Я стоял посреди суеты вокзала, прижав ладони к коленям, и в панике задыхался. Марианна ласково гладила меня по спине, а остальные взволнованно наблюдали. Наконец ко мне вернулась способность нормально дышать, и я смущенно выпрямился.
– Ты в порядке? – поинтересовался Велик.
Я молча кивнул и поторопился к выходу. Мы поймали несколько такси и поехали на Рантцаусгэде. Там у меня была пустующая четырехкомнатная квартира, но потихоньку я начал продавать свою недвижимость. Свищ в возбуждении выскочил из такси. Он обезумел оттого, что находился в Копенгагене, на Нерребро, и повернулся к нам с изумлением:
– Здесь повсюду негры и пакистанцы.
– Не кричи так громко.
– И тут как-то грязно. Ну, посмотрите. – Он поднял с асфальта коробку из-под пиццы и гордо протянул ее Велику, который тут же бросил ее обратно на тротуар. – Такого в Тарме не увидишь.
Свищ в возбуждении пробежал сто метров по Рантцаусгэде, мимо «Игл Стейк Хаус» и «Чили Поп», пиная мусор ногами, затем остановился, огляделся вокруг и крикнул:
– Да здесь каждый второй пакистанец!
Велик тут же сообразил подозвать его и втащил в квартиру, пока не вышло какой-нибудь неприятности.
Велик и Свищ, Анита и Марианна и мы с Йеппе разместились парами по комнатам, после чего осталась еще одна под общую гостиную. Квартира была меблирована довольно скудно. Но нам и не нужно было большего, ведь она должна была стать временной базой.
Все ждали моей речи, но я пытался преодолеть дикую боль в животе, так что смог только пробормотать:
– Мне нужно немного подумать.
И я думал следующие три дня, закрывшись в своей комнате, отсыпаясь и стараясь связать в мозгу больше двух мыслей.
– Нет, дрыхну дни и ночи напролет. М-м-м… Нет. Он встает с кровати только в туалет. Мне кажется, его тошнит. М-м-м… Ну да. Три дня. М-м-м, м-м-м… Йеппе говорит, что он с ним тоже не разговаривает. М-м-м… Ну да, Карен, я знаю. М-м-м… Просто нас уже начинает это раздражать. Мы ждем. М-м-м… Ну да, как будто боится, но… М-м-м… Да. Думаешь? М-м-м… Ну хорошо, попробую. Спасибо за совет, Карен. До связи. Да, пока.
Марианна отложила телефон и подозвала Йеппе, после чего они куда-то исчезли на несколько часов. Вернувшись, они пришли в мою комнату и стянули с меня одеяло:
– Поднимайся. Мы отправляемся на прогулку.
Я замотал головой, но Йеппе решительно столкнул меня с кровати. Мне совсем не хотелось никуда идти, но они не оставили мне выбора, а я был слишком апатичен для того, чтобы оказывать сопротивление.
Мы пошли по направлению к Вестебро. Марианна тянула меня вперед. Я старался идти в ногу, так что мы были похожи на влюбленных. Я погладил ее руку большим пальцем. На секунду это заставило ее остановиться. Она, нахмурившись, взглянула на меня, но пошла дальше. Йеппе не отставал. Марианна несколько раз ловила его взгляд, после которого следовал кивок, означающий готовность. Велик и Свищ шли на расстоянии пятидесяти метров позади. Они следили, чтобы мы не исчезли из поля видимости, но при этом оживленно о чем-то разговаривали. Анита отказалась с нами идти. Она терпеть не могла всякого рода прогулки.
– И куда же мы направляемся?
Но Марианна наотрез отказалась говорить, хотя я задал ей этот вопрос не менее десяти раз. Мы уже миновали завод «Карлсберг» и перекресток, когда до меня наконец дошло, чего она от меня хочет. Я попытался выдернуть руку, но она держала крепко. Тогда я сильно сжал ее руку, и ей пришлось отпустить меня. Я уже повернулся, чтобы удрать, но тут меня схватил Йеппе. Мы немного поборолись. Он оказался сильнее, чем можно было подумать, и сбежать мне не удалось. Свищ и Велик подбежали к нам. Марианна велела им тоже держать меня. У меня не осталось никакого шанса. Когда они наконец отпустили меня, мы уже стояли на Западном кладбище. Марианна пыталась меня успокоить:
– Тебе необходимо это сделать.
– Я не могу.
Она опять взяла меня за руку. Это действительно успокаивало. Она целенаправленно шла вперед, и я следовал за ней, минуя могилу за могилой. Наконец мы оказались у могилы Сес, и Марианна шепнула мне:
– Мы отойдем, чтобы ты пришел в себя.
Я сел перед надгробием. Могила была чистой и ухоженной, с множеством свежих цветов. Я провел пальцем по мрамору – он был грубым и прохладным. Наклонившись, я обнял камень.
– Малыш, как хорошо, что ты наконец-то пришел. Я так беспокоилась о тебе.
Как же прекрасно было вновь слышать ее голос. Я крепко прижал ее к себе, и она заметила, что я дрожу:
– Николай, расслабься.
Я обнимал ее:
– Извини, что пришел только сейчас.
– Малыш, расслабься.
Камень сочился сквозь мои руки, а Сес пыталась меня успокоить:
– Но ты же сейчас тут. Спокойно. Отдышись. Я так рада тебя видеть. – Она притянула меня к себе.
Некоторое время я просто молча стоял на коленях, обнимая Сес. Когда наконец я немного успокоился, она спросила:
– Как ты поживаешь?
Я немного задумался и сказал:
– Хорошо. По крайней мере, неплохо.
– Ты, кажется, возмужал. Поправился, но и возмужал. Это хорошо.
– Я знаю, что я разжирел. Как ты?
– Я отлично. Не считая, конечно, того, что мой младший брат не навещает меня. И… я не сказала, что ты толстый.
Я ослабил объятия:
– Но ведь Бриан и Алан к тебе приходят.
– Да, постоянно, но они – это не ты. Бриан расстраивает меня. Он ходит по шлюхам. Ты знал?
Я кивнул.
– Правда? Ты общался с ним? – Она удивилась.
– Нет, но кое-кто из моих друзей выследил его.
– Да, это как-то странно. Так ты знаешь и то, что он к ним ходит не за сексом?
– Да.
– Ну, мне было бы проще, если бы они занимались сексом. А зачем вы следите за Брианом? – Сес не переставала удивляться.
– Так сказал Иисус.
– Иисус? Он заставляет тебя следить за Брианом? Ты точно в порядке?
– Ну да. Разве не похоже?
– Если не считать того, что ты болтаешь какой-то вздор. А так, когда ты не нервничаешь, можно даже сказать, что ты выглядишь довольным.
– Довольный – это, наверное, сильно сказано. Но мне лучше, чем прежде. Я переселился в Ютландию.
– Из-за этой, с большой грудью? Она твоя девушка?
Я обернулся и посмотрел на Марианну, которая ободряюще улыбнулась мне.
– Нет, у нас ничего нет.
– Она милая.
– Да, правда. Очень.
На этом разговор резко оборвался. Я не мог объяснить, зачем я пришел, так как вдруг почувствовал, что отрываюсь от земли. Я отцепился от плиты и поднялся на метр над землей. Остальные видели, как он направляется ко мне, но узнали его слишком поздно. И вот он кинул меня на дорожку, подхватив мои девяносто килограммов с удивительной легкостью. Я пролетел 3–4 метра и шлепнулся на асфальт. Было ужасно больно, все руки и ноги ободрались. Я попытался быстро подняться и отойти, но не успел – правая рука Бриана опустилась мне на голову. Я потерял сознание. К счастью, моя команда оказалась рядом, они подбежали ко мне раньше, чем он успел нанести мне еще какие-то увечья. Свищ ударил Бриана в грудь, но не сильно, потому что не хотел причинить ему вред. Казалось, Бриан даже не почувствовал удара, он повалил Свища на землю. Это напугало Велика и Йеппе, но они все-таки попытались бороться с ним. Он отшвырнул и их. Тут-то бы мне и крышка. Между нами оставалась только Марианна.
– Бриан, оставь его. Он не заслуживает этого. Теперь не заслуживает. – Голос ее был робким.
– Откуда ты взялась, черт возьми? И откуда ты знаешь, кто я такой? – плевался Бриан.
– Я подруга Николая.
– У него нет друзей, – без промедления ответил Бриан.
– Есть. Он наш друг, – тявкнул Йеппе из-за спины Бриана, готовый к борьбе.
Побитые Велик и Йеппе поднялись с земли и подошли к Марианне, с опаской, но готовые дать отпор. Бриан с недоумением взглянул на компанию, презрительно хмыкнул, отвернулся и быстро ушел.
Пока мы были в Копенгагене, я ходил на могилу к Сес ежедневно, но всегда брал с собой Йеппе. Он следил, чтобы не пришел Бриан, пока мы с Сес общались. Мы говорили с ней обо всем, о чем не смели разговаривать, когда она была жива. Я осознал, какую боль причинял ей, когда истязал сам себя. Я бы на ее месте меня возненавидел. Я по-прежнему был ее малышом, и даже смерть не изменила ее отношения ко мне.
Анита потрясенно подпрыгнула, увидев подбитый глаз Свища, и в возбуждении заскакала между нами:
– Что случилось? Почему у Свища глаз подбит?
Повернувшись ко мне, она заметила, что у меня опухла губа, что привело ее в еще большее волнение. Мы все были потрясены тем, как неистово Бриан меня ненавидел, и не имели сил успокоить Аниту, так что она так и стояла посреди комнаты ошарашенная, а мы тем временем отыскали замороженный горошек, чтобы приложить к нашим ранам.
Какое-то время мы, все разбитые, просто молча сидели за кухонным столом, пока Свищ не нарушил молчание, продолжая держать пакет горошка на глазу:
– Ну и фиг с этим со всем. Я лично хочу вечером выпить пива.
И мы тут же согласились, что никому не помешает хорошая гулянка.
