— Есть другая идея, — сказал я. — Мы идем по своим делам, и вы идете по своим делам. И все мы делаем вид, что ничего не произошло. Как вам?
— Да ты борзый какой-то, как я посмотрю! — Губошлеп вышел из-за бочки и вихляющей походкой подошел к нам. Я глянул на Натаху. На ее лице — никакого волнения. Скучающая безмятежность. Только пальцы незаметно разминает. Со стороны может даже показаться, что волнуется. Я ухмыльнулся.
— Я, друг мой, как раз адекватно на вещи смотрю, — краем глаза я следил за обвешанным оружием недомерком. Похоже, тот пока не чувствовал никакой опасности. Ну или просто хороший игрок в покер.
— Вообще-то Кукуха дело говорит, — пробасил Борода. — Девушка такая тебе без надобности. Так что оставь ее нам, а сам топай куда шел.
— Эй, Корона, так это мы что ли оскорбление без ответа оставим? — Губошлеп обиженно надул губы.
— Так я вроде даже и оскорблять пока не начал, — я подмигнул Бороде и посмотрел на Губошлепа. — А девушку-то ты спросил, хочет ли она с вами остаться?
— Ох ты ж, цаца какая, спрашивать еще у нее! — Губошлеп протянул руку к груди Натахи. Она неуловимо увернулась, перехватила кисть и легонько совсем ударила чуть ниже локтя. Кость хрустнула. Тоже тихонько, но все услышали. Лицо Губошлепа побледнело, несколько секунд он стоял молча, как будто не мог поверить в происходящее. А потом заорал. Отскочил в сторону, баюкая сломанную руку.
Вот теперь недосказанностей не осталось. На меня бросился Морячок, выставив вперед мачете. Борода придвинулся ближе, расставил руки, собираясь перехватить Натаху. Недомерок повел стволом в нашу сторону, но стрелять сейчас он вряд ли будет, если не совсем идиот.
Я уклонился от двух резких ударов мачете, но ударить Морячка не получилось — длинные руки у него, зараза. Еще и быстрый, как змея.
Натаха крутанулась и достала Бороду в челюсть. Тот почти увернулся, но получил все равно чувствительно. И отскочила назад, умница моя, чтобы спину мне прикрывать. Мачете Морячка со свистом рассекало воздух, а сам он приплясывал и упруго качался из стороны в сторону. На лице — выражение болезненного азарта схватки. Адреналиновый наркоман этот парень, похоже.
Борода тоже выхватил нож и начал медленно надвигаться на Натаху.
Губошлеп ныл от бочки что-то неразборчиво матерное, я не прислушивался, но вряд ли он там желал нам доброго вечера.
Я понял, что если не рискну, то фиг я Морячка достану, так что я поднырнул под мачете и быстрым движением провел удар в печень снизу. Морячок хэкнул, дернулся, мачете просвистело у меня над ухом.
Неожиданно бахнул выстрел. Блин, я почти упустил из вида того недомерка!
Но стрелял не он…
— Братаны, чего не поделили? — из темноты появился Гиена. — Гуляю я, понимаешь, никого не трогаю, смотрю — кого-то бьют…
— Топай своей дорогой, бородатый! — процедил Борода.
— Вот ты не поверишь! — Гиена ухмыльнулся. — А я ведь как раз ей и топаю! А тут вы! Незадача какая! Ну-ка ружьишко положил свое, мозгляк!
Ствол дробовика Гиены почти уперся в бородатого. Недомерок насупился, бросил взгляд на Морячка.
— Натурально, парни, шли бы вы по домам уже, — примирительным тоном сказал Гиена, досылая в магазин еще один патрон. — Мы по делу. Пришли — ушли. Зачем вам эти проблемы?
Недомерок все еще нерешительно сжимал ружье, так ни на кого его и не направив.
— Эх, давно хотел попробовать! — Гиена нажал на спуск, и из ствола дробовика вырвалась длинная струя ослепительного пламени. Морячок повалился на бок, стряхивая огонь с рукава опаленной тельняшки. Бороду тоже слегка достало. Но эффект был скорее устрашающий.
— Мы вас запомнили… — процедил Борода, делая шаг в темноту. Бесполезный вооруженный недомерок развернулся и припустил по улице. Морячок исчез последним. То есть, предпоследним. Губошлеп метнулся, было, за ними, но споткнулся и со всего маху грянулся об землю, прямо на свою сломанную руку. Завял, попытался отползти, но я встал у него на пути и наступил ботинком на здоровую руку.
