Здоровяк Джоф стоял по пояс в небольшом озере и намыливался здоровым куском пахучего мыла, который легко помещался в еще большей волосатой руке. Казалось, что ни с одной другой вещью Джоф никогда не был так осторожен, как с этим куском мыла: оно было довольно дорогое и если уронишь в воду, то его придется долго искать, а потом еще и очищать от прилипшего песка, с которым уйдет и часть мыла. Чистить, конечно же, будет оболтус Балда, но это еще хуже. Эти мысли не помешали Джофу кинуть мыло Балде.
— Эй, лови! — рявкнул он, и Балда тут же оторвался от стирки и выхватил из воздуха летящий и блестящий на солнце кусок, который сделал еще две безуспешные попытки ускользнуть. — Не урони, раззява. Он стоит дороже всей твоей одежки. Бросай щетку!
Балда аккуратно положил мыло на грязную одежду и, взяв щетку, пошел к Джофу.
— Вот дурачина! Я же говорю: кидай!
Балда остановился по колено в воде и осторожно бросил щетку Джофу. Джоф начал смеяться своим зычным смехом.
— Ну ты видел, каков дурак? — обратился он к сидящему на берегу Кристофу.
Седеющий маг мирно полусидел-полулежал на горячем камне, подставив лицо теплому весеннему солнцу. Кристоф не думал ни купаться, ни раздеваться, потому что его часть работы не предполагала какого-то особого физического напряжения. Он думал о том, что скоро они выполнят последний заказ, заберут свои деньги и, скорее всего, за всю следующую по возвращении в город неделю даже не увидятся. Слишком долго находиться в этой разношерстной компании, с одной стороны, было здорово, а с другой — слишком невыносимо для раздутого эгоизма каждого из участников.
Джоф усердно тер себе спину и бока. Раньше это делал Балда, но в последнее время Джоф заметил, что начал хрустеть костями и утратил былую молодецкую гибкость от постоянных переездов в повозке. Поэтому он и стал тереть себя сам, воспринимая это как физические упражнения. Он отбросил щетку на берег и несколько раз присел, окунаясь с головой. Мутное мыльное пятно начало расходиться вокруг него. В редкие моменты купания Джоф был максимально беззащитен — все остальное время он ходил, ел и спал в полной экипировке, состоявшей, к слову сказать, из одной кольчуги. Еще у Джофа был шлем, но его он обычно надевал только в схватке с монстрами.
Кристоф поглядывал на него через щели полузакрытых век и думал, что вот сейчас они могли бы сразиться на равных, и у него, Кристофа, были бы все шансы потопить эту бочку в искусственно разведенном им же болоте.
Да, Кристоф владел магией на довольно высоком уровне по меркам их мира, но для здоровяка Джофа все его потуги были не больше комариного писка. Джоф и сам владел магическими азами, которыми умело пользовался в быту: с легкостью брился, проводя ладонью по лицу, и мог забавы ради притянуть кружку с пивом от стойки на стол. Но даже без этой магии, голый и с одним оружием в руках, он мог расправиться с Кристофом в два счета. Тем не менее именно Кристофа, как хорошего друга, Джоф просил постоять на берегу на стреме, пока сам он быстро и радостно купался после очередной бойни.
Хлоя и Роджер суетились у лагеря: искали дрова, готовили ужин, кормили лошадей. Вместе, втроем, они бы точно могли справиться с голым Джофом, продолжал размышлять Кристоф, но даже если и так, то что бы они стали делать дальше? Без Джофа они бы до этих мест даже не добрались. Маг и два ловких дальнострела могли какое-то время держать дистанцию и отстреливаться, убегая от какой-нибудь превосходящей их числом шайки, но если бы у противника было что-то мало-мальски похожее на магический щит, да еще и быстрые кони, то далеко бы не убежали. И уж тем более они не смогли бы так легко справиться ни с одним заданием по поимке магических зверей.
С виду слегка жирноватая, но сильная и мускулистая туша Джофа выплыла на берег. Он ловко подцепил и подкинул пальцами ноги свою двустороннюю секиру на длинной рукояти, и она, прокрутившись стрекозой в воздухе, легла прямиком в его широкую ладонь.
— Сходи покупайся! Я прикрою, можешь быть уверен. — Он с гримасой ярости крест-накрест рассек секирой воздух так, что свист был слышен даже в лагере, местами по складкам кожи здоровяка прошла волна, а сжавшиеся от холодной воды причиндалы дернулись из стороны в сторону. Джоф так шутил. Кристофу всегда нравился этот выпендреж. Массивность Джофа не мешала его рукам носиться из стороны в сторону быстрее ветра. Одной оплеухой он не раз укладывал грубиянов в пьяной потасовке. Разумеется, было бы глупо называть дракой пятисекундную разборку с уснувшим в полете противником. И если скорость оплеухи была велика, то скорость лезвий длинной секиры, находившейся в руке Джофа, была еще больше. Металл и обработанное древко секиры были нечувствительны к магии, то есть магия не могла ее сломать, а топорищем можно было прикрыть свою голову от каких-нибудь летящих магических снарядов — считалось, что такое оружие даже лучше, чем магическое. Чувство опасности Джофа как противника и чувство безопасности рядом с ним периодически сменяли друг друга в мыслях Кристофа.
