Леннон толкнул меня к кусту, но я уже и сам все понял, нырнул в зеленое нутро акации, получил кулаком в бок от еще одного мародера. Кортеса, разумеется. А вот третий был какой-то другой. Не тот третий, который с ними раньше ходил.
Леннон спешно натянул на голову простыню обратно, взмахнул руками и грозно завыл. Я вытянул шею, чтобы рассмотреть, кого он там пытается напугать. Решили отомстить Феодоре? А, нет. По дорожке вдоль здания университета медленно шла совсем незнакомая девушка. Свет луны четко обрисовывал ее профиль с вздернутым носом и немного растрепанными волосами, заплетеными в косу. Почему она шла так медленно, я сообразил чуть позже — она просто была босиком. В простом платье до колен и без обуви. Бедная, как ей не холодно…
Когда Леннон завыл, она сдавленно пискнула и присела. Потом развернулась и бросилась бежать. Кортес толкнул меня в бок, они со вторым третьим выскочили из куста. Куст с другой стороны лужайки тоже зашевелился, выпуская на лунный свет еще парочку мародеров. Стоп, а почему я решил, что это именно мародеры? Может это, например, инженеры или юристы…
— Богдан, давай не тормози! — заорал Кортес.
Девушка споткнулась и упала на траву. Леннон подскакал к ней, продолжая завывать. Другие темные тени стягивались к тому же месту. Девушку окружили со всех сторон хороводом. Она перевернулась на спину, села, попыталась одернуть задравшееся платье.
— Давай к нам, чего ты там топчешься?! — Леннон опять сдернул с головы простыню и помахал мне рукой. У меня перед глазами живо встала история за стеклом, я почувствовал, как снова начинает накатывать уже знакомая ярость. Сжал кулаки, сделал шаг вперед. Но в этот момент девушка запрокинула голову и звонко захохотала. Несколько пар рук подхватили ее и подняли в воздух.
— Вечеринка? — спросил я у направившегося мне навстречу Леннона.
— Стесняешься? — он хлопнул меня по плечу и подтолкнул вслед за всеми. — Не ссы, мародер, будет весело!
Процессия из парней потащила хохочущую девицу куда-то за университет. Я и Леннон пристроились в хвосте. Кто-то сунул мне в руку бутылку. Честно говоря, мне не очень хотелось сейчас участвовать в разудалой студенческой пирушке, но с первого же дня прослыть занудой — такая себе идея. Так что я отхлебнул кисловатого пойла и передал бутылку дальше.
Пока мы шли по дорожке университетского парка куда-то вглубь, к реке, я успел узнать, что девушку зовут Влада, и что она учится на бухгалтерско-экономическом, и буквально пару дней назад Соловейке удалось разбудить ее спящие магические способности. Каковое событие все и собирались сейчас торжественно отметить в заброшенном домике, с которого, по легенде, когда-то началась история томского университета.
На подходе к домику тропинка сузилась, со всех сторон ее окружили нестриженные кусты и старые деревья. Я начал машинально высматривать пути к отступлению, но топавший сзади Леннон то и дело подталкивал меня в спину. Ладно, насколько я в принципе знаком с такими вот мероприятиями, возможность незаметно слинять с него появится чуть позже…
Кто-то впереди загремел ключами, скрипнула дверь, и процессия начала втягиваться внутрь небольшой темной постройки. Девушку опустили на землю перед входом.
Заброшенный снаружи дом изнутри оказался весьма даже обжитым. Вслед за небольшой прихожей шла просторная центральная комната с четырьмя окнами, в дальней стене — две закрытых двери. Два длинных стола по бокам, в углу — стопка сложенных одеял. Несколько разномастных стульев и табуреток. На стенах — грубо сколоченные полки, на одной даже стояло несколько книг.
Двое мародеров деловито поджигали расставленные по столам и полкам масляные светильники, виновница торжества забралась на стол и закинула ногу на ногу, демонстрируя каждому желающему, что под ее платьем-рубахой ничего нет. Кто-то снова сунул мне в руки бутылку. Чтобы не мешаться под ногами, а заодно и не привлекать к себе излишнего внимания, я отступил в темный угол.
