— Кто посмел продать уникальный обучающий артефакт? Как он вообще оказался в какой-то лавке? Магическая лавка — это что вообще такое? У вас там что, магия на каждом углу продается, как устрицы и зонты? — на эти вопросы у Балды не было ответов, а последние слова он даже не понял.
— Что такое устрицы и зонты? — он еще держал в уме вопрос про планету, страну и цивилизацию, но по ее гневной реакции на этот вопрос, решил подержать их еще.
— Вот это устрицы, а вот это зонт, — у нее руке возникла похожая на меч палка, которая раскрылась над ее головой полукуполом, разделенным на несколько секторов. С границ секторов свисали нити, к каждой из которых было привязано по какой-то ракушке, которые, видимо, и были устрицами. Блаж повернула палку, и раскрутившиеся на нитях устрицы отхлестали Балду по щекам. Он отступил из-под града ударов, с удивлением разглядывая диковинный предмет. Странная вещь эта устрицы и зонты, как оружие оно малоэффективно, но ходить с ней в толпе по рынку, наверное, очень удобно. Возможно, что преподаватели в школе магии наказывают им провинившихся учеников. Позади Блаж раздался раскатистый смех Астароникуса.
— Ты вот так собиралась обучать представителей развитых инопланетных цивилизаций? Задавая им глупые вопросы и показывая, как делать не нужно? — Астароникус тоже уже был без головного убора и сменил свой яркий костюм на более удобную одежду: короткие темные штаны и легкую белую рубашку, расстегнутую у шеи. Черные густые волосы ниспадали на его плечи, босые ноги поднимали песок при каждом шаге. Он подошел к ним поближе, отобрал у Блаж зонтик и оторвал одну устрицу. Он с легкостью раскрыл устрицу пальцем руки, а остальные стряхнул вместе с нитками одним движением.
— Вот это устрица, ее добывают в море и едят на обед. А это зонт, его используют как защиту от дождя или от солнца.
— Это не представитель иной цивилизации, и если ты еще не заметил, то все происходит не так, как задумывалось, — видимо, Блаж имела в виду эксперименты Хамана на собаках, которые ее уже достали, поскольку она не предусмотрела некоторой защиты от животных и от таких врожденных заболеваний, как у Балды.
— Давай для начала пообщаемся и узнаем, кто такой Балда и как устроен мир, в котором он живет, расскажем ему, кто мы такие и из какого мира мы сами. Глядишь, и нам будет хорошо, и у него будут приятные сны.
— Раз он человек, то его мир — это Солидус через миллионы лет после нашей смерти, — заметила Блаж.
— Во-первых, это и по собакам можно было понять, во-вторых, может, человеческие маги уже населяют другие планеты, а в-третьих, думаю, с миллионом лет ты преувеличиваешь.
— О, простите! Разумеется, ментальному магу созидания и телекинеза Зулей-Бхану великому все гораздо виднее из созданного мною мира, в котором понятия времени не существует вовсе. И собак могли завезти на другие планеты. А этому Балде, который никак не связан с магией, в другие миры путь заказан.
Блаж не смущал факт того, что, по ее словам, бродячих собак почему-то могут взять на другие планеты, а человека без магии не могут. Сейчас Блаж говорила не потому, что верила в свои слова, а потому, что они опровергали слова Астароникуса. Балда понял, что, как бы он не хотел, но если он продолжит с ними общаться, то ему так или иначе придется погрузиться в странный мир отношений этих двух магов, которые состоят в браке неизвестно сколько тысяч лет.
Внезапно что-то ударило Балду сзади по ногам, и он плюхнулся на удобный, широкий и мягкий стул с такими же мягкими подлокотниками. Ему еще предстояло узнать, что это обычное кресло. Точно такие же оказались под сидящими Блаж и Астрароникусом. Деревья и птицы исчезли, а песчаный остров уменьшился настолько, что волны накатывали прямо на ноги. Метаморфозы одежд продолжились, и оба мага и Балда вместе с ними сидели босые в легких белых туниках. Только прическа Блаж осталась такой же, — открытый красивый лоб и собранные в черный хвост волосы.