— Я бы еще мог покупаться в чистом озере в то далекое время, когда ты еще не превратил его в болото. А сейчас мне солнечные ванны милее водных.
Джоф рассмеялся. Он любил глупые и грубые шутки, хотя все почему-то считали, что он довольно умен. Считали так, скорее всего, потому, что он и его компания были наиболее успешными и известными наемниками, а собрать хорошую команду удавалось далеко не всем. Джоф в каком-то смысле и был грубияном, солдафоном и деревенщиной, но это не помешало ему прикинуть, как он может заработать себе на жизнь. Их четверка была настолько средней, что все поражались, как они смогли обскакать те группы, где были ловкие мечники под прикрытием дальнострелов, или группы, состоящие из одних сильных магов. Но Джоф смекнул, что в этом разношерстном мире Средиземнолесогорья, или как бы там его ни называли, у тебя должен быть готов ответ на любой вопрос, а, точнее, должен быть готов отпор на любой наезд. Значит, если твоя команда будет такой же разношерстной, то кто-нибудь обязательно сможет ответить на поставленный жизнью вопрос и временно прикрыть всех остальных. А если группа сможет понять, с чем она столкнулась, и выжить, пусть и отступив на первых порах, то в следующий раз она уже будет подготовлена.
Две тысячи лет назад великий и прекрасный мир магов постигла гибель, причиной которой стали самые обычные человеческие эмоции: глупость, алчность, гордыня, зависть, трусость, ненависть. Никто сейчас не скажет, что тогда произошло, но внезапно вспыхнула война, короткая и жестокая, которая основательно изменила мироустройство. Узнать правду сейчас не представлялось возможным, но было точно известно, что некогда контролируемая магия расплескалась по всему свету. Все вокруг знали, что когда-то давно были какие-то добрые и злые маги. Злые и хитрые хотели победить добрых и честных и отобрать всю их силу, магию, энергию, чтобы подчинить мир своим амбициям. Но эти добрые, проигрывая, пожертвовали собой, создав абсолютно новое и до сих пор необъяснимое явление. Во время одной-единственной великой битвы это случилось, и все задействованные в ней маги — и добрые, и злые — вдруг исчезли, и мир накрыло очень долгим дождем, который шел несколько месяцев. Где-то дождь шел обычный, а где-то разноцветный, где-то светящийся, где-то искрящийся, а по истечении этого, казалось, вечного водопада мир стал покрыт разными видами магии так, словно художник взял все свои краски и разбрызгал их по холсту. В целом человеческий мир не сильно пострадал, так как людей война почти не коснулась, но после того дождя магия стала доступна каждому, кто ее находил: растениям, насекомым, животным, людям. Кого-то магия могла случайно убить, кому-то подчиниться, кто-то мог родиться уже наделенный магией. Все стало слишком хаотичным и непредсказуемым. Раньше маги были магами, воины воинами, торговцы торговцами, а простые люди простыми людьми. А теперь пойди разберись кто есть кто.
— Ты бы прикрылся. Знаешь же, как Хлоя относится к твоей красоте, — Кристоф решил воспользоваться своим не менее опасным, нежели магия, оружием, которым по пьяни спровоцировал не одну драку в дешевых трактирах.
— Ты прав, — снова крякнул от удовольствия Джоф. Он воткнул длинную секиру рукояткой в песок и стал надевать чистый комплект нательного белья и сшитые на заказ непомерные кожаные штаны. — Не для ее глаз расцвела такая роза. Эй, Балда, заканчивай со стиркой, скоро стемнеет.
— А как же кольчуга? Не хочешь, чтобы он подлатал ее? Рог того бычка, к которому ты пристал пьяный, оказался более магическим, чем все встреченные нами монстры. — Кристоф усмехался про себя, точно зная ответ на свои вопросы. Как бы ни казалось здесь безопасно теперь, Джоф не станет расхаживать без кольчуги. За свою жизнь он, разумеется, волновался, но подставить всю команду, выбыв из боя из-за какого-то случайного сгустка магии или незаметной стрелы, было намного хуже.
Последний бой с довольно массивной ящероподобной магической тварью прошел так легко, что Джоф уже возомнил, что достиг каких-то новых вершин в своем искусстве. Ему, как и многим другим в этом магическом мире, продвижение по стезе опыта представлялось ступенчатым и уровневым, хотя ничего подобного не было и в помине. И вот, пока Хлоя, Роджер и Балда аккуратно снимали шкуру с той твари, Джоф на радостях наполовину опустошил один из бурдюков с вином и бродил вокруг места битвы, источая похвалы самому себе, ну и немножко остальным за компанию. И тут на глаза ему попался мирно пасущийся чуть поодаль бык. Захмелевший Джоф, не видя заинтересованности своих спутников, разглядел у быка свободные уши и пошел рассказывать ему о своем героическом, хотя больше коммерческом, подвиге.
