О чём должен был думать смертник, идя на казнь? Наверное, было бы логично обратиться мыслями к близким, которых он вынужден покинуть, попросить у них прощения, поблагодарить их за участие в своей жизни и за полученные уроки. Некоторые, правда, предпочитают проклинать палачей и свою горькую долю, но аэры были слишком рациональны и осознанны для подобного времяпрепровождения, так что Врану даже в голову не пришло отравлять ненавистью свои последние минуты в этом мире. Впрочем, мысленно прощаться с близкими он тоже не стал, вместо этого, он погрузился в воспоминания о той женщине, которая когда-то научила его жить и открыла ему секрет счастья.
Вран вовсе не лукавил, когда заявил ратава-корги, что воспоминания имеют для него непреходящую ценность. Это была чистая правда. Каждый раз, вспоминая краткий период своей жизни, проведённый вместе с Эвианой, он словно снова прикасался к сакральной тайне бытия. Эти драгоценные бриллианты воспоминаний Вран оберегал с фанатизмом помешанного на богатстве скупца и за прошедшие годы не потерял ни единого, даже самого маленького осколка. Когда ему было плохо, Врану достаточно было открыть шкатулку своей памяти и вытащить оттуда один из драгоценных камушков, чтобы жизнь снова заиграла яркими красками. Так что вовсе не удивительно, что перед тем, как уйти в небытие, смертник запустил руки в свою шкатулку по самые локти и принялся лихорадочно перебирать хранящиеся там драгоценности. Понимание того, что всё его богатство скоро сгинет безвозвратно, сжимало сердце Врана железными тисками и доставляло почти физические страдания, но он всё равно не мог остановиться.
Пока процессия шла по коридору к пневмотрубе, пока они спускались вниз и петляли по запутанному лабиринту узких каменных переходов, в голове Врана постоянно крутился один странный и неуместный в данных обстоятельствах вопрос. Какое воспоминание он бы выбрал, если бы ему позволили оставить лишь одно? Никто, разумеется, не собирался делать ему такой подарок, но вопрос о выборе засел в его голове, как заноза. Перед внутренним взором Врана тут же замелькали образы прошлого, и он с удовольствием погрузился в них как в горячую ванну, позволяя мыслям течь, куда им вздумается.
Вспоминая о том, как вытащил приговорённую к сожжению ведьмочку прямо с инквизиторского костра, Вран невольно улыбнулся, чем вызвал недоумение у сопровождавших его палачей. Это было забавное приключение, и всё же гораздо больший след в его душе оставило воспоминание о том, как он вёз свой трофей в замок Гилмор, завороженный новыми и такими будоражащими кровь ощущениями. А ещё круче был танец Эвы под грохот грома и разрывы молний первой летней грозы. Тоненькая фигурка, облепленная мокрой ночной сорочкой, кружащаяся словно в трансе на балконе — это было просто фееричное зрелище. Или может быть, стоило запомнить, как глаза Эвы засветились изнутри волшебным светом, когда он надел на её пальчик то самое сапфировое кольцо в честь помолвки?
Внезапно в голове Врана всплыло ещё одно воспоминание, и он сразу признал за ним право первенства. Та ночь, когда Эва сама пришла к любимому мужчине, точно была самым незабываемым моментом в его жизни. Голенькая девчонка, ошарашенная собственной смелостью, была так трогательно беззащитна, что даже сейчас, спустя многие годы, у Врана сердце сжималось от нежности и жалости. А она стояла перед ним с немым вопросом в глазах, облачённая в лунный свет, как в королевскую мантию, и дым от сожжённых мостов, связывающих Эву с её прошлым, словно стелился за ней зыбким шлейфом. Именно тогда Вран впервые осознал, что никого дороже этой упрямой девчонки у него нет и никогда не будет. Зацепившись за этот образ, он с какой-то мазохистской упёртостью принялся вспомнить каждую мелочь той ночи, словно ему действительно будет позволено забрать его с собой. А потом всё кончилось, потому что они пришли.