— Ну что же, раз все выходит не по плану, то начнем еще раз. Меня зовут Вернер, такое магическое имя мне дали в школе магии за верность традициям школы, искусству магии и отстаивание прав и свобод магического сообщества. Мою супругу зовут Блаж, сокращенно от Блаженная, но на этот счет есть некоторые сомнения. За что она получила такое прозвище, до сих пор тайна, покрытая мраком
Блаж молча улыбнулась, решив пока не мешать мужу. Возможно, у него наладить общение получится куда лучше, чем у нее.
— Трудно сказать, кто сейчас у кого в гостях: мы с Блаж в твоем разуме или ты в нашем обучающем симуляторе, поэтому начну с нас и постараюсь вкратце описать, кто мы и откуда. Если у тебя будут возникать вопросы, то смело перебивай меня, спрашивай и уточняй. Когда-то, видимо, уже очень давно, мы жили на планете Солидус в независимом межгосударственном магическом городе Смарагде, выросшем вокруг высшей школы магии и, как и ты, принадлежим к цивилизации людей, которая на тот момент была единственной развитой цивилизацией на планете…
Здесь Балда его прервал, задав вертящиеся на языке вопросы о планете, стране и цивилизации. Блаж плавно и манерно положила подбородок на ладонь и с прекрасной улыбкой приготовилась слушать эту увлекательную беседу. Вернер посмотрел на нее с задумчивым лицом и стал аккуратно отвечать на вопросы Балды. Оба мага могли ментально общаться так, что Балда их не слышал, и они даже немного поспорили, стоит ли давать ему такой объем знаний для первой встречи, чтобы эта встреча не оказалась последней, и стоит ли вообще мотивировать его на следующие встречи. Но Вернер рискнул, и голубое небо вокруг них сменила темная ночь и звезды начали носиться совсем рядом и планеты замелькали так, будто кто-то перекидывался в небе огромными шарами. Все, что сидящий с открытым ртом Балда понял из последующего небольшого экскурса Вернера, — это то, что мир намного больше, чем он мог себе вообразить.
Не слишком вдаваясь в подробности, чтобы не утомлять и не увлекать мелочами, Вернер показал Балде довольно точное изображение Солидуса с высоты, хотя на самом деле это они смотрели вверх. Вернер показал ему множество разных стран, которые были в их время, и территорию, которая принадлежала школе магии. На небольшом расстоянии от школы, по меркам планеты, находились очень знакомые холмы и горы, которые Балда не смог бы узнать, даже если бы очень хотел, потому что никаких особых примет у этой местности не было. Обзорный вид школы поразил Балду, так как она представляла собой целый город, который по размерам превосходил все города, что он видел. Условные маги с плохо различимыми лицами бродили по городу и были одеты в красивые просторные одежды. Кроме магов, угадывались торговцы, ремесленники, рабочие и другие горожане, задействованные в обслуживании магов и магической школы. Даже был слышен фоновый шум города, в котором невозможно было выделить какой-то один голос. Балда подумал, что вся эта размытость либо какой-то элемент защиты от посторонних глаз, либо специфика работы артефакта, либо особенность его сна.
Обещавшая быть увлекательной история превратилась в диалог, в котором чередовались вопросы и ответы, потому как вопросы Балды порой вызывали изумление и вопросы у обоих магов, а встречные вопросы Вернера удивляли Балду, и все повторялось. Блаж молча и задумчиво слушала.
Вскоре настала очередь утомленного невообразимым потоком знаний Балды рассказать о своем мире, и он понял, что после истории магов его рассказ будет совсем блеклым и невзрачным. Но он начал описывать все, что знал о мироустройстве, потому что это была история не только для них, но и для него самого. Еще несколько часов назад он не имел ни малейшего понятия о том, кто он и откуда, и вот теперь ему выпала возможность достать некоторые знания о себе и о своем мире из глубин своего же разума. Из расплывчатых описаний мира Балды и его ближайшей истории маги поняли, что случилось то, чего они боялись еще при своей жизни, — великая магическая война. Балда с помощью Вернера сообразил, как воспользоваться небом над их головами и визуализировать то, что видел. Он показал им вблизи знакомые ему города-государства, поселения, рынки, конюшни и кузни, дома и перевалочные станции. Немного рассказал о своем все еще смутном детстве, об утраченной матери, о забравшем его дяде и об их команде охотников.