Странно, что никто не задумался о том, почему меланхоличного вида бычок так спокойно и уверенно жует травку вблизи пещеры, вокруг которой на десятки километров не видно ни людей, ни зверей. Хлоя и Роджер хотели побыстрее разделаться со шкурой ящерицы, а Кристоф смотрел на то, как Джоф приближался к быку, но в голове у него мелькали монеты, которые им заплатят за десяток с трудом добытых шкур. Больше десяти обычно не таскали, потому что деньги весят легче и не пахнут, а значит, и не притягивают к себе всех любителей легкой наживы. Так и пролетели перед Кристофом картины, как Джоф машет руками перед мордой быка, как он декламирует ему ужасные отрывки песен собственного сочинения, написанных в свою честь, как он берет быка за рог, пытаясь повернуть его морду, водит перед его мордой пальцем и указывает в сторону своих компаньонов, как бык наклоняет свою голову вниз, поддевает рогом Джофа под мышку, и вот уже сам Джоф пролетает перед задравшим голову Кристофом. Могло показаться, что Джофу вдруг стало тяжело тащиться назад, и он попросил приятеля его подбросить до места недавней битвы, но нет. Туша, сопоставимая по массе с быком, летела по идеальной дуге и мягко приземлилась на воздушной подушке, которую вышедший из ступора Кристоф успел наколдовать. Туша вскочила в пьяной ярости и уже ринулась к быку, но оказалось, что полет успели заметить все, и все бросились удерживать Джофа от необдуманного поступка. Удерживать было сложно, потому что все трое весили примерно столько же, сколько и сам Джоф. Хлоя с Роджером повисли сзади, а Балда спереди уже мог прилечь под этот катившийся пьяный валун. Каким-то чудом Джоф остановился, загипнотизированный светящимся ярко-синим цветом, которым вдруг засиял красиво изогнутый и довольно длинный рог быка. Роджер отделался случайным ударом локтя в глаз, Хлоя и Балда не пострадали. Кристоф даже не шелохнулся, чтобы помочь: он, как и Джоф, был заворожен светящимся рогом. Бык за все время так и не сдвинулся с места и выражал такую уверенность в своих силах, как будто чувствовал, что один его шаг в сторону людей — и те вмиг подорвутся и побегут, побросав все свое барахло.
— Хм, а может, нам рискнуть и добыть еще одну шкуру и пару волшебных рогов? — Джоф явно успел протрезветь на свежем высотном воздухе, но все еще не до конца.
— Я плохо вижу, — сказал в нос державшийся за глаз Роджер, — и особенно плохо — свое будущее рядом с Джофом.
— Отличная идея, — поддержала Хлоя. — У нашей ящерки шкура вспорота на спине, и сдается мне, что это не от твоей секиры. Но в целом я могу пострелять издали, если ты серьезно настроен. Только сейчас найду какое-нибудь дерево повыше. Нет, лучше скалу, ее сложнее повалить.
Углы губ Джофа чуть съехали вниз от этих слов. Выходит, что это не он такой великий воин, а ящерка была на последнем издыхании.
— Я не очень хорошо разбираюсь в магии, — начинал прибедняться маг Кристоф, когда хотел указать всем на их места, — но, по моему скромному мнению, нам очень повезло, что этот безобидный бычок нашел источник магии раньше этой ящерки. Так что предлагаю всем подтереть слюни, собрать пожитки и как можно скорее уйти подобру-поздорову.
— Вот почему жители говорили, что давно не видели ящера. Эх, какой красавец! — Джоф с тихой грустью любовался угасающим свечением и спокойным и уверенным взглядом прекрасного животного. Он умел переключаться и взвешивать все за и против, поэтому мысль о том, чтобы раздобыть этот рог, отбросил с той же легкостью, с какой этот рог отбросил его самого.
Пока Кристоф колдовал над глазом Роджера, Хлоя и Балда быстро сняли шкуру ящерки, и все вместе, изредка оборачиваясь, уносили ноги. У Хлои мелькнула дикая мысль, на которую способна только женщина, — подойти погладить это невероятное создание, но отсутствие кольчуги и присутствие ума не позволили ей этого сделать. Красота она, конечно, красота, но и жизнь тоже хорошая штука.
