До представления коллекции осталось две недели, и теперь мне по-настоящему плохо. О чем я думала, собираясь в Нью-Йорк? По ночам меня преследуют кошмары. Мне снится, будто я иду по подиуму в полном одиночестве, совершенно голая, и слышу, что какой-то мужчина мне аплодирует. Понимаю, что это нормальный для моего состояния сон, но от этого он не становится менее жутким.
Убрав собачьи экскременты, мы с Лидией и Мими работали до полуночи, пытаясь понять, что можно оставить, а что нуждается в коренной переработке. Странно, но мы пришли к единому мнению, что фиолетовое платье Ванессы Тейт надо освежить. Возможно, мы часто видели его на страницах Grazia и других журналов и оно нам уже примелькалось. А может быть, оно утратило весь свой шик за пределами красной дорожки: когда Лидия его надела, Мими так протяжно и звучно зевнула, что для нас это прозвучало своего рода сигналом.
— Мне оно просто не кажется актуальным, — добавила она и продолжила: — Оно не впишется в коллекцию. В нем нет ничего шотландского или затаенно страстного. Оно выдохлось. И вдобавок в Top Shop сейчас появился какой-то жуткий клон Оззи Кларка. Не стоит мешаться с толпой.
И тогда мы сели и отпороли юбку. Верх платья превратился в блузку. Ее можно носить с облегающими джинсами или теми широкими клетчатыми брюками, над которыми я работала. Здесь еще было над чем подумать, но идея обозначилась. Я решила включить эту блузку в коллекцию. Без юбки она стала смотреться как раз в духе сороковых. Также мне захотелось пустить обшитые тканью пуговицы по всему переду, чтобы блузка вязалась с остальными вещами. И теперь Дорота и половина портних-полячек кроят шотландку и розовый шелк, а я сижу у себя и трясусь от страха.
— Все в порядке? — спрашивает Александр, по пути заглядывая в мой кабинет.
— Нет. У меня диарея, бессонница и прыщ на физиономии.
— Если бы на твоем месте был я, ты бы сказала мне: «Завяжи с наркотой».
— Не будь таким занудой. Ты же знаешь, что творится со мной перед показом.
— Да! — Он облизывает чайную ложечку. — Просто кошмар.
— Что это ты там лопаешь? — Не найдя в нем никакого участия, я чувствую легкое раздражение.
— Ах, это… Детское питание.
— Детское питание? — Я замечаю в другой его руке маленькую баночку.
— Хеди Слиман, самый шикарный производитель мужской одежды во всем мире, постоянно его ест.
— Зачем?
— Это препятствует ожирению.
— Что? Пюре?
— А что? Его не надо переваривать.
— Не понимаю, зачем все это? Причем здесь детское питание?
— Я доверяю Хеди.
— Что, перестал влезать в свои джинсы?
— И это я слышу от тебя? — Мой партнер смотрит на меня и улыбается.
— Что у тебя с лицом? — интересуюсь я. — Ты как-то по-другому выглядишь.
— Как? — говорит Александр, подходя ко мне поближе.
— Странно…
— Бодрее? Живее? У меня изменился взгляд? — Он крутит головой так и эдак, чтобы я могла рассмотреть его получше.
— Ты что, сделал себе подтяжку?
— Я тебя обожаю! — вопит он. — Нет, всего-навсего втер «Анусол» под глаза.
— Крем от геморроя? Вместо задницы на лицо?
— Он творит чудеса! Это мне Лидия посоветовала.
— Она над тобой издевается.
— Ничего подобного. — Александр возмущен. — Крем от геморроя заставляет сокращаться капилляры вокруг заднего прохода — значит, то же самое будет происходить и с капиллярами под глазами. Манекенщицы постоянно им пользуются, особенно утром, после большой пьянки. Этот крем действительно работает. Как ты думаешь, почему топ- модели всегда так хорошо выглядят?
— Просто потому что они такие. А вовсе не благодаря крему для задницы!
— Ну, как бы то ни было, а разницу ты заметила!
