После жёстких и грубых форм мира Игры облик родного города всегда казался Врану хрупким и беззащитным. Здания, словно сделанные из облаков, парящие в небе сады и окутанные радужной дымкой водопады, а ещё непрекращающееся ни на секунду движение эфирных потоков, превращавших сам воздух в разноцветную карусель. Адаптация к этим вроде бы привычным элементам городского пейзажа с каждой следующей миссией требовала всё больше времени и ментальных усилий. Игровой психоз, так это называли медики, проводящие реабилитацию вернувшихся с задания сталкеров. Впрочем, адаптироваться к реальности Игры для аэров было ещё сложнее, поэтому доступ в игровой мир для жителей Аэрии был строго ограничен во избежание проблем с психикой. А в отряды спасателей отбор был вообще запредельно жёстким, ведь сталкерам приходилось постоянно перемещаться из одного мира в другой.
Здание Совета Пятёрки на изменчивом текучем фоне остальных городских строений радовало глаз своей монументальностью. Вран невольно усмехнулся, вспомнив, как его раньше раздражала эта неподвижная махина, какой неуместной безвкусицей казались эти гладкие стены и контрастные цвета. Сейчас он был благодарен архитекторам безобразной уродины за их предусмотрительность. После игровой миссии здание Совета было, пожалуй, единственным элементом городского ландшафта, который позволял взгляду сконцентрироваться и немного отдохнуть от непрекращающегося движения. Возможно, это здание специально сконструировали таким образом, чтобы оно служило как бы шлюзом между двумя мирами и соединяло в себе черты обоих.
До встречи с куратором оставалось ещё довольно много времени, и Вран направился в зону отдыха, чтобы глотнуть чего-нибудь бодрящего. Пребывание в мире Игры приводило к временному снижению когнитивных функций ума, и на их восстановление уходило гораздо больше времени, чем на этот раз ему отпустило начальство отряда спасателей. Поскольку Врану совершенно не улыбалось выглядеть перед куратором эдаким тупицей, неспособным управлять своей интуицией, то следовало заранее озаботиться вопросом стимулирования реабилитации. Впрочем, его усилия, скорей всего, были пустой тратой времени, поскольку срочный вызов в штаб отряда мог означать только одно — новую миссию.
Вид с открытой площадки, куда Вран вышел с бутылочкой крепкого зартана, был великолепен, особенно, после казематов инквизиции, в которых ему пришлось провести несколько дней перед встречей с клиентом. Да и завершение миссии на костре инквизиции тоже вряд ли можно было назвать забавным приключением. Своё знакомство с инквизиторскими приёмчиками Вран до сих пор не мог вспоминать без содрогания, хотя вроде бы уже успел пройти стандартную процедуру реабилитации. Впрочем, никто и не обещал ему весёлую прогулку по игровой реальности. Вран давно уже понял, что настоящая работа сталкера имеет мало общего с легендами из городского фольклора, в основном, это тяжкий труд, лишения, боль и грязь. С мечтами о героических подвигах он распрощался, когда ещё был кадетом. Мудрые и строгие учителя позаботились о том, чтобы выбить эту романтическую чушь из его головы на самых ранних этапах обучения.
И всё же сталкеров никак нельзя было назвать закоренелыми циниками, они подвергали себя тяжким испытаниям мира Игры отнюдь не только за солидное вознаграждение, положенное им за каждую успешную миссию, но и потому, что считали спасение потерявшихся игроков своим призванием. Всем им нравилась эта непростая работа, и тем не менее мало кто из сталкеров задерживался в отряде дольше, чем на три-четыре цикла. Официально это называлось выгоранием и объяснялось истощением психики из-за частых переходов между мирами, но в сталкерской среде гораздо популярней была другая версия ухода коллег в отставку. Поговаривали, что со временем Игра начинала засасывать спасателей не хуже, чем тех игроков, которых они насильно вытаскивали в родной мир. Погружение в игровую реальность становилась для сталкеров своего рода наркотической зависимостью, от которой уже невозможно было избавиться.