За внушительного вида металлической дверью глазам Врана открылось довольно обширное помещение, разительно отличавшееся своим антуражем от подвальных переходов. Здесь всё было стерильно и несло отпечаток тщательного ухода. Палачи быстренько освободили стоявшее там оборудование от защитных чехлов, и Вран с безразличием утопающего окинул взглядом свой эшафот. Три стандартных симулятора для входа в Игру были ему хорошо знакомы, а вот агрегат для стирания памяти, похоже, был новой модели. Такую навороченную машинку Вран видел впервые. Повинуясь жесту Арокана, который, по-видимому, взял на себя роль главного распорядителя, приговорённый сделал шаг к креслу стирателя, но внезапно нестерпимая боль в горле буквально вырвала его из реальности, погрузив в темноту беспамятства.
Сознание возвращалось к Врану медленно и как бы нехотя. Горло горело огнём, а голова раскалывалась, словно её сдавили тисками, при этом в той самой голове напрочь отсутствовали какие-либо мысли. Впрочем, это было как раз не удивительно, ведь перед тем, как отправить свою жертву в небытие, палачи должны были стереть её память. Вран открыл глаза, но сфокусировать взгляд пока не мог, только понял, что над ним маячит чьё-то лицо.
— Ну ты и соня, — посетовал владелец лица, — давай, спящая красавица, приходи в себя, нам нужно отсюда убираться.
Этот голос показался Врану знакомым, даже слишком знакомым, и эйфория от сознания, что он узнал этого беспардонного типа, накрыла его словно цунами. Оказывается, память никуда не делась, он по-прежнему оставался собой. Впрочем, это скорее всего была просто галлюцинация, поскольку Ро тут никак не могло быть. Может быть, удар током был слишком сильным и отправил сознание пострадавшего в кому? Врану наконец удалось сфокусировать взгляд, и возникшая перед его глазами картинка окончательно убедила его, что увиденное никак не могло быть реальностью. Над ним действительно маячила радостная физиономия Ро, а из-за плеча ратава-корги выглядывал никто иной, как Литар, вроде бы погибший много лет назад.
— Привет, Лит, — прохрипел Вран, как бы поддерживая сюжет своего посттравматического бреда, — снова меня спасаешь?
При этих словах торчащая из-за плеча Ро физиономия сразу приобрела оттенок пыльного бетона и скрылась из поля зрения. Ро перевёл взгляд с лица Врана на посеревшее лицо своего подельника и весело расхохотался.
— Вот это я понимаю, высокие отношения, — он оценивающе цокнул языком. — Ладно, потом подерётесь, сейчас для разборок время неподходящее. Добровольный уход в небытие главы погибшего клана отменяется, — торжественно объявил Ро, — потому что все твои разлюбезные Ставрати живы и невредимы, только ни хрена не помнят. Нужно было раньше вытрясти эти новости из твоего дружка, тогда бы не пришлось вытаскивать тебя прямо с эшафота.
— Я уже знаю, что Пятёрка превратила моих ребят в аватаров, — Вран сделал слабую попытку улыбнуться, — но со мной они решили разобраться по-другому, типа, избавиться раз и навсегда. Кстати, а куда они делись?
— Поднимайся, и сам всё увидишь, — предложил Ро, ехидно улыбаясь.
Вран поднялся с пола и едва снова ни хлопнулся в обморок от представшей его взору картинки. Пятеро членов Совета валялись на полу в самых живописных позах, перемазанные собственной кровью. Нет, это точно не могло быть галлюцинацией, и искажённые от удивления и боли лица мертвецов были тому веским доказательством. Выходит, двое ратава-корги перестреляли беспечных палачей как куропаток.
— Вы совсем спятили? — едва слышно пробормотал Вран, уставившись безумным взглядом на трупы. — Они же вернутся и устроят на вас охоту.
