- Товарищ следователь, вы немного меня недопоняли,- сказал Виталий Юлианович,- ведь я смотрю не в окно - я считываю информацию, которая записана на этих вещах, и от меня нисколько не зависит, что на них запечатлено, а что - нет: это как бы магнитный оттиск биополя людей, которое они излучали. Очень сильные эмоции обычно записываются на окружающие предметы - страх, боль,- я их могу считать более или менее подробно, но дополнить, к сожалению - не могу.
- Хорошо,- сказал я,- теперь можете послушать, что там случилось.
Я открыл папку с уголовным делом и прочитал Соколову: - Первого мая на некой квартире собрались, чтобы отметить праздник две пары, не важно как именно их зовут, назовем их, скажем: А, В, С и Д,- все четверо не замужем и не женаты. После распития спиртных напитков, дамы А и В между собой поссорились и у них началась драка, гражданин С, по его словам, пытался сцепившихся дам разнять,- вы это, наверно, и видели; после чего молодые люди также между собой подрались. Наконец, одна пара, рассердившись на негостеприимных хозяев, ушла. По дороге они подумали, что надо вернуться, чтобы забрать не выпитую водку, которую они к началу застолья с собой приносили. Женщина осталась на улице, мужчина зашел в квартиру, потребовал свою водку, хозяин стал его выталкивать обратно, опять началась потасовка, из кухни выбежала сожительница хозяина квартиры - дама А,- с кухонным ножом в руке, которым она, как она утверждает, на кухне резала хлеб. Гость, заметив этот нож, решил, что она бежит его убивать, ему удалось выбить нож ногой из рук женщины, после чего он сам овладел им и ударил этим ножом хозяина - гражданина Д. Вот что у них там произошло.
- Ну и как вы расцениваете мой рассказ?- осторожно поинтересовался ясновидящий.
- Как вам сказать... Детали вы увидели: линолеум, нож,.. но полной картины преступления, к сожалению, не дали...
- Товарищ следователь, это не от меня зависит.
- Да, да - я понял. Давайте, если не возражаете, посмотрим материалы по другому делу. Я разложил перед Соколовым новые предметы и мы опять на десять минут замолчали.
Про этот опыт говорить я не стану, так же как не стану и давать оценку нашему экстрасенсу в этом опыте - это дело доводил до конца уже не я, а другой следователь, и я не владею по нему всей информацией, на тот момент оно было еще в работе.
На третьем сеансе Виталий Юлианович правильно угадал место, где случилось преступление - берег озера Чусовское, сказал, что он видит у костра людей, описал их приметы, причем очень точно рассказал, как выглядел преступник. Соколов был весьма удовлетворен, когда я подвел результат по этому раскрытому делу. Последним было мной намечено для показа экстрасенсу дело Ани Кондратьевой. Я достал из сейфа и поставил перед Соколовым пузырек, в котором плавал заспиртованный палец. - Господи,- сказал Виталий Юлианович, приложив руку к груди,- это же от ребенка?
- Да. Что вы об этом скажете? Пожалуй, потом мы закончим.
Экстрасенс снова долго смотрел на пузырек, затем рассказал, что он видел большую комнату, много людей, по-видимому, гостей - все они улыбаются. Увидел он еще детскую руку, на которую надевали колечко.
Я отошел от стола, достал из шкафа несколько лежавших там фотоснимков, смешал их с тремя фотографиями из дела Кондратьевой и показал все эти фотографии Соколову. Он очень быстро и верно указал на снимках мать и отца Ани, и сказал, что он их видел среди тех людей в комнате. Однако, ничего, относящегося к преступлению Виталий Юлианович не узнал.
- Как же так, Виталий Юлианович,- спросил я у него,- кажется, что вы объясняли: на предметы записываются только страх и боль - а здесь колечко какое-то?
- Ну почему обязательно - боль, я про это не говорил, просто должно быть исключительно сильное чувство - видимо, здесь была очень сильная радость.
- Когда отрезали палец, должно было быть чувство не менее сильное,подал реплику с места до сих пор молчавший Петренко.
Соколов посмотрел на него и пожал плечами: - Может быть, ребенок уже был без сознания,- сказал он.
- Виталий Юлианович,- сказал я,- мы проверим, спросим у родителей девочки, был или нет такой случай, я пока ничего не могу сказать.
Мы завершили наши эксперименты и Соколов получил ту выписку из протокола, о которой он нас в начале просил. После того, как мы с лейтенантом поставили наши подписи, Виталий Юлианович неожиданно меня попросил написать еще отдельную бумагу с моим мнением об эффективности работы ясновидящего в этих опытах. Я задумался.
- Видите ли, Виталий Юлианович,- сказал я ему,- Такую бумагу я вам, конечно, с удовольствием напишу, но у меня остались кое-какие сомнения.
- Какие?- спросил экстрасенс и как будто обиделся.
- Может быть, мы проведем с вами еще один маленький сеанс, чтобы уже я сам во всем окончательно убедился?