— Вот видишь, с момента войны прошло две тысячи лет, а не миллионы. И даже если она началась позже, чем предполагали все прогнозы наших славных пессимистов, то с момента нашего перевоплощения прошло максимум три тысячи лет, — сказал Вернер Блаж.
— Вот видишь! — Блаж кривлялась. Она снова выпрямилась и держала руки на подлокотниках. — Кто-то говорил, что великая школа магии простоит еще сотни тысяч лет и станет центром единого мира, в котором не будет ни стран, ни правителей, ни войн, и все будут счастливы, а магия станет служить на пользу каждому человеку! Поздравляю! Половина твоих прогнозов сбылась: нет никаких стран, а магия доступна каждому. Правда, была всего одна коротенькая война и мир снова деградировал до городов-государств, меняющих правителей как перчатки, но это же мелочи!
Вернер смотрел на ее раздражение с такой нежностью, что было ясно: что бы она ни сказала, что бы ни сделала, как бы себя ни повела, он все равно будет ее любить, он ее такую когда-то и полюбил, и поэтому до сих пор вместе с ней в ее мире. Балде было немного неловко все это чувствовать и тем более слушать, но выбора у него не было. Маги попросили показать им его друзей и родственников, его маму, и того, кто продал ему артефакт. Балда показал им людей очень похожих на его друзей и старика Хамана, только вот лица их тоже сделал неразличимыми.
— Ты можешь показать их лица более четкими! — произнес уверенный голос, который прозвучал так ясно и так глубоко внутри разума Балды, что показался ему своим собственным, убеждающим себя же сделать рывок и достигнуть лучшего результата. Но бесчисленные мелочи, вроде вибраций сомнения в этом голосе, слишком глубокого проникновения и той плохо сглаженной разницы между тем, каким слышал свой голос Балда, и тем, как его слышали все остальные, — все выдавало вмешательство со стороны, а магом ментального общения здесь был только Вернер. И эта провалившаяся попытка внушения снова подорвала доверие.
— Значит, и вы могли показать лица магов вашей школы более четкими! — Балда сказал это, глядя в глаза Вернера, по которым скользнула улыбка удивления. А вот лицо Блаж выразило такой восторг, что даже если бы она хотела его скрыть, ей бы все равно не удалось. Она повернулась к мужу и нежно спросила:
— Дорогой, знаешь, как выглядит магическое дно?
— Нет, не знаю, хочешь мне показать? — его отговорка ничуть ее не смутила.
— А выглядишь так, как будто знаешь, — она показала свои жемчужные зубы. Ее развеселила собственная шутка, концовка которой была ясна с самого начала, это поняли и Балда и Вернер. Блаж повернулась к Балде, все еще довольная собой и посмотрела на него с нескрываемым восторгом. — Для человека, который не владеет магией с рождения, но с рождения оказался заперт в ловушку памяти, ты чертовски умен и осторожен. Я чувствую твое недоверие, но ты должен понять, что такое же недоверие испытываем и мы, видя перед собой того, кто по всем установленным нами правилам не может здесь находиться и вообще не должен пользоваться этим артефактом. Где-то оказалась упущенная мною лазейка. В нашем мире очень редко рождались дети с подобным дефектом памяти и обычно это легко исправлялось лечебной магией, которой в магической школе обучали всех. И уж тем более мы даже и представить не могли, что артефакт когда-нибудь выберется за пределы школы.