Мы начали с «Чили Поп» и продолжили в других заведениях Нерребро. К четырем утра мы уже изрядно подустали от выпивки, но «Функе» еще был открыт, и пока не закрылся последний бар – мы держались. Йеппе немного описался – у него между штанин красовалось небольшое пятно. Велик не преминул сообщить об этом всем нам, но Йеппе уже настолько опьянел, что ему было абсолютно по барабану. Он наклонился ко мне и нежно прошептал, указывая на площадь Святого Ханса:
– Вот там мы познакомились.
Анита прикорнула в уголке. Она то и дело открывала глаза, но они неминуемо закрывались вновь, причем на все более длительное время. Велик и Свищ вели горячий спор с несколькими болельщиками FCK[4] о том, насколько «Эсбьерг» больше похож на футбольный клуб, нежели группа копенгагенских засранцев. Они пытались нарваться на драку, но дальше словесной перепалки дело так и не пошло. Марианна сидела на лестнице у входа, опустив голову на колени. Я, шатаясь, вышел из бара и подошел к ней:
– Тебе плохо?
– Немного.
– Тебя стошнило?
– Немного.
Я сел рядом и обнял ее:
– А ты более стойкая, чем я думал. Ты выдержала попойку до конца.
– Хватит издеваться.
– Извини.
– Ты слишком часто издеваешься.
– Я извинился.
Она положила голову мне на колени. Это было приятно.
– Мой бывший мог выпить невероятно много, при этом я ничего не замечала. Долгое время я даже запаха пива вынести не могла, тут же выворачивалась наизнанку.
– Я думал, что «Свидетели Иеговы» не пьют.
– Он и не был свидетелем Иеговы.
– Нет?
– Нет, он албанец.
– А… неужели ты могла встречаться с таким?
– Ну, как-то встречалась, и он пил.
Она повернулась на спину, и ее лицо оказалось прямо напротив моего. Улыбка скользнула по ее лицу, когда она поймала мой взгляд.
– Спасибо, что заставила меня навестить Сес. Мы говорили о тебе. Моя сестра сказала, что ты милая.
Мое сердце тревожно застучало.
– Здорово.
Она нежно погладила меня по щеке. Я наклонился, чтобы поцеловать ее, но живот мешал, так что я слегка приподнял ей голову. Она не сопротивлялась, но и не отвечала На губах ее чувствовалась горечь из-за того, что ее стошнило, а у меня губа побаливала. Тем не менее это был долгий поцелуй: я прижался губами к ее губам, и ей пришлось ответить мне, но я почувствовал ее руки у себя на груди – мягкое прикосновение останавливало меня. Я отклонился назад, и она вновь нежно дотронулась до моей щеки:
– Мы не можем встречаться.
– Почему нет?
– Потому что это внесет путаницу, а пока нам не стоит вмешивать еще и отношения.
– Я считаю тебя красивой. А Сес думала, что мы встречаемся.
Она взяла мою руку и ласково сжала:
– Но нет, Николай, и давай пока больше не будем говорить об этом. – Она встала с лестницы и нежно улыбнулась мне. – Пойдем обратно в бар?
– Нет, я немного побуду тут. – Я попытался ответить на ее улыбку, хотя и был разочарован.
Я проследил взглядом, как она, шатаясь, вошла в бар. А из бара на меня с грустью смотрела Анита, готовая вот-вот расплакаться.
Мы завтракали – точнее, мужчины, – Марианна принимала душ, Анита еще не проснулась. У всех было похмелье, а у нас со Свищом к тому же болели полученные накануне раны. Моя челюсть по-прежнему странно щелкала. Так что мы ели молча. Вдруг перед нами появилась Анита – с собранной сумкой, в куртке и ботинках. Мы с недоумением посмотрели на нее. Я поинтересовался:
– Ты куда-то собралась?
– Домой.
– В Тарм? Почему?
– Потому что я тут никому не нужна.
Велик фыркнул:
– Черт возьми, Анита, ты не можешь отправиться домой только потому, что Николай не хочет тебя трахнуть.
Свищ решительно встал, выхватил у Аниты из рук сумку, открыл ее и раскрутил в воздухе, так кто вся одежда разлетелась по кухне. Пара ее трусиков оказалась в завтраке у Йеппе. Анита попыталась остановить Свища, но тот оттолкнул ее и продолжил крутить сумку, пока она не опустела.
– Зачем ты это сделал? – Анита заплакала.
– Мы все вместе приехали сюда и тут все вместе останемся.
Анита молча отвернулась и в ярости ушла в свою комнату, хлопнув дверью. Обстановка в квартире накалялась. Через две секунды дверь открылась, она высунула голову, крикнула: «Гребаные уроды!» – и хлопнула дверью еще сильнее. Марианна вышла из ванной обмотанная полотенцем:
– Что тут происходит?
– Анита расстроена тем, что Николай не хочет вставить ей, – отозвался Велик.
– А почему, в самом деле, ты не хочешь? – удивленно поинтересовался Свищ.
– Почему он должен хотеть? Вы тоже можете с таким же успехом.
– Но она-то хочет Николая.
– Ага, но у нее с ним ничего не выйдет.
– Это ты определяешь? Уже зарезервировала его себе? – дразнился Велик.
Марианна покраснела:
– Да нет.
Марианна постучалась в комнату – ей нужно было одеться. Но дверь оказалась заперта на замок. Нам сообщили, что мы все тупые уроды. И Марианна тоже тупица.
– Я была в душе. Почему же я тупая?
– Просто так, – кричала из-за двери Анита.
– Открой, я хочу одеться.
Марианна начинала потихоньку раздражаться, ведь это была и ее комната, а она вынуждена сидеть в штанах и рубахе, позаимствованных у меня. Надо сказать, моя одежда на ней смотрелась намного лучше, чем на мне.
Утро оказалось скомканным, к тому же мы осознали, что у нас нет плана действий. Мы ехали в Копенгаген, надеясь на какое-то озарение. Теперь мы не могли сделать ставку на эффект неожиданности, ведь Бриан уже знал моих друзей в лицо, и в следующий раз он их не пощадит. Мы пододвинули стол к двери комнаты, где заперлась Анита, чтобы она осознала важность своего вклада в обсуждение, сидели и безучастно смотрели друг на друга. Из-за двери не было слышно даже никакого покашливания, и с нашей стороны воцарилось полное молчание.
– У кого-нибудь есть предложение, что нам делать дальше?
Все молчали.
– Тогда мы могли спокойно остаться в Тарме.
– Мы можем сначала разобраться с Силье, – высказался Велик.
Я покачал головой:
– Нет, начать нужно с Бриана.
– Почему?
– Так надо.
– Я с ним не встречалась, – раздался радостный голос Аниты.
Значит, она все-таки слушала. Дверь потихоньку отворилась, и на пороге появилась Анита. Выйти из комнаты она не могла, так как дверь подпирал стол.
– Меня он не знает в лицо…
Мы с интересом смотрели на нее, и она гордо продолжила:
– Я могу завоевать его доверие и заставить встретиться с тобой.
– Каким образом?
– Понятия не имею. Но он же не знает меня.
– Означает ли это, что ты остаешься?
– Ну да.
Ее голос дрогнул. Свищ поспешил отодвинуть стол, и все, что на нем стояло, полетело на пол. Мы окружили Аниту. Она хорошая девушка, но не для меня.
Велик, я и Свищ стояли за прямой путь. Суть его заключалась в том, что Анита должна была просто снять штаны и убедиться, что Бриан это заметил. В трудных ситуациях нужно использовать свои сильные стороны. Девушки наотрез отвергли эту идею, и мы принялись их уговаривать. Анита начала поддаваться, с каждой секундой становясь сговорчивее.
– Заткнитесь! – закричала Марианна.
Мы тут же примолкли – крик Марианны был слишком громким и пронзительным.
– Что вы о себе возомнили? Вы думаете, вы кто такие?
– Мы просто обсуждаем, – осторожно сказал я.
– Я сказала, заткнитесь.
Она запустила в меня вилку, которая просвистела рядом с моим ухом.
– У нас, кажется, был договор.
Она в ярости смотрела на меня. Я не посмел перечить и молча кивнул. Остальные недоуменно смотрели на нас.
– Я обещал Марианне, что у нее будет право вето.
– Так не честно, – расстроился Велик.
– Возможно, но так должно быть.
Анита восхищенно посмотрела на Марианну.
Прошло несколько часов нашего военного совета, хотя это, наверное, сильно сказано. То и дело всплывала прежняя идея, но Марианна тут же пресекала все попытки ее развить. Мы уже начали унывать, но нас спасла Анита. Ее опыт подсказал ей, что путь к сердцу отца-одиночки лежит через его ребенка, так что Аните необходимо было устроиться на работу в «Божью коровку».
К нам на помощь в Копенгаген приехала Карен. И мы вместе с ней и Анитой отыскали Гитте и Ханну. Мы сидели в полупустом кафе «Бопа» в Эстербро. Ханна никак не могла понять:
– Объясните, пожалуйста, еще раз.
– Мы хотим помочь Бриану. Я его шурин, а Анита – моя подруга. Бриан в ужасном состоянии.
Ханна и Гитте кивали.
– Я хочу помочь ему, но он отвергает всякую помощь и ведет себя крайне агрессивно. Анита расслабит его, а потом уже за дело примусь я. Понимаете?
Они одновременно закачали головами.
– Мы не желаем ему зла. – И я показал им содержимое своей сумки, в которой лежало триста тысяч крон. Выглядело это впечатляюще, и Гитте с Ханной побледнели.
Карен вступила:
– Гитте, ведь ты в ужасном стрессе.
– Простите?
– Если ты возьмешь больничный, сославшись на стресс, Анита может подменить тебя. Мы говорим о сроке в три месяца, за который ты получишь двести тысяч.
Гитте вновь заглянула в мою сумку.
– А ты, Ханна, получишь сто тысяч за гарантию того, что Анита устроится на это место.
Они стыдливо взяли деньги, и Анита через неделю приступила к работе воспитательницы в детском саду.
В первый же день мы с нетерпением ожидали Аниту. Было уже около шести вечера. Она должна была прийти еще час назад, но мы решили подождать еще минут пятнадцать. Когда она наконец пришла, мы не дали ей войти в квартиру, тут же засыпав вопросами. А она только улыбнулась, сняла куртку и бросилась на диван. Она выглядела уставшей. А мы весь день смотрели кино, поэтому были полны нерастраченной энергии. Она выдохнула:
– Хотите услышать, как все прошло?