Куда девались спасатели после выхода в отставку, оставалось тайной как для их коллег, так и для остальных аэров. Разумеется, об этом знали члены управляющих кланов Пятёрки и, возможно, верхушка оперативного управления Аэрии, но они не спешили делились опасной информацией с рядовыми обывателями, видимо, из соображений безопасности. Вполне вероятно, что тут не было никакой зловещей тайны, просто бывших сталкеров обязывали сохранять инкогнито после выхода в отставку, дабы не вызывать ажиотаж среди неподготовленной к их откровениям публики. По крайней мере, Врану хотелось верить именно в эту версию. Впрочем, до его персональной предполагаемой отставки было ещё очень далеко, так что этот вопрос был для него чисто умозрительным.
— Ясного неба тебе, Вран, — раздался за спиной размечтавшегося сталкера незнакомый голос.
— Лёгкой дороги, — на автомате отозвался тот, оборачиваясь к неожиданному собеседнику. — Извини, не могу тебя вспомнить, адонэ, — прибавил он, встретившись взглядом с незнакомцем. В здании Совета можно было запросто наткнуться на какого-нибудь высокопоставленного чиновника, а то и на члена одного из кланов Пятёрки, поэтому Вран счёл вполне уместным вежливое обращение «адонэ», что в мире Игры было бы эквивалентом слова «господин».
— Какая же у тебя короткая память, — рассмеялся незнакомец, — а ведь совсем недавно мы с тобой болтали вполне по-дружески, правда, при не слишком весёлых обстоятельствах. Кстати, отвечаю на твой последний вопрос: ты прав, кричать от боли совершенно бесполезно. Не помогает.
— Мэтр Корнелиус, — Вран нацепил на своё лицо благодушную улыбку, хотя на самом деле не испытывал ничего, кроме досады. В принципе, встречаться с бывшими клиентами в родном мире сталкерам не запрещалось, но из рассказов своих коллег сталкер знал, что обычно такие встречи ничем хорошим не заканчивались. Методы спасателей были, как бы это помягче сказать, довольно радикальными, поэтому большинство спасённых впоследствии испытывали к ним острое чувство неприязни. — Могу я узнать твоё настоящее имя? — вежливо поинтересовался он.
— Фара̀с, — представился навязчивый собеседник. — Вижу, ты уже готов к новым подвигам, коли явился в ставку спасателей.
— Хотелось бы верить, что это будет новое задание, а не выволочка за старое, — Вран бросил испытывающий взгляд на бывшего клиента. — С тобой всё в порядке, Фарас? Твоя психика не пострадала во время перехода?
— Я здоров, — успокоил своего подозрительного собеседника спасённый, — насколько это вообще уместно утверждать в отношении переселенца из другого мира. Можешь не опасаться выволочки, в моём отчёте нет никаких претензий к вытащившему меня сталкеру. Однако кое-чего я всё-таки не понимаю и не готов просто забыть. Почему ты морочил мне голову баснями о спасении? Мог бы прямо предупредить, что костра мне не избежать ни при каких обстоятельствах.
— Прости, я не успел, — Вран не слишком умело сделал вид, что раскаивается, хотя на самом деле и не собирался выкладывать бывшему клиенту всю подноготную процесса его спасения, — монах явился по наши души раньше, чем я рассчитывал, и прервал нашу беседу как раз на самом важном месте.
— Не ври, — беззлобно отбрил его Фарас, — ты намеренно держал меня в неведении до самого конца. Боялся, что я запаникую?
— При переходе очень важно сохранять хладнокровие, — в голосе Врана без труда можно было уловить нотки нетерпения, больше всего на свете ему сейчас хотелось отделаться от прилипалы, поскольку оправдываться перед клиентом за успешную миссию он считал унизительным.
— Ты поэтому пошёл на костёр вместе со мной? — продолжил свой неуместный допрос прилипала. — Ты ведь мог покинуть своё тело в любой момент, тебе не было нужды проходить через этот ад.
— Это городские легенды, — пробурчал себе под нос Вран, незаметно смещаясь в сторону выхода с открытой площадки, — сталкеры не умеют просто выходить из своих тел. Для покидания игровой оболочки мы обычно используем такой примитивный метод, как пуля в голову. Быстро и эффективно. В случае с костром инквизиции я просто воспользовался подвернувшей под руку возможностью, да и подстраховать клиента никогда не бывает лишним.