Артефакт, который, кстати, называется «Болиголов», предназначался для представителей других планет, направленных в школу магии Солидуса для обучения и ознакомления с нашей планетой. Но на момент создания артефакта, который, к слову, был продуман и разработан лично мною, не было никаких признаков иных цивилизаций на Солидусе и вне его. Каждый маг, чье время жизни подходило к концу, мог выбрать обычную тихую и спокойную смерть или найти способ, каким он продолжит жить уже без тела после своей смерти. Если маг выбирал вторую жизнь, то он мог либо продолжить приносить пользу магическому сообществу, а значит, и получить защиту школы и гарантию того, что сосуд, в который заключат его магический разум, будет находиться в безопасности и использоваться по выбранному магом предназначению, либо стать условно свободным джинном. Мы с Вернером выбрали такой вот странный способ, который был сильно раскритикован, потому что многим такой артефакт казался абсолютно бесполезным на момент его создания, и как ты уже понял, он до сих пор ни разу не выполнил свое предназначение. Но те, кто понимал меня и мою, скажем так, немного не простую натуру, считали, что этот вариант не так уж и плох, потому что он как минимум избавит учеников школы магии от встреч со мной. Эти шутники были моими лучшими друзьями.
После рассказа о твоем мире у нас обоих появилось тягучее чувство грусти и тоски, которые мы, взращённые в благоприятном и беззаботном мире, не привыкли показывать. Если все, что ты нам рассказал, правда, в чем я не сомневаюсь, то нашей школы магии уже давно нет, мир раздроблен и беден, а сама магия стала доступна каждому без разбора.
— Наши попытки манипуляции твоим разумом, которые ты успешно пресек, не что иное, как попытка понять и проверить, с кем мы имеем дело, а также определить твои способности. Если бы ты был по-настоящему глуп, то мы бы смогли убедить тебя, что это всего лишь странный сон. Окружили бы тебя странными видениями, запугали бы, навели бы на разные мысли, в общем, сделали бы все, чтобы ты спрятал этот артефакт в укромное место и больше никогда его не надевал. Но то, что ты, страдающий от перманентной амнезии, смог воспользоваться нетерпением Блаж и спровоцировать ее раскрыться, а после раскусил мою попытку манипуляции, говорит о твоей незаурядности. Никто не может начать бежать с первого шага в своей жизни, но, пожалуй, такую метафору я мог бы применить в твоем случае. Ты не одарен магией с рождения и не приобрел ее навыки — это мы хорошо ощущаем, но тем удивительнее твои способности! — Вернер и хвалил, и одновременно выпутывался из неловкой ситуации, в которую они с Блаж попали. Точнее, попал в нее только Вернер, потому что Блаж все видела совсем в ином свете. Эти отговорки могли означать, что у Балды было какое-то преимущество, и он точно мог выбраться из этого сна без вреда для себя. Но это все еще было лишь предположение, потому что он помнил угрозу Блаж растопить его мозг, если бы он оказался дикой псиной.
— Вы можете общаться так, что я вас не слышу? — спросил Балда. Блаж аж вскочила на ноги и вскинула руки в диком восторге. Ей это казалось элементарным. Она ошарашила этим вопросом двух преподавателей в первые дни обучения в школе магии, когда поняла, что их слова уж слишком дополняют друг друга. И смех одноклассников стихал по мере того, как они замечали удивленные глаза учителей. И вот появляется человек, который с лету понимает то же, что и она поняла тогда, тысячи лет назад.
— Ты слышал, что он спросил? — она схватила Вернера за плечи и начала трясти.
— Ты преувеличиваешь, Бла-а-а-аж! — Вернер не был в таком восторге, как Блаж, но ее радость передавалась и ему. Она угомонилась и вернулась на свое место.
— Да, мы можем общаться друг с другом. Такую связь могут установить между собой двое или более магов, не обязательно быть мужем и женой. И, как оказалось впоследствии, мужу и жене это очень даже мешает. Кто-то постоянно пытается до тебя достучаться, когда ты наслаждаешься одиночеством и гармонией со своим миром и совершенно не желаешь никого слышать! — повысившая голос Блаж кивнула в сторону Вернера, как будто Балда мог понять ее неверно. Он хотел ответить ей, что хоть такой связи установить ни с кем не может, но тоже желал бы некоторых подробностей не слышать, однако мудро промолчал.