– Да, черт возьми!
– О, это был самый замечательный день. Я причесала одну девочку, и после этого все захотели, чтобы я и их причесала, в том числе воспитатели. – Она вся сияла от радости.
– Ну а с Брианом тебе удалось поговорить?
– Нет.
– А что тогда ты подразумеваешь под «самым замечательным днем», если ты с ним даже не разговаривала?
– Мне понравилось работать в детском саду.
Это нас удивило. Ей было ужасно некомфортно, когда она уходила утром из дома, а теперь она излучала спокойствие.
– Но с Брианом ты не общалась?
– Нет, он оказался таким замкнутым. Но я обязательно это сделаю. Просто потребуется какое-то время. Я разговаривала с Аланом. Он такой милый. – И она умиротворенно улыбнулась.
Как только я без предупреждения покинул Тарм, там пошла целая лавина слухов. Карен решила пресечь их все разом и пригласила на беседу Надю Йессен из «Скьерн-Тарм дагбладет».
Даже самые неудачные дни, проведенные в Тарме, оказались лучше самых прекрасных дней в Копенгагене, говорит подруга Николая Окхольма, Карен Йуль.
Автор текста: Надя Йессен
Когда Николай приехал в Тарм, я взяла у него весьма откровенное интервью. Он не скрывал, что совершил в жизни много вещей, которыми не пристало гордиться: глупые решения, агрессивные действия, бездумные поступки. Он надеялся, что переезд в Тарм станет для него поворотным пунктом, но он думающий человек и не может не оглядываться назад, на шероховатости и неровности, некогда сопровождавшие его по жизни. Он не изжил воспоминания о них, и потому мы все очарованы Николаем. Он хороший парень, которому не по себе от того, что он когда-то натворил.
Он решил на какое-то время съездить в Копенгаген и взял с собой несколько своих новых друзей из нашего города. Уверена, что не я одна чувствую странную пустоту от того, что Николай, совсем недавно переселившись в Тарм, вновь покинул наш город. Сплетни очень быстро распространяются в Тарме и окрестностях. Сплетни о том, что он возглавляет какую-то религиозную секту. О том, что он основал рок-группу, отправившуюся на гастроли в Германию. Бежал от полиции. Каждый старался перещеголять другого в глупости распространенной им сплетни, пока Карен Йуль, соседка и друг Николая, не позвонила мне и не предложила рассказать историю, которая сделает Николая еще большим любимцем жителей Тарма.
«Мы с Каем (Кай – муж Карен Йуль) смеемся над этими сплетнями. Они настолько невероятны, что мы даже не могли представить себе, что кто-то может в них поверить, но как-то я пообщалась с Биттен (сестра Кая) и узнала, что она очень расстроена тем, что Николай оказался волком в овечьей шкуре – наркобароном из Кристиании. И тогда я решила: пришло время прояснить ситуацию».
Карен Йуль рассказала, что речь идет о друзьях, всегда готовых помочь. Николай не наркобарон, не лидер секты и не рок-музыкант.
Я уловила особую теплоту в словах Карен. Она ежедневно общалась с Николаем с самого первого дня его пребывания в Тарме, и у нее-то уж точно было время разобраться, что Николай – замечательный молодой парень.
«Он житель Копенгагена, а потому чуть более активный и безбашенный, чем мы, осторожные ютландцы».
Это небольшая, но дружная группа. Они регулярно встречаются и весело проводят время. Обычно собираются они у Николая и едят мясное рагу, потому что Николай больше ничего не умеет готовить. Между собой они прозвали себя НАТО. Реальная организация НАТО объединяет страны, которые готовы защитить друг друга и помочь друг другу в случае конфликта. Это договор между государствами. А НАТО Николая – это договор между друзьями. Николай познакомился с каждым из них по отдельности. Поэтому именно он и стал объединяющей силой.
«Он пригласил нас в гости и сказал: „Вы – мои друзья, и я очень хочу, чтобы вы помогли мне“. Это было настолько обезоруживающе откровенно. Он поведал нам всю свою жестокую и драматичную историю. С одной стороны, это потрясло нас, а с другой – воодушевило, ведь он рассказал обо всем именно нам, чтобы мы помогли ему в дальнейшем. Он стал веселым и милым парнем, но в Копенгагене у него остались кое-какие неулаженные дела».
Суть в том, что он не может погрузиться в новую жизнь, пока не избавился от прежних мук. Уладив все в Копенгагене, он сразу вернется.
«Для него переезд сюда имел огромное значение. Николай сам говорит, что оказался близок к тому, чтобы быть счастливым. И даже самые неудачные дни, проведенные им в Тарме, оказались лучше, чем самые прекрасные дни в Копенгагене», – успокаивает Карен всех нас, когда мы уже стали опасаться, что Николай был лишь проблеском удачи для нашего города. Он планирует жить здесь до старости, обзавестись женой и детьми и внести свой вклад в развитие Тарма.
Ежедневно мы тратили по нескольку часов на обсуждение рабочего дня Аниты. Любая крошечная деталь могла оказаться важной, если не решающей. Мы обсуждали сплетни, одежду Алана и Бриана, завтрак Алана. Мы были убеждены, что все это может пригодиться в тот день, когда Бриан потеряет бдительность (правда, когда я, в итоге, оказался напротив него, я был настолько пьян, что даже не помню, сумел ли воспользоваться хоть чем-то из накопленных знаний). На том этапе мы были оптимистами и верили в мирный исход задуманного.
Анита пока откладывала главный разговор с Брианом, но он уже общался с ней больше, чем с остальными. Прежде всего потому, что она очень настаивала. Он приходил в замешательство оттого, что ее не отталкивало его агрессивное ворчание, и все же не давал ей чересчур приблизиться, так что пока мы настраивались на какой-то прорыв, который рано или поздно произойдет.
Этот период ожиданий привел к тому, что мои замыслы ширились и становились решительнее. Я изо всех сил скрывал боли в животе. Только Йеппе знал, что меня ежедневно выворачивает наизнанку.
Мы с ним каждый день совершали прогулку, часто это было продолжением моего похода к Сес. Мы отыскивали безлюдное место, и я старался как следует выкричаться и выплеснуть всю свою боль, а Йеппе стоял настороже. Конечно же периодически находились прохожие, которые пытались вмешаться в происходящее, но мы научились находить пустыри, где я мог вволю повопить. А когда меня тошнило, я погромче включал радио. У меня отлично получалось скрывать происходящее, ведь я делал это с тринадцати лет. Не стоило раздражать окружающих своими слабостями.
Мы сосредоточились исключительно на Бриане. Это был вопрос безопасности. Конечно, это не значит, что мы совсем не обсуждали Силье. Наш самый амбициозный план вовлекал в действие весь Тарм – большой фестиваль в честь моей матери. Ансамбль ее имени мог бы дать там концерты, посвященные памяти моей матери. Этот план я ценил больше остальных, и не только потому, что Силье вновь окажется на сцене. Речь шла еще и о том, чтобы сделать что-то для Тарма. Я все еще помнил то разочарование, которое испытал мэр Тарма, отыскавший маму. Я не мог вернуть маму, но мог смягчить их разочарование.
Мы потихоньку подготавливали грядущую атаку, но не более того. Не стоило садиться между двух стульев. Если у Аниты что-то пойдет не так, мы должны быть рядом с ней. У нас была четкая договоренность: мы говорили о Силье тоже, но никак не старались наладить с ней контакт.
К сожалению, я нарушил договоренность. Мне приспичило увидеть ее красивое лицо. Последний раз, когда я его видел, я разбил его до неузнаваемости. Мой узел подсказывал мне, что это дурная затея, и все же я не прислушался к нему – я, идиот, не обращающий внимания на очевидные предупреждения.
Стоя рядом с репетиционной, я не думаю о том, что не предупредил остальных о своем походе. Она выглядит довольной. Приятно это видеть. Я держусь на некотором расстоянии, так что она не замечает меня. Я ни в коем случае не хочу показываться ей, я только посмотрю издалека. Она все такая же красивая и приятная. На подбородке у нее небольшой шрам, но в остальном нельзя заметить, что когда-то она была жестоко избита и унижена.
Черт, они направляются сюда. Я не могу улизнуть так, чтобы они меня не заметили. Блин, блин, блин, какой же я придурок! Она вот-вот пройдет мимо меня. Я поворачиваюсь спиной, надеясь, что это поможет. Она говорит о песне «Возлюбленный», которую сама написала. Горда собой. Как вдруг останавливается на полуслове. Затем я слышу голос Камиллы: «Помогите Силье выбраться! Быстрее!»
Все происходит за моей спиной. Проходит довольно много времени, я оборачиваюсь, надеясь, что они ушли, но передо мной стоит разъяренная Камилла.
– Извините, мне не стоило приходить.
Она молчит и со злостью смотрит на меня. Чем дольше она жжет меня взглядом, тем сильнее мой живот взывает о помощи. Вдруг узел затягивается резким рывком, и я скрючиваюсь от боли. Камилла с удивлением отступает на несколько шагов назад, а я пытаюсь выпрямиться, но, черт, как же больно! Нужно поскорее избавиться от этого осуждающего взгляда. И я, нагнувшись, прохожу мимо Камиллы. Проковыляв около ста метров, я с диким воем валюсь навзничь перед «Фактой». Я не могу вздохнуть и теряю сознание. Не успев ничего понять, я оказываюсь в «скорой».
Вой сирены. Я пытаюсь уговорить врачей «скорой» остановить машину и отпустить меня. Но они отказываются. Мы подъезжаем к больнице, и меня хотят впихнуть внутрь, но я сопротивляюсь, ведь физически я в полном порядке. Они вталкивают меня внутрь, а я тяну в противоположную сторону. Они разговаривают со мной так, словно я умственно отсталый, и тогда я грубо посылаю их. Я начинаю замечать в себе прилив прежней агрессии, поворачиваюсь к ним всем спиной и спешу уйти. Они не имеют права удерживать меня. Я уверен, что это незаконно.
Когда я явился домой, Анита уже час как пришла. Меня встретили укоризненно. Мы договаривались, что все будем дома к тому моменту, когда она должна прийти. Я извинился, но про Силье рассказывать не стал. Сказал только, что упал в обморок и был доставлен в больницу. Но нужно было придумать какое-то другое оправдание, так как они испугались и взволнованно стали носиться вокруг меня.
