20811.fb2
"С тех пор, как Дагестан посадили в темницу, все месяцы года имеют по тридцать одному дню", - писал некогда мой отец.
"Горы, мы с вами сидим в подвале", - сказал некогда Абуталиб.
"От такого горя и тур грустит в горах", - пела некогда Анхил Марин.
"Об этом мире и думать нечего. У кого жирнее хинкалы, у того больше и славы", - махнул рукой Махмуд.
"Счастья нигде нет", - сделал вывод, объездив весь мир, кубачинец Ахмед Мунги.
Но Ирчи Казак писал: "Мужчина Дагестана везде должен оставаться мужчиной Дагестана".
Но тот же Батырай писал перед смертью: "Пусть у храбрых не рождаются робкие сыновья".
Но тот же Махмуд пел:
Если тур заплутался в горах, где темно,
Иль тропу, или смерть он найдет все равно.
Но тот же Абуталиб сказал: "Этот мир вот-вот загремит. Пусть же он загремит громче".
И пришло время - раздался гром. Ударило далеко, не сразу докатилось до Дагестана, но все уже было разделено на две части зримой красной чертой: история, судьбы, жизнь каждого человека, все человечество. Гнев и любовь, мысль и мечты - все разделилось надвое.
- Загремело!..
- Где загремело?
- По всей России.
- Что загремело?
- Революция.
- Чья революция?
- Детей трудового народа.
- Ее цель?
- Кто был ничем, тот станет всем.
- Ее цвет?
- Красный.
- Ее песни?
- "Это есть наш последний и решительный бой".
- Ее армия?
- Все голодные и горестные. Великая армия труда.
- Ее язык, нация?
- Все языки, все нации.
- Ее глава?
- Ленин.
- Что говорит Революция горцам Дагестана? Переведите нам. Герои и певцы перевели на все наречия Дагестана язык революции:
"Веками угнетенные народы Дагестана! В наши дома, на наши поля по извилистым горным тропинкам пришла великая Революция. Слушайте ее и служите ей. Она говорит вам слова, которых вы никогда не слышали. Она говорит:
- Братья! Новая Россия подает вам свою руку. Принимайте ее, сплетайтесь с нею в крепком рукопожатии, в ней ваша сила и ваша вера.
- Дети ущелий и гор! Открывайте окна в большой мир. Начинается не день новый, а новая судьба. Идите навстречу этой судьбе!
- Теперь вы не обязаны гнуть спину перед сильными. Отныне на вашего коня не сядет чужой. Теперь ваши кони - ваши кони, ваши кинжалы - ваши кинжалы, ваши поля - ваши поля, ваша свобода - ваша свобода".
Так перевели язык "Авроры" на языки народов Дагестана. Его перевели Махач, Уллубий, Оскар, Джелал, Кази-Магомед, Магомед-Мирза, Гарун и другие мюриды революции, хорошо знавшие горести Дагестана.
И пошел Дагестан навстречу своей судьбе. Горцы приняли цвет и песни революции. Но испугались ее враги. Это над их головами загремел гром, под их ногами зашаталась земля, перед ними вскипело море, за их спинами обрушились скалы. Затрясся и рухнул старый мир. Разверзлась глубокая пропасть.
- Дайте руку! - взмолились враги революции, называвшие себя друзьями Дагестана.
- Ваши руки в крови.
- Постой, не уходи, оглянись, Дагестан!
- А на что оглядываться, что позади? Нищета, ложь, темнота и кровь.
- Маленький Дагестан! Куда ты?
- Искать большое.
- Окажешься ты как маленький челнок в большом океане. Пропадешь. Исчезнут твой язык, твоя религия, твои адаты, твоя папаха, твоя голова! угрожали они.
- Я привык ходить по тесным тропинкам. Теперь, на широкой дороге, неужели сломаю ногу? Слишком долго я искал этот путь. Ни один волос не упадет с моей головы.
- Дагестан - вероотступник. Он погибает. Спасите Дагестан! - каркали вороны, выли волки. Кричали, угрожали, просили, убивали, обманывали. Кто только не кидал камня в зажженный фонарь! Кто только не пытался сжечь великий мост! Знамя сменялось знаменем, разбойник сменялся разбойником. Словно шубу в зимнюю холодную ночь, тянули друг у друга, рвали в клочья маленький Дагестан. А он метался, как тур, освобожденный от цепи. Каждый с жадностью хищника кинулся ловить его для себя. Какие только охотники не стреляли в него!
"Я, имам Дагестана Нажмудин Гоцинский, выбран народом у Андийского озера. Моя сабля ищет папахи, увенчанные красным лоскутом материи!" "Братья по религии, мусульмане! Идите за мной. Это я поднял зеленое знамя ислама", - так говорил зычным голосом другой человек. Его звали Узун-Хаджи.
"Пока я не вздерну на жердь голову последнего большевика и не выставлю ее на самой высокой горе Дагестана, я не повешу свое оружие на гвоздь!" шумел князь Нухбек Тарковский.