— Н-да. Везунчики мы, с этим не поспоришь. И ты меня хорошо приземлил, а то бы вы до сих пор от жира не отмылись. — Джоф подошел к Балде и взял у него из рук уже чистую кольчугу. Рваный разрез шел от середины левого бока до подмышки. Несколько разорванных колец упало на землю. Джоф поднял левую руку, задрал рубаху и в очередной раз осмотрел свой бок — по-прежнему ничего серьезного, лишь тонкая красная полоса на коже в том месте, где прошел рог. Удивительно! Можно зашить кольчугу сейчас: у них в повозке должен быть ремонтный комплект от старой ржавой кольчуги. Можно зайти к кузнецу в поселении и попросить подлатать ее, а пока поносить старую. Но если кольчугу заделают, то будет сложно предъявить претензии к тому старому шарлатану, который продал этот неуязвимый, непробиваемый, дарующий прилив сил, магии и улучшающий потенцию артефакт. Уже на слове потенция должен был возникнуть вопрос: как это должно работать, если кольчуга доходит почти до колен! Да и за тот год, что Джоф ее носил, ни разу она ему ничего не натерла, и в городишках при виде девушек, машущих из окон борделей, желание все бросить и мчаться к ним в эротическом угаре возникало не чаще, чем до появления этой вещицы. Бедные девушки, они еще и помогали снимать ему эту непомерно тяжелую ношу, растрачивая силы, которые могли бы потратить на ласки. Шарлатан, не то слово. Конечно, кольчуга не раз спасала и даже в этот раз спасла ему жизнь, но предъявить претензии и получить скидочку не помешает. Джоф еще раз оглядел свою спасительницу, ткнул в бок Балду, чтобы помог ему облачиться.
— Я бы сказал, что везунчик только ты! — обдумав свой ответ, сказал Кристоф. — Но, с другой стороны, если бы не твой полет, мы могли вдруг решить, что можно вернуть бычка хозяину, и поплатились бы сполна.
— Точно. Этот старикан все ныл, что ящер утащил его любимого бычка, — последние два слова Джоф выдавил ноющим голосом. — Ну, теперь мы с чистой совестью можем сообщить ему, что бычок его жив-здоров, пусть идет и сам забирает его.
— А если бы не моя неконтролируемая магия воздуха, — продолжал маг, до сих пор не до конца понимающий, как ему удалось так быстро и мягко приземлить Джофа, — то твой второй полет (уже на небеса) мог бы оставить нас беззащитными сиротами.
— Ха-ха. Умеешь ты и похвалить, и обгадить. — Джоф, уже в кольчуге, подвинул Кристофа на камне и выставил мокрую, в мелком песке ногу. Балда быстро дочищал сапоги, хотя Джоф его не торопил. — А всему виной моя доброта. Разбаловал вас, веселю вас, смеюсь с вами, не обижаюсь на ваши колкости. Вон и племянничка-дурачка опекаю, упокой небо душу его бедной матери.
— Ох, где мой платок, сейчас зальюсь слезами. — Маг, придавленный жирным боком, не собирался уступать нагретый камешек и ловил последние лучи уходящего солнца. — Ты даже имени его не знаешь.
— Как не знаю? Балда его имя. Как тебя зовут, мальчуган? — обратился Джоф к двадцатилетнему родственнику. Мальчуган был ростом под два метра, как и сам Джоф, только худощавый, но так как всегда ходил чуть сгорбленный и понурый, то казался даже ниже Кристофа.
— Бал-да! — растягивая слоги, провыл тот.
— Что я тебе говорил — имя такое у него! — Джоф дружески толкнул Кристофа локтем, и тот чуть не упал, съезжая с камня и балансируя руками.
Балда закончил поверхностную чистку сапог и подошел к Джофу.
— Подсоби, Кристоф, — Джоф указал на свою обсыпанную песком ногу. — Ты же знаешь, что этот трюк у меня никак не выходит. С виду кажется, что все чисто, а он просто весь на стопу перемещается.
Кристоф махнул рукой и что-то безмолвно пробормотал губами — весь песок осыпался с ноги Джофа. Балда завороженно смотрел на эту бытовую магию, и Джофу пришлось окликнуть его. Он натянул один сапог, затем трюк повторился со второй ногой.
— Слушай, вот ты песок скидываешь, а можешь лишний жир скинуть, а то у меня скопилось немного на боках? — Джоф схватил ручищей себя через кольчугу за большую складку и потряс ею.
— Я же тебе говорил, что могу. Здесь недалеко есть ущелье — там мы сможем скинуть весь твой жир одним махом. Возможны сопутствующие потери.
— Чтобы растрясти жир от твоих шуток, мне пришлось бы смеяться десять тысяч лет. Пойдем уже. Балда, иди покупайся, как закончишь стирку. Только мылься на берегу и три бока хорошенько — так хочется поспать в свежем лесу, ха-ха-ха. — Бережливость Джофа касалась лишь бессмысленной траты вещей, но делиться с окружающими никак ему не мешала.