Не нужно быть провидцем, чтобы понять, как именно мародеры собрались отпраздновать принятие в семью миловидной Влады. На одном столе расставили бутылки-стаканы и разложили нехитрые закуски, а на другом восседала игриво изгибающаяся Влада. Которую каждый проходящий мимо норовил как бы случайно задеть, зацепить подол, чтобы он задрался еще повыше или без всякого там ложного стеснения схватить за сиську или хлопнуть по заднице.
Когда подготовительная суета практически закончилась, в центр комнаты вышел один из мародеров. Невысокого роста, явно чуть старше, чем остальные, которые, насколько я смог оценить, более или менее были моими ровесниками и младше. Он несколько раз хлопнул в ладоши, привлекая внимание. Смехуечки в комнате немедленно стихли.
— Доброй ночи, братие! — произнес он и торжественно воздел руки. — Сегодня знаменательный день…
Смешки задвучали снова. Влада, некоторое время сохранявшая торжественное и серьезное лицо, тоже прыснула.
— Ша всем, я сказал! — старший снова хлопнул в ладоши. Воцарилась тишина. — Итак, день сегодня знаменательный… Очень важный! Сегодня мы принимаем в нашу дружную семью очаровательную Владу!
Раздалось несколько неуверенных хлопков, потом опять все стихло. Я сделал осторожный шаг в сторону приоткрытого окна. На меня все равно никто уже не смотрел, даже Леннон отвлекся и придвинулся ближе к центру, так сказать, событий.
— Многие из вас уже знают ее как весьма одаренную и талантливую девушку, — сказал старший серьезным тоном, потом не удержался и хихикнул сам. Остальные мародеры тут же подхватили смех, но главный уже вернул себе величавое выражение лица и снова поднял вверх ладони. — Ша! Я не закончил! Теперь же она одаренная в самом важном значении этого слова! Более того, она не просто одаренная! Она стала одной из нас. Нашей сестрой по силе!
Все захлопали и придвинулись еще ближе. Влада гордо выпрямила спину, сквозь тонкую ткань ее платья-рубахи проступили напрягшиеся соски.
— Сегодня полнолуние, братие! — голос главного зазвучал еще громче. — Время зверя, ночь зверя, час зверя!
Мародеры дружно зарычали и потянули руки в Владе, но пока ее никто не трогал.
— Где-то там во мраке сейчас разгулялась нечисть! — торжественно провозгласил старший сквозь всеобщее рычание. — Но под сводами этого дома… это время… всегда будет временем любви! Вы готовы принять эту прекрасную девушку в нашу семью?!
— Готовы! — хором грянули мародеры.
— Готовы дать ей столько любви, чтобы небесам стало жарко?!
— Дааа! — еще громче заорали все. А я сделал еще шаг к окну и положил ладонь на подоконник.
— Тогда долой все покровы! — сказал главный и положил руку на плечо Влады. — Настоящая любовь не терпит никаких преград!
Он рванул рубаху на девушке, и тонкая ткань с треском лопнула. Мародеры разом заголосили и заулюлюкали и принялись срывать с себя одежду. «Самое время, Лебовский, — сказал я себе. — До тебя как раз никому нет дела, и вряд ли кто-то скоро о тебе вспомнит!»
Я распахнул окно пошире и быстро перемахнул через подоконник. Несколько секунд выждал, прислушиваясь и мысленно порепетировав отмазку на тот случай, если кто-то вдруг заметил мое бегство. «Сорян, братая, я отлить по-быстрому…» Но внутри раздавались только шлепки по голой коже, взвизгивания Влады и прочая развеселая возня. Я осторожно пробрался через кусты, вышел на тропинку и припустил прочь от домика.
Вливаться в коллектив — это хорошо, конечно. Но групповухи меня как-то никогда не прельщали. Да и настроение, прямо скажем, было не совсем то, чтобы прикидываться, что мне такое нравится. В другой ситуации — возможно. Но не сегодня.
Уличные фонари на улицах Томска вообще-то присутствовали. Но сейчас уже ни один не горал. То ли из-за того, что освещения полной луны было достаточно, то ли просто час уже поздний, и даже самые заядлые гуляки уже разбрелись по домам. Я пробежал по деревянному тротуару вдоль Садовой, потом свернул под сень густых деревьев, на пару секунд замешкался на перекрестке, освежая в памяти дорогу до дома Егорова. Свернул в переулок, и уже через минуту оказался рядом с крыльцом. Остановился у крыльца, и только собрался постучать, как вдруг понял, что понятия не имею, какой сегодня день недели. А в условиях договора что-то точно было насчет пятницы, причем с какими-то туманными угрозами…
Я спустился по ступенькам, обошел дом, почситал окна. Ага. Вот эти точно. Осторожно постучал в стекло.