– Успокойтесь, со мной все в порядке.
– Но ты теряешь сознание, – беспокоился Йеппе.
– Врач сказал, что я в отличной форме.
– Значит, врач попался плохой. Как его зовут? – поинтересовалась Марианна.
Я тщетно пытался выдумать имя, но они поняли, что я вру.
– Тебя не осмотрели, да?
– Осмотрели.
Мои слова звучали до ужаса неубедительно.
– Хорошо, пусть так, но нам придется отвести тебя к другому врачу, а то ты теряешь сознание без всякой причины.
Как же она меня иногда раздражает.
А именно в этот день задерживаться не стоило – в миссии Аниты наконец-то случился большой прорыв.
Весь день с момента прихода Алана и до самого вечера она провела с ним. Они занимались всем, чем он хотел. Например, играли в футбол. Три часа подряд она гоняла мяч, а этот маленький светленький мальчик ее инструктировал. Она вся извалялась, получила кучу ссадин, испачкала в траве штаны, но продолжала смеяться. Девочки пытались отвлечь ее, но все их старания прошли зря – в тот день она занималась только Аланом. К пяти вечера они остались в детском саду одни.
Бриан пришел за ним только в полшестого. Он оглядел опустевшую комнату и обнаружил Аниту с Аланом в углу: прислонившись к подушке, они вслух читали про Человека-паука.
Бриан остановился и смотрел на довольное лицо сына. Анита подняла глаза от книги, увидела Бриана и улыбнулась ему – Анита заметила в Бриане кое-что привлекательное. Есть что-то хорошее в мужчине, который так невыносимо тоскует по женщине, которую некогда любил. Если он смог полюбить так сильно однажды, он способен на такое чувство вновь, и наплевать, что он похож на гнома. Все же он привлекателен.
Так Бриан впервые заметил Аниту, в смысле, заметил по-настоящему. Он увидел своего сына в ее объятиях и не мог отрицать, что это прекрасное зрелище. Он стоял молча некоторое время. Этот миг был слишком ценен, чтобы его прерывать. Человек-паук только что победил Стервятника, и Анита сказала:
– Ну, вот и папа пришел.
Улыбка исчезла с лица Алана.
– Привет, Алан. Пойдем домой?
Алан молча протянул Аните еще один журнал.
– Нет, нужно идти домой. Детский садик закрывается.
Анита взяла журнал и тихо сказала:
– Мы никуда не торопимся. Присаживайтесь.
Бриан удивился не меньше, чем Алан, но после некоторых колебаний все же сел.
– Почитаем еще историю?
– Да, – Алан обрадовался.
– Пускай теперь твой папа почитает.
Анита протянула Бриану журнал. На этот раз Бриан удивился очень сильно. Они с Аланом скептически посмотрели друг на друга, но в итоге Бриан поступил правильно. Он начал читать и читал с таким вдохновением, что Алан позабыл о своем страхе перед отцом и буквально вжился в рассказ. Закончив этот выпуск, он тут же получил от Аниты следующий номер, а затем еще и еще. Бриан настолько проникся чтением, что не замечал окружающего.
Стемнело, Бриан прочитал уже более десяти историй про Человека-паука. В горле у него пересохло, в глазах туманилось, но все-таки это было здорово. Когда очередного журнала не последовало, Бриан на мгновение опешил. Анита нежно смотрела на него, Алана рядом не было. Черт возьми, где Алан? Его сердце беспокойно заколотилось, но тут он опустил глаза вниз и увидел Алана, который спал, положив голову ему на колени. Его сердце забилось еще быстрее. Анита встала и взяла Алана на руки. Осторожно положив его на подушки, она вернулась к Бриану, присела на корточки и с особой теплотой посмотрела ему в глаза:
– Я бы очень хотела, чтобы вы не расстраивались так сильно.
Бриан подтвердил, что он и сам этого хочет. Он не перестал страдать, а лишь хотел перестать. И он желал бы, чтобы таких дней, как сегодняшний, было больше. В тот день больше ничего не произошло. Они попрощались, но это прощание вмещало в себя намного больше, чем просто благодарность.
Эти события создали прочную основу для дальнейших действий, и мы невероятно гордились Анитой, но никому из нас не пришло в голову, что для нее это было больше чем миссия, а именно – стремление к вдохновляющей и отчаянной влюбленности. Мы думали, что ее радость вызвана гордостью за свои благие поступки.
Процент жира в моем теле составлял 30,7, так что мне надо было сбросить около пятнадцати килограммов, однако это не объясняло, почему я потерял сознание. Для жирного мужика в нелучшей физической форме у меня было даже неплохое здоровье, по крайней мере не настолько плохое, чтобы ни с того ни с сего падать в обморок. Я был очень благодарен врачу, когда он прекратил ощупывать меня, но он готовил мне испытание похуже. Он начал расспрашивать меня о болях в животе, причем не о физических ощущениях, а о том, что в этот момент происходит у меня в голове. Я медлил, но выхода не было. Мне пришлось отвечать честно, так как Марианна отследила бы любую ложь, а она пожелала непременно присутствовать при разговоре с врачом. Она тихо сидела за моей спиной и очень внимательно слушала.
– Я боюсь.
– Чего?
– Всего. И ничего. Просто боюсь.
– Как часто вы испытываете это чувство?
– В каком смысле?
– Как часто вас мучает боль в животе?
– А… каждый день с тринадцати лет.
Тут я услышал, как из груди Марианны вырвался стон. Я обернулся – она вся побледнела и тревожно смотрела на меня.
– Что с тобой?
Она, того и гляди, готова была захлюпать носом, глубоко вдохнула, затем взгляд ее забегал между мной и врачом, и она поторопилась выйти из кабинета. И возвращаться не спешила.
Подождав несколько минут, врач спросил, стоит ли ждать ее дальше.
– Думаю, лучше подождать. Иначе она расстроится.
Мы посидели еще несколько минут, после чего врач встал и пошел ее искать. Когда они вернулись в кабинет, она устремила на меня взгляд, полный страха и злости:
– Ты постоянно испытываешь страх?
Я пожал плечами:
– Ну да.
– Постоянно?
– Кроме первых месяцев в Тарме. Но все равно было не по себе.
– Ну, а тут ты боишься постоянно?
– Да, здесь мне намного хуже. Я же говорил, что боюсь Копенгагена.
– Ага, настолько боишься, что теряешь сознание? Да что с тобой такое? Ты можешь признаться мне, чтобы я помогла? – Ее голос начинал дрожать.
– Ты хочешь, чтобы я признался в чем? В этот раз мне стало трудно дышать. Нет никаких причин вмешивать в это вас.
Она ошеломленно посмотрела на меня, затем обратилась к доктору:
– Можете продолжать. Я его не понимаю. Он пугает и расстраивает меня.
Она вновь начала всхлипывать и закусила губу. Я не понимаю, почему ей это так важно.
– Когда вы потеряли сознание, вы делали что-то необычное? Вы испытывали более сильный страх, чем обычно?
Я искал правдоподобное объяснение, но в итоге правда прорвалась наружу.
– Да, я увидел свою бывшую девушку.
Марианна вновь застонала, но на этот раз она не испугалась, а разозлилась:
– Силье! Придурок!
Затем последовала десятиминутная ссора: она нападала, я оборонялся. Я объяснил, что мне было необходимо увидеть Силье, чтобы мне перестало мерещиться повсюду ее окровавленное лицо, а Марианна утверждала, что я обязан придерживаться плана. Мы должны привыкнуть полагаться друг на друга. Она была права. Я знал это. Но не сдавался, ведь и у меня была своя правда. Наконец вмешался врач и попросил нас замолчать, так как неприлично ссориться при посторонних. И мы оставили ссору на потом.
После уймы вопросов врач сказал мне, что я, видимо, страдаю от панического расстройства. Я удивился, что, оказывается, у моего недуга есть название. Я-то думал, что просто боюсь, а оказывается, это заболевание, которое лечится терапией и таблетками. И он рекомендовал мне какой-то курс лечения, о котором я понятия не имел. Он сказал, что мне должно быть стыдно, что я не пришел раньше, но мне почему-то стыдно не было. По крайней мере, не по этой причине.
– Я не хочу.
– Не хотите чего? – Врач недоумевал.
– Ни терапии, ни таблеток.
И вот они оба уставились на меня, не веря своим ушам.
– Если я начну принимать таблетки, я не узнаю, когда мне уже можно быть счастливым.
– Что-что?
– Узел исчезнет тогда, когда мне уже можно будет быть счастливым. Так что мне придется оставить все как есть.
Марианна покрутила пальцем у виска:
– Николай, это абсолютно неважно. Это просто болезнь, и все.
Они, естественно, тут же обрушили на меня массу разумных аргументов и ругательств, но я не сдался. Я очень хотел, чтобы боль исчезла, но не хотел устранять ее таким простым способом. Слишком легко было избавиться от нее с помощью таблеток или другого лечения. Но я хотел, чтобы все было правильно. И я гордился своим решением. Иисус направлял меня, так что я мог лишь лелеять свою боль.
По дороге домой мы молчали, пока Марианна вдруг резко не повернулась и не толкнула меня в плечо. Я подпрыгнул от боли и застонал. Но заметил, что удар чуть приглушил ее ярость.
– Ты должен ежедневно разговаривать со мной.
– Я и разговариваю.
– Нет, ты должен рассказывать о том, что внушает тебе страх. О том, что побуждает тебя к таким абсурдным поступкам. Я хочу знать все. Все! Ясно?
– Ясно.
– Все.
– Да я понял, замолчи уже. – Я начинал раздражаться.
И отныне мы каждый божий день усаживались рядом, и она говорила: «Ну вот, пришло время». В основном в этих разговорах всплывали жестокие воспоминания. Например, кулак, направленный в лицо Силье, и хрустящий звук, который последовал за ударом. Голос Сес в телефонной трубке, когда она уговаривала меня прийти домой вместо того, чтобы торчать у Сатаны. Бриан, стоящий на моем пороге, когда у него с головы капала блевотина. Мне было о чем рассказать, и она меня внимательно выслушивала.
