Сказать или сделать что-то я не успел. Черные призрачные пальцы схватили Синклера за горло и приподняли над землей. Он хрипел и дергался, как сломанная марионетка в пальцах пьяного кукловода.
Со звоном разлетелось на осколки стекло. Тело Синклера, все еще живого, начало рывками втягиваться внутрь.
Так, если я и дальше останусь тут наблюдать за сверхъестественным зрелищем, то я пропущу прямо-таки идеальный момент. Я поднялся на ноги и быстрым шагом направился к входной двери. Скрываться и маскироваться сейчас не было никакой необходимости. Внутри дома стоял такой гвалт, то вряд ли кто-то услышит мои шаги. Даже если я буду топать как бегемот.
Кроме хруста костей и сдавленных воплей, в которых опознать голос Синклера уже было невозможно, внутри теперь шумели и удивлялись самим фактом наличия этого самого Синклера.
— Это кто такой вообще? Он что, следил? — это сиплый.
— Батька подослал! Неймется ему… — это старуха.
— Не наш это… Всех батькиных я знаю, — это бубнил кто-то незнакомый.
Я поднырнул под ветки кустов, замер, прислушиваясь, нет ли кого в сенях. Вроде никого. И забраться туда надо до того, как эта их тварь, кто бы она ни была, закончит трапезу. Пока нищие слегка обескуражены. Не сказать, чтобы прямо напуганы, очень уж это специфическая публика, вызвать у них серьезный страх очень мало что может.
Особенно судя по реакции на то, как эта тварь сжирала кого-то из них.
Я бы, наверное…
Так, ну-ка отставить всякие размышления, Лебовский!
Дверь. Закрыта на засов изнутри. Логично.
Но засов деревянный. И щель чуть ли не в палец толщиной.
Что тоже логично — дом старый, дверь рассохшаяся. Кажется, за последние лет сто никому из убогих обитателей этого жилища не пришло в голову, что тут хоть что-то можно починить.
Я выдернул из ножен на бедре нож, сунул его в щель и попытался приподнять доску.
Твою ж мать! Засов оказался даже не на петлях, а на крючках! Так что эта дурацкая доска чуть было не рухнула на пол буквально от небольшого усилия.
Так. Аккуратенько сдвигаем в сторону… Теперь приподнять дверь и приоткрыть небольшую щель, чтобы протиснуться в темные сени.
Нужный мне угол, где, собственно, должен был быть замаскированный вход в подпол, конечно же, завален всяким хламом.
Какие-то ржавые ведра, обломки огородного инструмента, сапоги…
Я перекладывал все это на ощупь, прислушиваясь к тому, что происходит буквально за стенкой. Синклер больше не выл, похоже тварь добралась до жизненно важных органов.
Но все остальные звуки пока еще намекали, что к обыску территории на предмет чужаков обитатели дома приступить пока не готовы.
Опять раздался какой-то топот, будто пятки ребенка по полу простучали. Кто-то сдавленно вскрикнул. Кто-то забубнил что-то похожее на молитву. Кажется, голос центрового.
Я поддел ножом одну из досок на освобожденном участк пола.
Не та.
Следующая.
Ага, эта поддалась. Приподнять над полом, подцепить пальцами, вынуть и поставить рядом.
Я убрал нож в ножны, вынул соседнюю доску. Отверстие было достаточным, чтобы пролезть внутрь. Я скользнул в пахнущий мышами и кошками еще более черный мрак.
В гостиной что-то поменялось. Раздались шаги сразу нескольких пар ног, кто-то явно шел к двери. Я пригнулся и натянул на дыру в полу специально оставленное для такого случая драное пальто.
Скрипнула дверь. В сени вышли два человека.
— Слушай, Большак, ты… это… а оно потом точно сделает? А если проснется и снова захочет сожрать кого-то из нас? — спросил знакомый уже сиплый голос.
— Да не ссы ты, Зубака, все пучком, — ответил голос центрового. Потом загрохотало ведро, об которое кто-то из них споткнулся. — Мля… Хлама этого натащили… Меня больше тот мужик волнует. Что он делал у нас под окном?
— Знамо что, — ответил сиплый. — Вынюхивал, сучок.