— Значит, просто хотел убедиться, что я приму свою смерть с философским смирением, — в голосе Фараса послышалось разочарование, — а я уж было подумал, что в сталкере вдруг проснулось сострадание к ближнему. Если честно, я не понимаю, зачем нужно было доводить дело до костра, ты мог бы просто меня убить. Ведь именно так и действуют сталкеры, насколько я знаю.
— Возможно, из-за страха перед предстоящей экзекуцией ты не заметил, что я был не в лучшей физической форме, — Вран насмешливо хмыкнул. — После трёх дней в пыточном подвале инквизиции мне требовалось немалых усилий для того, чтобы просто оставаться в сознании, а уж о том, чтобы придушить голыми руками здорового мужика, даже речи быть не могло. Кстати, ты напрасно считаешь сталкеров закоренелыми убийцами, мы всегда стараемся заручиться добровольным согласием клиентов и прибегаем к экстренным методам только в случае отказа.
— Выходит, ты с самого начала знал, что нас сожгут живьём? — в голосе Фараса послышалась неприкрытая обида.
— Нет, поначалу я надеялся на твоё сотрудничество, — нехотя признался Вран, — пока ни понял, что у тебя напрочь отшибло память, и ты реально считаешь себя мэтром Корнелиусом. Подобного расклада я не предполагал даже в самых своих мрачных прогнозах, ведь это был всего лишь твой шестой цикл в Игре. До сих пор считалось, что проблемы с памятью начинают проявляться у игроков не ранее десятого цикла.
— Если только я ни заблокировал свои воспоминания добровольно, — пробурчал Фарас, вроде бы обращаясь к самому себе.
— Что же могло тебя заставить так поступить? — признание клиента было настолько шокирующим, что Вран растерялся. — Видимо, ты пережил что-то поистине трагическое и болезненное, с чем не смог продолжать игру, — сделал он логичное предположение.
— Вряд ли воспоминания о перенесённых страданиях смогли бы заставить игрока сделаться обычным аватаром, — голос Фараса звучал спокойно, в нём даже чувствовалась какая-то отстранённость, однако натренированное ухо сталкера всё же уловило в интонации собеседника неуверенность и вроде бы даже страх. — Думаю, на такое способна только боль из-за безвозвратной потери истинного счастья.
— Мне показалось, или ты действительно чего-то боишься? — в лоб спросил Вран. — Тебя ведь не заставят вспомнить о той потере?
— Как же ты ошибаешься, — Фарас горько усмехнулся, — клану нужны мои воспоминания, а не стенания по поводу моей тяжкой доли. Невозможно грамотно управлять Игрой, если ты не понимаешь образа жизни и мыслей аватаров. Разве ты не знал, что все члены управляющих кланов проходят через погружение в Игру, прежде чем сесть за игровой стол?
— Прости, адонэ, я не хотел тебя оскорбить, — только тут до Врана дошло, что он беседует одним из членов клана Пятёрки, и ему сразу сделалось очень неуютно. Стоящий рядом с ним аэр запросто мог закончить его сталкерскую карьеру одним нелестным замечанием, а то и просто косым взглядом.
— Брось, я тебе не враг, — Фарас недовольно поморщился, — просто хотел посмотреть на проблему твоими глазами.
— В Игре не существует ничего безвозвратного, — пожал плечами Вран, — тем более для члена клана Пятёрки. То, что аватары воспринимают как прошлое и будущее, для игроков является просто набором игровых локаций. Ты всегда сможешь вернуться в полюбившуюся тебе локацию и пережить своё счастье заново.
— Да меня теперь и близко не подпустят к симулятору, — в глазах Фараса промелькнуло странное выражение, которое опытный психолог из мира Игры мог бы, наверное, назвать отчаянием.
Увы, Вран хоть и прошёл курс психологии во время обучения вовсе не был опытным психологом, а даже если б и был, то не смог бы идентифицировать увиденное, поскольку в языках Аэрии даже такого термина, как отчаяние, не существовало.
