- Ну и правильно сделал. И вообще, это не собака, а носорог шерстистый! Правильно, правильно, Андрей! Они тут разнесли бы мне контору в цвай секунд, а это не есть гут... Мишка, отвали, у меня охрана! Андрей, ты при оружии? Ну, то-то. Авдонин ещё здесь, конечно?
- Здесь, Илья Палыч. Это надолго, по-моему. Он тут за чебуреками посылал, и вообще... Я в восемь меняюсь, мне по смене передать?
- Не фиг! Вот в восемь его и гони! Нет, ну что за человек! Прикинь, Михаил Алексеич, все люди у меня по случаю морозов на каникулах, - оплачиваемых, заметь! - а Авдонин, как дорвётся до рабочей станции... Блин, хоть бы он женился, что ли. А счета! Вы бы, господа, счета его, которые мне от провайдера приходят, видели! Иногда мне просто интересно, - кто здесь на кого работает? Гони! Что бы духу его после восьми на фирме не было. Ты на машине, Андрей? Довези его до дому, окажи любезность, как бы он из своих эмпиреев, или где он там витает, под трамвай бы не свалился... Ёлки, зажигалку в костюме забыл. Ну, спичек у вас, конечно же, нет...
- Илья, поехали! В магазин ещё надо заехать.
- Удачи, Андрей, поехали мы. А чего тебе в магазине надо?
- Ну, как, - чего? То да сё... Тётя Наташа такую ораву не ждёт, наверное. Ты же ей не позвонил, так?
- Я тебя боюсь иногда, Мишка, честно! Телепат. Из машины позвоню... Слушай, а что, - "орава"! Подумаешь! Для Бормана у меня старые кеды есть, ну, - тебе сухарик найду, какой-нибудь там... А мы с мальчиками пиццу себе закажем. Мама на очередной диете...
- Сам вот и ешь свои кеды! А мальчикам полноценная здоровая пища нужна. В "Океане" на Юности я балык кижуча видел, ну ещё там чего-нибудь прихватим. Нет, я вообще не понимаю, - как так можно! Рестораны, кафешки... А уж пицца эта! Какое отношение эта дрянь имеет к пицце? Ты вспомни, какую мы пиццу ели в этом, как его... По... Пьо...
- Пьоведи-Сакко, - улыбаюсь я. - Это под Падуей. Ну, чего встал, пошли. Так, слушай, Соболь, если твоя эсэсовская собака меня сейчас обмусолит... Вадька, ты чего за руль уселся?! Егорка, зачем ты ему разрешил? Борман, фу! Бор... Ой! Борька, гадость ушастая! Мама! Да оттащите же его, чего ржёте!
Визжащего от восторга Бормана кое-как утихомиривают и не без труда водворяют на заднее сиденье Arden"овского X-type, - больше всех доволен, разумеется, мой сын.
- Папа, вот здорово, умываться не надо! Нет, ну точно, нам такого же надо! Ил, ну давай купим, а! Ну Илья, ну папочка, ну давай!
- Разбежался, как же! - огрызаюсь я, пытаясь привести себя в порядок после налёта этого оголтелого фашиста, Бормана, то есть. - Хватит с меня эпопеи с рыбками! Кыш! Егор, тащи Вадима на заднее сиденье, и Борьку там держите покрепче, - если он мне загривок ещё решит помыть, не видать ему кедов, как победы под Сталинградом, я ему тогда второй штурм Рейхстага устрою, я тогда вам всем...
- Ты едешь или будешь здесь стратегические планы строить?
- Да еду я, еду, помечтать не дашь! Фу, Вадька, а бензином то навонял! Ты зачем на педали жал? Миш, погоди, заслонку сначала прикрой, дай-ка я сам, здесь вот она... Егор, не пускай Вадима за руль никогда, пожалей машину. Ну, всё, - трогай, любезный! Почём нынче до театру будет, ась? Двугривенного хватит, али как? Почём берёшь та, милай? Да пацаны, блин! Держите вы дворняжку эту!
- Ну что вы, дядя Илья! Он не дворняжка, - заступается за Бормана Егор. - Да Борька же! Фу!
- Дворняжка! - возмущается Мишка. - Нашёл дворнягу! У него родословная почти как у тебя! Четыре поколения, тридцать предков!
- На пергаменте, Илья! - вопит Вадька. - Я видел! Из этого...
- Из Штутгарта, - тихонько подсказывает Егорка.
- Во-во, из Штутгарта. И клеймо у него на пузе!
- Ага, а прадед его у Гебельса служил! Тапочки ему таскал! Всё, поезжай, Мишка, уже! А ты, Борька, tu esto uno porco, corpo di Bacco! No cano... - я специально говорю это Борьке по-итальянски, но Вадька тут же мамсит, полиглот юный:
- Дядя Миша! Слыхал? Он Борьку свиньёй обзывает! Ил! Ты что!
- Да понял я, Вадик, уж это я понял! Мы ему за это... Туфли мы у него сожрём за это!
Наконец, всё помалу успокаивается, мы выруливаем на Ленина, вливаемся в поток машин, довольно оживленный, несмотря на небывалый мороз. Мальчишки позади потихоньку возятся с собакой, Мишка, посвистывая под "Авто-Радио", стальной рукой правит Ягуаром, я про себя обдумываю план мести Соболеву, - жизнь прекрасна! Покурить бы вот только... Нет, не дадут!
