Сосны приветливо помахивали своими мохнатыми лапами за окном, покорно принимая игру, навязанную лёгкими, почти неосязаемыми касаниями воздуха. Ветра не было и помине, и это отчего-то вызывало в душе Василисы детское чувство обиды на невовремя расслабившуюся стихию. Сейчас ей хотелось, чтобы за окном бушевала буря, чтобы эти ленивые сосны вскидывали свои лапы к небесам, моля о пощаде, а лучше бы им вообще поотрывало их мохнатые конечности. Может быть, тогда горечь, копившаяся в её душе подобно мерзкому гнойнику, смогла бы прорваться наружу, избавив страдалицу от невыносимой боли.
Самое обидное заключалось в том, что Василиса даже не понимала причины своей депрессии. Казалось бы, после всего пережитого чудом спасённая женщина должна была бы пребывать в эйфории и возносить благодарность судьбе, а также благородному рыцарю, в последний момент вырвавшему жертву из когтей злодеев. Но нет, ничего подобного Василиса не испытывала, даже пресловутой благодарности, только боль и обиду. Возможно, это и был тот самый посттравматический синдром? Но тогда он проявлялся каким-то необычным образом. По идее, Василиса должна была бы испытывать страх, но никак не обиду. Разумеется, предательство учителя, которому она только-только начала доверять, могло спровоцировать такую реакцию, вот только мыслей о Вениамине в её голове сейчас не было от слова совсем.
Собственно, ни о чём конкретном Василиса вообще не могла думать. Хоровод обрывочных образов и бессвязных воспоминаний беспрепятственно крутился перед её внутренним взором, сворачиваясь змеиным клубком и распадаясь на отдельные фрагменты. Отчего-то идеи взять это хаотичное броуновское движение под контроль даже не возникало, Василиса тупо отбивалась от нападения отдельных змеюк, заранее смирившись с поражением в этой неравной борьбе. И дело тут было вовсе не в пресловутой неспособности женщин к стратегическому мышлению, эту басню Василиса уже давно списала как совершенно несостоятельную, да и занятия псевдо-магией всё-таки имели позитивный выхлоп, научив её концентрации и самоконтролю. Причина неспособности Василисы справиться с этим мутным эмоциональным потоком заключалась в том, что ей совершенно не хотелось узнать правду.
А правда заключалась в том, что она впервые в жизни поверила мужчине, причём без каких бы то ни было рациональных оснований, просто повинуясь внутреннему порыву. Поверила даже не потому, что, кроме слепой надежды, ничего больше не оставалось, причиной её веры в спасение был сам Вран. Тут сработала не логика или интуиция, а чувства. Что ж, Василисе было не впервой сталкиваться с этой соблазнительной обманкой, но отчего-то раньше набитые на фронте отношений с мужчинами шишки вызывали у неё лишь презрительную усмешку, да ещё, пожалуй, благодарность за полученный урок. Сейчас всё было иначе, ей даже вспомнить о предательстве Врана было страшно, не говоря уж о том, чтобы извлечь урок из своей легкомысленной доверчивости. Проще было вообще об этом не думать.
Увы, очень быстро Василиса убедилась в том, что так это не работает, наспех похороненные воспоминания лезли из всех щелей, своей бесцеремонностью доводя бедняжку до исступления. Копить всю эту мерзость в себе сделалось совсем уже невыносимо. Чтобы не отравиться собственной горечью, Василисе требовалось куда-то её выплеснуть. К сожалению, в Бафином доме с кандидатами на роль спасительной жилетки было не густо, собственно, очередь состояла из одной единственной престарелой дамы, которую Василисе было откровенно жалко. А тут ещё и солнечная тёплая погодка, как назло, добавила раздражения своим кричащим диссонансом с её душевными терзаниями. В общем, всё было плохо.
Если вы достаточно наблюдательны, то не могли ни заметить, что у насмешницы-судьбы всегда имеется в рукаве джокер, который она и бросает на игровой стол в самый критичный момент. Действительно, какой интерес в том, чтобы добивать лежачего или наблюдать, как болотная жижа с противным чавканьем смыкается над головой неудачника? Гораздо забавнее позволить глупым людишкам немного побарахтаться, например, протянуть руку помощи или спасительную соломинку, чтобы сценарий не обрывался на интересном месте. Вот такая соломинка и объявилась в доме Серафимы Яковлевны именно в тот момент, когда Василиса уже готова была взорваться.