— В Игре наши шансы равны, — Ро беспечно махнул рукой, — ещё неясно, кто на кого будет охотиться.
— Вы же теперь стали вечными изгнанниками, — посетовал Вран. — Разве нельзя было их как-то оглушить?
— Видишь ли, телепатическому управлению барьер не помеха, — Литар наконец решился раскрыть рот, — так что пока мы ни найдём способ снять с тебя ошейник, им лучше оставаться мёртвыми.
— А прикольно, что эти уроды подготовили именно три симулятора, — заметил Ро, указывая на открытые капсулы, — как знали, что мы с Веном нагрянем в гости.
— Нет, ты точно спятил, — Вран ухватил за рукав своего спасителя, — если мы уйдём в Игру отсюда, то точно никогда не сможем вернуться. Эти симуляторы теперь будут охранять днём и ночью.
— Использовать симуляторы ратава-корги тоже нельзя, — посетовал Литар, — скорей всего, нашу базу теперь сравняют с землёй.
— Выходит, мы зря старались? — Ро обвёл растерянным взглядом сцену побоища. — Нам всё равно не скрыться.
— Ну это мы ещё посмотрим, — голос Врана окреп, словно растерянность спасителей придала ему сил, — всё-таки у главы клана имеются кое-какие преимущества перед остальными аэрами. Думаю, не все мои коллеги избавились от своих симуляторов ввиду их полной бесполезности, кто-то мог и припрятать парочку на чёрный день, и я, кажется, знаю, кто мог это сделать.
— Нужно предупредит ратава-корги о предстоящих репрессиях, — Литар неуверенно обвёл взглядом своих подельников. — Я это сделаю, а вы уходите в Игру.
— Серьёзно, Лит? — в голосе Врана зазвучал металл. — Ты действительно веришь, что сможешь укрыться от меня в Аэрии?
— Я не собираюсь бежать от возмездия, — Литар не посмел взглянуть в глаза бывшему другу, но его голос прозвучал твёрдо, — ты в любое время найдёшь меня в школе магии. С симулятором проблем не будет, я воспользуюсь одним из тех, что имеются у ратава-корги, мне ведь всё равно уже никогда не вернуться в родной мир, — он не стал дожидаться разрешения Врана и просто тихо выскользнул из комнаты.
Всю дорогу до базы клана Глантари, на предусмотрительность главы которого Вран возлагал наибольшие надежды, Ро упорно молчал, только уточнил, на какую локацию настраивать симулятор, когда разрешение на использование техники было получено.
— Что-то не так? — Вран с тревогой заглянул в глаза своему спасителю, когда они остались одни.
— Ты правда его убьёшь? — в голосе Ро явственно послышалось осуждение. — Вен ведь столько раз спасал твою жизнь. Да без него я бы дальше порога здания Совета не прошёл, не говоря уж о том, чтобы отыскать в тамошних катакомбах помещение с аппаратурой. Знаешь, он ведь даже не колебался, сразу согласился участвовать в твоём спасении.
— Не надо судить о моих решениях с точки зрения обывателя, — мягко попросил Вран. — Одиночка, не связанный обязательствами с кланом, легко мог бы позволить себе проявить великодушие и просто забыть о прошлом, но глава клана не имеет права на снисхождение к предателю, он просто обязан его покарать. Поверь, Литару этот расклад хорошо известен, он ведь жил при клане Ставрати несколько веков и видел собственными глазами, что случалось с теми, кто отступал от своих обетов.
— Но он ведь не клялся в верности твоему клану, — Ро вскинул голову и с мольбой уставился в глаза самопального ангела возмездия.
— Даже если я его пощажу, это ничего не изменит, — покачал головой Вран. — Когда Ставрати вернут свои воспоминания, расправа с предателем станет просто вопросом времени, а я никогда не пойду против клана.
— Вернут воспоминания? — Ро сразу забыл про невезучего коллегу и переключился на более интересную тему.
