Barbara Frlschmuth
Die Mystifikationen der Sophie Silber
Roman. 1976
Барбара Фришимут
Мистификации Софи Зильбер.
***
Все пошло-покатилось в один прекрасный весенний вечер последнего года Сатурна, вернее в тот самый миг, когда Амариллис Лугоцвет споткнулась о камень и так ушибла большой палец ноги, что даже искусство волшебства, коим она владела, не помогало ей унять пронзительную боль. Лишь после того, как фея Наступающей Прохлады коснулась ушиба тонкими перстами, а Пери Балу дохнула на него живительным зефиром, боль перешла в легкое покалыванье, когда же собачка Макс-Фердинанд — семнадцатая по счету такса с этой кличкой, принадлежащая Амариллис Лугоцвет,— вдобавок еще лизнула ей палец своим горячим язычком, припухлость и вовсе опала и можно было опять всунуть ногу в туфлю.
Три феи гуляли, они собирались обойти вокруг озера, дошли уже до дуга па той стороне, где горы чуть отступают от берега, и теперь искали уютное местечко, чтобы немного отдохнуть и подкрепиться. К несчастью, была суббота, и подходящая для этой цели кофейня оказалась закрыта: ее владельцы исповедовали Моисееву веру и соблюдали ритуальный покой. Однако три дамы не спешили по столь ничтожному поводу пустить в ход свои тайные силы,— они хотели прежде хорошенько осмотреться.
Вскоре они очутились перед очень живописным и очень старым охотничьим домиком, стоявшим на яркой зеленой лужайке меж двух невысоких скал, поросших лишайником, кустами и деревьями. От времени и непогоды бревна, из которых был сложен домик, потемнели, а поскольку дело шло к вечеру и на окна уже пала густая тень, трудно было разглядеть, есть кто внутри или нет.
Наметанный глаз Амариллис Лугоцвет мгновенно подмечал все мало-мальски незнакомое в привычном окружении. Вот и сейчас она сразу углядела, что по обе стороны входной двери полыхают огненные лилии, а ведь вчера их здесь не было. И тут на ее лице, затененном широкополой соломенной шляпой с лентами, в глубоко посаженных главах и в уголках тонкогубого рта мелькнула едва уловимая усмешка. Всего несколько произнесенных шепотом слов — и на глазах у двух других фей, застывших в независтливом изумлении, перед дверью домика вдруг прыснули из земли и распустились нарциссы.
— Посидим здесь немножко,— предложила Амариллис Лугоцвет, и они втроем уселись на деревянную скамью, с которой хорошо виден был охотничий домик. Чтобы не привлекать к себе внимания, все три феи были одеты как местные жительницы. Штирийские платья очень хорошо сидели на них, хотя лица китайской феи Наступающей Прохлады и персидской Пери Бану совсем не вязались с их одеждой. Зато их стройные шейки горделиво выступали из шелковых косынок с бахромой, а цвета их нарядов превосходно сочетались,— ведь Амариллис Лугоцвет приложила к этому делу свою чудодейственную руку. Сама она, с тех пор как поселилась в этих краях, носила только местный костюм, а потому ей были ведомы все его хитрости — как положить юбку красивыми сборками, как повыигрышней отделать ее узкой, но яркой тесьмой и покрасивей обшить пышные рукава блузки наитончайшими кружевами.
Не удивительно, что и все остальное в нарядах двух заезжих фей было подобрано наилучшим образом — башмаки, чулки, суконные жакеты и пестрые сумки из тесьмы. Амариллис Лугоцвет ухитрилась даже заплести их тяжелые черные волосы в косы и выложить им на голове замысловатые прически. Вид их радовал глаз, и Амариллис Лугоцвет не без гордости любовалась своим творением. К счастью, курортников, которых они могли бы удивить, было еще мало. А местные жители за все эти годы так привыкли к Амариллис Лугоцвет и ее частым гостям,— не осталось в живых уже никого, кто бы мог с точностью сказать, когда она сюда приехала,— что почти не обращали на них внимания.
Прошло совсем немного времени, и аромат нарциссов сделал свое дело — проник в охотничий домик, и его дверь вдруг распахнулась сама собой. Макс-Фердинанд,— он лежал у порога,— вскочил и, вскинув мордочку, принюхиваясь и чихая, вбежал вовнутрь. Три феи последовали за ним, и едва они переступили порог, как входная дверь опять захлопнулась. Они очутились в узких темных сенцах, перед полуотворенной дверью в комнату, откуда просачивался свет — луч заходящего солнца — и доносились мужские голоса. Едва лишь феи услышали эти голоса, лица их разгладились и помолодели,— лица не то чтобы старые, но отмеченные тем строгим достоинством, которое является признаком зрелых лет. На щеках заиграл румянец, а глаза расширились и заблестели, словно в них накапали белладонны. Даже с оголенных рук Амариллис Лугоцвет сбежали веснушки и мелкие морщинки, и они опять стали налитыми и белыми, как в те времена, когда за ней ухаживал Альпинокс,— но это уже совсем другая история. Тем временем нетерпеливый Макс-Фердинанд толкнул вторую дверь, и феи увидели четырех мужчин,— прервав игру и еще держа в руках карты для тарока, они, один за другим, поднимались из-за стола.