— Едва ли это полезно.
— Ну и что?
— Ты ешь только экологически чистую пищу, зато во всем остальном относишься к своему здоровью просто наплевательски.
— Господи, какая ты зануда. — Александр уходит.
Но две минуты спустя возвращается.
— Да, кстати. — Он протягивает мне листок бумаги. — Я подумал, что представители Mark One, может быть, захотят нас навестить.
— Чудесно. — Я вздыхаю. — Тед Николе будет работать с Gucci, а нам остается договариваться с Mark One.
— Не забывай, — поучает Александр, — все, кто хоть что-нибудь представляет собой в мире моды, работают, в том числе и на массового потребителя.
Мне больно это признать, но он снова прав. Betty Jackson, John Rocha, Gharani Strok, Pearce Fionda, Jasper Conran, Matthew Williamson, Ben Delisi и Julien Macdonald — все они представлены в магазине Debenhams. Товары от Луэллы можно найти в New Look. Фактически крупные магазины — это единственное, что поддерживает британскую индустрию высокой моды на плаву. Нет в Англии дизайнера, который не опирался бы на подобную финансовую помощь, за исключением разве что Маккуина — но у того за спиной стоит «Gucci», поэтому Маккуин может себе такое позволить. Но что касается всех остальных, то сотрудничество с магазином дает истинную свободу. Вы получаете куда более стабильный доход, чем имели бы после двух показов и двух распродаж в год. Пройдитесь как-нибудь в субботу вечером по магазинам дизайнерской одежды в западной части Лондона и посмотрите, сколько там народу. Бутики известных кутюрье обычно пустуют. Не так уж много на свете людей, которые могут выложить полторы тысячи фунтов за какой-нибудь замысловатый жакет.
Мы с Александром уже пытались договориться с Mark One о встрече, и благодаря шуму, который поднялся вокруг нас в связи с платьем Ванессы Тейт, они, наконец, решились перезвонить. Его представители предлагают нам обычные пять процентов от продаж — то, что получают все. Но
Александр беспокоится о рекламе и пиаре. Наша проблема в том, что у нас малоизвестный брэнд, только лишь начинает развиваться и мы не можем позволить этой отрасли всецело нас поглотить. Массовые линии Jasper, John Rocha и Julien Macdonald очень здорово раскручены, но они давно на сцене, и для них это не так уж и страшно. Можно очертя голову заключить подобную сделку, тогда нас начнут продвигать повсюду и мы быстро заработаем много денег, но в дальнейшем нашему брэнду будет нанесен непоправимый ущерб. Я знаю парочку дизайнеров, которые заключили договор с Debenhams и теперь фактически не занимаются своими первыми линиями. Но в Debenhams они зарабатывают столько, что все остальное их, видимо, не волнует.
— Стало быть, — говорю я, — они хотят с нами увидеться?
— Да. Они просят, чтобы ты написала нечто вроде плана — в какую сторону развивается твой брэнд и что, по-твоему, будет актуально в ближайшее время.
— О Боже, да кто же знает, что будет актуально в ближайшее время? Кто вообще может это знать? Одни говорят, что в моде начинают господствовать массовые вкусы, другие утверждают, что одежда становится все более и более эксклюзивной. Всем нравятся вещи, сделанные на заказ. Burberry возместил в прошлом году свои убытки, и теперь у них миллион двести тысяч навара. Доходы Dior возросли на тридцать процентов. То же самое у Chloe и Cavalli.
— Cavalli? — переспрашивает Александр. — Да кто, черт возьми, покупает это барахло?
— Виктория Бэкхем. И все ее друзья.
— Да, ты знаешь, как вогнать человека в депрессию.
— Что они хотят?
— Ну, скажи им что-нибудь о том, что в наше время больше никто не хочет выглядеть богемно, и предположи, куда, по-твоему, все катится.
— Кажется, это у меня начинается депрессия…
— Не забывай о пяти процентах, — отвечает Александр. — И о том, что при удачном раскладе тебе не придется даже водить карандашом по бумаге.