Эти беседы с Марианной благотворно сказывались на состоянии моего здоровья. Порой я даже забывал о боли в животе. И все из-за Марианны. Она сама мне ничего не рассказывала, но я выкладывал ей кучу всего. Между нами установилась какая-то особая интимность. Сначала я просил Йеппе уходить во время наших с ней бесед, так как он все время старался подобраться к нам поближе. Однако он ощущал неуверенность, как только удалялся от меня, и я решил плюнуть на его присутствие. Он сидел в нескольких метрах от нас и внимательно слушал. Со временем до него дошло, что он не входит в наши с Марианной планы, и он перестал следовать за нами, когда Марианна звала меня уединиться. Вскоре Марианна начала прикасаться ко мне, гладить по щеке, иногда она даже целовала меня, правда, только в лоб, в щеку или в руку, но чем более я был расстроен и беспомощен, тем больше было прикосновений. Я бы очень хотел, чтобы и она рассказала мне что-нибудь, и я мог ответить ей прикосновением, но она замкнулась. Я знал, что она разговаривает со всеми, кроме меня. Она по-прежнему относилась ко мне с недоверием, ведь я еще ничего не доказал.
Но не только Марианна хранила свои тайны. У Карен тоже была тайна. Я чувствовал это, когда мы с ней разговаривали. Что-то ожидало нас в Тарме, что-то хорошее и необычное.
Мне пришлось поругаться с Великом и Свищом: они часто не являлись домой в условленное время. Они постоянно обещали, что больше такое не повторится, но на следующий день мы вновь вынуждены были их ждать. Велику было неприятно, потому что он относился к моим словам серьезно, но ему не удавалось оторвать Свища от столичных развлечений.
Свищ балдел оттого, что район Нерребро оказался огромной дырой с мусором на улицах, что здесь так много пакистанцев, которые часто орут по ночам. Ему сносило крышу оттого, что пустующий дом на углу захватили маргиналы. Его сводило с ума количество народу. И вообще, он тащился от Копенгагена, потому что это не Тарм.
Велик обещал нам, что это всего лишь период, который обязательно пройдет, но пока что Свищ пробовал все подряд с огромным энтузиазмом. Копенгаген был для него потрясающим, и все здесь поражало его. Велик пытался добросовестно следовать за Свищом. Они друзья, а друзья обязаны присматривать друг за другом. Но Свищ не собирался его ждать. Либо ему было все равно, либо он пытался отделаться от Велика. Он часто пропадал с какой-то мелкой зеленоволосой потаскухой, с которой повстречался на вечеринке в заброшенном доме, а Велик оказывался среди тинейджеров в майках с Че Геварой.
Очевидно, появились какие-то трения между ними, хотя раньше их никогда не было. Йеппе тоже заметил это, потому что Велик начал с ним разговаривать. Это приводило Йеппе в замешательство, но все же нравилось ему. Велик садился рядом с ним и принимался рассуждать о какой-то тривиальщине, в то время как Йеппе излучал благожелательность и дружелюбие. Йеппе говорил мало, но слушал, улыбался и смеялся, пока Велик не бормотал наконец:
– Извини. Наверное, я не умею с тобой нормально разговаривать.
Неуместное извинение, но тем не менее.
Я начал бегать. Сначала я ощущал себя довольно по-дурацки, потому что больше ходил, чем бегал, но довольно быстро почувствовал прогресс. Всего через неделю я уже мог пробежать трусцой вокруг двух озер.
Началось все с мысли о бабочке на ее ягодицах.
Я увидел ее обнаженной совершенно случайно. Она забыла запереть дверь, а я не знал о том, что она в ванной. Наверное, мне не надо было так долго стоять и пялиться, но до меня даже не сразу дошло, что она вдруг оказалась передо мной нагишом. Татуировка на попе! Неужели это разрешают «Свидетели Иеговы»? Наконец она вышла, такая красная, что с трудом можно было понять, где заканчивается лицо и начинаются волосы. Свищ с любопытством посмотрел на меня:
– Почему ты такой довольный?
Я наклонился вперед, сделал ему знак, чтобы он подошел поближе, и прошептал:
– Я только что видел Марианну голой.
– Врешь.
– Не вру. Она забыла закрыть дверь ванной на защелку. У нее на попе татуировка – бабочка.
– Не может быть… – Он сомневался.
Вдруг меня вырвали из кресла. Это Марианна схватила меня за ухо. Она была в ярости и почти открутила мне ухо. Свищ поспешил удалиться, не желая неприятностей. Я посмотрел в ее горящие глаза и жалко пролепетал:
– Я не специально.
Она отпустила ухо. Гнев ее потихоньку иссякал.
Мне не терпелось, и я спросил:
– А зачем тебе татуировка?
Она сомневалась какое-то мгновение, заслуживаю ли я ответа, но в итоге кое-что рассказала:
– У нас с моим бывшим парнем одинаковые татуировки.
– Это с албанцем? А у него что, тоже на заднице?
– Нет, у него на груди. А я хотела сделать себе на таком месте, чтобы никто не видел.
– А я видел, – сказал я, представляя себе ее шикарный зад.
– Поздравляю.
– Спасибо. А ты с ним видишься?
Она взвесила каждое слово, прежде чем ответить:
– Нет, он не смог меня дождаться.
– А жаль.
– Да, это было неприятно. Больше я ничего тебе не скажу… – Она с интересом смотрела на меня. – Я тебе нравлюсь, да?
Я насторожился, потому что понял, что она хочет что-то выведать. Хотя мне удалось остаться честным.
– Я считаю тебя привлекательной.
Она подошла ко мне очень близко и прижалась носом к моему носу. Поцелует? Она сказала мне тихо и ласково:
– Если тебе удастся справиться с этим, я окажусь с тобой в одной постели.
Я в ступоре пялился на нее.
– Но ты же не собираешься заниматься сексом, как Анита.
Она с улыбкой отстранилась:
– Нет, мне надо не этого, это другое.
– Как?
– Вот так. Но если тебе не удастся, то сегодня – первый и последний раз, когда ты видел меня обнаженной. И еще, Николай, тебе надо похудеть. Я совсем не хочу спать с моржом.
Черт возьми, я не морж!
Когда я вернулся домой весь в поту, она посмотрела на меня нежно и довольно, и я дал ей понять, что я делаю это для нее. Она посмеялась, но не смогла скрыть свою гордость. Для Марианны очень много значило, что она способствует моей перемене.
Я бегал вместе с Йеппе. Сначала Йеппе пытался болтать со мной, но я не отвечал: у меня не хватало воздуха на разговоры во время бега. Так что мы молча бежали рядом. Вдруг я осознал, что Йеппе исчез. Я огляделся. Мне потребовалось какое-то время на то, чтобы обнаружить его – он стоял в озере в пятидесяти метрах позади меня. Причем он двигался к центру озера, а не к берегу. Я спустился вниз и в недоумении смотрел на него. Он уже находился так далеко от берега, что вода доходила ему до попы. Наверное, ему было очень холодно. Все-таки начало декабря. У меня изо рта шел пар.
– Йеппе, ты что там делаешь?
Он испуганно обернулся на мой крик. Казалось, он не узнает меня. Потом закричал:
– Беги, Николай, беги!
Он стоял посреди озера Пеблингесе и вел себя довольно-таки странно. Народ усмехался, пробегая мимо.
– Я и бегаю. Что ты там делаешь?
– Беги же!
Тут я заметил, что он смотрит на какую-то точку за моей спиной. Я медленно обернулся, а Йеппе продолжал орать:
– Нет, хватит пялиться! Беги!
Но я не сдвинулся с места, пока не огляделся вокруг. И тогда понял причину его ужаса. Позади меня стоял его старший брат с двумя парнями лет семнадцати.
– Привет, Николай.
Я молчал.
– Я поздоровался.
– Ты ничего ему не сделаешь.
– Мне подойти к тебе поближе, засранец?
Йеппе стоял в озере в десяти метрах от берега, но я слышал его пронзительный вой.
– Ты не можешь просто сказать «привет»? – Сатана приблизился ко мне. – Скажи: «Привет». Это не так сложно.
Он обрадовался нашей встрече. Я бы очень хотел убежать от него, потому что шансов устоять против Сатаны у меня не было никаких. Но бежать я не мог. Я превратился в жирную улитку. Боковым зрением я увидел, как Йеппе подобрался поближе к берегу, но совсем чуть-чуть. Он не смел приближаться к нам. Я почувствовал облегчение. Йеппе все равно никак не мог мне помочь, только покалечился бы сам. Сатана был слишком силен.
– Как у тебя дела?
– Хорошо.
– По крайней мере, жрешь ты явно неплохо. И снова возишься с моим мелким братом.
– Сатана, кто это? – спросил его один из парней.
– Вы не знаете, кто это такой? – Сатана искренне изумился. – Он уже не из вашего поколения? Николай Окхольм.
– Тот самый Николай? – удивились они.
– Да, тот самый Николай. Сынок этой чертовки Грит Окхольм.
– А кто это?
Этот ублюдок не знает, кто такая моя мать!
– Певица Грит Окхольм! Если ты ее не знаешь, то почему говоришь «тот самый Николай»? – Сатана был раздражен.
– Я просто много слышал о нем. Типа, что он офигительно выносливый. Что-то по нему не заметно.
– А я слышал, что он вроде как-то отколошматил тебя, – вставил второй парень.
Это было неправдой. Я бы ни за что не посмел. Сатана повернулся ко второму:
– Он отколошматил меня?
– Да, вы поспорили о том, у кого из вас больше крыша едет, и он тебя отдубасил.
Почему бы ему не заткнуть свой дурацкий рот? Чуть подальше Йеппе наконец вышел на берег и пустился наутек к Рантцаусгэде.
– Пройдемся, – сказал Сатана.
Я покачал головой. Тогда Сатана взял меня под руку:
– Это было не предложение. – И он потащил меня за собой.
Я плелся за ним, как побитый пес. К тому же он несколько раз отдавал команду «Место!», когда я оказывался слишком далеко сзади. Но прошли мы недалеко, всего лишь до первого двора, где оказались более-менее скрыты от чужих глаз. К моему удивлению, Сатана отступил назад и с вызовом взглянул на парней:
– А теперь вздуйте его. Посмотрим, какой он крутой.