— Король Альп,— сообщила своим спутницам Амариллис Лугоцвет, прежде чем кто-либо из мужчин, спешивший подглядеть раскрытые карты соседа, успел произнести хоть слово.
Тот, кого она представила, высокий дородный мужчина в костюме горца, с белыми, как снег, волосами, поклонился и протянул ей руку.
— Какое сияние исходит от вас, почтеннейшая! — Он не мог сдержать своих чувств и обнял ее.— Альпинокс,— назвался он, когда Амариллис Лугоцвет сообщила ему имена двух других фей.
Остальные игроки тоже подошли ближе. Один был местный водяной, но сменил привычное для здешних водяных имя «Вассерман» на «фон Вассерталь», по той причине, что на берегу его озера однажды поселился некий писатель Вассерман , и водяной, из чисто престижных соображений, не желал чтобы их путали. Были там еще карлик Драконит, скаложитель с Венедигера, и Евсевий, старейший из легендарного рода гномов-перевалышей, той боковой пастушьей ветви, что отделилась от основного племени гномов-рудокопов еще в эпоху великого переселения народов и чьи старейшины подчинялись непосредственно альпийскому королю.
— Надеюсь, мы не очень помешали,— с улыбкой сказала Амариллис Лугоцвет и первым делом взглянула на Евсевия, известного своим пристрастием к тароку.
— Ничо, не замай,— ответил Евсевий и даже вынул изо рта трубку,— ихний верх и так.
Фея Наступающей Прохлады и Пери Бану, не поняв его слов, испуганно вскинули брови: они не знали, что и думать об этом, как им показалось, колдовском заклятье. Но поскольку ничего плохого и неприятного не случилось, обе феи быстро успокоились, и через несколько минут Драконит и фон Вассерталь уже церемонно вели их к столу.
— Лучшего времени для встречи нельзя было и пожелать,— сказал Альпинокс, обратись к Амариллис Лугоцвет. Он подхватил ее под руку и принялся расхаживать с ней по комнате, между столом и старинной изразцовой печью, да еще таким широким шагом, будто они взбирались на горный альпийский луг. Не выдержав, Амариллис вскоре высвободила руку и остановилась посреди комнаты, чтобы перевести дух.
— Если вы будете меня так гонять,— сказала она, запыхавшись,— мне придется поискать другое местечко для отдыха.
— Помилуйте, помилуйте, почтеннейшая...— Альпинокс рассмеялся и повел свою даму к столу, предложив ей сесть на угловую лавку, покрытую вышитыми подушками.
— Мы хотели совершить приятную прогулку, разумеется, без особых альпинистских целей, только чтобы обе мои гостьи могли воочию убедиться в красоте здешних мест. И все у нас шло хорошо, пока я вдруг не ушибла ногу о какой-то камень,— начала рассказывать Амариллис Лугоцвет и как бы в подтверждение своих слов сбросила под столом туфлю.
— Ага, тот самый камешек...— сказал Альпинокс, и лукавая улыбка скользнула по его суровому, обветренному лицу, собрав веером морщинки у глаз.
— Нy, это уже верх всего! — воскликнула Амариллис Лугоцвет.— Это уж поистине верх! Значит, это ваша работа? Драконит, фон Вассерталь, как вам это нравится? — Но увидев, что те двое тоже ухмыляются, перестала сердиться и заулыбалась.
__ Не воображайте только, что вы меня перехитрили, мой всеведущий Альпинокс,— обратилась она к нему уже более мирным тоном.— То, что вы сами нынче оказались здесь, именно в нынешний вечер...— И она бросила взгляд на Евсевия — теперь пришел его черед ухмыляться.
— Евсевий, так, значит, это ты подстроил!..— вскричал Альпинокс, казалось, он действительно изумлен.— Признаю себя побежденным, дорогая Амариллис, перед вами я в тысячу первый раз признаю себя побежденным.
— А теперь,— сказала Амариллис Лугоцвет, с минуту посмаковав свой триумф,— а теперь я хочу спросить...— Она смущенно кашлянула.— Что, господа уже откушали?
— Помилуйте, помилуйте,— Альпинокс тоже кашлянул,— мы, конечно, вас ждали.— Поднявшись, он подошел к плите, снял с нее железные конфорки и, дохнув, раздул тлевшее в ней пламя — угли так и вспыхнули жаром. Следом за ним подошел Евсевий с пучком ивовых прутьев, на которые были насажены отменнейшие гольцы, и так умело разместил их над очагом, что они сразу начали потрескивать и брызгать соком. Потом он притащил корзинку мытой картошки, нарезал ее кружками и разложил но краю плиты. Драконит тем временем предложил присутствующим настойку горечавки в качестве аперитива, а фон Вассерталь принес охлажденное вино. Немного погодя две заезжие феи могли уже отведать первых испекшихся рыб с ломтиками румяной хрустящей картошки.