Самое лучшее в подобных сделках то, что твои партнеры не позволяют делать копии с дизайнерской одежды. Поэтому никто не может взять платье за семьсот фунтов и сшить точно такое же, но из другого материала, за семьдесят, как это обычно бывает. И опять-таки, отныне дизайнеру фактически даже не нужно рисовать. Просто говоришь, что, по твоему мнению, будет актуальным, и дизайнеры, работающие в магазине, приносят свои наброски или предлагают идеи, а ты одобряешь. Кажется, у меня есть прекрасный шанс понять, каково это — быть Томом Фордом.
— И когда они хотят с нами встретиться? — спрашиваю я.
— В конце дня. — Александр улыбается и уходит к себе.
— Это невозможно, — говорю я ему вслед.
— Просто представь, что за тобой по пятам бегает мерзкая собачонка вроде чихуахуа. Ее нужно кормить, купать и периодически убирать за ней дерьмо.
— Господи помилуй! — Все, что я могу ответить.
Честное слово, мне не нужна эта встреча прямо сейчас.
Я и так ничего не успеваю. Все дизайнеры обычно запаздывают со своими коллекциями, но я страшно отстала. И мысли о Нью-Йорке меня не вдохновляют. По ту сторону Атлантики у меня не будет привычной поддержки друзей, родных и целого штата работниц, которые делают последние стежки и вносят кардинальные изменения в ночь накануне показа. Судя по всему, мне придется ехать в Нью-Йорк лишь с более или менее готовой коллекцией. Конечно, я найду там людей, которые помогут мне с примерками, но уже не получится в последний момент сшить серебристую куртку или переделать весь фасон, как это было в прошлом сезоне. И рассчитывать на помощь Marks & Spencer тоже не придется.
— Всего несколько строк! — кричит из-за стенки Александр. — О том, каким ты видишь будущее моды.
— Ты не можешь сам за это взяться? У меня столько работы!
— А что, по-твоему, я делаю?
— Понятия не имею.
— У меня целый список тех, с кем надо созвониться, и сделок, которые нужно заключить. Вдобавок я занимаюсь всем, что связано с отъездом в Нью-Йорк.
— Очень мило с твоей стороны.
— Но если ты хочешь, чтобы я написал о мире моды, а заодно и о том, как управлять фирмой с доходом в несколько миллионов фунтов…
— Пожалуйста!
— Ну… — Судя по всему, Александр готов сдаться.
— Очень тебя прошу! Я угощу тебе мартини по твоему выбору в «Лайт бар».
— Согласен.
Я знаю, что «Лайт бар» в отеле на Сен-Мартин-лейн — мой главный козырь. Александр обожает мартини и бары в отелях. У него явная склонность к непомерно дорогой выпивке, и, когда он однажды торжественно сообщил мне, что собирается воздержаться от посещения подобных мест во время Великого поста, это была огромная жертва с его стороны. Такая огромная, что Александр продержался неделю. А потом забрел в бар отеля «Сохо» — под тем предлогом, что это заведение недавно открылось и его нужно опробовать. Закончилось все тем, что он проспорил мне и Триш по двадцать фунтов.
Александр снова возвращается ко мне в кабинет и плюхается в кресло. С собой у него блокнот и ручка.
— Итак, если уж об этом зашла речь, то я скажу, что индустрия моды развивается очень быстро. Чтобы создать коллекцию — точнее, коллекцию массовой одежды, — дизайнер должен быть в достаточной степени продвинутым. Ему надо привлечь внимание читателей Grazia, которые развлекаются тем, что жуют и переваривают модные брэнды. Мы нацелены на обслуживание знаменитостей, и непосредственный результат таков: то, что носят звезды, быстрее расходится среди покупателей. Помнишь график в прессе лет десять тому назад? Там речь шла о том, что вещи, считавшиеся высокой модой, становятся массовым стилем в течение полугода. Теперь достаточно и трех месяцев, чтобы платье дошло от подиума до Marks & Spencer.