— Да, мы давно не виделись, с момента последней активации артефакта. Три тысячи лет брака все-таки сказываются на отношениях, — эти слова Вернера немного прояснили его влюбленный соскучившийся взгляд. Видимо, они периодически ссорятся и мирятся, что, кажется, естественно для многих семейств и в более коротких браках. Но если они продолжат использовать его для выяснения отношений, то он не выдержит и выйдет из этого занудного сна.
Настало мгновение тишины. Все некоторое время молчали, переваривая это знакомство. Блаж уже сидела на широком пуфе, поджав ноги и выровняв спину. Вернер облокотился на руку, и оба они разглядывали Балду. Тот, в свою очередь, сидел менее расслабленно, потому что еще не привык ко всему происходящему, и переводил взгляд с одного лица на другое. Небольшое количество вопросов в самом начале общения, как брошенный с горы снежок, вдруг превратилось в снежный ком, и никто не знал, за что схватиться. В общих чертах, всем все было понятно, но частные случаи, мелочи и подробности оставались размытыми.
— Вы и в жизни выглядели так, какими я вас вижу? — нарушил тишину Балда.
— Нуууу, в целом да, — заулыбалась Блаж. — Так мы выглядели в свои лучшие годы, когда были еще молодыми, амбициозными, здоровыми и сильными. А так, мы попали сюда уже будучи дряхлыми стариками, на которых и смотреть-то без боли и отвращения нельзя, особенно на Вернера.
Такими подколками Блаж могла развлекать только себя и сейчас вот немного рассчитывала на Балду, потому что на Вернера они не производили ни малейшего впечатления. Вернер высказывался в ее сторону мягче и реже, но и на это она бурно реагировала. Но, раз они оба, так сказать, живы и хорошо выглядят, то, видимо, убить друг друга они здесь не могут. В какие-то моменты их это сильно огорчало, в какие-то радовало.
— А твое лицо? Давно ты себя видел в зеркале? — спросил Вернер.
— Здесь вам повезло. Я как раз смотрелся в зеркало, когда на меня надели ваш «Болиголов», — он махнул рукой, и перед ним возникло зеркало. Его образ оказался совсем таким, каким он его видел недавно, только без платка.
— А мальчик быстро освоился. И свой мир смог показать, и уже легко представляет вещи! — сказал Вернер.
— Это произошло потому, что ты смог осознать, что находишься во сне, — обратилась к Балде Блаж. — Даже на этапе испытания артефакта, когда у него еще не было защиты, наши друзья маги не сразу могли понять, что они во сне, и пытались пользоваться магией так, будто все происходит на самом деле. Естественно, у них ничего не получалось. Когда ты осознаешь свой сон — ты становишься всемогущим, в пределах сна, разумеется.
— Вы говорили, что Вернер — маг ментального общения, телекинеза и созидания, а ты, Блаж, маг перевоплощения и какого-то контроля. То есть Вернер может общаться со мной без слов и создавать вещи, а ты изменять наряды? Я могу звать тебя Блаж? Или Блаженная?
— Зови как хочешь! Можешь даже полным именем, если запомнил. Я так не запоминаю. А про магию все верно — так было при нашей жизни. Здесь же мы оба можем делать что хотим, и общаться, и создавать, и перевоплощаться. Кстати, раз никто не спрашивает, то отвечу, — уникальность «Болиголова» заключается в том, что ты можешь получить полноценное обучение во время сна! И в твоей ситуации об этом даже никто не узнает.
— Думаю, все всё узнают. Результаты обучения всегда можно увидеть по умному лицу того, кто приобретает опыт и знания. У тебя изменится речь, поведение и взгляд. А учитывая то, что «Болиголов» сразу же раскрыл все закупоренные каналы твоего разума, что стало неожиданным даже для нас, то это будет видно очень скоро. И твои близкие, и друзья поймут это раньше всех. Так что, если захочешь скрыть произошедшие в тебе изменения, то придется немножко притворяться.
Утверждения и Блаж, и Вернера дополняли одно другое и были верны. Но последние слова Блаж противоречили словам Вернера, что опять выводило их на внутреннее противостояние.
— Как я могу получить обучение, если не являюсь врожденным магом и даже не владею приобретенной магией? Почему ты думаешь, что я захочу скрыть эти изменения?