— Куда торопишься, Губошлеп? — спросил я ласковым голосом. — А поговорить?
— Что ты ко мне прицепился? — проныл Губошлеп, поднимая на меня взгляд.
— Я прицепился? — удивился я. — Мы вообще-то шли по делам. Точнее, девушка шла. А мы просто ее провожали, чтобы ее такие, как ты по дороге не обижали.
Губошлеп бросил испуганный взгляд на Натаху и попытался отползти в сторону. Лицо его скривилось от боли.
— Вы тут разбирайтесь с ним пока, а я пойду, — сказала Натаха. — Далеко только не уходите.
— Слышь, Губошлеп, — говорю. — Эти твои подельники еще придут разбираться? Или бросили тебя нам на съедение?
— Да не придут они, — Гиена сплюнул. — Мелкая шантрапа, только на легкую добычу кидаются, видал таких тыщу раз.
— Иди, Натаха, мы тебя здесь подождем, — я убрал ботинок с руки Губошлепа. — Поднимайся, болезный.
— Тебе чего еще? Чего? — снова заныл Губошлеп.
— Да ничего, — я пожал плечами. — Так, поболтаем о том, о сем.
— А если я не хочу с вами болтать? — Губошлеп сел, придерживая раненую руку на груди.
— Могу тебе ногу сломать, чтобы выбора особо не было, — доверительно сообщил Гиена. На самом деле он вовсе не был расслаблен. Было заметно, что ушки на макушке, а палец на спусковом крючке.
— Да ладно тебе, Гиена, мы же не злодеи какие, — я усмехнулся.
— Так мы по-доброму сломам, — Гиена подмигнул Губошлепу. — Ты какую ногу больше не любишь, правую или левую?
— Слушай, Губошеп, — сказал я. Не то, чтобы мне хотелось отвлечь мелкого бандита от перспективы сломанных ног, просто у меня и правда был вопрос, на который он мог знать ответ. — А за что мародеров в Уржатке не любят?
— Это что еще за допросики такие, фраер залетный? — к тону Губошлепа снова вернулись нахальные нотки. Правда ненадолго. Гиена ткнул его в плечо прикладом, и тот снова заныл. — Да потому что они Родю-Жабку измордовали!
— Ну-ну, жажду подробностей, — сказал я. — Что там была за история?
— Дык все и так знают же… — Губошлеп испуганно поднял глаза на Гиену. — Так это… Год назад Батько отдал своего сына в университет. Колдуном он оказался, хату чуть не спалил. А он мальчишка был скромный да худенький. А мародеры эти самые взялись его шпынять да тырсить. И утопили. Батько осерчал сильно. И тогда ихний главный вмешался…
— Чей главный? Мародеров? — спросил я.
— Да неее… Всего университета. Ректор, — Губошлеп хотел по привычке махнуть рукой, но тут же скривился от боли. — И сказал Батьке, что коли в Уржатку кто из мародеров придет, то можно его убить, и ничего за это не будет. А если они живые вернутся и хвастать будут, то он накажет так, что мало не покажется. Ректор там — кремень мужик. Тоже осерчал.
— Сильно, — я хмыкнул. Ну что ж, в принципе, понятно теперь, в чем тут затык. Я бы на месте ректора тоже мародерам захотел как-нибудь хвост прищемить. Затравить до смерти — это отстойная история… Впрочем, на них похоже. Стопудово даже виноватым себя особо никто не чувствует.
— А что, чужие к вам сегодня какие-нибудь не приходили? Не вынюхивали чего? — спросил Гиена.
— Кроме вас никого чужих не видел, — огрызнулся Губошлеп.
— Корона твой под Батькой ходит? — спросил я.
Но ответить Губошлеп не успел, потому что вернулась Натаха.
— Нет там засады, можешь идти, — сказала она. — Забава Ильинична знала даже, что я приду. Настоящая гадалка, такие никому не продаются.