— А зачем, ты думаешь, я хочу отправиться в замок Гилмор? — в глазах Врана загорелся азартный огонёк.
— Я думал, ты хочешь положить цветочки на могилку, — голос Ро прозвучал неуверенно, словно он сам сомневался в своих словах. — Хотя, какого чёрта, ты ведь сто раз мог это сделать и раньше. Так в чём прикол?
— Знаешь, а ведь я уже давно начал подозревать, что стационарные базы спас службы неспроста оборудованы солидными подвалами, — Вран не удержался от соблазна помурыжить любопытного ратава-корги, — но не понимал, зачем они нужны. Только когда мне поневоле пришлось поплутать по катакомбам в здании Совета, чтобы в конце пути прийти в хранилище техники, картинка наконец сложилась.
— Думаешь, в подвалах стационарных баз хранится аэрское оборудование? — Ро недоверчиво помотал головой. — Тогда почему стражам ничего о нём не известно?
— Может быть, потому, что оно не для обычных аэров, — предположил Вран, — а лишь для игроков из управляющих кланов. Фарас, к примеру, о таком оборудовании знал, он же как-то смог стереть свои воспоминания, не выходя из Игры. К сожалению, получить доступ в подвалы стражей не получиться, я ведь теперь вне закона, а вот под развалинами замка Гилмор стоит поискать. Возможно, у спас службы не дошли руки до того, чтобы откопать своё оборудование.
Спустя три часа вымазанные с головы до ног кирпичной пылью, усталые, но довольные диггеры вылезли из подземелья и разлеглись на травке, чтобы слегка перевести дух. Нет, до оборудования они пока не добрались, зато обнаружили две запертые металлические двери, очень похожих на такую же дверь в подвалах здания Совета. Без взрывчатки их было не открыть, так что операцию по извлечению аппаратуры пришлось ненадолго отложить. Солнышко ласково припекало, лёгкий ветерок холодил разгорячённые лица копателей, и Ро сразу потянуло в сон. Незаметно его сознание соскользнуло в сладкую дрёму, и на какое-то время он выпал из реальности. Разбудил соню яростный крик петуха. Похоже, пернатый не ожидал встретить в своих законных владениях незваных гостей и закатил истерику.
Врана рядом не оказалось, и Ро отправился его искать. Поиски были недолгими, как он и предполагал, Вран нашёлся рядом с тем местом, где когда-то полыхал погребальный костёр, превращая в пепел тела двух влюблённых. Именно на этом месте бывшие обитатели замка Гилмор установили могильный камень в память о своём лорде и его жене. Как ни странно, камень сохранился, хотя уже ничем не напоминал памятник, надпись на нём давно стёрлась, и только правильная форма отличала его от природных образований.
— Это твоя единственная могила? — лениво поинтересовался Ро.
— Понятия не имею, — Вран безразлично пожал плечами, — как-то никогда не заморачивался вопросом утилизации своей игровой оболочки.
— Так чего же торчишь тут воплощением скорби? — в голосе Ро презрительный скепсис смешался с любопытством. — Ах да, у твоей дохлой тушки в этой локации имелась компания. А что, игровая оболочка Эвы имеет какое-то сакральное значение?
— Ну ты и циник, — посетовал Вран, — нельзя было придержать эту пошлятину, пока мы ни отойдём от могилы?
— Это я-то циник? — Ро буквально взорвался от возмущения. — Да по сравнению со Ставрати, я — просто образец трепетного романтика.
— Ты говоришь про стирание? — уточнил Вран. — Сам же знаешь, без этого Аэрии пришёл бы конец.
— Ну да, а то, что под раздачу попали и жители чужого мира — это так, сопутствующие потери, — Ро нахохлился как индюк и процедил сквозь зубы что-то нелицеприятное и не совсем цензурное в адрес циничных кланов. — Между прочим, из-за вашей живодёрской операции смерть для аватаров сделалась такой же фатальной, как для нас развоплощение, теперь со смертью они теряют буквально всё: память, личность, самоидентификацию и даже взрослыми больше не могут воплотиться. То, что их сознания при этом сохраняются — это утешение на любителя.