За окном вдруг послышался рокот автомобильного движка, и гостеприимная хозяйка распахнула свои объятия неожиданной гостье. Впрочем, неожиданной она, скорей всего, была только для Василисы. Зная изобретательный склад ума Серафимы Яковлевны, можно было не сомневаться, что этот визит был частью специальной операции по спасению любимой внучки от хандры. Василиса затравленно зыркнула в сторону лестницы, откуда уже явственно доносился звук шагов, и с трудом удержалась от того, чтобы ни сбежать в мансарду. Вместо этого, она нацепила на свою недовольную физиономию насквозь фальшивую улыбочку, которая гораздо больше напоминала злобный оскал, нежели выражение радости. Всё-таки обижать бабулю ей не хотелось.
— Лисёнок, посмотри, кто к нам приехал, — возвестила появление гостьи Серафима Яковлевна, вскарабкавшись по ступенькам. — Представляешь, Варенька случайно оказалась рядом с нашим домом и согласилась попробовать мой мясной рулет.
— Бафи, я же не вчера родилась, — Василиса не купилась на это откровенное враньё и скорчила осуждающую гримасу. — Думаешь ещё одно кошмарное предсказание — это именно то, чего мне сейчас не хватает?
— Фу, как можно быть такой невежей, — нарочито возмутилась коварная манипуляторша. — Не позорь меня перед гостьей, а то Варенька может подумать, что твои дурные манеры — это результат моего воспитания.
— Простите, Варвара, я вовсе не против конкретно Вас, — Василиса покаянно опустила голову, — просто у меня тяжёлый период в жизни, и не хочется, чтобы окружающие из-за этого пострадали.
— Не беспокойся, я не стану тебе гадать, если, конечно, ты сама ни попросишь, — Варенька участливо улыбнулась и присела на край Василисиного дивана, — но мне ужасно интересно узнать, что из предсказанного раньше уже сбылось.
— Да считай всё, — горько усмехнулась Василиса. — По тому розовому пупсу, которого я считала своей жизнью, словно катком проехались, только косточки захрустели.
— Милая, что за ужасы ты рассказываешь, — Серафима Яковлевна в отчаянии всплеснула руками, — разве можно так?
— Именно это и должно было случиться, — успокоила нервную старушку Варенька. — А что конкретно произошло? — снова обратилась она к Василисе.
— Наш мир оказался совсем не тем, чем притворялся, — Василиса тяжко вздохнула и покосилась на бабушку, типа, продолжать или не стоит. Серафима Яковлевна правильно истолковала сей язык жестов и, сославшись на ужин в духовке, поспешила оставить двух женщин наедине. — Все, кто меня окружал, тоже только притворялись людьми, да и я сама, как выяснилось, в каком-то смысле не человек. А вдобавок меня предали все, кому я верила. Достаточно для персонального апокалипсиса?
— Но ты же это пережила, — в голосе Вареньки было столько ехидства, что Василиса невольно заподозрила какую-то подставу. — Как я и обещала, облетела только шелуха, но то, что было настоящим, никуда не делось. А как насчёт твоего сакраментального выбора? — поинтересовалась тарологиня.
— Да там и выбирать не из кого, — глаза Василисы вдруг наполнились болью. — Оба мужика, которых Вы мне напророчили, оказались козлами. Нет, даже не козлами, а преступниками, — поправилась она. — Вся разница только в том, что один совершил своё преступление в далёком прошлом, а другой — совсем недавно. Интересно, а там была опция — вообще не выбирать? — неуверенно промямлила она.
Варенька поднялась с дивана и решительно направилась к ломберному столику, приняв вопрос своей бывшей клиентки за желание продолжить общение с картами. Развернув ширму, она поманила Василису. Вскоре перед тарологиней веером разлеглись картинки карт, среди которых были и те голенькие человечки, которые обозначали выбор, а вот страшная башня отсутствовала.
— Видишь, со своей катастрофой ты благополучно справилась, — Варенька провела ладонью над картами, — теперь тебе открылся новый путь. Но вот сможешь ли ты по нему пойти, по-прежнему зависит от твоего выбора, — пальчик с безукоризненным маникюром постучал по карте «любовники». — Свой выбор ты пока не сделала.
