Он будет завтра на празднике. Это не станет проблемой?
Она покачала головой. Астер не заметил заминки, но почувствовал, что что-то в ней изменилось. Рамон — известный бабник. Если Офелия попадет под его чары, а потом окажется брошенной, для Астера это шанс. Шанс прийти на помощь и остаться рядом уже навсегда. Да, придется потерпеть. Но Эверетт ни с кем не поддерживает отношения дольше месяца. Чаще — пара ночей и все. Ему неинтересны отношения, ему интересна новизна. Офелия кажется женщиной совершенно другого склада. Рационализации. Боже, как же он любит рационализации.
Доктор Лоусон вскрыла конверт и улыбнулась.
— Завтра в семь. Ты любишь традиции.
— Должно же быть в этом мере постоянно хоть что-то, доктор Лоусон.
— Увидимся завтра, доктор Астер.