Глухая штора дрогнула, за стеклом появилось слегка заспанное лицо Натахи. Она прищурилась, фокусируя на мне взгляд. Потом потянулась к задвижке. Скрипнула рама.
— Прости, что разбудил, я забыл, какой сегодня день недели, — сказал я, забираясь на подоконник. Натаха посторонилась и отбросила за спину свою роскошную косу.
— Что-то случилось? — спросила она. — Ты бледный. И какой-то… на себя будто не похожий.
— Уф…. — я шумно выдохнул и запустил пальцы в волосы. — Устал ужасно. День какой-то жуткий был. Кстати, один день, надеюсь? А то я счет времени потерял совсем.
— Да, мы утром проснулись, тебя нет, — Натаха закрыла окно, вернула шторы в прежнее положение. — Бюрократ на рынок ходил за продуктами. Еще всяких мелочей прикупили. Думали завтра утром в университет идти, узнавать, все ли у тебя в порядке.
— Документы вам надо сделать, — сказал я. — А потом мне еще надо…
— Давай я тебе постелю, — Натаха тронула меня за плечо. Она была одета только в короткую белую рубаху. Ее мускулистые ноги в тусклом свете ночника смотрелись как изваянные из серебра. Тонкая ткань не скрывала, а скорее подчеркивала все крутые изгибы ее сильной фигуры. В голове почему-то возник непрошенный образ Феодоры. Как она манерно изогнувшись наклоняется за ключами… Я смутился и опустил глаза. Кивнул. Натаха быстро провела ладонью по моей руке и выскочила из комнаты. Скрипнула крышка сундука, раздалось шуршание ткани. Раздались легкие шаги Натахи. Я снова засмотрелся на ее силуэт в дверях. Какая же она все-таки офигенная…
Какой же я все-таки… Сознание как будто раздвоилось. Мне и хотелось бы сейчас ощутить как мои пальцы сминают тонкую ткань на ее гладкой коже. А другой части меня хотелось запереться в бане и тереть себя мочалкой до тех пор, пока я не сдеру с себя кожу до самого мяса. Я выдохнул и шагнул к двери. Протиснулся мимо Натахи, на несколько секунд замер. Она меня легонько обняла, ткнулась носом в мои волосы.
— Сладких снов, — прошептала она и проскользнула в свою комнату.
Я рухнул на сундук и тут же провалился в сон.
В ушах снова зазвучали азартные вскрики и всхохатывания мародеров. Я снова был в том домике в глубине университетского парка. Голые парни передавали друг другу бутылки, их жадные глаза пожирали лоснящееся от пота женское тело, распластанное на столе.
Хлоп. Хлоп. Хлоп. Вот все хлопают в ладоши в ритм движений одного из них, нависшим над извивающейся Владой.
Я все ближе к столу. Беру из чьих-то рук бутылку, делаю глоток. На языке — кислый тошнотворный вкус дешевой бормотухи.
Еще ближе. Вот она уже передо мной. Упирается ступнями в стол, поднимается на локтях.
Хлоп. Хлоп. Хлоп.
Жадные руки шарят по ее телу. Она запрокидывает голову и громко хохочет. Тянет ко мне руки. Притягивает еще ближе. Ее лицо, залитое белесыми каплями, уже совсем рядом. Ее язык скользит по губам. Она что-то шепчет мне в ухо, потом снова громко хохочет.
Хлоп. Хлоп. Хлоп…
— О, Боня! — гулкий голос Гиены выдернул меня из кошмарного сна. Меня даже подбросило на сундуке. Я сел, тяжело дыша. — А я не слышал, когда ты пришел. Тебе Натаха впустила?
— И тебе доброе утро, Гиена, — сказал я, вытирая пот со лба и пытаясь унять стремительно стучащее сердце. Сон! Твою мать, как же хорошо, что это сон! Все казалось таким реальным, что я был почти уверен, что мне только показалось, что я сбежал. А на самом же деле остался в том домике, на той дурацкой вечеринке, с которой мне хотелось сбежать до ее начала. И выкинуть из памяти то, что она вообще была.