— Да не могу я, — в отчаянии выкрикнула Василиса, — мне вообще никто из этих мужиков не нужен.
— А почему ты решила, что тебе нужно выбрать мужчину? — Варенька удивлённо скосила глаза на нервную клиентку. — Я только сказала, что в твоих бедах будут виновны мужики. Это так и случилось?
— А как же, — фыркнула Василиса, — будь моя воля, я бы кастрировала этих уродов. Так из чего же я должна выбирать? — она подняла глаза на гадалку и снова, как и в прошлый раз, её окатило холодом из бездонного колодца, в который превратились глаза Вареньки.
— «Быть или не быть, вот в чём вопрос», — загробным голосом процитировала тарологиня. — Жизнь порой приносит нам много боли и страданий, кто ж с этим спорит. Ну так и радости тоже не на грядках растут, они — оборотная сторона той монетки, которую подбрасывает рука судьбы. Угадать, что выпадет, невозможно, нам позволено лишь отказаться от этой азартной игры вовсе.
— Вообще не жить? — Василиса ошарашено уставилась на гадалку.
— А ты сейчас живёшь? — вопросом на вопрос ответила та. — По-моему, ты словно на войне, либо бросаешься в штыковую атаку, либо сидишь в глухой обороне. Может быть, уже пора заключить мир со своим извечным врагом? Ну или хотя бы перемирие?
— Вы не понимаете, о чём говорите, — Василиса в отчаянии закусила губу и даже не заметила, как по её подбородку заструился кровавый ручеёк. — Это не какие-то мои капризы, а натуральное инфернальное зло.
— Наш мир не состоит только из чёрной и белой красок, — глаза Вареньки снова сделались нормальными. Она выудила из кармана носовой платок и протянула клиентке, — он многоцветный, яркий и очень красивый, но увидеть его настоящим может лишь тот, кто готов ему открыться. А инфернального зла вообще не существует, как нет и безусловной благости, это наш ум навешивает ярлыки на, в сущности, нейтральные явления.
Сеанс гадания, закончившийся странной проповедью о добре и зле, был очень вовремя прерван приглашением на ужин. Трапеза и на этот раз прошла в молчании, хотя страдальческое выражение на лице Серафимы Яковлевны явственно свидетельствовало о том, что бедняжку буквально разрывает от любопытства. Однако мудрая бабуля не стала теребить свою внучку, поскольку долгая жизнь научила её грамотно расставлять приоритеты. Сейчас в приоритете было душевное спокойствие Василисы, и Серафима Яковлевна покорно прикинулась неживым объектом, типа элемента обстановки. Варенька тоже не стала задерживаться в гостях, едва покончив с мясным рулетом под грибным соусом, она вдруг заторопилась домой, даже не дождавшись чая с десертом. А Василиса даже не заметила, что вокруг неё происходят какие-то события, поток странных и непривычных мыслей стремительно уносил её в неведомое.
Наверное, это было даже к лучшему, что откровения тарологини застали Василису в тиши и уединении бабушкиного дома, где можно было без помех обдумать запавшие в душу слова. Увы, характер у судьбы весьма далёк от альтруистического, а потому её подарки никогда не бывают бесплатными. Даже самую незначительную поддержку приходится отрабатывать, а уж столь кардинальное вмешательство и подавно. Так что можно было даже не удивляться тому, что с раннего утра Василису вызвонил папочка с радостной вестью. Оказывается, Кларисса сменила гнев на милость и в качестве извинения за устроенный облажавшемуся эксперту скандал прислала на экспертизу очередной безвкусный шедевр старинной ювелирки.
Делать нечего, Василиса быстренько собралась и укатила отрабатывать свой косяк. Кто ж мог предполагать, что в рабочей мансарде её уже поджидал сюрприз, способный не только разрушить созерцательный настрой трепетной барышни, но и вообще довести её до нервного срыва. Самое забавное заключалось в том, что Василиса даже не сразу его заметила, она скинула туфли и тёплую куртку в прихожей и, не заходя в комнату, проследовала в ванную. Идея немного понежиться в тёплой водичке показалась ей весьма перспективной в плане создания подходящей обстановки для принятия сакраментального решения. Настроив температуру водного потока и бросив в ванну шарик ароматической соли, новоявленная сибаритка проследовала наконец в комнату, чтобы раздеться и смыть макияж. Вот тут-то судьба и нанесла ей свой подлый удар.