Нет, но где же Мишка, - и за сколько, главное, - этот нож взял-то? Вещь, безусловно, достойная. Купил бы я сам его, - это другой вопрос, Тула не мой стиль, но вещь достойная... Вот ведь ещё забота, не обмолвиться бы Соболю, что я к Туле довольно ровно дышу, хотя, конечно, школа! Так, это ладно. Ну, Егорке, допустим, я сегодня часы подарю. Точно! Omega Speedmaster! Вот парень рад будет. Такой день. Что же с самим Мишкой-то мне делать? Я нащупываю на груди, под шёлком рубашки Зуб, и потихоньку кошусь на Мишку. Сидит, понимаешь, весь внимание! Ах ты ж, чёрт! Какого же это я про дона Браччо обмолвился? Надо было втихаря купить билеты, созвониться сперва с синьором графом, а лучше с донной Паолой, чтобы для графа сюрприз был, Мишка, гад, сюрпризы ведь любит. Ладно, исправим. А хорошо бы вместе в Венецию махнуть, обожаю Карнавал, - да фиг ведь получится, и так каникулы в этом году бесконечные выдались. А уж графа повидать хочется как! Старик звонил на Рождество, звал, донна соскучилась по Вадьке. Опять же, - с каталогом ему помочь надо...
- Ты о чём это задумался? - подозрительно спрашивает меня Мишка. - Вот что, Илья, если ты что-нибудь в своём репертуаре замышляешь...
- На дорогу смотри, не отвлекайся. Позвонить домой, что ли...
- "Океан". Ну, кто со мной в магазин? Илья?
- Сами сходите, я здесь покурю пока. И мороженого Вадьке не покупай, и так хрипит.
- Тебе взять что-нибудь?
- Бормотухи! Три, нет, - пять флаконов! Нажрусь портвейна дешёвого и на люстре буду качаться!
Вадька довольно хихикает, Егор укоризненно смотрит на меня, Мишка выразительно крутит пальцем у виска.
- Нету здесь дешёвого портвейна, я потом тебе за самогонкой сбегаю. Пошли, ребята, от него, - он злой сегодня. А ты в машине не кури!
- Хочешь, чтобы я пневмонию подхватил, да? Атипичную? Грипп птичий?
- Пошли, мальчики, пока я на него Бормана не спустил!
Я звоню домой, говорю маме, что Соболев с Егоркой у нас на выходные, пока она думает, как встречать гостей, я сообщаю ей новость о Егоре. Мама некоторое время молчит, а потом дрожащим голосом поздравляет нас с Мишкой. Я чувствую, что она сейчас расплачется, - ещё бы! Мама переживала всю эту историю с усыновлением Егорки, чуть ли не эмоциональнее даже, чем мы с Мишкой. Я быстренько перевожу разговор на Бормана, тот, услышав своё имя, пытается прорваться ко мне на переднее сиденье. Дальнейший разговор, разумеется, становится, абсолютно невозможен. Кое-как договорив, я, оставив попытки отбиться от этого невменяемого фольксштурмовца по-хорошему, дую ему в морду сигаретным дымом. Не ожидавший от меня такой подлости Борька, оскорблёно скуля и отчаянно мотая ушами, прячет морду между лапами. Продемонстрировав Борману преимущества Homo Sapiens как вида, я выбрасываю бычок в окно, и торопливо его закрываю. Бр-р-р, ну и холодина же! Похоже, зима в этом году взбесилась, никогда же такого мороза не было! И синоптики то же самое говорят, - впервые за всю историю наблюдений. Хотя синоптики эти... По ним выходит, - у нас на Южном Урале субтропики должны сейчас цвести! Глобальное потепление, мать их...
В тот день, двадцать лет назад, всё было по-другому. Всегда тепло, когда идёт снег, но тогда было тепло по-особенному, - стало ясно, что будет, обязательно будет весна... Как же я заснул тогда? Да нормально я тогда заснул. Если честно, то заснул я, как убитый...
Заснул я просто, как убитый! Но сон мне всё-таки приснился. В этом сне Мишка, невиданными мною приёмами самбо, ловко раскидывал тех двух уродов по углам проклятой подсобки. "Мало? Ещё? Только суньтесь к пацану, гады! - кричал в том сне Мишка, - На! Это мой Ил! Мой самолётик! Мы с ним летать будем! На! Твари! Возьми их, Корнет, фас их!" Появившийся, как всегда бывает в снах, из ниоткуда Корнет, брезгливо поджав острые уши, тащил обоих этих гадов за шиворот прочь из моей жизни... Рр-р-р-р! Др-р-р! Др-р-рян-нь!
Я хлопаю рукой по будильнику, который радостно, - а ему-то что! - подпрыгивает на тумбочке возле моего дивана. У-у, проклятый, в мусорку бы тебя! Тоже мне, - "Слава"! Вот вырасту, найду такую работу, чтобы будильниками никакими и не пахло.
- Илюша, ты встаёшь?
- Я умер, мам!
- А как же ты со мной тогда разговариваешь?
- Ну, значит, после смерти я стал привидением. Ой, ну мам! Не щекотайся! Ну, всё, всё, - встаю!
- А ну-ка, дай-ка я лицо твоё посмотрю.
Мама обхватывает ладонями меня за щёки и, чуть сжав их, рассматривает моё лицо.
- Хорош, красавчик! - она смеётся и чмокает меня в нос.
- Что, здорово заметно? Ну, пусти же! Здорово, да?
- Самую чуточку. Не переживай, Илюшка, тебе это не вредит. А вот под ноги смотреть надо, всё-таки! Ворон, поди, считал?
- Мам, ну хватит, вчера всё сказала. Пошёл я в ванную.
В ванной я, пустив воду, критически рассматриваю себя в зеркале. Ну, в общем-то, и правда, сойдёт. Умываюсь я всё-таки, с некоторой осторожностью. Странно, - думаю я, - почему-то ничего не болит. А фонарь, всё-таки, будет. Н-да. Собственно, он уже есть.