А может и не было ничего? Может мне вообще приснился этот домик, Влада, наряженный привидением Леннон? Зеркало и вторая тень?
Длинный был все-таки день, в голове все спуталось, бывает…
В этот раз Григория Вахопулова мы нашли с первого раза. С утра на Толкучем рынке царила вполне невинная деловитая суета, кабаки были еще закрыты, прилавки ломились от товаров. И первый же торговец, у котрого мы спросили, где можно найти господина Вахопулова ткнул нам пальцем в седеющего рыжего великана в длиннпололом бордовом кафтане и такой же кепке, громогласно распекавшего сухонькую старушку, раскладывающую на прилавке пучки зелени.
— Марфа Арсеньевна, ты опять свои товары сама тащила?! — голос его звучал как иерихонская труба. — У тебя пятеро сыновей и я уже сбился со счета сколько внуков, а ты все сама да сама?! Да где ж это видано, такое непотребство?!
— Так спали мальчишки-то… — пролепетала бабушка. — Пошто их будит-то в такую рань? Работали допоздна видать, притомились…
— Притомились они! — великан хлопнул себя по массивным ляжкам. — Я твоих Ваньку и Гришаню вчера в трех кабаках видел! Вот пойду сейчас к тебе домой, да кааак…
— Эээ… Господин Вахопулов? — осторожно сказал я в тот момент, когда он набрал в грудь воздуха, чтобы рассказать, что именно он собирается сделать с нерадивыми Ванькой и Гришкой.
— Чего тебе, пацан? — великан повернулся ко мне, его кустистые брови сошлись на переносице.
— Я Богдан Лебовский, — быстро сказал я и сунул ему в руки письмо от ректора. Тот схватил бумажку и пробежал по ней глазами. Потом снова посмотрел на меня. Потом на Гиену. Потом на Бюрократа. Брови его снова зашевелились. Потом он перевел задумчивый взгляд на Натаху.
— Эти что ли твои? — спросил он. — Ну пойдем тогда что ли ко мне, раз Гезехус просит, значит надо оформить, — потом он снова обратился к бабушке. — Смотри у меня, Марфа Арсеньевна! Еще раз увижу, что ты сама сумки таскаешь, я твоих мандюков выпороть на площади прикажу. По всему Томску у меня будут с голой жопой бегать, ленивые козлины!
Он привычно ввинтился в бурлящую рыночную толпу, а мы торопливо устремились за ним. Если перед грозной фигурой в бордовом люди прилежно расступались, то нам приходилось пробивать себе дорогу локтями.
Контора Вахопулова со стороны вовсе даже не смотрелась полицейским участком. Обычный аккуратный домик с открытой верандой, выходящей прямо на улицу. Он ногой придвинул стул к покрытому зеленой клеенкой столу и шмякнул на стол толстый журнал в картонной обложке, облизнул палец и перелистнул страницы, исписанные гладким круглым почерком.
— Жилье вам, стало быть, надо отыскать… — пробормотал он. — Сейчас я гляну, где-то тут у меня записано было…
— Мы уже нашли жилье, — быстро сказал Бюрократ. — Нам бы все остальное…
— Нашли? — Вахопулов поднял голову и пошевелил бровями. — Шустрые вы… Ну давай тогда ты первый и садись, очкарик.
Бюрократ уселся на стул напротив великана, а я спустился с крыльца и прислонился к деревянному столбу.
— О, Богдан! — раздался над самым ухом веселый голос Кортеса. Он стоял у соседней калитки, и вид имел изрядно помятый. — А выглядишь так, будто всю ночь дрых, завидую!
Калитка скрипнула, на улицу вышел зевающий Леннон. Он сфокусировал на мне мутный взгляд, и на его губах зазмеилась похабная улыбочка.
— Ну ты отжег, Боня! — он подошел ближе и хлопнул меня по плечу. — Здоров, мужик! А я уж боялся, что ты сбежишь! Как она верещала под тобой, аж до сих пор в ушах звенит!
Я открыл рот, но сказать ничего не смог. Беспомощно оглянулся и встретился взглядом с потемневшими глазами Натахи.