Сделав всего пару шагов, Василиса застыла в ступоре, потому что на её рабочем столе красовалась та самая шкатулка, которая постоянно являлась ей в сновидениях. Впрочем, ступор продлился недолго, его очень быстро сменила неуправляемая паника. Не отрывая глаз от своего застарелого, но так внезапно материализовавшегося страха, Василиса инстинктивно попятилась назад и наткнулась спиной на распахнутую дверь ванной. Нападение с тылу ни в чём не повинной двери окончательно добило и так уже расшатанную психику бедняжки, и Василиса, издав жалобный писк, бросилась в прихожую. Увы, и тут её поджидала засада, на этот раз вполне одушевлённая.
— Значит, это правда, — Герман поймал летящий в него живой снаряд и крепко обнял дрожащую женщину, — тебя действительно преследуют тени прошлого. Мне очень жаль, что я стал тому причиной.
— Хорошо, что ты не пытаешься отпираться, — в объятьях любовника Василиса сразу успокоилась, и ей захотелось выместить на насмешнике пережитый ужас. — Это именно ты вырезал сердце из груди Врана и преподнёс его в подарок женщине, которая его любила. Зачем? Так сильно её ревновал, что тебе совсем мозги отшибло?
— Эта сцена вырвана из контекста, — в голосе Германа совсем не было раскаяния, — Вран первым меня предал, а я просто отомстил. Хотя глупо было бы отрицать, что причиной была ревность. Да я действительно ревновал, — но не Эву к Врану, а наоборот, Врана к ней.
— Вы голубые, что ли? — губки Василисы скривились в брезгливой ухмылке.
— Видишь ли, малышка, в дружбе аэров отсутствует сексуальная подоплёка, — Герман выпустил свою добычу и на всякий случай закрутил кран в ванной, — это, скорее, духовная близость. В Аэрии вообще отсутствует такое понятие как пол, и наши тела не имеют половых признаков. Да, и этих тоже, — подтвердил он, видя, что взгляд Василисы опустился ниже его пояса.
— Говорят, у ангелов это хозяйство тоже отсутствует, — её хитрый взгляд из-под стыдливо опущенных ресниц плавно перетёк на лицо собеседника.
— Не удивлюсь, если окажется, что источником сведений об ангелах были именно рассказы игроков, — заметил Герман.
— А крылья у вас есть? — Василиса уже забыла про страшную шкатулку и увлечённо принялась выпытывать сакраментальные тайны аэров. — Вы правда можете летать?
— Нет, мы не летаем и крыльев себе не отращиваем, — рассмеялся Герман, — но наши тела, хоть и имеют в своём спектре грубые вибрации, всё же значительно менее плотные, чем здесь, в Игре. Так что мы можем ненадолго зависать в воздухе или плавно приземляться, прыгая с большой высоты.
— А как же вы размножаетесь? — допрос открыто сместился в область интимных тем.
— Мы не размножаемся, — ничуть не смутившись, ответил аэр, — впрочем, как и вы. То, что ты называешь размножением, на самом деле просто часть алгоритма перевоплощения. Зачатие нужно лишь для того, чтобы в материальном зародыше изначально присутствовали обе ипостаси, как мужская, так и женская. Аэрам нет нужды во внутриутробном развитии, младенчестве и детстве, мы возвращаемся в мир живых сразу взрослыми, потому что сами контролируем процесс перевоплощения и создаём себе физические тела по своему вкусу.
— Тогда почему здесь, на Земле вы все принимаете мужской облик? — Василиса с подозрением уставилась на своего таинственного собеседника.
— Не обязательно, — возразил Герман, — форма игровой оболочки, как правило, определяется соображениями целесообразности. Мне не раз доводилось играть женщину.
— А Врану? — отчего-то этот вопрос дался Василисе с трудом, и её затруднения не прошли незамеченными, правда, Герман не подал виду, что его удивило неожиданное смущение женщины, которая только что бестрепетно задавала вопросы про аэрские гениталии.
— Думаю, во время обучения ему приходилось играть в женском теле, — ответил он, внимательно вглядываясь в лицо Василисы, — но работает он в мужском, он ведь сталкер.