— Пока, Губошлеп! — я махнул рукой бандиту и направился к дому гадалки. Мысленно я, конечно, иронично подумал, что такая убежденность, что кто-то не продается, конечно, похвальна, но я бы все равно не был настолько уверен…
В этот раз старуха ждала меня не во дворе. Если бы я точно не знал, что этот дом обитаем, то решил бы, что никого здесь нет. Табуретка, на которой она в прошлый раз сидела, валялась на боку, сам двор выглядел неприбранным и заброшенным. Дверь дома покосилась. Наверняка, если бы был ветер, то болталась бы на одной петле и стучала, добавляя общей зловещести атмосферы этого места еще пару баллов.
— Надо же, не испугался, — раздался голос старухи, как только я переступил порог. Она сидела на лавке за столом, перед ней чадно горела единственная свечка. Похоже, весь дом состоял из одной комнаты. Стол, пара скамей, печь, занимающая треть всего пространства, мутное окно и что-то, занавешенное куском черной ткани.
— Я бы испугался, Забава Ильинична, так у меня вроде как выбора особого нет, — ответил я.
— Ну иди ближе, будем смотреть, можно ли тебе помочь… — бабка, кряхтя, поднялась и, припадая на левую ногу пересекла комнату. Быстрым движением она дернула за угол ткани. Зеркало. Ну конечно. Волнистое, старое, кое-где изъеденное черными пятнами.
Я в нерешительности остановился. Оба прошлых раза все неприятности случались именно после того, как я смотрелся в подобное зеркало.
— Давай-давай, не боись! — подбодрила меня бабка, поправляя сползающий с головы платок. — Дальше только страшнее будет!
— Успокоили, Забава Ильинична, — я криво ухмыльнулся и шагнул вперед. Глянул на свое отражение. Пока еще мое, парень за зеркалом выглядел и двигался в точности как я. Бабка достала из сумочки на поясе щепотку какого-то порошка, дунула на нее, распылив по поверхности зеркала. Пылинки замерцали, зеркало начало слегка светиться.
— Ну что, милый, повезло тебе, — сказала она. — Пока твой темный двойник только похотью питался, он еще не в полной силе. А вот ежели бы он крови отведал… Ты же тоже на поезде приехал?
— В смысле, тоже? — спросил я.
— Ой, да не цепляйся ты к словам, — отмахнулась бабка. — На поезде приехал, говорю?
— Да, на поезде, — я кивнул. — А что, есть еще кто-то…
— Эх, морока с вами одна, с безбилетниками… — пробормотала она и полезла рукой в другую сумочку на поясе. В зеркало полетела щепотка другого порошка. На этот раз без всяких светящихся спецэффектов. — Ну как, узнаешь своего… доппельгангера?
Я всмотрелся в отражение. Вроде бы, все было как раньше. Но то ли это игра теней от чадящей свечки, то ли и правда мое отражение начало слегка запаздывать с движениями. И выражение лица… Я должен был бы выглядеть напряженным и вглядывающимся, а мое отражение улыбалось краешком рта и подергивало правой бровью. Ага! Я сжал пальцы в кулак, а ладонь отражения осталась открытой!
— Да, вижу теперь, что там не я, — мне захотелось отвернуться от зеркала.
— Нет-нет, смотри, не отворачивайся! — бабка удержала меня за плечо. — Тебе сейчас ой как внимательно надо смотреть! Когда я открою проход, ты уже должен все о нем знать — повадки его проклятущие. Так что смотри, не отрываясь, не отворачиваясь. Пусть кривляется. Пока ты не спишь, он все равно оттуда выйти не сможет. А я пока зелье для тебя сварю…
Бабка отступила к столу и чем-то там загромыхала. Резко запахло керосином и сеном. Мне было интересно посмотреть, чем она там занимается, но я решил, что лучше выполню то, что она сказала.
Я подвигал руками, потом поднял правую руку вверх. Отражение повторило мой маневр с запаздыванием на пару секунд. И руку подняло не так высоко. Не прямую вверх, а согнутую. Интресно, как я должен узнавать его повадки сейчас? Оно же просто делает вид, что за мной повторяет… Оно ни с кем не дерется, не делает спортивных упражнений… Хм, кстати! Я быстро упал в упор лежа. И сразу же вскочил. Отражение осталось стоять. Я подпрыгнул. Отражение тоже подпрыгнуло. Я подошел ближе, почти вплотную к зеркалу. Приблизил ладонь к стеклу. Отражение помедлило, потом повторило жест.