— Одежа на нем мокрая, по Ушайке приплыл, значит, — продолжил центровой. — Сытый такой на вид. Морда незнакомая…
— Большак, ты мне вот что скажи лучше, — сиплый тяжело закашлялся. — С трупами-то чего делать будем? Тварюга-то эта кишки от них сожрала, теперь и пол весь в кровище, и трупы эти… Просто так не выкинешь, Батька заподозрит еще что…
— Что заподозрит? — заволновался центровой. — Мало ли в Уржатке народу дохнет…
— Ну вот чтобы три трупа с сожранными кишками за раз — это как-то… того-этого… — сиплый снова закашлялся.
— Дело говоришь, Батька въедливый, — центровой шумно почесался. — Да и пес с ним. Все равно ему жить осталось до полнолуния только. Ну начнет он копать, и что?
— А то… Будет выспрашивать, вытащит кого из наших, а они и разболтают, что тварюгу сумеречную мы прикормили, — сиплый потоптался на месте, потом пнул ведро. — А ежели он у Забавы, как тварь обратно в сумерки загнать?
— И с чего бы это Забаве ему рассказывать? — процедил центровой.
— Да с этого же… того самого… соболей отсыпет, а она и расскажет… — сиплый сплюнул.
— Трупы, говоришь, надо спрятать… — задумчиво проговорил центровой. — Здесь оставить, вонять будут…
«Можно подумать, здесь и так не воняет», — подумал я, прикрывая нос рукавом. Пальто это дурацкое, которым я дырку в полу прикрыл, благоухало так, что мое небольшое убежище превратилось в настоящий газенваген. Даже глаза слезиться уже начали.
— Мож поближе к Толкучему рынку их оттащить и бросить? — сказал сиплый.
— Точно… — центровой притопнул ногой. — По Ушайке их сплавим, пусть у них там голова болит.
— А ежели этот, пришлый, не один был? — тревожно прошептал сиплый.
— Ну… ежели не один, то второй убег уже, — равнодушно бросил центровой и сделал шаг обратно к двери. — Где мы тут по темноте его ловить будем?
— А ежели… — начал сиплый.
— Все, хватит! — оборвал его центровой. — До рассвета и так дел за гланды, а ты тут еще воду мутишь. Скажем всем, чтобы забились в норы и на глаза Батьке и его людям не попадались. И чтобы не болтали чего. И это…
— Чего еще? — недовольно спросил сиплый.
— К Забаве все-таки сходи, она тебя привечает, — медленно проговорил центровой.
— И чего? — сиплый тяжело вздохнул.
— И ничего, — сказал центровой. — Потолкись там у нее рядом. Понюхай воздух. Разговоры всякие поразговаривай. Взамуж позови.
— Чтобы знать, ежели что, что Батька к ней сунулся? — спросил сиплый.
— Ну…
Дверь заскрипела. Потом хлопнула. Снова стало тихо.
Понятно.
В гнезде местного криминала назревает переворот с привлечением потусторонних сил. Ну, такое… Синклера жалко, конечно, попал в чужой замес. Вообще-то это мог бы и я так высунуться. Повезло, ничего не скажешь.
Надо было уже открывать тайник и выбираться отсюда.
Так.
Мне нужна выемка, заложенная сверху камнем. Сто лет уже прошло, этот камень тысячу раз мог или вывалиться или намертво врасти. Я обежал пальцами всю стену. Холодную, заросшую мхом и какой-то слизью. Пошевелил один из выпирающих камней, потом другой.
Достал нож и взялся аккуратно вычищать бороздки.
Прислушался.
Судя по бубнежу за дверью, центровой расписывал всем диспозицию. Скоро они начнут выволакивать трупы, могут еще и светильники вынести, заметят беспорядок…
Твою мать, надо поторапливаться, правда.
Каждый раз, когда решаешь, что надо спешить, все начинает идти наперекосяк.
Мне на руки посыпались какие-то мелкие шевелящиеся твари. Брр. Даже хорошо, что я не вижу, что за насекомые обитают в этом подвале.
Интересно, кстати, этот тайный подпол с остальным подвалом сообщается? Вряд ли. Ушкуйник явно его использовал, чтобы всякое там награбленное прятать от заинтересованных глаз. А если сюда можно обычным путем попасть, то какой это, к черту, тайник?
Камень, наконец-то, зашевелился. Я стал раскачивать его, как гнилой зуб. Посыпалась труха.