Соколов согласился, и мы условились, что он снова придет в конце недели. Сомнения у меня были такие: вся атмосфера в кабинете уголовного следователя располагает на мысли о преступниках, к тому же здесь были предъявлены и разные предметы, относящиеся к убийствам,- словом, это все заставляло фантазию работать в одном направлении, мне же захотелось проверить Виталия Юлиановича на чем-нибудь неожиданном, сбить его со следа, чтобы уже надежно узнать, на самом деле он видит, или просто очень удачно сочиняет. Я однажды был на концерте Юрия Горного и был свидетелем, как он отгадывал мысли зрителей, хотя, как он объяснял в конце выступления, он никаких мыслей не слышал, а очень внимательно следил за эмоциями людей и по незаметным для нетренированного глаза приметам решал, о чем эти люди могут думать. Я побоялся, что и здесь может быть какой-нибудь такой фокус, а помогать господину Соколову морочить публику по 10 рублей с человека, мне не хотелось. Вместе с тем, если окажется, что Виталий Юлианович действительно на что-то способен, это могло быть очень полезным в такой работе, как наша. Поэтому я не пожалел времени и пошел на другой день в краеведческий музей. Там я попросил у заведующей мне выдать череп питекантропа, который я однажды видел у них в экспозиции.
- Посмотрим,- решил я,- какие линолеумы вы придумаете теперь, любезный ясновидящий, какие вам примечтаются кольца?
Заведующая очень удивилась такой необычной просьбе, я сочинил для нее какое-то объяснение, может быть - и не очень правдоподобное, кроме того, авторитет моего удостоверения в очередной раз мне помог - заведующая, взяв с меня расписку, в которой я указал кроме всего прочего и мои служебные координаты, позвонила, чтобы к нам принесли этот череп.
Вблизи он оказался - местами темно-желтый, местами - почти черный и очень напоминал цветом и увесистостью обожженный биллиардный шар. Челюсти у черепа на месте не было, но сам он был почти целый. Для своего возраста 160 тысяч лет, он удивительно хорошо сохранился. На обратной стороне у черепа был нарисован краской музейный инвентарный номер.
Питекантроп - это та обезьяна, которая на эволюционной лестнице ближе всех стоит к человеку. Я читал, что с этими питекантропами произошла какая-то не совсем понятная вещь: они вдруг ни с того - ни с сего, стали мутировать, и за очень короткий по эволюционным меркам срок, тысяч, скажем, за тридцать, превратились в людей. Причем считается, что в людей они превратились не сразу, а что между ними должен был быть какой- то промежуточный полузверь-получеловек, симекантроп, но вот странность: имеется во множестве ископаемых останков древнего человека и питекантропа, а этого симекантропа ни разу так и не обнаружили. Конечно, для любого специалиста сразу бы стало понятно, что перед ним кости не человека, но сказать по правде, от человеческого он не так уж и отличался, и еще я понадеялся, что Соколов в своем институте Метрологии антропологию не изучает наверняка.
На нашей следующей встрече с Виталием Юлиановичем, я ему подал череп обезьяны, как прошлогодние останки сгоревшего человека. Очевидно, он поверил, надел на нос очки и старательно уставился на кость. Я не засекал, сколько прошло времени, может быть минут пять, когда я заметил, что с нашим экстрасенсом происходят неприятности: он очень сильно побледнел, на лбу у него выступила испарина, Соколов судорожно потянул узел галстука у себя на горле, но не ослабил его, а вместо этого стал валиться набок со стула. Я не успел его подхватить, и он упал, стукнувшись головой о пол. Петренко сегодня был на задании, мы с Виталием Юлиановичем находились в кабинете одни. Я подбежал к Соколову, перевернул его на спину, распустил узел его галстука, схватил со стола графин с водой и с ладони брызнул воду на лицо Соколова.
Я уже думал начать делать экстрасенсу искусственное дыхание, когда он открыл глаза.
- Что с вами, Виталий Юлианович?- спросил я, стоя возле него на коленях,- Вы сегодня себя плохо чувствовали?
Сначала он не отвечал мне, сел, оглядывая стены кабинета, и на его лице почему-то ясно проступило чувство удовольствия, особенно необъяснимое, если принять во внимание состояние, в котором он находился.
- Так это померещилось мне,- сказал он.
Постепенно он пришел в себя, успокоился и пересел с пола обратно на стул.
- Что с вами случилось?- спросил я.
Этот простой вопрос его отчего-то смутил.
- Не знаю, я не могу этого понять. Так, ерунда какая-то причудилась.
- Расскажите.
Как ни неприятно, видимо, было Соколову рассказывать, но и отказываться было тоже неудобно. Ясновидящий попил из стакана, надел подобранные с пола очки и, смущаясь, мне поведал такую историю.
Когда Виталий Юлианович начал смотреть на череп, он очень удачно и быстро вошел в транс, то есть не стал замечать ничего, кроме него, потом он как бы заснул, а пробудился он оттого, что все тело у него зудело и щипало, он открыл глаза, однако, к своему удивлению, ничего не увидал. Было темно.