Хм. Если бы я имел дело с живым человеком, то решил бы, что у него почти нет боевого опыта. Не знаю, почему я так решил, просто вдруг уверенно подумалось. Странно вообще было думать такое про свое отражение, это же вроде как я сам и есть. С моими способностями и возможностями. Раз у меня есть боевой опыт, то и у него… Должен быть. С другой стороны, мы совсем даже не доктор Джекил и мистер Хайд, делившие одно тело на двоих. Насиловал Феодору не я, я в это время спал в своей постели. С Владой развлекался тоже не я. Меня Гиена разбудил. Значит, он все-таки другой человек.
Пожалуй, это хорошо. Так, наверное, легче.
Я посмотрел еще раз на его лицо. Возникло странное чувство, что если бы нас поставили рядом, то мы бы не показались даже братьями. Похожи, вне всякого сомнения, похожи. Но как-то… метрически. Те же пропорции, но все остальное — другое.
— Готово зелье твое, — сказала бабка за моей спиной. — Садись за стол и пей. Потом ложись на лавку сразу, чтобы на пол не бахнуться.
Я неохотно отвернулся от зеркала. Быстро бросил взгляд на свое отражение. Оно все еще стояло лицом ко мне. Блин, эта фигня с отражениями просто не укладывалась у меня в голове! Вот сейчас мне казалось, что я конкретно так сплю. Ну не может же такого быть в реальности! Это же просто зеркало, как так?
Я сел на лавку напротив бабки, которая убирала примус в потрепанную картонную коробку. Передо мной стояла помятая жестяная кружка, до половины заполненная какой-то жижей. Я понюхал. Пахло чем-то аптечным. Как сироп от кашля или что-то подобное. Не противно, в целом.
— Пей давай, пока горячее, — повелительно сказала бабка. — Остынет — подогревать придется, а керосин нынче дорогой.
Я послушно взял кружку и сделал глоток. Зелье теплой волной прокатилось от головы до кончиков пальцев и легким толчком ударило в голову. На вкус — обычный лекарственный чай. По эффекту — будто полстакана коньяка замахнул одним глотком. Я поставил кружку и вытянулся на лавке.
— Забава Ильинична, а делать-то мне что надо будет? — спросил я.
— Спать, милый, спать, — ласково ответила она. — Закрывай глаза и спи. А то придет серенький волчок, а они, знаешь, любят кусать людей за что ни попадя…
— Я имел в виду, с двойником моим что де… — я замолк, не закончив фразы. Бабки в комнате не было. В углу рядом с дверью светился фонарь, которого раньше там не было. Тускло-оранжевый, почти ничего вокруг не освещающий. Кружки, из которой я пил, тоже не было. Стол был покрыт желтоватой льняной скатертью с длинной красной бахромой. Я поднялся с лавки и огляделся. Комната больше не выглядела заброшенной. На полу — полосатый половичок, окно отмыто до блеска, на окне — горшок с белой геранью. Печь сияет свежей побелкой. Заслонка отдраена до блеска. А на лавке рядом со столом — спящий я. Лицо безмятежное, рот слегка приоткрыт. «Надо же, как по-дурацки я выгляжу, когда сплю», — подумал я и посмотрел в сторону зеркала.
Оно было на месте. Только тумба и рама были не обшарпанными, а почти новыми, как будто лет сто назад, когда это зеркало сюда привезли и поставили. И стекло не волнистое, а идеально ровное. Никаких мутных разводов и темных пятен.
Наверное, мне туда? Ну, логично же, что если двойник выходит из-за зеркала, когда я сплю, то мне нужно подловить его там, в зазеркалье. Когда спит он?
Хм. Звучит это все, конечно, как сценарий какого-то мистического триллера.
Я стоял напротив зеркала и несколько секунд просто на него смотрел. Отражения моего за ним не было. На той стороне была комната бабки. В точности такая, как в реальности — потемневшее дерево, облупившаяся побелка на печи, никаких ковриков и фонарей, ничего такого. Я коснулся стекла пальцами, ощутил едва заметное давление, а потом пальцы прошли на другую сторону. Хм, прикольно. На этой стороне мои пальцы были полупрозрачными, а на той — словно обретали плоть.
Ну что, Лебовский, давай! Проверь, насколько глубока кроличья нора!
Или это из другой сказки?
Я забрался на тумбу, пригнул голову и решительно шагнул в зеркальный проем.