— Ну и что такого? — судя по всему, любопытную барышню такое объяснение ничуть не удовлетворило. — Ты тоже вроде сталкер.
— В отличие от Врана, для меня эвакуация игроков — это не главная область моей деятельности, — пояснил Герман, — я выполняю множество различных заданий, а потому могу выбирать, в каком теле это удобнее делать. У Врана такого бонуса нет, сталкерам постоянно приходится сталкиваться с насилием, а вдобавок терпеть всяческие неудобства, вроде того, чтобы спать на голой земле, а то и вообще долго обходиться без сна и еды. Тут требуется сильная и выносливая игровая оболочка, и женское тело в этом смысле проигрывает мужскому. Впрочем, в локации, где ты сейчас воплощена, наверное, можно было бы выполнить спасательную миссию в женской игровой оболочке, — ратава-корги задумчиво посмотрел в окно, — здесь полно всяких технических примочек, компенсирующих недостаток физической силы, но Врана постоянно засылают в какую-нибудь попу мира, а там женское кокетство и хитрость не прокатывают.
— Ты много о нём знаешь, — Василиса подозрительно нахмурилась, — похоже, ваша дружба много для тебя значила, — выдавая сие очевидное заключение, она даже не подозревала, что столь нейтральная, ничего особо не значащая фраза вдруг превратит хладнокровного аэра в сгусток боли. Лицо Германа словно свело судорогой, а глаза застыли осколками расплавленного стекла. Василиса невольно отпрянула от мужчины, внезапно ставшего чужим и даже враждебным. Кто бы мог подумать, что случайное замечание, словно выпущенный из пращи камень, угодит в самую уязвимую точку в душе этого циника. — Вран тебе до сих пор дорог, — прошептала ошарашенная Василиса.
— Всё в прошлом, — Герман с трудом протолкнул эту фразу сквозь стиснутые зубы. — Он никогда не простит мне того, что я сделал с Эвой… и с тобой, — тихо добавил он, — даже если мне удастся всё исправить.
— Как можно исправить то, что уже случилось? — в голосе Василисы прозвучали нотки отчаяния.
— С помощью молотка, — бросив эту загадочную фразу, Герман направился в прихожую и вскоре вернулся с вышеупомянутым инструментом, который и протянул Василисе. — Давай, Васенька, покончи со своими ночными кошмарами, — он хитро ухмыльнулся и кивнул на шкатулку.
Василиса бросила затравленный взгляд сначала на молоток, а потом на шкатулку и испуганно попятилась. Нет, ей вовсе не было жаль уничтожить эту изысканную вещицу, которая как бы олицетворяла собой её запертый на сто засовов ужас, но эта шкатулка была хранительницей живого сердца мужчины, когда-то принадлежавшего ей по закону любви. И пусть его любовь предназначалась совсем другой женщине, Василиса всё равно не готова была таким варварским способом разорвать эту странную связь.
— А вдруг там…? — она судорожно сглотнула, но так и не смогла договорить.
— Не дрейфь, я высыпал из шкатулки все цацки, перед тем, как её стырить, — Герман, конечно, понимал, что Василиса имела ввиду вовсе не мёртвые драгоценности, а прежнее содержимое шкатулки, но решил лёгким стёбом немного снизить накал страстей. — Не стесняйся, бей со всей силы, — подбодрил её провокатор. — Если заодно разнесёшь в щепки и стол, я куплю тебе новый.
Собственными руками разбить клетку и выпустить на волю свой извечный страх — это было весьма нетривиальное лекарство от того самого страха. А что если эта тварь сразу набросится на свою жертву и разорвёт её на лоскуты? Что ж, такого исхода исключать, конечно, было нельзя, но отчего-то после разговора с тарологиней Василиса словно обрела силу взглянуть в глаза своему врагу и понять наконец, чего же она боится. Внезапно она осознала, что это и есть тот самый выбор, который ей необходимо сделать: продолжать прятаться от жизни или жить.
— Быть или не быть, говоришь? — Василиса мысленно поблагодарила Вареньку за подсказку и решительно взяла молоток. Увесистая металлическая болванка взлетела над её головой и со всей дури обрушилась на серебряную филигрань. Осколки разноцветных камушков, украшавших шкатулку, брызнули во все стороны словно фейерверк в честь дня освобождения.