Они в замешательстве перевели взгляд с него на меня, а затем приблизились ко мне и остановились, заметно нервничая, то и дело посматривая на Сатану, чтобы получить последнее одобрение.
– Бейте его, – повторил Сатана, но они не решались, и тогда я поддался инстинкту. Хрясь! Я ударил одного из них так неаккуратно, что это больше походило на неумелую пощечину, и все же оба в страхе отпрыгнули. Зато на меня кинулся с кулаками Сатана, а он-то бил в яблочко. Я пытался обороняться, но мои удары попадали в пустоту. Каждый удар Сатаны, напротив, был точным и крайне неприятным. Все вокруг почернело.
Когда я пришел в себя, надо мной, склонившись, стоял Иисус:
– Ты в порядке?
Я кивнул и осмотрелся. Парни исчезли, а Сатана тихо лежал на земле.
Во рту я чувствовал привкус крови, но особой боли не ощущал.
– Твоя работа? – Я указал на Сатану.
– Да, на этот раз я пришел с мечом.
– Ты его прикончил?
– Нет, конечно нет, но я пришел отнюдь не с миром.
У меня закружилась голова. Иисус поддерживал меня, чтобы я не рухнул.
– Ты уверен, что ты в порядке?
– Ничего страшного.
Он пытливо посмотрел на меня и в итоге пришел к выводу, что мне лучше знать, в каком я состоянии.
– А вообще как дела?
– Отлично. Мы осуществляем глобальный план. – Я произнес это с гордостью и удовлетворением.
– Я в курсе. Анита в детском саду.
Я слегка опешил:
– А откуда ты знаешь?
– Я знаю многое, потому что я тот, кто я есть.
Он только что поборол Сатану, а это требует больших сил, но мне сейчас было слишком больно, чтобы всерьез воспринимать его слова о божественном происхождении. Я показал на Сатану и спросил:
– Но ведь он же не умер?
– Нет, но ему несладко, и он больше никогда не посмеет приблизиться к тебе. Он не настолько крут, как ты думаешь. Но ты уверен, что с тобой все нормально?
– Да, черт возьми! Меня просто немного поколотили.
Я все еще никак не мог оправиться после кулаков Сатаны.
– Хорошо, когда есть друзья.
– Еще бы! Тебе давно следовало их завести. Мне придется тебя покинуть. Скоро они придут.
– Мои друзья?
– Да, Йеппе их приведет. – Он присел на корточки и заглянул мне в глаза. – Береги их. Что бы ни произошло, береги. Обещай.
– Я обещаю.
Он потребовал от меня клятвы. Я пристально посмотрел на него. Он что-то знал. Должно случиться что-то плохое, и он уже знает что.
– Хорошо. Ты должен быть с ними. Ты должен защищать их.
Я нетерпеливо кивнул. Я должен защищать их? Я? Да, черт побери! И я готов к этому.
Прошло максимум полминуты после того, как скрылся Иисус, а они уже были рядом со мной. Увидев меня, они подбежали и принялись обнимать. Потрясающее ощущение. Парни оглядывались в поисках какой-либо опасности, а Марианна прижала меня к себе. Поэтому я не видел, как они обнаружили Сатану, лежащего без сознания. Я лишь услышал, как кто-то топчет тело ногами, а затем – как Свищ и Велик оттаскивают от Сатаны разъярившегося Йеппе. Марианна помогла мне подняться, и мы молча отправились домой.
– Я думал, мы обнаружим твой труп. Я думал, ты с ним не справишься, – с облегчением говорил Йеппе.
Уж он-то прекрасно знал, на что способен его старший брат.
– А я и не справился. Меня уже колотили вовсю, но Иисус пришел мне на помощь.
– Иисус?
– Это не я измочалил Сатану, а Иисус.
Неуверенность Аниты исчезла, сменившись спокойной и полной ожидания радостью. Долгое время мы считали, что эта перемена связана с ее успехами на новой работе. Конечно, мы отмечали приподнятый тон всякий раз, когда она произносила имя Бриана, и постепенно начали кое-что подозревать. Однако никто из нас не осмелился высказать свои догадки вслух. Возможно, мы просто приписываем ей то, чего нет, потому что хорошо ее знаем. Она говорит с нежностью обо всех мужчинах.
И наконец Марианна разбила лед. Однажды вечером мы смотрели фильм, а Анита задержалась в детском саду на родительском собрании. Мы смотрели «Ноттинг Хилл» с Джулией Робертс и Хью Грантом. Это был мой выбор. Я испытывал слабость к романтическим комедиям, а фильмы с насилием вызывали у меня тошноту. Вдруг Марианна воскликнула:
– Как вы думаете, она все-таки влюбилась?
– Это же романтическая комедия, – ответил я.
– Я об Аните, а не о фильме.
– А в кого она должна влюбиться? – встрепенулся Свищ.
Он единственный, кто ни о чем не догадывался, потому что его мысли были где-то очень далеко.
– В Бриана, конечно.
Я видел, что утвердительный ответ вот-вот готов был сорваться с языка у Велика и Йеппе, да и с моего, но так и застрял – мы предпочли, чтобы все сказала сама Марианна.
– Я уверена на все сто.
Велик попытался отклонить такую уверенность:
– Она постоянно в кого-то влюблена. До Бриана был Николай, после наверняка настанет очередь Йеппе.
Эта мысль, очевидно, испугала Йеппе, он начал нервно раскачиваться на стуле.
– Но когда она говорила о Николае, в ее голосе не было такой теплоты.
– Она влюбилась в Бриана, но не в меня, хотя я в сто раз красивее?
– Совсем ты, что ли, дурак? Говоришь такие вещи.
Фильм был побоку – теперь мы не могли думать ни о чем другом.
Когда Анита пришла с работы и принялась рассказывать о том, как прошел день, мы слышали только имя Бриана и стук сердца, выпрыгивающего из груди. Она заставила его улыбнуться. Они обнимают друг друга при встрече, беседуют на всевозможные темы. Он даже заговорил с ней про Сес, причем не только в мрачных тонах. Они дурачатся. Он смеется и сам с удивлением слышит свой смех. Он интересуется личными темами, потому что хочет больше про нее узнать. Естественно, она ему врет. Мне кажется, что он доверяет ей свои чувства, потому что она совсем не знает его. А она ведь знает, через мои рассказы. Когда-то я ревновал и злился на Бриана, но никогда не пытался отрицать, что он прекрасный человек. Если бы он не был таким уродливым, я хотел бы им быть. Он сказал ей, что больше не злится. Почему-то он изменился и вдруг начал улыбаться. Она завоевала его доверие и даже больше. Никто из нас не предостерегал ее словами типа: «Осторожнее. Ты можешь все испортить». Мы только согласно кивали и оставляли эту влюбленность на ее совести.
Мы начали готовиться к Рождеству, купили коричный торт и мандарины. Велик и Свищ тайком покупали подарки. Марианна по средам и воскресеньям готовила рисовую кашу, а Анита расспрашивала Бриана, как он будет отмечать Рождество.
– С Аланом.
– И все?
– Ну да, мои родители каждый год на Рождество улетают на Тенерифе. А ты?
– Даже не знаю.
– Ты не знаешь, где будешь отмечать Рождество?!
– Нет, точно пока не знаю. Но в любом случае в Копенгагене.
– Но ведь с кем-то?
– Ну да, думаю, что с друзьями.
– Думаешь?
Анита молчала. Она лишь мило улыбнулась и неуверенно кивнула. Бриан замялся, а потом, волнуясь и заикаясь, сказал:
– Если тебе негде отпраздновать Рождество, приходи к нам с Аланом.
Она покраснела:
– Думаешь, Алану понравится эта идея?
– Алан будет в восторге. Ты для него самый любимый человек в мире. И это не мои слова. Он сам так сказал.
– Он милый.
– Он заметно повеселел, когда ты устроилась сюда на работу.
– А ты?
Теперь настала очередь Бриана покраснеть.
– И я тоже.
– Да нет, я про то, хочешь ли ты, чтобы я с вами отмечала Рождество?
– А… ну конечно хочу.
Анита слегка сжала его руку, сказала:
– Я так рада за тебя. – И поспешила удалиться.
Она заметила на себе долгий взгляд Бриана, но делала вид, что слишком поглощена плачущим ребенком. Она испытывала невероятный подъем, когда пришла домой, – радостно скакала по комнате, даже не пытаясь скрыть причины своей радости. Марианна остановила ее, спустила с небес на землю и прошептала:
– Мы все обо всем прекрасно знаем. Но будь осторожна. Подумай о том, кто он и кто мы.
Восторг Аниты слегка приугас, но не исчез.
На следующий день я разговаривал с Сес о намерениях Бриана. Я беспокоился, и волнение мое не уменьшилось, когда Сес сказала мне, что он не рассказывает ей об Аните в свете каких-то серьезных планов. Он часто упоминает о ней, но лишь потому, что Алану она нравится. Я же тоже не говорю о Марианне ни в каком интимном смысле.
– Между нами ничего нет, мы просто хорошие друзья.
И так всякий раз! Ни один разговор с Сес не обходился без обсуждения нас с Марианной.
– Врешь.
– Я ничего не хочу.
– Врешь.
– Сес, я бы хотел поговорить про Бриана и Аниту. Это важно.
– А я хочу поговорить про вас с Марианной. С чего начнем?
Сес стала невыносимой. Она замолчала, и молчание поглотило все вокруг. Меня это не особо волновало – раз я ее не слышу, значит, она ушла. Это больше не Сес, а лишь могила Санне Окхольм Йенсен. И даже когда я сказал: «Хватит уже вести себя как дура», это не помогло. Только когда я признался, что видел Марианну голой, она вновь отозвалась.
– Да? Как это? – удивилась моя сестра.
– Она забыла закрыться на защелку в ванной. Сес, никогда больше так не делай.
– Как?
– Не замолкай.
Я испугался, она слышала это по моей интонации.
– Прости, Николай, это было глупо с моей стороны. Ты говоришь, что видел ее голой. Ну и как она, красивая?
– Очень. У нее на попе вытатуирована бабочка.
– А разве она не состояла в «Свидетелях Иеговы», когда вы познакомились?