Джоф взял секиру, и они с Кристофом направились в лагерь, располагавшийся поодаль возле островерхой скалы, на месте более ровном, укромном и безопасном, чем на открытом берегу. Зеленая неприметная повозка сливалась с холмистым сосновым пейзажем, костер потрескивал и выбрасывал в сумерки языки пламени. Пять привязанных гнедых лошадок, поужинав остатками фуража, тихонько фыркали на своем языке, возмущаясь отсутствием свежей травы и наличием иголок. Одна, крайняя, доставала до невзрачного одинокого кустика и отщипывала от него листочки — несправедливость такого обстоятельства вызывала волну ржания и попытки кусаться. Роджер и Хлоя наблюдали эту сценку словно театральное представление — мир людей в исполнении лошадей. После первых укусов, лягания и ржания Роджер взял топор, вырубил куст и бросил его в зону, доступную всем пяти мордам. Лошади успокоились и стали обгладывать куст совместными усилиями — справедливость восторжествовала.
Над костром вертелась подстреленная Хлоей дичь, рядом разогревались остатки вчерашней косули — тонкий слой магического налета на несколько дней спасал мясо от гниения. Можно было хранить мясо и дольше, но съедали его быстрее. Обедать и ужинать всегда садились все вместе, чтобы создать иллюзию семьи, сплоченности и некоторой связи. Балду обычно не ждали, потому что он не считался участником их охотничьей команды, а воспринимался больше как прислуга и лишь по совместительству племянник Джофа. Хлоя, имея более чуткое сердце, всегда с сочувствием смотрела на его лицо, которое при других обстоятельствах могло быть красивым, если бы не глупое выражение, опущенные губы и тусклый, вечно пытающийся что-то вспомнить серый взгляд. Это лицо в ком-то вызывало жалость, в ком-то — неприязнь, а кто-то просто смеялся и хотел поиздеваться над убогим. Хлоя заступалась за Балду при любой активации внутреннего чувства несправедливости, но Балда был тугой на ум и не всегда мог это даже понять.
Обычно Балда ловил и готовил ужин, занимался лошадьми и костром, но в дни после столкновений с магическими тварями Джоф всегда приводил себя в порядок, мылся и одевался в свежее чистое белье. В эти дни Балда занимался стиркой и чисткой одежды Джофа. Остальные к его услугам не прибегали, потому что особо не пачкались и не хотели гневить Джофа, который негласно считал Балду своей родственной собственностью и личной прислугой. Сам Джоф представлял себя благодетелем, который дает племяннику кров и еду, поучения и наставительные пинки, показывает ему свет и выводит в люди. Хлоя часто из-за этого вступала с Джофом в прения, когда Балда отлучался за дровами или дичью: изредка она доводила себя до крика, а Джофа — до колик в боку.
Иногда Балда предлагал ей почистить ее одежу, что трогало ее девичье сердце и вызывало сестринские чувства, но она только благодарила его словами и всегда отказывалась. Балда же думал, что она отказывается из неприязни, но из-за своей глупости через день об этом забывал и снова оказывал Хлое посильные знаки внимания. Никто не мог подозревать тихого Балду в ушлом намерении, потому что, когда Хлоя отказывала Балде в чистке одежды, в разговор влезал Кристоф, предлагал свои такие же услуги, а за очередным отказом влезал и Джоф. «Сейчас вычистим всю твою одежду, снимай все, не стесняйся». Джофа Хлоя отсылала без стеснения и в грубой форме — он не обидится, ведь сам знал, что заслужил.
Русая длинноволосая Хлоя привлекала не только своей стройной, местами упругой фигурой, но и своей чуткостью. Она обычно собирала волосы в хвост, но иногда на привалах распускала их, и аромат волос начинал конкурировать с дымом костра. Никто не мог понять, откуда она черпала хладнокровие для охоты, обстрела тварей и отпора всем пьяным ухажерам в трактирах. Кристоф подозревал, что она владеет уникальной техникой разделения и переключения сознания, но доказать этого не мог. Хлоя была из хорошей семьи, обладала красивым голосом, была обучена манерам и при своей внешности могла бы найти достойного супруга и жить безбедно, рожая в год по ребенку. Возможно, такие привитые родителями планы и были в ее красивой головке, но с некоторой отсрочкой. Хлоя с детства играла с мальчишками, сама смастерила себе лук и перестреляла кучу дичи в округе. Не желая заниматься свежеванием, она продавала неудачливым, но самовлюбленным охотникам тушки за гроши и к совершеннолетию скопила денег на хорошую походную одежду, уникальный кинжал, раны от которого кровоточили несколько часов, и лук мечты. Лук не был магическим, но был очень удобным и крепким и только что не стрелял сам. Облачившись, взяв оружие и скопленные деньги, Хлоя оставила родителям записку «Скоро буду, не скучайте» и ушла из дома пять лет назад. Тогда Хлоей управляло любопытство, желание увидеть мир и найти нечто более увлекательное, чем сидеть и угадывать: забеременела или разжирела. Сейчас она уже начинала подумывать, что, может, уже и хватит смотреть мир — везде одно и то же.
