Земля вообще желтая.
Поздней осенью или ранней весной желтая в бурой траве земля и невозможно разделить: весна это или осень, даже наоборот, хочется в осени придумать весну и обратно. Щемящее чувство.
Если найти желтое стекло, через него и в ненастный день смотреть жарко.
Арена цирка, - желтый магический круг в ярком бархатном ободе.
Самое белое
Лист бумаги, первый необерточной.
Как на нем боязно рисовать!
Мыльная пена в ванне.
Мама купает меня, делает из пены бороду и усы - Деда-Мороза, а если попадет в глаза, я не реву, - ведь нам же смешно.
Конечно, первый снег, утренний, воскресный, нетронутый, предвкушение: мы сейчас пойдем с бабушкой гулять,
я буду делать следы.
Белое дыхание.
Скатерть на праздничном столе, жесткая, ледяная,
вдруг я проливаю свое вино с водичкой,
как рана.
Белое лезвие ножа. И порез сначала особенно белый,
только потом кровь выступит.
Ослепительно белые клыки Джека и нежная белая шерстка на животе у него, когда он редко открывает живот.
То, что бывает всегда
Зима. Кажется, она никогда не кончится.
Застыла черными деревьями, черные фигуры людей вмерзли в улицы между домов, дома смотрят бельмами окон.
Сижу в сугробе, снег скучный, давнишний.
Во дворе кружится сорока, расправилась в воздухе:
черно-белый зимний крест.
И ночь кажется всегда,
иногда не можешь заснуть, лежишь приплюснутый,
темнота зияет пустая, глаза мои в себя вылупила,
и не знаешь, как быть...
И всегда вдруг приходит Мама.
Как она знает? Ведь я не зову, не помню даже, что можно
ждать помощи.
Ночь становится мягкой, одеяльной.
Сохранная ночь.
Пожалуй, и день тоже всегда,
когда находишься внутри дня,
или внутри лета, или любого другого состояния.
Когда подумаю о Папе, он как будто всегда сидит в углу дивана, всегда в одной позе: нога на ногу, с книжкой, на валике перед ним стакан с крепким чаем, пепельница - бронзовая тувинская чаша, папиросы "Беломор-канал".
Каждая деталь растворяется в действие: на ноге я качаюсь; чай прошу отпить, придерживая пальцем ложку, как он; за папиросами посылают в магазин, - "фабри-кау-рицкого" - распеваю дорогой для памяти; о бронзовой пепельнице мечтаю, - она из далекой страны, где он бывал без меня; Он бывал во многих краях и во всех книжках, которые иногда рассказывает.
Из этих действий складывалась моя детская жизнь около него. За ней я его самого забывала...
То, что загадочно
Зеркало и горизонт.
То, что должно быть большим
Дом. Двор.
Деревья.
Яблоко. Арбуз.
Небо. Мы с Папой и Мамой собирали малину, лежим теперь, отдыхаем в траве на полянке, смотрю в синюю глубину между облаков, какое волнение, слова щекочут горло и не образуются.
Лист бумаги.
Что мучительно
В очень полном стакане есть какая-то зрительная