— Эй, хорош причитать, — оборвал обвинительную речь Вран. — Причём тут аватары? Их стирание не затронуло, поскольку они и до него не могли сохранять свою память при перевоплощении. Аватары как не умели осознанно управлять реальностью, так до сих пор и не умеют.
— А какая связь между управлением реальностью и стиранием личности? — Ро сразу позабыл про свои претензии к организатору катастрофы и с жаром включился в дискуссию.
— Самая прямая, — безапелляционно заявил Вран. — Ты хоть приблизительно представляешь, что происходит, когда одно из наших тел получает повреждение, например, физическое?
— Самолечение? — в голосе Ро прозвучало сомнение.
— Верно, — подтвердил Вран, — но за счёт чего? Ладно, не буду тебя мурыжить, — самопальный философ покровительственно кивнул безграмотному дилетанту. — При повреждении физического тела автоматически включается переток энергии от остальных тел, чтобы его восстановить. Это и неудивительно, ведь разделение на плотные и тонкие тела весьма условно, на самом деле наши тела представляют единую систему. А что случится, если повреждение окажется фатальным?
— Энергия будет уходить как в бездонную бочку, — Ро недоумённо нахмурился, как бы подыскивая аргументы, опровергающие нарисованную Враном картинку. — Стой, но ведь этот переток довольно легко остановить, — наконец нашёлся он, — именно это аэры и делают, когда умирают, а потом запускают достройку повреждённой системы до состояния целостности. Ты хочешь сказать, что у аватаров не хватает для этого осознанности и самоконтроля?
— Вот именно, — спокойно подтвердил Вран, — поэтому начавшийся переток не останавливается до тех пор, пока все тела, включая самые тонкие, ни распадутся. Только после этого сознание даёт команду уму начать строить новое тело.
— Ну и что? — Ро с недоумением воззрился на самодовольного философа. — А почему ум не может восстановить тело в прежнем виде? Мы ведь именно так и поступаем.
— Проблема состоит в том, что строительство нового тела начинается на пустом месте при практически нулевом уровне энергии и информации, — пояснил Вран. — Вся энергия уже ушла на бессмысленную попытку спасти физическую оболочку, а доступ к архиву памяти потерян вместе с тонкими телами. Стоит ли удивляться, что в таких условиях физической оболочкой нового тела становится маленькая клеточка, осознанности которой хватает только на то, чтобы быть? — философ снисходительно улыбнулся своему менее осведомлённому оппоненту. — Изначально эта клеточка совершенно нежизнеспособна без поддержки извне, отсюда такие сложные механизмы перевоплощения, как внутриутробное развитие и медленное взросление от состояния младенца до самостоятельного существа.
— Да уж, в этом плане алгоритм перевоплощения в Аэрии — это просто эталон простоты и рациональности, — Ро задумчиво покачал головой. — Получается, что стирание ослабило ум игроков настолько, что они стали неспособны контролировать своё перевоплощение.
— Слабость ума — это понятие весьма неопределённое, — усмехнулся Вран, — на самом деле стирание сделало кое-что другое. Оно лишило игроков знаний о том, как управлять реальностью, и главное, памяти об опыте такого управления. Не исключено, что именно с потерей этих знаний и связаны разрывы в спектрах вибраций зависших в Игре аэров. Согласись, не просто осознать своё могущество, когда считаешь себя беспомощной букашкой.
— Так вот зачем тебе нужно аэрское оборудование, — Ро понимающе кивнул.
— Да, мы вернём Ставрати их память о путешествиях между мирами, — подтвердил Вран, а уж после этого восстановить их сталкерские навыки — дело техники. Вот только как их отыскать в этом огромном мире?