- Свет, что ли выключили?- подумал экстрасенс, и вдруг понял, что он не видит из-за того, что его глаза смотрят на какую-то каменную стену, а вокруг, и правда, было темно. Виталий Юлианович захотел обернуться на том твердом лежаке, на котором он почему-то лежал,- и вдруг вместо этого он быстро сел, зарычал и впился зубами себе в руку. Он ощутил одновременно: боль в руке от сильного укуса, какую-то длинную и очень шершавую шерсть во рту, и расширяя ноздри впахнул в себя дух этой же шерсти, в которую утонул его нос. Она пахла потом и словно бы псиной, была солона на вкус, и, очевидно, запачкана землею или песком.
Сам себе удивляясь, ясновидящий стал клацать зубами по ремку этих густющих волос, выросших у него на руках и высасывать из него насекомых. Испытывая сильное отвращение, Виталий Юлианович попытался прекратить это занятие, однако не он, а кто-то другой - он теперь почувствовал это,продолжал со злостью и дикой страстностью процеживать отвратительную шерсть между зубами. Самое же
неприятное состояло в том, что он, Виталий Юлианович, представлял собою часть этого непонятного чудовища и при огромном своем желании, все-таки не в состоянии был от него отделиться. Все чувства и все эмоции зверя проникали сквозь ясновидящего и делались его собственными чувствами и эмоциями. Они заполоняли его, и только в те мгновения, когда они ослабевали, в Виталии Юлиановиче проявлялись человеческие ощущения - в основном, отвращение, возбуждение и страх. Заглушив своими укусами ноющую боль от укусов насекомых, зверь - и одновременно он же и человек мало-помалу успокоился и осмотрелся по сторонам.
Он сидел в конце пещеры, небольшая брешь вдалеке была окрашена светом начинающегося утра, вокруг на каменном полу, покрытом слоем грязи, лежали вповалку скорченные большие тела, слышалось с разных сторон похрапывание, сопение и приглушенные стоны. Воздух в яме скопился вонючий, спертый - Виталию Юлиановичу очень захотелось пить. Зная, где он может найти воду, Соколов перевернулся на четвереньки и поднялся на ноги.
У Виталия Юлиановича теперь было другое тело: гораздо мускулистее и шире в плечах. После нескольких осторожных шагов, Соколов понял, что у него сильно болит колено левой ноги, болит так, что на левую ногу он почти не может приступать. Экстрасенс остановился и положил на колено свою длинную руку - для этого ему не пришлось даже нагибаться: он и так шел, словно прихваченный ревматизмом. Колено было опухшим, размером с голову взрослого человека, и тоже, к удивлению Виталия Юлиановича, обросло жесткой шкурой. Наконец, доковыляв на двух руках и на правой ноге до дыры, Соколов вытянул себя за крайний камень из пещеры наружу.
Два косматых чудовища, отдаленно напоминающие людей, дежурили возле лаза в логовище и с ненавистью посмотрели на Виталия Юлиановича. От их взгляда тоскливо сделалось в груди у ясновидящего. Он потащился по оброшенной траве, сел в стороне от них, прислонившись спиной к сосне, и стал слушать звуки и втягивать запахи.
Очевидно, никакой опасности не было, потому что Соколов поднялся на четвереньки и поплелся дальше.
Пещера, в которой жили питекантропы, находилась на склоне невысокой горы. Пробравшись по прозрачному сосновому лесу к ее подножию, Соколов нашел родник. Почва около ручья была утоптана племенем. Виталий Юлианович наклонился к воде, погрузил в нее свои мохнатые мускулистые щеки и, отфыркиваясь, начал всасывать жидкость. Утолив жажду, он вдруг почувствовал давний, ставший уже привычным голод. Надеясь подобрать какие-нибудь отбросы, животное побрело наискось вверх по склону.
Нора племени осталась в стороне и ниже по уровню. Дойдя до скалистого утеса, ясновидящий стал нюхать землю, отыскивая пищу. Здесь была яма, в которой питекантропы держали пойманных зверей - больной Виталий Юлианович разыскивал остатки корма, который обычно кидали плененным.
Ему на этот раз не повезло. Он нашел только раскрошенный мосел и поглодал эти сухие косточки, однако спазмы в животе ими нисколько не унял. Тогда он начал искать коренья, разрывать дерн и, набредя на молодую сосенку, объел ее свежие побеги.
Питекантроп был беспокоен и раздосадован: он очень хорошо помнил, где он мог бы найти для себя вкусную еду, но не смел ее тронуть. Кое-как наевшись, он сел отдохнуть возле ямы. В глубине ямы что-то зашевелилось, Виталий Юлианович лег на живот и поглядел туда. Счастье уже давно отвернулось от племени. В яме находился самый жалкий улов, который только можно было придумать. На дне сидел, сжавшись в комочек, маленький питекантропчик. Он был очень похож на тех двух зверей, которых Соколов недавно встретил у входа. Несмотря на младенческий возраст, тело и морда у него были покрыты шерстью, лоб был скошен, челюсти вытянуты вперед. Пленник поднял голову и взглянул вверх. Выражение его глаз поразило Виталия Юлиановича: он привык видеть ожесточенность в таких глазах, сверкавших на него из-под меха, и в последнее время очень боялся их. Эти же глаза на него смотрели с тоскливой мольбою.