Это смутило Сес. Впрочем, как и меня.
– Ну да, она пришла обратить меня.
– А вместо этого ты ее обратил?
– Получается, так.
Здесь нас прервал какой-то старичок, который осторожно поинтересовался, не нужна ли мне помощь. Йеппе уже направился к нам, приготовившись дать отпор, но я подмигнул ему, давая понять, что нахожусь в безопасности. Я с улыбкой ответил:
– Спасибо, но я в порядке. Я просто вслух разговариваю сам с собой.
Он мне не поверил, тогда я сказал:
– Это моя сестра. – И показал на Сес.
Он сочувственно покивал. Я поблагодарил его за участие. Как только старичок ушел, Сес расхохоталась.
– Неужели так смешно?
– Тебе бы видеть себя в этот момент. Ты совершенно растерялся.
– Кстати, мне кажется, я неплохо справился.
– Конечно, малыш. Ты даже не представляешь, как я рада тому, что ты такой, какой ты есть. Раньше ты бы на него наорал.
Начинало моросить, а мне нечем было накрыться. Наш разговор был далек от завершения. Я подозвал Йеппе, который не заставил себя долго ждать. Он весь промок, но я отправил его домой не из-за дождя. Мне хотелось побыть с Сес наедине. Мне пришлось минут пять уговаривать его, но в итоге он все-таки ушел. Я весь вымок и продрог, но, несмотря на это, улегся на землю и обнял Сес. Я весь извозился в грязи, но это было так здорово – прямо как в старые добрые времена. Мы доверительно шептались.
– Наверное, я влюбился в Марианну.
– Наверное?
– Я не уверен. Это не так ярко, как было с Силье.
– Существуют и другие проявления этого чувства. Иногда начинается с малого, а потом постепенно разрастается.
– Да, может, так и есть на этот раз. Она переспит со мной, если я похудею.
Сес удивленно хмыкнула:
– Ты уверен, что она имела отношение к «Свидетелям Иеговы»?
– Да, на сто процентов. Но теперь мне надо знать, что Бриан говорит об Аните.
– Он что-то говорил, но ничего о том, что влюбился в нее.
– Чушь. Ведь Анита в него по уши влюблена.
Мое спокойствие куда-то исчезло, но Сес уняла мое волнение:
– Спокойно, малыш. Он тоже в нее влюблен. Он говорит о чем угодно, но только не о том, что к ней испытывает. В его рассказах всегда только Алан радуется ей, но не он сам. Но я ведь все улавливаю. Остынь. Он не выдержит еще одной утраты.
– Я обещаю, что этого не случится, Сес.
На этом мы замолчали. Я так и остался лежать рядом с Сес, она потихоньку усыпила меня, а дождь все лил. Я проспал не очень долго, как вдруг почувствовал, что чья-то рука мягко легла мне на плечо. Я поднял голову. Надо мной под зонтом стоял Бриан. Я в ужасе отпрыгнул, прежде чем осознал, что он не хотел причинить мне зла. Иначе он не разбудил бы меня так нежно. Мы молчали. Я принялся стряхивать с себя грязь.
– Она твоя.
– Спасибо. Ты не можешь приходить сюда по утрам, чтобы мы не пересекались?
Я невнятно согласился. Я уже даже собрался продолжить беседу, потому что он был таким умиротворенным, но вовремя сдержался, отвернулся и отправился домой. Ну точно, он влюбился.
Мы с Марианной закупали продукты в «Нетто» на Рантцаусгэде в пятницу вечером. Марианна отправилась за сладким, а я сделал вид, будто понимаю что-то в вине. Я выбрал пару бутылок, которые были чуть дороже других, а значит, вероятно, и лучше. Когда я отвернулся от полки, передо мной стояла Силье. От неожиданности из рук у нее выпала бутылка красного вина и разлетелась на осколки. Вино брызнуло на нас обоих. Мне-то было все равно, но на ней было красивое розовое платье, которое все тут же заляпалось. Она взглянула на меня с ненавистью и страхом, но в то же время в ее глазах сквозило нечто похожее на похоть. Затем она выбежала из магазина. Я даже не успел произнести ни слова. Все произошло слишком быстро. Я так и остался стоять весь в вине, стараясь заглушить начинающуюся боль в животе.
– Со сметаной я так и не нашла. – Передо мной вновь очутилась недовольная Камилла. Она посмотрела на меня и на лужу вина передо мной, а затем принялась вызнавать насчет Силье: – Что ты опять, черт возьми, натворил?
Глаза ее сверкали.
Я затряс головой и пробормотал:
– Ничего.
Камилла подошла как можно ближе и плюнула мне в лицо.
Это было ужасно унизительно, но на этом она не закончила. Она втянула сопли из носоглотки, приготовившись харкнуть, но в этот момент я толкнул ее, она поскользнулась в луже вина и упала, едва не порезавшись крупным куском стекла. Я поспешил слинять, но обернулся перед выходом, чтобы удостовериться, что Марианна бежит за мной. Она помогала Камилле подняться.
Марианна пришла домой на полчаса позже меня. Естественно, я волновался и набросился на нее в коридоре:
– Где ты была?
– Разговаривала с Камиллой.
– О чем?
– Естественно, о вас с Силье. Я с ней встречаюсь завтра вечером в «Чили Поп».
– Без меня?
Она кивнула.
– Но она плюнула в меня!
– А ты толкнул ее. Нам с ней надо поговорить, Николай. Возможно, она поможет нам, а может, и мы ей.
Этим разговор и завершился.
На следующий день я ощутил неприятное покалывание. Я очень хотел каким-то образом примазаться к Марианне – я хотел знать, что они будут обо мне говорить. Но мне пришлось остаться дома и с нетерпением ждать. Она отсутствовала весь вечер, а когда наконец пришла, прямиком проследовала к себе в комнату. Я постучался, но никто не ответил. Тогда я открыл дверь. Она тихо лежала в темноте.
– Марианна.
Молчание.
– Марианна.
– Николай, только не сейчас.
– Как все прошло?
– Оставь меня одну. – В ее голосе слышалось раздражение.
– Я просто хочу узнать, как все прошло.
– Николай, мне нужно побыть одной…
Я не понимал ее и включил свет. Она отвернулась:
– Выключи свет и уходи. – Она была настроена решительно.
– Она причинила тебе какой-то вред?
Я беспокоился, потому что Камилла меня пугала.
– Николай, уйди. Я сейчас не хочу тебя видеть.
Я закрыл дверь и побежал в туалет, где меня вывернуло наизнанку. Причем я не успел включить радио, так что все слышали. Я находился в туалете около двух минут, как вдруг ко мне постучалась Марианна:
– Николай, впусти меня.
Я прополоскал рот, побрызгал освежителем и впустил ее. Она закрыла дверь на задвижку. Мы в нерешительности стояли друг напротив друга.
– Я хочу писать.
– Так мне уйти?
Она покачала головой, сняла штаны и села на унитаз. Я не мог скрыть своего удивления и уставился на нее, выпучив глаза. Она улыбнулась и принялась со мной разговаривать как ни в чем не бывало:
– Я была в шоке, Николай. Мне было очень больно слышать, что ты сделал с Силье.
– Я тебе обо всем рассказывал!
– Но когда рассказывает Камилла, все выглядит намного более жестоко. Может быть, потому что она рассказала еще и про состояние Силье после всего. Дай мне время это переварить, а потом поговорим. Ладно?
Я кивнул.
– Николай, ничего не изменилось. Я испытываю к тебе то же самое, что и всегда.
Она встала и натянула штаны. Я мельком увидел бабочку, и на сердце полегчало. Она открыла дверь:
– А тебе лучше остаться здесь.
– Почему?
Она протянула руку, и я почувствовал, как она трогает мне промежность.
– Потому что у тебя эрекция. – И она оставила меня, остолбеневшего и смущенного, но в то же время ободренного.
Группа получила удачное приглашение на корпоратив в крупной консалтинговой фирме, но Силье отказалась, и все остальные участники группы покинули репетиционный зал. Камилла опять умоляла их вернуться, но теперь это не помогло. Им окончательно надоели эти выкрутасы. Камилла не решалась рассказать Силье. Она подождала, пока они вдвоем окажутся в пустой репетиционной, тогда ей придется признаться, что остальные не придут. Силье плакала и злилась, потому что такого не случалось никогда.
Марианна рассказала Камилле, что мы собираемся организовать фестиваль в честь мамы. Марианна подчеркнула, что это всего лишь идея, которая пока обсуждается. Мы хотим сделать из Силье настоящую звезду всего за каких-нибудь несколько дней. Камилла слушала заинтересованно. Задумка привлекла ее – она, как и мы, была убеждена, что Силье необходимо вновь выйти на сцену. В конце концов, речь шла не о том, какой я хам, или о том, насколько слаба Силье, но о конкретной возможности что-то предпринять. Покинув «Чили Поп», они так и не пришли к соглашению, потому что, естественно, Камилла сомневалась. Но и отказываться она не стала. И они расстались с надеждой, что все получится.
В детском саду праздновали Рождество. В разгаре торжества девятнадцатилетний коллега Аниты положил на нее глаз. Она вежливо отклонила его приставания. Однако она наслаждалась вечеринкой и достаточно сильно опьянела, в общем-то как и все остальные. Ханна отвела Аниту в сторону и сказала, что очень рада, что может на нее положиться. С момента получения денег она очень волновалась. Она тогда просто не смогла отказаться. Но Анита оказалась очень милой. Анита с гордостью улыбнулась, но тут же встревожилась, не понимая, почему Ханна решила поговорить на эту тему.
Через некоторое время нервозность исчезла. Анита стояла в стороне и курила, как вдруг услышала слова Ханны:
– Я получила сто тысяч крон за то, чтобы взять Аниту на работу. И кто бы устоял? – Никто не мог скрыть изумления. – Я слегка опасалась, что она окажется психичкой, но вроде нет. Она замечательная, вы согласны? Теперь у меня на сердце спокойно.
Анита поторопилась вмешаться. Она поняла, что Ханна не соображает, что несет. Она встала в дверях, и все взгляды обратились к ней. Ханна сказала вполне достаточно для того, чтобы доверие к Аните пошатнулось. И Анита, сама того не замечая, вдруг тихо заплакала.