— Во-первых, обучаться можно чему угодно, не обязательно магии. Во-вторых, ты можешь магию приобрести — неужели не догадался, — ранее Блаж удивлялась его проницательности, а сейчас уже не принимала малейших промашек. — И чтобы ты знал, мы не врожденные маги, как и большинство сильнейших магов школы магии.
— Есть мысль, что вот это разделение как раз и было одной из причин той войны, — заметил ей Вернер. — А что до сокрытия изменений, то это тоже просто. Ты сказал, что тебя зовут Балда, но это же не имя. Не сказать, что это совсем грубое погоняло, но и не кличка. А раз ты не назвался своим именем, то либо уже совсем отвык от своего настоящего имени, либо ты его даже не знаешь.
— Заткнись! — глаза Блаж наполнились агрессией и пронзили Вернера. — А ты не слушай его. Имя — это как называет тебя тот, кто тебя любит, ничего больше. Если у тебя была мама, то у тебя есть и имя. Все то время, что ты жил со своей болезнью, ты не являлся полноценным участником жизни, и в твоем имени, даже если бы его знали, для тебя не было бы никакого смысла. А сейчас смысл снова начал появляться. Ты или вспомнишь, как тебя звали, или придумаешь себе имя сам. В крайнем случае я назову тебя.
— Ты решила, что я обижаюсь на «Балду»? — этот гнев Блаж был такой невыразимо прекрасный и будоражащий, что волосы на руках спящего Балды зашевелились. Будто сама мама встала между ним и всем миром, выпустила когти и приготовилась порвать всех в лоскуты. Может быть, в этом и заключается ее настоящая магия перевоплощения! — Мне нет дела до того, что думают остальные. Балда так Балда, кличка или имя, — мне все равно. Мне нравится наша лучница Хлоя, и, когда она говорит мне «Балда» своим нежным голосом, мне кажется, что имени лучше еще не придумали.
Блаж втянула невидимые когти и перевоплотилась обратно в ту веселую Блаж. Балда не смог вовремя отделить речь от мыслей и сейчас уже думал, что сказал лишнее.
— Но Вернер прав, — он продолжил. — Я буду скрывать свое изменение, потому что не знаю, как к этому отнесутся близкие мне люди. До «Болиголова» мне думалось, что все они хорошие и не дадут меня в обиду, но, как только я надел его, во мне включилась какая-то внутренняя защита, которая заставляет меня сомневаться и быть осторожным. Я, конечно, верю моему дяде и его друзьям, только ведь навредить можно не только напрямую, но и случайно, сказав лишнее, или вообще из добрых побуждений.
— Ох, если бы ты была такой же осторожной, когда мы учились! — Вернер сложил руки на груди и, кажется, вспоминал былые годы. — Она выбешивала преподавателей и срывала им лекции еще во время учебы. А когда они узнали, что она решила остаться в школе работать, то некоторые решили сменить род деятельности.
— Ох, если бы, если бы! — вздохнула Блаж. — Сидела бы я сейчас здесь в прекрасном одиночестве, и никто бы не засорял мой разум всякой сопливой ерундой.
— Нет. Ты бы развлекала зрителей в цирке, вытапливая мозги бедным собачкам, — в этот раз Вернер был остер, и Балда невольно улыбнулся. Блаж приняла эту шутку с дьявольским терпением. Она еще пообщается с Вернером, когда Балда проснется.
Вернер замер на доли секунды, и Блаж скривила губы — было видно, что они о чем-то переговариваются.
— Судя по твоему состоянию, сон близится к концу, — с грустью сказала Блаж. Они уже насиделись и стояли втроем на этом пятачке, обдуваемом ветрами и омываемом пересекающими друг друга волнами. — Хоть для нас время уже и не существует, но мы можем определять состояния сна носителя артефакта. За один сон всего не узнаешь и всего не поймешь, поэтому хочу у тебя узнать…
— … не запрячу ли я «Болиголов» в какой-нибудь тайник и не предпочту ли все забыть, как дурной сон? Вернусь ли сюда снова? — закончил ее вопрос Балда. Блаж прикусила губу. — Зачем я вам? Я же не инопланетный представитель другой цивилизации, которого вы ждали! Я буду вас отвлекать от вечного наслаждения одиночеством и гармонией. Вам обоим придется общаться со мной, человеком из примитивного мира.
