Совсем веселый Михей Кузьмич сделался.
Сестра-хозяйка блюдо подаст, а он не просто примет, а еще бородой тряхнет, да словечко бросит:
- Благодарим! С нашим пролетарским удовольствием.
Ел он обстоятельно, все до капельки, только сладкое ему не нравилось.
- Ты мне, сестрица, заместо фентиклюшки этой щиц подавай две плепорции...
И жаркого не всегда хватало Кузьмичу. Он просил:
- Сестрица!, накинь-ка...
И пояснял в самооправдание:
- При одностворчатом нашем положении еда нам во как пользительна!..
*
- Завтра вам ванна нарзановая... В шесть двадцать утра!..-сказала с вечера Михею Кузьмичу сестра. - Глядите, не проспите!..
- Что ж я - спать сюда прислан?..
Чуть свет вскочил Михей Кузьмич, оделся, прихватил с собою все, что полагается, и полотенце также (простыню, что выдали ему, пожалел: больно чиста, хоть на стол в пасху стели!).
У кабинки - ванщица, из себя востроглазая, быстрая, белым передником виль, виль.
"Тьфу, ты, пропасть какая! И тут - бабы"...
Однако, стерпел, даже о жалованьи спросил:
- По какому разряду состоите, дамочка?..
Ванщица не в духе была, на вопрос - вопросом:
- Цельную вам?
Кузьмич тоже прихмурился.
- А то как? намо, не половинку!
- А градусов сколько?
- То-ись, как это?
- Теплоты какой?
- А сыпь погорячей! Мы это любим...
Барышня выхватила из его рук книжку, заглянула, фыркнула.
- Что ж это вы городите? Четверть вам... нарзана...
- Четверть? Ну, ин, давай четверть... Тебе видней при своем деле...
Когда ванна была готова и Кузьмич уже разоблачился, вдруг вспомнил... Ах, ты, нелегкая! Просунул голову в коридор:
- Дамочка! А нет ли у вас тут мочалишки... Мне хучь бы старенькую!..
Ванщица опять фыркнула:
- У нас, дед, не баня!..
"Ну, это уж как ты хочешь... - думал про себя Кузьмич, залезая в ванну. - Баня ли, нет ли, а без мыла нам нельзя... Вовсе с вами окоростишь тут!" И принялся, пофыркивая, намыливать голову.
"Эх, знатно бы теперь спину потереть!"
Ванной Михей Кузьмич остался недоволен: не горяча и без мочалки. А тут еще - пришел в зал отдыха, улегся и только-только всхрапнуть собрался, барыня какая-то явилась: "очистите, говорит, место". Хотел было Кузьмич барыне той настоящее слово сказать, да махнул рукою - не стоит путаться. Зато у себя в палате до обеда спал.
Вечером прогуливался по парку, слушал музыку. Музыка, по правде сказать, плевая, ни одной гармоньи. А народу кругом - не перечесть!
Попался человек-земляк, из одной губернии. Тоже - в санатории, только в другой. Разговорились о том, о сем.
- У тебя что?
- А сердце же, земляк, расширение!
- У меня, браток, то же...
Из соседней санатории похваляется:
- У нас, - говорит, - со всех концов лечат... Ты вот, на одном этом нарзане сидишь, а меня, к примеру, и гидропатом и лектричеством жучат... Вот как!...
- Те-те-те...- протянул Кузьмич. - Ну, у нас - поскупей!..
- А чего там поскупей! Сам ты, земляк, разиня... Докторов подхлестывать надо... Так и так, мол, давай!.. Перво-на-перво, душу проси-Шарко!..
- Чавой-то?-переспросил проворно Кузьмич.
- А струмент такой есть - из кишки водой по всему телу шаркают... Шарко, понимаешь? Дюже при ревматизме помогает... Опять же у кого кровь дурная!
- Ишь ты!-прихмурился Кузьмич.-У нас это дело притаили... Спасибо, сват, что упредил!..
На утро Кузьмич по горячим следам к докторице.
- Пропиши ты мне, милостивица, плепорцию душа, шаркот, что ли, по вашему...