Наконец у меня получилось вынуть его из стены. Я аккуратно положил его себе под ноги и сунул руку в дыру. Глубокая, зараза. Рука влезла примерно по плечо, прежде чем пальцы коснулись чего-то, похожего на кожаный мешочек. Я ухватил находку и потащил наружу.
Мешочек был тяжелый.
Неужели все-таки тот самый? Знаменитые Золотые Соболя, которые так и не достались Крюгеру?
Сердце активно забилось. Даже пальцы начали подрагивать.
Так, Лебовский, ну-ка не кипиши!
Ты все еще на вражеской территории. За стеной — толпа вонючих бомжей, отягощенная неведомой черной тварью, которая выжирает внутренности.
Я прислушался.
Ага.
Бубнеж закончился, началось какое-то движение. Вроде бы начали двигать что-то тяжелое.
Что-то, ага.
Вполне известно, что тяжелое они там двигают.
Значит скоро вытащат в сени. Я быстро откинул вонючее пальто, прикрывавшее вход в тайник и выскочил наружу. Одним длинным шагом достиг входной двери, снова ее приподнял, чтобы она не взвыла всеми своими несмазанными петлями. Выскочил наружу. Облегченно вдохнул не особенно чистый, но после подвальной дыры показавшийся мне чуть ли не сладким, воздух Уржатки.
Вовремя! Заскрипела вторая дверь, раздались возгласы и топот ног.
Я метнулся вдоль кустов к забору, сжимая в руке свою добычу. Со стороны дома раздались крики. Вот теперь, кажется, они заметили, что в доме кто-то был.
Но поздно, чумазая компания, поздно!
Я взобрался на забор и быстро спрыгнул с противоположной стороны. В сторону метнулась и забрехала какая-то уличная шавка. Фиг знает, когда ее сюда принесло.
Да пофиг уже.
Я бесшумно нырнул с мостков в вонючую Ушайку.
Ушел.
В таких вещах, как бегство по воде, главное не спешить. Чтобы не напороться случайно на какую-нибудь ржавую железяку или корягу. Выиграл пару секунд, проиграл жизнь. Так что я старательно урезонивал адреналин в своей крови, который настойчивым набатом бил мне в уши: «Быстрее! Давай быстрее, Лебовский!»
Течение Ушайки не особенно сильное. Оно не мешало по дороге туда, и не особенно ускоряло по дороге обратно. Так, слегка подталкивало в спину.
Очень хотелось на мелких участках подняться в полный рост и пробежать.
Еле сдерживался, натурально.
Ага.
Последний поворот, река расширяется ближе к устью. И мостки. На которых сидят, громко болтая и явственно звякая стеклянной тарой, мои подельники.
Выполняют все, как и договаривались.
— Ох ты ж… — Йован чуть не уронил бутылку, когда я вынырнул рядом с мостками. — Ну как? Все получилось?
— Ну как… — я выбрался на мостки и принялся сдирать с себя мокрую одежду.
— А где Синклер? — спросил Витек. — Следом идет?
— Нет, — я мотнул головой. — Убили Синклера.
— Что? — Йован поднялся. — Ты чего молчишь? Кто убил? Как?
— Давайте в мызу, там расскажу, — я запрыгал на одной ноге, натягивая штаны. Фу, блин. Ужасно хотелось теперь в горячую ванну. Или баню. Кажется, этот запах теперь у меня в кожу въелся. — Да взял я монеты, взял. Там просто хрень случилась одна, Синклер высунулся невовремя.
— Точно не ты его вальнул? — спросил Борис.
— Ну и нафига мне это? — хмыкнул я. Брр. Прохладно все-таки. И комарье это еще. Любой открытый участок кожи моментально покрывается зудящим невесомым покрывалом гнуса.
Я пресек дальнейшие обсуждения наших приключений, запихал мокрые шмотки в мешок и мы молча зашагали прочь от Ушайки. Не дожидаясь, пока бомжи из Уржатки притащат сюда же трупы.
— …такие дела, — закончил я свой рассказ и высыпал на стол мызы тяжелые золотые монеты. Вообще, конечно, они скорее были похожи на медали, чем на монеты. Слишком уж большие. Даже просто золото, которое ушло на их изготовление, уже стоит дохренища. А учитывая раритетность этих штук, так вообще страшно представить.
Но найти такой предмет — это еще даже не половина дела. Ну вот, например, знаю я, что эти монеты стоят очень много денег. Но ведь надо еще найти человека, способного эту цену заплатить. Да еще и такого, который захочет отдать мне деньги, а не стукнуть чем-нибудь тяжелым по голове и отобрать за просто так.