Джоф взял ее в команду три года назад на вырост, думая, что они узнают друг друга получше и после всех приключений она станет его женой. Но Хлоя сразу дала понять, что она здесь по тем же причинам, что и остальные, и добросовестно выполняла свою часть сделки. Джофа вначале посещали мысли выгнать ее, чтобы не травила душу, но все-таки ее присутствие как-то успокаивало грубые мужские сердца, и при ней никто ни разу не подрался. К тому же Хлоя иногда брала лютню и нежно мурлыкала под музыку струн — ее за нежный взгляд обучали все барды в посещаемых ими тавернах — отчего вечер у костра в непроходимой глуши всем казался слаще, чем ночевка в самой дорогой гостинице.
Роджер и Кристоф также сделали свои попытки очаровать Хлою, но безуспешно: Хлоя мягко и ласково посылала всех, причем так, что они и сами были рады ретироваться. При особо сильном напоре любезностей и обхаживаний она вспоминала им бордель, который, кроме глупого Балды, все они посещали, и уничтожала все их порывы сопутствующими шутками на эту тему. Чувство стыда никак не гасилось жалкими оправданиями, и вскоре все начинали делать вид, что они просто болтали и шутили. Общее мужское горе очень хорошо сплачивало команду. Если бы кому-то досталось больше внимания, то качели могли начать свой разбег и привести к конфликту. Хлоя, проведшая все детство в компании мальчишек и повидавшая мужчин, все это понимала и умело и без лишнего напряжения поддерживала равновесие.
В мире силы, который всегда был мужским, девушке нужно было либо смириться со своей второстепенной ролью, либо совмещать, пробивая себе дорогу сквозь высокие туши острыми локотками и усмиряя оскалы нежной улыбкой. Мужчины любили пробивных девушек, но не понимали, что тем приходится все время сидеть на двух стульях — мужском и женском — и за глаза считали их приспособленками. Но Хлоя не обращала на это внимания — она не собиралась объяснять слепым, что такое радуга. Поэтому поверх штанов она носила юбку до колен: это снижало риски быть убитой на тот случай, когда превосходящие силой и числом внезапно появившиеся головорезы начнут их всех методично вырезать. Женщина сама была хорошей добычей, а это уже отсрочка и возможность договориться и продлить свою жизнь. В общем, или любопытство, подкрепленное прагматизмом, оказалось сильнее страха, или же страх прожить пустую жизнь матроны, либо и то, и другое вместе вынудили ее покинуть родные края и искать счастья с компанией матерых мужиков.
Роджер раскидал вокруг костра несколько старых меховых шкур. Все расселись и разлеглись как кому удобно. Кристоф возлежал на шкуре медведя и поглощал не опознанную им птицу, обильно поливая мех жиром. Джоф, накрытый очередным вечерним припадком по поводу несовершенства своей туши, сел с отрезанным от косули сухим куском мяса в руке на затрещавшее под его натиском бревно. Роджер тоже прилег с каким-то голубем, а Хлоя с бурдюком вина села напротив Джофа на замысловатую кудрявую голову неизвестной твари, которую они возили с собой с начала весеннего сезона: и втюхать никому не могли, и выбрасывать жалко, зато хоть сидеть на ней было удобно.
Тихое чавканье, треск костра и отдаленный плеск воды нарушали сокровенную тишину места. Запах жареного смешивался с не до конца выветрившейся вонью от шкур. Бурдюк с вином пошел по кругу — пить из кружек сейчас было вредно, в темноте можно было пролить вино и испортить себе карму. Балду редко баловали вином, считая, что он и без вина может и забыться, и начудить. Звезды проступили из-за верхушек сосен на темно-синем небе.
— Он там не утонет? — поинтересовался Роджер. Хлоя свела брови и сморщила нос от таких глупых вопросов.
— Да не должен, — раздраженно ответил отвлеченный от умиротворяющего момента Джоф. — Не хотелось бы.
Плеск прекратился. Через минуту все затаили дыхание и перестали чавкать и жевать. Джоф посмотрел на Хлою, застывшую с бурдюком вина у рта, потом на Кристофа, потом на Роджера. Он выбирал, кого бы послать к озеру, но из темноты появилась бесшумная фигура Балды. Он просто осторожно шел босиком по иголкам, но у всех возникло чувство, будто он крадется. Балда начал ходить между людьми и костром: он вытащил веревку из крытой повозки, привязал ее между деревьями и развесил на ней одежду Джофа. Все следили за этими неказистыми перемещениями с разными мыслями. Вот он все сделал и начал оглядываться.
— Принеси мне лютню, — обратилась к нему Хлоя. Он встрепенулся, подбежал и запрыгнул в повозку, в темноте тренькнули струны, и вот уже инструмент в руках Хлои. — А теперь возьми еду и сядь. Напрягаешь.