— Прежде чем мы успеваем доставить его в магазины, — говорю я.
— Почти всегда, — соглашается Александр. — И ты думаешь, это нормально?
— Да. — Я вздыхаю. — По крайней мере я уже не так злюсь.
— Ну а мне, кажется, злость — это то, что придает жизни интерес. — Александр ухмыляется, встает и уходит к себе.
Я как раз собираюсь подумать над фасоном юбки, когда звонит телефон.
— Эй, — говорит Триш. — Tatler на линии. Хотите, чтобы я вас соединила?
— Tatler?
— Да.
— Соединяй.
— Это Флафф Си-Джей из Tatler, — говорит кто-то таким напыщенным тоном, что трудно разобрать слова. — Привет.
— Здравствуйте, Флафф.
— Слушайте, мы крайне заинтересованы в том, чтобы вы появились в нашем журнале. Было бы просто чудесно, если бы вы смогли сняться для нас.
— Что? — Я ощущаю сильную неуверенность.
— Выпуск будет посвящен самым классным дизайнерам нашего времени, а поскольку вы один из них, то скажите, пожалуйста, найдется у вас свободное время на следующей неделе? У вас и вашей музы, разумеется.
— Простите?
— Я говорю, выпуск будет посвящен лучшим дизайнерам. Он приурочен к началу лондонской Недели моды. Фото поместят прямо на обложке.
— Мне жаль, но я не участвую в Неделе моды.
— А! — Моя собеседница явно смущена и сбита с толку. — Вот черт. Не кладите трубку.
Я слышу, как она, гремя браслетами, прикрывает мембрану ладонью и сообщает эту новость кому-то вышестоящему. Доносится бормотание, разобрать которое невозможно, потом она снова обращается ко мне:
— В любом случае вы могли бы это сделать?
— Ну… — Я чувствую прилив отчаяния и понимаю, что кто-то должен меня спасти.
— С вашей музой… как там ее.
— Э…
— С Лидией Шарп.
— Ну…
— Если мы договоримся с лидией, вы ведь тоже согласитесь, правда?
— Когда, вы сказали, это будет?
— На следующей неделе.
— Ну…
— Отлично, — говорит она. — Я очень рада. Мы пришлем за вами машину и обо всем договоримся с вашим агентом, с…
— У нас этим занимается Триш.
— Великолепно. Я поговорю с Триш.
— Хорошо.
— Супер! — Она вешает трубку.
Я зову:
— Александр!
— Что? — откликается тот.
— Я только что согласилась сняться для Tatler.
— И какого хрена ты это сделала?
— Понятия не имею.
— Впрочем, ладно, — говорит он. — Может быть, продадим несколько платьев.
Александр слишком занят, чтобы размышлять о таком событии, как фотосессия для Tatler, мне тоже некогда. В нормальных условиях мы бы оба усердно думали пару дней о том, правильный ли это поступок и что подумают остальные. Но сейчас мы пытаемся хоть что-нибудь заработать, сделать шаг вперед и перестать, наконец, гадать о том, что скажет Кэти Гранд и не будет ли Тед Николе смеяться у нас за спиной. Нам уже давным-давно стало ясно, что журнал Pop не пустит нас на свои страницы. Что нас никогда не пригласят на модную вечеринку где-нибудь в Ист-Энде. Но лишь в последнее время я начала куда меньше об этом беспокоиться. Если состоится сделка с Mark One и в Нью-Йорке все пройдет нормально, то мне больше никогда не придется думать о Хокстоне и Теде.
Звонит телефон.
— Это я, — говорит Триш. — Вас хочет видеть Эмма Прайс.
— Великолепно. Пусть поднимается.