— Может быть, это и к лучшему, — безапелляционно заявил он. — Если честно, я вообще не понимаю, как можно быть счастливым в этом примитивном и жестоком мире.
— Знаю, что не понимаешь, — Фарас устало вздохнул, — ты и не сможешь ничего понять, пока ни поживёшь в аватарском теле хотя бы с десяток лет. В мире Игры есть много такого, о чём аэры не имеют ни малейшего представления. Ты хотя бы знаешь, что аватары не одинаковы, что у них имеются мужчины и женщины?
— Не нужно недооценивать подготовку сталкеров, — фыркнул Вран, — во время тренировок мы примеряем на себя обе аватарские ипостаси и даже практикуем сексуальные упражнения с представителями противоположного пола, причём в мире Игры с коренными аватарами.
— Упражнения, — в голосе Фараса сталкер уловил презрительные нотки. — Разве дело в вульгарном сексе? Я говорю о чувствах, а не об удовлетворении физических потребностей. Впрочем, толковать о чувствах с аэром бессмысленно, в нашем мире палитра астральных вибраций настолько бедна, что мы и десятой доли переживаний аватаров понять не в состоянии.
— Да, наш мир построен на более тонких, ментальных вибрациях, — ничуть не растерялся Вран, — и я вовсе не считаю это нашим недостатком. Только благодаря своему развитому мышлению мы можем осознанно формировать свою реальность.
— А заодно и реальность мира Игры, — Фарас мрачно сдвинул брови, — причём не иначе, как по собственному усмотрению.
— Да если бы мы пустили этот процесс на самотёк, их реальность была бы настолько хаотичной, что в ней было бы невозможно существовать, — парировал Вран. — Аватары не в состоянии удержать в уме одну мысль дольше пары секунд, я уж не говорю про то, что они не контролируют даже собственное перевоплощение. Из-за этого при переходе в новый цикл их личности полностью стираются. Там, на костре ты ведь тоже думал, что пришёл твой конец, и тебе было страшно умирать.
— Ты прав, мне было страшно, — Фарас кивнул и отвернулся, похоже, воспоминания о последних минутах в мире Игры привели его в смятение. — А тебе когда-нибудь приходило в голову, что для того, чтобы жить полноценной жизнью, зная о конечности своего существования, нужно немалое мужество? Я так и не сумел понять, что движет людьми, когда они жертвуют собой ради своих близких, а то и просто каких-то идеалов, ведь со смертью они теряют абсолютно всё, даже самих себя. Разве это не удивительно?
— Они просто дикари, поэтому их мир полон насилия, — Вран заметил, что его собеседник назвал аватаров людьми, но решил проигнорировать эту оговорку. — В Аэрии убийство себе подобных просто немыслимо. Думаю, одно это ставит нас на высшую ступень по сравнению с аватарами.
— Ага, мы предпочитаем убивать их, — саркастично фыркнул Фарас. — Вран, а тебе не кажется, что мир Игры в этом отношении как-то честнее нашего? Да, он жесток, но не лицемерен, по крайней мере, люди не кичатся тем, что позволяют себе убивать только низшие формы жизни. Неужели тебе никогда не хотелось разобраться, понять, что они чувствуют? У сталкеров ведь имеются стационарные агенты во всех игровых локациях.
— Ты говоришь о стражах? — сталкер невольно передёрнул плечами. — Никто по доброй воле не пойдёт в стражи, для нас это своего рода наказание за провинность.
— Зря, — отрезал Фарас, — ты мог бы серьёзно обогатить свой жизненный опыт, если бы ни боялся погрузиться в Игру на долгий срок.
— Вот ты погрузился, и что из этого вышло? — ехидно поинтересовался Вран, однако то чувство превосходства, которое вполне обоснованно испытывал профессионал в споре с дилетантом, мгновенно растаяло, когда он взглянул в лицо своего оппонента. На губах Фараса блуждала мечтательная улыбка, взгляд, обращённый куда-то внутрь, как будто видел не расстилавшийся внизу город, а совсем иные картины.