Все эти «зачем» были настолько наивным и детским желанием услышать, что он им нужен, что ему самому вдруг стало неловко. И Вернер, и Блаж это поняли и тоже странно заулыбались.
— Ну, вечное блаженство тоже немного утомляет, — ответила Блаж, по-прежнему глядя на него снизу-вверх. — Да и ты оказался не такой уж дурачок, каким себя выставлял. Мы можем тебя научить чему-нибудь интересному. Я бы назвала это конкретными словами, если бы слова могли хоть что-то передать. А Вернера я уж как-нибудь потерплю ради возможности пообщаться с живым человеком и узнать что-нибудь интересное о новом мире.
— А у вас там есть молоденькие девушки, с такой же болезнью, как у тебя? — прозвучало что-то на грани ревности и зависти от Вернера.
— Очень смешно, дорогой! Очень! — за слово «дорогой» от Блаж Вернер был готов пойти и в огонь, и в воду. Собственно, он и пошел за ней в придуманный ею мир.
— Если я выброшу ваш «Болиголов», то опять вернусь в тот мрачный туман, в котором провел всю свою жизнь. И, думается мне, что я уже никогда больше его не сниму.
— Ну, ты можешь носить его только днем, а на ночь снимать и спать себе спокойно! — Вернер не успел отскочить, как выпрыгнувшая из перевоплощающейся Блаж огромная рыжая в полоски кошка снесла его с ног и после нескольких кувырков оказалась на нем, прижимая его лапами к песку, который заблаговременно высвободили волны, отступившие подальше от этой дикой женщины. Над лицом Вернера нависла огромная оскаленная морда с длинными клыками, с которых прямо на щеки поверженного мага капала густая и липкая слюна. Он сморщился, пытаясь увернуться от этих подарков судьбы, но сделал только хуже.
— Я все понял, беру свои слова обратно. Балда, заходи к нам в любое время, можешь даже не стучаться, — кошка, по форме похожая на огромного леопарда, только с играющими светом и тенью блуждающими полосами, лизнула своим широким шершавым языком лицо Вернера от подбородка до самых волос, намочив их. Кошка встала на задние лапы, превращаясь обратно в Блаж, и потянула за собой руку Вернера, помогая ему встать.
Значит, она может перевоплощаться и так, заметил Балда. Они вернулись к нему, и Блаж вспомнила, что хотела спросить:
— Что ты почувствовал после того, как снял «Болиголов»?
Балда и сам хотел спросить о действии артефакта, только этот вопрос временно затерялся в толпе вопросов.
— Через час, когда мы подошли к дому, в котором остановились на ночлег, я почувствовал, что мою память опять затягивает туманом, и я снова начинаю все забывать.
— Я еще не понимаю, как «Болиголов» воздействует на таких, как ты, но обязательно выясню. На всех остальных он должен оказывать успокаивающее и расслабляющее действие, чтобы знания, полученные в процессе обучения, легче усваивались. Рекомендую надевать «Болиголов» повыше и носить под капюшоном, если планируешь его скрывать. А вообще, можешь его днем снимать, — зачем притворяться дурачком, если можно им просто быть.
— Твои слова очень обнадеживают! — сказал ей Балда. Все поняли, что здесь была и настоящая надежда, и доля иронии. — Только если я сниму его днем, то смогу совсем про него забыть и не надеть на ночь.
— Не забудешь! — Блаж взяла его левую руку, выпустила когти и крест-накрест рассекла предплечье ближе к кисти. Дважды кольнуло руку, но никаких следов крови на месте пореза не было — только несколько пересекающихся и образующих ромбы тонких полосок. Теперь было понятно, откуда появился этот интересный узор из полос. — Ну что же, до встречи.
Балда хотел обратиться комком света и улететь в поисках выхода, но Блаж толкнула его в грудь, и, падая, он чуть вздрогнул и открыл глаза на тахте в гостиной, где заснул.