Без этого «напрягаешь», сказанного для всех остальных, качели могли не вернуться в свое равновесие. Балда смущенно сел между Роджером и Хлоей. Она незаметно для всех, кроме Кристофа, махнула рукой в сторону Балды, и его мокрые волосы тут же высохли. Хлоя умело пользовалась мелкой бытовой магией, которую купила пару лет назад у бродячего пилигрима. Такая мелочь стоила дороже, чем ее лук и кинжал, но она решилась на это, так как всегда хотела обладать магической силой. Пилигрим не обманул, за эти деньги он не просто продал ей чудо-способность, но и научил, как ею пользоваться, и показал пару фокусов, которые привели Хлою в восторг. Благодаря тончайшему защитному магическому слою, которым она покрыла волосы, зубы, и всю кожу на теле, она всегда выглядела так, будто только что вышла из ванной, и всегда вкусно пахла, чем умело пользовалась в личных целях, а раз уж с ней такая толпа, то и в целях своей группы: всегда свободные комнаты в ночлежках, свежая еда и крепкая выпивка в тавернах, ну и скидки от торговцев и выше награда от зажиточных купцов. Если Джоф, Роджер и Балда постоянно носили с собой запах костра, леса и амбре трактиров, то Хлоя и Кристоф умело обходили эти атрибуты походной жизни. Для Джофа это было еще одной причиной держать Хлою в своей команде.
Хлоя уселась поудобнее на мягкой шевелюре, поджав ноги в коленях и поставив пятки в широкие ноздри головы монстра. Она начала перебирать струны и тихо напевать мамину любимую песню о странствиях. Для неискушенного слушателя, проведшего последние месяцы в лесу, эта песня была бальзамом для ушей. Она спела еще пару известных песен — одна даже всех развеселила. В этой песне начало куплета было романтическим, а окончание все обращало в шутку.
«К сердцу перепелки мчит стрела любви,
Если любишь кушать — смотри не промахнись»,
«Джон был славный малый, мог бы жить и жить,
Разбитой бочки с пивом никто не смог простить».
На последней песне Хлоя поняла, что расстроена одна из струн, и не попала в такт мелодии, но продолжила тренькать и петь какую-то белиберду. На этом и закончила, отдав лютню Балде.
— Превосходно! Что за голос! — посыпались сотню раз слышанные комплименты. Джоф и Балда захлопали в ладоши. И те же мысли в сотый раз посетили Хлою.
«Вот подхалимы. Или им всем медведь на ухо наступил, или они настолько неприхотливы? Я тут фальшивлю, а они хвалят. Зачем я вообще училась играть — просто лупи по струнам и говори, как младенец. Или опять издеваются?! Слишком темно, чтобы увидеть».
— Спасибо! Я очень старалась… все запороть, но в такой прекрасной компании это невозможно.
— Все, я спать… — Джоф встал с бревна, подхватил свою секиру и направился к фургону. Всем показалось, что бревно издало вздох облегчения. — Говорят, что во сне худеют.
— Что ж ты не говорил, что у тебя бессонница. У Кристофа есть снотворное на свином жиру, — подбодрил его Роджер.
— Хочешь сказать, что он не спит и храпит только назло нам? — поддержал Роджера Кристоф.
— Спокойной ночи, шутники. Я вас всех запомнил. — Джоф забрался на шкуры в повозку. — Хлоя, замерзнешь, приходи. Я согрею для тебя местечко.
— Сладких снов, здоровяк. Будешь сильно храпеть, проснешься в пузе у медведя. Подай мне мое одеяло! — Хлоя выискивала, кто взял ее любимую длинношерстную шкуру, но вроде никто не посмел.
— Не ври. Медведей с таким большим пузом не существует. — Из повозки вылетело сложенное одеяло и сбило Хлою прямо на мягкую шкуру.
Все улеглись вокруг обложенного камнями костра. Кроме Джофа и лошадей, никто сильно не устал: на последний бой никто почти не затратил никаких внутренних ресурсов. Небо из темно-синего превратилось в черное, звезды стали ярче.
— Кристоф, а что за магия была у того быка? — спросил Балда. Всем было интересно послушать — настало время немного поговорить перед сном.
— Ну вы нашли кого спросить. Я впервые такое чудо видел. — Кристоф всегда прибеднялся в начале разговора, но потом раскачивался и уже мог выдать что-то дельное. К этой манере все уже привыкли. И даже Балда со своей проблемной памятью это запомнил. — В академии меня научили самому важному — тому, что мы о магии в этом мире знаем чуть больше, чем ничего. Этот сияющий голубоватой лазурью рог был великолепен, но я бы ни за какие деньги не подошел к нему так близко, как Джоф, если бы знал заранее. Но цвет магии ни о чем не говорит. Возможно, это была магия холода, но, может быть, и магия синего пламени. Вы же видели кольчугу — прошло как по маслу.