— Ты когда-нибудь купался в лунной дорожке? — бросил мечтатель в пространство. — Знаешь, как пахнут ночью луговые травы? А какой вкус у тающих на губах снежинок? Хотя, о чём это я? — его улыбка вдруг сделалась похожей на гримасу боли. — Для тебя ведь тело аватара — это просто игровая оболочка, неудобство, с которым тебе приходится мириться для выполнения своей работы.
— Ушам своим не верю, — от удивления у Врана буквально глаза вылезли на лоб. — Это что сейчас было? Ностальгия по мазохистским приключениям?
— Благодарю за беседу, — лицо Фараса вдруг приобрело легко узнаваемое надменное выражение представителя правящего клана, теперь в его глазах читались лишь скука и раздражение из-за вынужденной траты времени. — Удачи с новым заданием, — бросил он через плечо и величественно покинул обзорную площадку, оставив своего собеседника в полном недоумении.
Разговор с бывшим клиентом произвёл на сталкера гнетущее впечатление. Мало того, что тот ни с того, ни с сего из вежливого собеседника вдруг превратился в напыщенного вельможу и свалил, так ещё и оставил после себя кучу недосказанностей и вопросов. Впрочем, ответ на один из вопросов Вран всё-таки получил, а именно, почему Совет принял решение вытащить Фараса из игровой реальности так рано. Теперь он отлично понимал резоны начальства. Нет сомнения, что только по-настоящему трагические события могли довести игрока до намеренной блокировки своей памяти, так что оснований для спасательной операции было хоть отбавляй. Но тогда соответствующая информация должна была содержаться в описании миссии, а её почему-то не было, словно о потере памяти клиента не было известно. Выходит, причины для срочной эвакуации были иными, не связанными с безопасностью игрока.
Кстати, и выбор новичка в качестве исполнителя столь нетривиального задания тоже был подозрительным, как будто кто-то задумал списать заведомо провальную операцию на некомпетентность исполнителя. Подобно всем своим коллегам, Вран, конечно, не страдал избыточной скромностью, но объективности ради всё же должен был признать, что сложность этой миссии явно выходила за рамки его квалификации. Вероятность того, что неопытному сталкеру не удалось бы провести через барьер ничего не понимающего, бьющегося в истерике от боли и страха игрока, была запредельно высока, и всё же кто-то намеренно остановил свой выбор на дилетанте. Только в этот момент Вран с запоздалым страхом осознал, что от полного распада сознание Фараса спасла исключительно самонадеянность того самого новичка, не подозревавшего о возможных последствиях как раз в силу отсутствия опыта.
Похоже, кто-то очень хотел, чтобы Фарас никогда не вернулся в свой родной мир, и этот кто-то, по всей видимости, был членом клана Арокани, которому служил Вран. А что если та информация, которую Фарас насильственно вырвал из своей памяти, представляла для коварного махинатора опасность? Это бы объяснило, почему от члена клана Арокани постарались отделаться столь необычным способом. Хотя, почему же необычным? Несчастный случай при переходе был, пожалуй, единственным ненаказуемым вариантом навсегда заткнуть рот опасному игроку. Убийство аэра в его родном мире было делом немыслимым, да к тому же бессмысленным, поскольку все они сохраняли свою личность при перевоплощении, а значит, и память тоже. Зато распад сознания гарантированно уничтожал угрозу вместе с самим сознанием.
— Интересно, понимает ли Фарас, во что он вляпался? — мысленно спросил себя Вран. — А какие последствия неожиданный успех безнадёжной миссии может иметь для исполнителя? Мне уже пора делать ноги или достаточно просто прикинуться старательным идиотом, чтобы не вызвать подозрений?
Вот такие невесёлые мысли крутились в голове сталкера, пока он шёл в расположение штаба спасателей за новым заданием. Врану очень хотелось верить в то, что история со спасением неугодного кому-то игрока никак не отразится на его карьере, и всё же, открывая дверь в начальственный кабинет, он внутренне собрался, готовый к любым неожиданностям. Увы, даже богатой фантазии спасателя оказалось недостаточно, чтобы предвидеть содержание его следующей миссии в мире Игры.