«Правильно себя вести» — не реагировать на оскорбления и злые шутки, не огрызаться на обидные слова родственников, не повышать голоса, не плакать и часто улыбаться. Уметь приспосабливаться и прислуживать. Иначе просто не выжить. Так считала Лилиана Гартон-Морлан.
И с этим отказывалась мириться Дейна.
День рождения прошел скучно. Как всегда, из года в год. Горячий шоколад, фруктовый пирог, посиделки на кухни и разговоры ни о чем. И только сейчас Дейну накрыло новое осознание: она никогда не знала, как проходят чужие дни рождения. И проходят ли вообще? Стало грустно. Девушка подумала про Наоки и о том, что он никогда не приглашал ее в гости. Не позволял дарить ему подарки.
И сам не дарил ей.
— Матушка, а почему дни рождения в Нортэне такая редкость? — спросила она осторожно, когда они вечером убирали со стола.
— Людям надо работать, — резонно ответила Лилиана. — Не хватает денег, времени и сил.
Дейна вспомнила, как много работы в пекарне, и ей стало грустно.
— Я бы хотела поработать этим летом, — сказала она еще осторожнее. — Заработаю немного денег.
Мать осуждающе покачала головой.
— Ну уж, глупости! Еще не хватало испортить шрамами и ожогами твои милые белые ручки! Не забывай о прилежности и стараниях в учебе. Помни о твоей будущей службе герцогу Виенто.
— Но мама! Не вы ли проклинали его и желали ему смерти?
— Я и сейчас не забываю это делать, — ответила женщина с достоинством. — Но более умеренно.
Дейна рассмеялась.
Годы шли, а Лилиана если и старела, то очень незаметно. Ей было сорок четыре года, но в серебристых глазах светилась веселая молодость. Она разительно отличалась от своей матери — вздорной самодовольной старухи. И Дейна понимала, что в те же годы будет так же резко отличаться от Лилианы.
Если вообще доживет.
Летние дни летели очень быстро, словно искры стихийной магии, пущенные в цель. Дейне исполнилось шестнадцать, Наоко — тоже, и теперь они безмятежно гуляли по городу, иногда забредая в самые отдаленные его уголки. Одной Дейне было тревожно выходить за пределы своего квартала, но с Наоко она чувствовала себя спокойно и умиротворенно.
— Почему ведьмы подвержены большей опасности, чем маги? — спросила она одним теплым днем.
Они вышли на набережную, залитую золотым солнцем. Морские волны с шипением ударялись об камни, оставляя на них белую пену, а потом возвращались обратно. Над сине-зеленой водой истошно вопили белые чайки. Где-то в отдалении раздавалась брань матросов и портовых грузчиков.
— Закрой ушки, — попросил Наоки. — Они слишком нежны для таких слов.
— Пустое, — Дейна отмахнулась. Остановившись, она впилась в лицо юноши внимательным, нетерпеливым взглядом. — Почему?
— Не понимаю, о чем ты, — он искренне удивился. — Каждого из нас может бросить в тюрьму инквизиция. С молчаливого согласия короля.
Дейна быстро кивнула.
— И сжечь на костре. Да, знаю. Но…
И, вздохнув, она выложила ему историю про убитую Элизабет, банду то ли разбойников, то ли мятежников, собственный визит к герцогу Виенто. Про ночь в его поместье она промолчала. Слухи по маленькому городу разносятся быстро. Чуть что пойдет не так, и прощай репутация приличной девушки.
Выражение лица Наоки постоянно менялось, когда он слушал сбивчивый рассказ о подлости, совершенной ради верности, и, кажется, юноша понял про ночь в поместье герцога. Но не стал уточнять.
— Говоришь, Элизабет убили стрелой в шею? — переспросил он задумчиво.
— Да!
— Не хочу делать поспешных выводов, но на меня напали так же. Сперва оглушили, потом пырнули чем-то острым в руку. Видать, кинжалом. Наверное, метили в грудь, но их спугнули.
Сердце девушки замерло от ужаса.
— Как же так?!
— А вот так, — взгляд юного рантеранца стал жестким. — Идет война, Дайна. Рантеранцев ненавидят в Нордении. Норденийцев ненавидят в Рантеране. И это будет продолжаться очень долгое время, пока один из королей не одержит победу.
Дейна судорожно вздохнула и прижала прохладные ладоин к горящим щекам.
— Я хочу остановить эту чудовищную войну! — выпалила она.
— Что? Нет!
— В мире не должно проливаться крови женщин и детей, это чудовищно!
— Это война! Так было, есть и будет!
Она с удивлением смотрела на его лицо, искаженное болью и гневом, все сильнее понимая, что перед ней стоит совсем не тот добрый мальчик Наоки, которого она встретила в двенадцать лет. Душа сжалась от печали и тоски, на глаза навернулись слезы.
— Наоки, неужели ты выступаешь за эти чудовищные злодеяния?
— Нет, — он покачал головой, а потом притих, подбирая верные слова. — Только кому какое дело до наших желаний и чувств? Короли будут воевать, а потом разбираться, кто прав, а кто нет. Нас к тому времени не останется в живых.
— Неправда! — она топнула ногой, в отчаянии чувствуя, как щеки заливает злой румянец. — Ты жесток!
— Я правдив, Дейна. И я… Люблю тебя.
Слова ударили ее в грудь, в самое сердце. Оглушенная ими девушка долго стояла на месте, не в силах поверить услышанному. Скажи это Наоки до разговоров о войне, она была бы счастлива, но теперь чувствовала смятение, тревогу, холодную пустоту. Что теперь делать — разделить жизнь, кров и постель с врагом, презирающим ее народ?
Он развернулся и пошел прочь быстрыми, торопливыми шагами.
— Наоки! — жалобно крикнула ему вслед Дейна, протягивая бессильно руку.
Наоки Сино не обернулся и не остановился.
Глава 14.2. Летние поцелуи
Целый месяц после признания Наоки Дейна честно пыталась сдерживать слезы, обиды и боль. Потому что ее мать и зачастившая в гости бабушка терпеть не могли чужих несчастий и только обсуждали свои невзгоды. Боль юной девушки была для них смешной и глупой. Так что Дейна держала язык за зубами, помогала матери по дому, а в свободное время отрабатывала магию. И только сейчас она невольно подумала, насколько ее жизнь скучна.
— Матушка, мы могли бы поехать на южные острова? — спросила она однажды, словно невзначай.
— Нам, северянам, это ни к чему. Слишком у нас бледная кожа, — вздохнула Лилиана, склонившись над горой посуды в железном тазу. — Да и денег мало.