Эмма Прайс — одна из самых оригинальных людей в мире моды. Близкая подруга Мими, она в буквальном смысле держит руку на пульсе времени, находится в курсе последних новостей и потому неизменно опережает остальных на голову. В общем, это ее работа — быть крутой. Занимается Эмма чем-нибудь более рациональным — например, рекламным бизнесом, — и она стала бы сущим оракулом, но в модной индустрии эта женщина — всего лишь стилист и специалист по аксессуарам. Как правило, она приходит ко мне в студию раз в два месяца и рассказывает о своем последнем увлечении. Это могут быть искусственные цветы, браслеты с брелоками, массивные гребни для волос, брошки из искусственных бриллиантов или русские куклы. Эмма наряду с Кэти Хиллер — производителем аксессуаров из компании Марка Джакобса — относится к числу тех людей, кто действительно может задавать тон. В прошлом сезоне Кэти придумала брелоки в виде роботов. Золотистые и серебристые, они болтались на каждой женской сумочке. Все эти штучки выходят из моды чуть ли не сразу же после того, как их купят.
— Привет, — говорит Эмма с порога. На ней широкие клетчатые брюки и облегающий черный свитер. Темные волосы собраны на затылке. Красивое, ухоженное лицо, алая губная помада.
— Как дела?
— У меня просто сил нет, — говорит она, садясь и ставя свою ярко-желтую сумочку на пол. Та сплошь увешана крошечными побрякушками и брелоками. — Только что приехала из Китая, провела там десять дней.
— Да?
— Я пыталась разведать, нет ли там какого-нибудь барахла с олимпийской символикой, которое можно было бы приколоть, к примеру, на спортивные трусы.
— Неплохо.
— Какая-нибудь переделка в стиле «Hello, Kitty», — говорит она. — Помните, как это всем понравилось в прошлом году?
— Нашла что-нибудь?
— Кое-что. Может наделать шуму в будущем сезоне.
— Звучит неплохо, — говорю я.
— Не сомневаюсь, — отвечает она. — Давайте-ка теперь посмотрим вашу коллекцию.
Эмма в молчании проходит вдоль ряда вешалок. В отличие от Мими, которая очень театрально выражает свои эмоции каждый раз, когда разглядывает одежду, Эмма вовсе не спешит меня обрадовать. Я веду ее наверх и показываю выкройки и всякие полуготовые образцы. Она берет розовый шелковый топ и пропускает ткань между пальцами.
— Мило.
— Ты так думаешь? — спрашиваю я. Один ее сдержанный комментарий для меня дороже, чем все возгласы и восторженные стоны Мими.
— Да. Мне нравятся вырез и буфы. Целомудренно и в то же время страстно. — Она улыбается. — Эта штука должна пойти.
— Надеюсь, — отвечаю я.
Мы снова спускаемся в кабинет. Эмма садится, вытаскивает целый пакет безделушек и аксессуаров и показывает заколки, значки и бусы, которые, честно говоря, мне не нужны. Потом появляется пакет, полный блестящих маленьких черепов и скрещенных костей. Они висят на серебристых колечках с зажимом для ключа; стопроцентный
китч — но выглядит действительно очень стильно, так что сердце у меня начинает биться быстрее.
— Миленькие, — говорю я.
— Правда? — Она ухмыляется. — Можно вешать на сумочку или прикалывать на лацкан.
— Где ты это раздобыла?
— Наштамповала моя знакомая, у нее студия под Глочестером.
— Под Глочестером?
— Нуда. Я знаю, это не то чтобы оазис высокой моды, но она делает там всякие клевые побрякушки.
Эмма открывает следующий пакет, с брошками и бусами, сделанными из зеркального стекла, с вкраплениями фальшивых бриллиантов и цветной пластмассы.
— Немного напоминают украшения от Эндрю Логана, тебе так не кажется? — спрашивает она.
— Это тот парень, который обычно проводит альтернативный конкурс «Мисс Мира»?
— Он самый.
— Сколько-то лет назад я, помнится, была у него на вечеринке, — говорю я. — У него в гостиной стоял громадный Пегас, сделанный из мозаичного стекла. Я залезла на него, и брюки у меня разошлись по всей заднице, так что пришлось немедленно уходить.
Эмма смеется.
— Ты, наверное, слегка перебрала?
— Разумеется.
— Ну и, слава Богу.