— Но на теле Джофа всего лишь небольшой красный след. Как так получилось? Кольчуга спасла ему жизнь? — спросил Роджер. Вопросы Роджера часто звучали как вопросы учителя, который и так все знает, но хочет понять, знают ли остальные.
— Не уверен. Рог вспорол магического ящера, но не вспорол Джофа. Может, бык просто сделал предупреждение, а может, эта магия контактирует только с магией — кольчуга вроде как заколдованная, хотя я своим магическим зрением этого и не вижу, но видел ее в деле. Короче, у меня нет ответа. Не благодарите.
— От такого предупреждения Джоф мог разбиться в лепешку, — продолжил Роджер.
— Но ведь не разбился же. Да, я вовремя спохватился. Но все равно — очень странная и сильная магия. Она бы нас убила, если бы мы не ретировались. Мне вот интересно: второй рог такого же цвета или нет? Весь бык магический или только рога? В нашем мире с магией одни только вопросы. Но, как ни странно, ни у кого из нас даже не возникло вопроса о том, сколько такой рог может стоить, потому что никто не представляет, ни как его добыть, ни как его взять. Я уже молчу о том, кому его можно было бы продать — из шкур еще как-то научились безопасно снимать магию, но такой видимый глазу, да еще так сияющий концентрат…
— Просто у бычка замерз рог, с кем не бывает, — раздался нежный голос Хлои.
— Думаю, если бы кто-то пустил в быка стрелу, и бык погнался бы за этим кем-то и догнал его, то смог бы согреть свой рог. Уа-ха-ха… — раздался смех из затрясшейся повозки. Все притихли от сортирной ауры этой шутки.
— Джоф, — вдруг протянул Балда, — ска-жи, что чув-вствуют птицы в полете?
Шелест ветра в соснах отделил вопрос от ответа.
— Что? — раздался голос из повозки. — Откуда мне знать, дурачина? Я что похож на селезня или орла…
В тишине раздался звонкий, красивый, нарастающий смех Хлои. Кто-то трясся рядом и тихонько прыскал, закрывая рот. Балда был счастлив — капелька счастья попала от него к Хлое.
— Ах ты гаденыш! Как этот сопляк умнеет в присутствии девушки. Ну, молись, чтобы к завтрашнему утру я все это забыл, иначе будешь тянуть повозку вместо лошадей до самого села.
Смех Хлои стал тише, но еще долго не прекращался. Вскоре раздался храп из повозки. Затем от костра отделились громкое покашливание, свист, улюлюканье, хлопанье, и, наконец, раздался голос поднявшегося Роджера.
— Ну, будем честны, мы все знали заранее.
— Просто сегодня он уснул на спине, нужно всего лишь перевернуть его на бок, — обнадежила Хлоя.
— Согласен, можем перевернуть даже вместе с повозкой и прямо в озеро. — Кристоф тоже не спал.
— Хватит трепаться, подсвети. — Костер не давал достаточно света, и маг зажег волшебный щадящий сумеречный свет: — Ну что, запрягать будем?
— Да здесь ровное место, думаю, с помощью Балды и сами справимся.
Балда без раздумий взялся за оглоблю, Кристоф и Роджер — за вторую, и вместе они оттащили повозку метров на сто.
— А вдруг бандиты? — с опозданием заволновался Балда.
— Где ты видел глухих бандитов? Пойдемте уже спать, — Кристоф выпустил капельку магии, которая растеклась невидимой широкой сферой вокруг повозки, создавая такой же купол, как и вокруг лагеря, только поменьше — магическая статика отпугивала всю пугливую живность, а если что-то крупное нарушит границу сферы, они об этом узнают. Но зная, что в магических местах обычно мало кто водится, то последнее маловероятно. Главное, чтобы никакой глупый ночной зверь, не восприимчивый к магии, не вздумал здесь шариться, а то они точно не смогут выспаться.
— А есть такой купол, который не пропускает звук? — Балда спрашивал это каждый раз, когда Кристоф ставил защиту на ночь. Он уже устал отвечать одно и то же на этот вопрос. Эх, если бы он владел такой магией, то давно бы уже сотворил вокруг своей головы защиту, чтобы не слышать глупых речей своих спутников или еще лучше, создал бы купол вокруг них — сделал бы благое дело не только для себя, но и для окружающего мира. И он на миг представил, как в момент ругани Джофа с Хлоей в какой-нибудь таверне он накрывает их таким куполом, и все вокруг благодарят его, жмут ему руки и одаривают золотом, а хозяин таверны подносит ему своего самого лучшего пива и идеально приготовленного молочного поросенка. Но он все-таки ответил Балде на вопрос, чтобы тот не подумал, что Кристоф просто не расслышал, и не стал бы нарушать тишину ночи более громким повторением того же вопроса.
Они вернулись на свои места. Издали долетал приглушенный расстоянием храп, но сейчас он уже не мешал и говорил только о том, что с Джофом все в порядке.