По сути, ни у кого из нас вообще не должно было быть этих самых Золотых Соболей. Символов несостоявшейся сибирской государственности.
— Круто… — Борис взял одну монету, попробовал ее на зуб. — Честно говоря, я до конца не верил, что у нас получится их добыть…
— Получается, что труп Синклера они выкинут где-то у Толкучего рынка завтра? — жалобно проговорил Витек.
— Не знаю, — я вздохнул. — Слушай, честное слово, это дикая случайность какая-то…
Мне было жалко на него смотреть. Похоже, этот Витек был очень искренне предан Синклеру. И совершенно не готов к тому, что он может вот так внезапно умереть.
«А ведь если бы я пошел один, то запросто мог бы оказаться на его месте…» — запоздало испугался я. Захотелось закурить.
— Так эти нищеброды что, Батьку собрались угандошить? — сказал вдруг Йован.
— Похоже на то, — я кивнул и тоже взял монету со стола. До этого как-то не было возможности рассмотреть эти раритеты.
— А если Батьке рассказать, то может договор с университетом о мародерах… того? — Йован щелкнул пальцами. — Ну, вроде как, услугу оказать. Жизнь спасти, все такое.
— Ну да, ты придешь ему услугу оказывать, а он тебе перо под ребро, — хмыкнул Борис. — Пусть уж они там лучше сами разбираются.
— Тем более, что если по душу Батьки эта черная тварь придет, то он от нее точно не отмахается, — заржал Саранча.
— Да много ты понимаешь в возможностях Батьки, — саркастически проговорил Борис. — Он даже Гезехуса прогнул под договор. Мало ли, что там у него.
— А кто-нибудь вообще знает, что это за тварь? — спросил Витек. — Как ты там ее назвал, Лебовский? Сумрачная?
— Маловато данных, — пожал плечами Борис. — Кто угодно из нечисти может быть.
— А если она Лебовского почуяла и сюда за ним придет? — Саранча как бы невзначай встал между мной и дверью.
— Ну тогда сожрет нас тут всех, и дело с концом, — я пожал плечами. — Тут вообще-то ворованы под полом водятся, тебе болгарин твой не рассказывал?
— Ну-ка ша! — рявкнул Йован. — Ладно, хрен с ними, с этими разборками в Уржатке. Какая разница, кто там на их мусорном троне — Батька-татарин или вонючий Большак… Не ходили в Уржатку и дальше не будем. Давайте думать, кому Соболя будем продавать.
— Так вроде же договорились уже, что завтра я иду на собрание… — начал я и почувствовал, как у меня будто все зубы разом заныли. Собрание, блин. Надо какое-то выступление подготовить, чтобы совсем уж лохом не казаться. А еще отмыться бы, а то воняю теперь как бомж.
— А ты никому больше не проболтался про Соболя? — подозрительно прищурился Йован.
— Ага, по всему Толкучему рынку уже весть разнес, — огрызнулся я. — Кстати, Катенька в своем дневнике намекала на какое-то проклятье. Да и тот тип из психушки тоже как-то невежливо про золото высказывался. Кто-нибудь в курсе, о чем речь?
— Так мы же их не собираемся себе оставлять, — Йован пожал плечами. — Продадим, и пусть уже новые хозяева с этим проклятием пурхаются. А с обычными деньгами мы как-нибудь управимся.
— Вообще-то, я бы проверил насчет проклятия, — задумчиво проговорил Борис. — А то может мы и продать-то их не сможем…
— А кто может проверить? — я положил золотой кругляш, который, оказывается, до этого момента все еще крутил в руках.
— Можно просто в библиотеку сходить, — сказал Борис. — Там должны быть документы по тому земскому собору и его участниках. Если проклятье было, значит как-то это должно было отразиться на судьбах тех магнатов, кто тогда участвовал в разделе.
— Резонно, — я кивнул. И только собрался сказать что-то еще, как в дверь мызы постучали.
Вежливо. Осторожно. Тук-тук-тук.
— Мы кого-то ждем? — шепотом спросил я у Йована. Судя по его ошарашенному лицу, он точно никого не ждал. Как, впрочем, и все остальные. Я быстро сгреб монеты обратно в мешочек, сунул их в карман и направился к двери.