Она садится и объясняет мне всю выгоду брелоков. Ее подруга делает эти самые черепа, которые обходятся ей примерно по два фунта за штуку. Я могу продавать их оптом по двадцать пять фунтов, и тогда розница достигнет примерно семидесяти пяти. Эмма будет получать по десять процентов с каждого проданного брелока. Она встает и пристегивает один из них к отвороту моего клетчатого жакета. Смотрится просто здорово.
— В этом есть что-то панковское, — говорит она. — Появляется некая изюминка. Их и на сумочке можно носить.
— К сожалению, сумочками я не занимаюсь, — отвечаю я. — Хотя твоя мне действительно очень нравится.
— Эта, что ли? Один мой приятель, Питер, привез из Милана. У него в квартире на Примроуз-Хилл еще с полсотни точно таких же. Он собирается их продать. Можешь взять парочку и выставить на подиум, если хочешь.
— Разрешаешь?
— Почему бы нет? — Эмма улыбается. — Неплохие вещицы. Легкие и элегантные. И не похожи на те, что обычно выносят на подиум манекенщицы.
— Да, эти хороши. А какие есть цвета?
— Черный, желтый и белый.
— Замечательно.
— Почему бы тебе не взять шесть разных? — спрашивает она. — Можешь понавешать на них брелоков и посмотреть, что из этого выйдет.
— Просто супер, — говорю я.
Александр в некоторых сомнениях. Несколько минут спустя после ухода Эммы он появляется в моем кабинете и берет со стола брелок в форме черепа.
— Это что такое?
— Для коллекции.
— Ужасно.
— Неправда.
— Правда. — Он фыркает. — Просто кошмар.
— Тебе в принципе не нравятся такие штуки.
— Да, и у меня есть на то веские причины. Потому что это дерьмо.
— Они шикарно выглядят. Я непременно выпущу их на подиум.
— Черта с два ты это сделаешь.
— Сделаю непременно.
— Ни за что.
— Эмма никогда не ошибается.
— Эмма — олицетворение низкопробности, — провозглашает Александр. — Она занимается всяким барахлом, которое портит дизайнерам репутацию, — вроде белых носочков, каких-то паршивых браслетиков на предплечье и обручей для волос.
— Ты просто не понимаешь.
— Это почему же?
— Потому что ты — не женщина.
— И верно, — скалится он. — Я гомик, а значит, у меня тонкий вкус.
— Эй! — В кабинет влетает Триш. — Я подумала, что вы захотите увидеть это. — Она раскрывает перед нами журнал Grazia. — Ким Кэтгролл — в точно таком же платье, как у Ванессы Тейт, — на своей театральной премьере!
— Отлично. Выглядит просто фантастически.
— Ух, ты! — Триш берет брелок и подносит его к свету. — Супер. Мне нравится. Откуда?
— Видишь? — торжествую я.
— Это ничего не значит, — отзывается Александр, листая страницы и разглядывая фотографии Ким Кэттролл. — О, взгляни: «Дженнифер Энистон потеряла весь свой блеск, надев платье от Balenciaga». По-моему, за это Grazia стоит полюбить.
— Почему бы тебе не пойти и не заняться делом? Я безумно загружена.
— Вижу, — говорит он.
Остаток дня я провожу наверху, в мастерской, подшивая брюки и сужая жакеты. После общения с Лидией и Мими коллекция в целом стала изящнее и определеннее.
Между тем настроение у портних становится все более подавленным. Каждый раз, входя в мастерскую, я слышу общий протяжный вздох. Мое появление означает, что им придется что-нибудь переделывать. А любая переделка — это, разумеется, дополнительная работа.
— Я подумываю о том, чтобы добавить эти брелоки в коллекцию, — говорю я Дороте, которая шьет из остатков шотландки мини-юбку. Идея принадлежит Мими; я не совсем уверена, что это правильное решение. — Как ты считаешь?
Дорота поднимает голову. Лицо у нее красное и мокрое. Она выглядит так, как будто у нее жар.