Застолье то и дело оглашалось смехом и шутками, а понемногу все пришли в наилучшее расположение духа-Мужчины отпускали комплименты феям, феи над ними подтрунивали, и надо сказать, что горечавка немало способствовала общему веселью.
Пери Бану, давно оплакавшая своего Ахмеда, принялась вовсю любезничать с обаятельным, хотя и грустно-задумчивым фон Вассерталем, а Драконит и фея Наступающей Прохлады обсуждали технику обработки яшмы. Евсевий безропотно исполнял обязанности кравчего, между тем как Альпинокс и Амариллис припоминали свои былые шалости и всякий раз от души хохотали.
— Надо бы нам встречаться почаще, как встарь,— заявил Альпинокс.
— И более тесно сотрудничать,— подхватила Амариллис.— Нашему племени нелегко приходится теперь, когда чужане во многом настолько опередили нас.
— Кому вы это говорите...— Альпинокс уныло уставился в свой бокал и затем осушил его до дна.— Я был вынужден оставить им свои владения, одно за другим, и даже этот домик мне удалось удержать за собой лишь благодаря соглашению с княгиней, которая числится его владелицей. С условием, что на июль и август дом будет/ сдаваться курортникам. «Чтобы не слишком выделяться»,— заявила княгиня.
— Ко мне тоже каждые два-три дня является кто-нибудь,— а я ведь живу совсем на отшибе,— и спрашивает, не сдам ли я комнату.
— А помочь себе ни за что не дают. Чужане теперь ни в грош не ставят ту помощь, какую мы еще в силах им оказать. Вот я недавно пытался...
— Знаю, знаю, дорогой Альпинокс, и со мной то же самое. Еще и недели не прошло, как я...
— Мы пережили, себя, почтеннейшая, вот она, печальная истина. Чужанам мы теперь не нужны, поверьте.
— Разве единственная цель нашего существования — быть полезными чужанам? — Теперь настал черед Амариллис Лугоцвет уныло уставиться в свой бокал и затем осушить его до дна.— Вообще-то вы правы, и как еще правы, дорогой Альпинокс. Прибавьте к этому всякие распри и дрязги между нашими, которые мы сами поддерживаем и раздуваем тысячелетиями. Так поделом же нам.
— Как это говорят чужане, когда объединяют свои усилия? — задумчиво спросил Альпинокс.
— Кажется, в единении сила! Или что-то в этом роде,— ответила Амариллис— Но в нашем случае...
— А почему бы и нет, почему бы и нет, почтеннейшая, почему бы и нам не объединиться, прежде чем мы окончательно откажемся от своего нынешнего образа? Поскольку умереть мы не можем, во всяком случае, век наш необычайно долог, нам остается только одно — вселиться обратно в материю, в растения, камни, вещи. Но тогда-то мы и окажемся всецело во власти чужан.
Разговор их был прерван громким возгласом: «Музыку!» Обе парочки возымели желание потанцевать и попросили Альпинокса замолвить словечко перед Евсевием, но этого и не требовалось, Евсевий сам уже достал свою цитру, поставил ее на стол, и вскоре зазвучали такие залихватские мелодии, что обе чужеземные феи, еще не сойдя с места, начали, в такт музыке, покачивать бедрами и ждали только, чтобы кавалеры научили их штирийскому танцу. А те, в свою очередь, ждали, чтобы Альпинокс первым начал пляску, и хотя Амариллис Лугоцвет сперва ломалась, она все же приняла приглашение. Тогда Альпинокс,— несмотря на свой внушительный вид, он был лихим танцором,— вывел ее на середину комнаты и весело закружил. Он знал все самые затейливые фигуры этого танца, ныне уже забытые, а его дама с удовольствием подчинялась ему,— по крайней мере, когда дело касалось танца.
Когда они кончили свое выступление, фея Наступающей Прохлады, которой редко случалось наблюдать такое непринужденное веселье, а вместе с ней и Пери Бану восторженно захлопали в ладоши. Благодаря их волшебной переимчивости долго учить их не пришлось, и они понеслись по комнатам старинного домика,— все двери тем временем были распахнуты настежь,— да так бойко притопывали, словно всю свою жизнь только и делали, что стучали по полу своими изящными ножками.
Можно сказать, что и гости и хозяева веселились вовсю, и не удивительно, что шум гулянки приманил сюда всевозможный ночной народец, который давно уже кружил возле охотничьего домика. Но те, что находились внутри, заметили это, лишь когда раздался стук в окно Стучала Розалия Прозрачная, одна из последних лесных дев, какие еще водились в тех краях. За стеклом показалось ее бледное лицо, обрамленное рыжевато-белокурыми волосами. Она сделала пальцем знак, прося впустить ее
— Нет, вы только полюбуйтесь-сказала Амариллис Лугоцвет,— до чего навязчивая особа.
Альпинокс стал ее успокаивать.