— Что? — переспрашивает она. Нижняя губа у Дороты чуть отвисает, так что мне видны ее золотые коронки.
— Как ты считаешь?
— Это принесла та девушка?
— Эмма? Да.
— И зачем?
К счастью, я уже привыкла, что Дорота обычно не горит энтузиазмом. Она вообще не видит смысла в большинстве вещей, особенно на поздней стадии работы над коллекцией.
— Я подумала, что можно прикрепить их к жакетам и сумочкам.
— А зачем? — спрашивает она.
— Потому что они забавные.
— Мне так не кажется.
Я вдруг лишаюсь значительной доли уверенности.
— А остальные как думают?
По комнате проносится равнодушное бормотание; примерно десять женщин отрываются от работы и дружно оттопыривают верхнюю губу (нередко украшенную усиками).
— Никому не нравится, — констатирует Дорота. — Эти штуки очень вульгарны.
— Спасибо за помощь, — говорю я.
Уходя, я чувствую себя легкомысленной и глуповатой. Решаю поговорить с Мими, прежде чем окончательно похоронить эту идею. Как правило, я не склонна прислушиваться к мнению своих портних и ставить его превыше собственного чутья, но после того, как и Александр высказался отрицательно, мне очень трудно сохранять оптимизм.
— Я закончил! — орет он из-за стены. — Легенда готова. Прочесть?
Прежде чем я успеваю сказать, что прочту сама и позже, он вбегает ко мне с распечаткой в руке.
— «Уважаемый Mark One, — начинает он, — я с большим нетерпением ожидаю встречи с вами, а тем временем, ля-ля-ля… Поскольку речь идет о том, каким образом наш еще сравнительно молодой брэнд может работать в сфере сбыта, вот несколько предварительных тезисов: мы создаем элегантную, красивую, строгую одежду и хотели бы, чтобы данные черты были отражены в массовой линии. Мы понимаем, что это может быть нелегко, но, памятуя об издержках и всевозможных ограничениях, мы тем не менее полагаем, что это выразит дух нашей фирмы. В то время как остальные компании по-прежнему делают упор на сексуальную привлекательность, мы — за простые силуэты и четкие линии. Наш потенциальный клиент — женщина чуть старше двадцати пяти, у которой двенадцатый размер и которая хочет выглядеть так же, как Хлоя Севинье и Тесс Дэйли»…
— Тесс Дэйли? А что у нее общего с миром моды?
— Я просто не смог вспомнить больше ни одной подходящей актрисы. — Он улыбается. — И потом, мне нравятся ее фильмы.
— Продолжай.
— «Тесс Дэйли… По мере своих сил мы надеемся отражать передовые тенденции, поскольку сейчас мода развивается гораздо быстрее, чем это было раньше…»
— Что-что?
— Я сам в точности не понял, — говорит он. — Но звучит неплохо.
— Ладно.
— «Независимо от того, что представят в будущем сезоне другие дизайнеры, мы будем придерживаться простоты. Платья без вычурности, пусть даже ярких расцветок, — голубые и розовые вместо привычных черных и белых. Мы создаем практичные, но тем не менее — классические фасоны, отличающиеся от богемного стиля, который прежде был всеобщим фаворитом — что можно проследить на примере последнего показа Roland Mouret или нынешней весенне-летней коллекции Balanciaga с ее облегающими формами. Мы очень заинтересованы в развитии наших отношений и с нетерпением ждем от вас ответа. Надеемся, что… ля-ля-ля… С уважением, и так далее». — Александр смотрит на меня. — Ну как?
— Честно говоря, я почти ничего не поняла.
— Но ведь звучит?
— Да, но…
— И я ведь как будто знаю, о чем говорю?
— Да. — Я пытаюсь его поддержать.
— Тогда все в порядке. Я отправлю письмо.
— Отлично.
— Стало быть, мартини в «Лайтбар»? — намекает Александр.
— Мартини в «Лайт бар», — соглашаюсь я. — «Ведь ты этого достоин».