– Неужели ты заплатила сто тысяч крон для того, чтобы быть поближе к Бриану?
Анита тихо тряхнула головой и пробормотала:
– Я не понимаю, о чем она говорит? Она пьяна.
Ханна обиженно вскочила. Да, она была пьяна в стельку.
– Я получила сто тысяч крон за то, что позволила тебе тут работать, а Гитте получила двести тысяч, – кричала она возмущенно.
– Откуда у меня такие деньги? Я только что полностью обанкротилась.
Это заявление смутило Ханну, пока она наконец не восстановила ход мыслей.
– Да я получила деньги вовсе не от тебя, а от Николая, шурина Бриана, – триумфально провозгласила она.
Анита стояла у двери на всеобщем обозрении.
– Ничего подобного.
– Что тебе надо от Бриана?
Все заметили, что она постоянно вьется вокруг него.
– Мне ничего не надо. Все неправда.
Ей никто не верил. Ханна была настолько пьяна, что не осознавала, в каком дурацком положении она сама оказалась.
– Мы всей семьей отдохнули в Греции на эти деньги. И я не вру.
Возражать ей было бессмысленно. Возможно, Анита своим видом подтвердила слова Ханны, потому что выглядела испуганно. Она даже не замечала, что плачет, пока молчаливые взгляды не вынудили ее убраться. Она побежала со всех ног и лишь на холоде заметила, что у нее лицо мокрое. Ей безумно хотелось исчезнуть. Она так сильно влюблена. Это чувство сделало ее сильной, но теперь оно разрушит ее до основания.
Когда она явилась домой, Велик и Свищ еще не спали. Они дремали у телевизора, по которому шел последний фильм со Стивеном Сигалом.
– Привет, как прошел праздник?
Она молча легла рядом с Великом и изо всех сил прижалась к нему. Она даже попыталась поцеловать его и стянуть с него штаны, но тот в испуге отстранил ее от себя:
– Что случилось? Анита, что с тобой? – Он прямо-таки запаниковал. – Это какое-то сумасшествие. Черт возьми, скажи хоть слово.
Велик совершенно растерялся. Анита по-прежнему молчала, и тогда Велик попытался утешить ее:
– Ну-ну… – Осторожно приласкал и обхватил руками.
– Позовите Марианну.
Свищ бросился в комнату Марианны и буквально вытащил ее из кровати. Она решительно отцепила Аниту от Велика и затолкнула к себе в комнату. Анита молчала. Как только дверь в комнату закрылась, Марианна повернулась к Велику и Свищу:
– Не надо нам мешать, и не будите Николая.
Они понимающе кивнули, хотя еле-еле подавили в себе желание ворваться ко мне.
Когда я проснулся, Свищ с Великом тупо пялились на дверь в комнату Аниты и Марианны. Я встал рядом с ними и посмотрел в том же направлении – ничего особенного, дверь как дверь.
– Чего вы туда уставились?
– Там Анита, – сказал Велик, не отрывая глаз от двери.
– Ну да, а где же ей еще быть?
Они молчали, и только тут до меня дошло, что что-то случилось. И я испугался:
– В чем дело?
– Нам нельзя ничего говорить.
– О чем?
– Мы не можем сказать.
В воображении я уже рисовал всевозможные картины. Бриан обо всем узнал, и наш план провалился. Возможно, он даже поколотил ее. Разозлился и не смог сдержаться, и теперь она лежит с помятым лицом и разбитым сердцем. Я решительно направился к двери. Она оказалась заперта, тогда я постучался. Велик положил руку мне на плечо:
– Не стоит, Николай. Не надо им мешать.
Я с раздражением скинул с себя его руку и постучал громче. Мой живот вопил: «Сделай что-нибудь, придурок. Иначе всему крышка».
Я обещал Сес, что мы не допустим никакой ошибки, и все-таки мы ее допустили. Я почувствовал, как чья-то рука обнимает меня за шею, и в сердцах обернулся к Велику, чтобы унять его, но Велик стоял в нескольких метрах от меня. Никого рядом не было, но я отчетливо ощущал каждый палец сильной руки, которая вот-вот причинит мне боль. Я начал задыхаться и хотел попросить о помощи, но мне не хватало воздуха. Глаза вывалились, лицо посинело, вены на шее бешено пульсировали.
– Черт, Николай, что, в конце концов, происходит?
Они орали на Марианну. Я потерял сознание всего на минуту и пришел в себя с громким вздохом, обнаружив, что мои друзья уже столпились вокруг и обеспокоенно смотрят на меня.
– Тебе надо делать то, что врач велел.
Марианна склонилась надо мной и бережно вытирала пот со лба. Я тряхнул головой. Анита стояла в дверях и тоже взволнованно на меня смотрела. Из комнаты она не выходила. Вроде бы на вид цела и невредима, ни одной царапины. Я неуверенно встал на ноги и направился к ней. Она замотала головой и захлопнула дверь прямо у меня перед носом. Ее лицо, может, и не трогали, но я тут же понял, что сердце ей все-таки разбили. Я вернулся к остальным:
– Что случилось?
– Ханна рассказала, что ты ее подкупил.
– Но это никуда не годится. Бриан не должен знать!
– Она рассказала не Бриану, а всем в детском саду.
Это вселило в меня надежду. Марианна прочитала мои мысли:
– Он знает.
– Не уверен.
– Думаешь, они не расскажут? Не надо было этого делать.
– Естественно, надо было. Это ради его же блага. Наверняка они дождутся понедельника, момента, когда он приведет Алана.
Я ушел в свою комнату и оделся. Я ощущал несвойственную мне решительность и силу воли. Мои друзья наблюдали, как я надеваю ботинки и куртку.
– Ты куда?
– Надо поговорить с Брианом.
Я произнес это без колебаний. Йеппе тут же принялся одеваться.
– Один на один.
Он изумленно вытаращился:
– Но это небезопасно. Он может тебя побить.
– Значит, так надо.
Очень странно, но в самый бедственный момент я ощутил самый сильный прилив оптимизма. Я никак не мог себе вообразить такого скорого завершения отношений между Брианом и Анитой. Это событие казалось таким далеким, нелепым и нереальным. А теперь оно близится, но я еще не совсем проиграл. На пороге Марианна притянула меня к себе, обняла и шепнула:
– Будь осторожен. Обещай мне.
Я прошептал в ответ:
– Обещаю. А почему мы говорим шепотом?
Она улыбнулась:
– Я горжусь тобой.
Ее слова меня смутили.
– Почему?
– Потому что ты делаешь это ради Бриана и Аниты.
Я покраснел. Впервые за всю свою взрослую жизнь. Тем не менее я вышел на улицу, преисполненный мужества.
Он по-прежнему живет на улице Педер Скрамс Гэде, и я набираю старый код. Он все еще действует. Странно, если принять во внимание мои прежние выходки. Я в плохой форме для того, чтобы подняться пешком на пятый этаж, и, когда я оказываюсь перед квартирой, мне необходимо отдышаться, прежде чем позвонить в дверь. Я сажусь на лестницу, опустив голову, и стенаю так громко, что за спиной открывается дверь квартиры.
– Ты в порядке?
Я резко вздрагиваю. Бриан стоит в дверях и смотрит на меня. Я пытаюсь сосредоточиться, успокоиться и обрести уверенность.
– Да, просто я немного не в форме.
Он наклоняется и с усилием тянет меня наверх:
– Зайдешь?
Я облегченно киваю, ощущая в то же время, что своим присутствием оскверняю его квартиру. В ней ничего не изменилось с тех пор, как здесь жила Сес, только в коридоре не стоит ее обувь и не висит ее куртка.
– А где Алан?
– Он у моих друзей. Сядь. – Он указал мне на диван.
Он смущает меня своей непринужденностью и любезностью. Я сажусь, и он ставит на стол бутылку виски и два стакана. Сейчас только немного за полдень, и я вежливо отказываюсь. Он мотает головой:
– Ты ведь пришел извиниться – так что, как минимум, тебе придется со мной напиться.
Я киваю, наливаю стакан и пью за его здоровье. Он пьет залпом, хотя виски отдает чем-то копченым. Я понимаю, что мне не стоит отставать, и тоже опустошаю свой стакан. Он наливает еще.
– А ты располнел, Николай.
Он даже не пытается скрыть свою радость.
– Есть такое.
Он наливает еще по стакану.
– Как же тебе удалось обзавестись друзьями?
– Я изменился.
– Да, растолстел.
– В другом смысле.
– Как это ты так расплылся? Все время был тощий, а теперь круглый, как шар.
Ему явно хотелось поговорить на эту тему.
– Не знаю даже. Так как-то получилось. А что?
– Просто мне любопытно. Будем! – веселился он.
Я прекратил пить – мне сложно было держать такой темп. Тогда он принялся подливать только себе.
– Будем!
Снова залпом, еще стакан.
– Николай, пей же! Надо напиться.
– Почему?
– Потому что ты обвел меня вокруг пальца, а теперь нам придется глушить это чувство алкоголем, чтобы я не разорвал тебя в клочки.
Он произносит все это с дружелюбной улыбкой. Я тут же поднимаю свой бокал. У меня не осталось сомнений: он в курсе всех наших планов.
В два часа ночи ему позвонили из теперь уже бывшего детского сада Алана. Я бурчу:
– Кретины. Могли бы подождать. – Бриан удивляется. Я поясняю: – Я сам хотел тебе обо всем рассказать.
– А… так ты хотел их опередить. К чему бы?
Он опять наполняет мой бокал. Я слышу, что потихоньку начинаю гнусавить.
– Мне не хотелось, чтобы ты все испортил. Анита от тебя без ума.
– Нет, она брехло. Будем!
И мы снова пьем.
– Она разбита. Ей намного хуже, чем тебе!
Бриан даже не прерывает меня очередной порцией виски. Он внимательно слушает, и я продолжаю говорить:
– Она без ума от тебя и Алана. Она симпатичная и милая. И это не ложь. Да, я подкупил персонал в детском саду, но отнюдь не для того, чтобы навредить тебе. Я хотел помочь. Будем!
Теперь моя очередь пить в одиночку. Он оценивающе смотрит на меня, задумчиво осушая еще бокал.
– То есть ты решил подослать ко мне шлюху, чтобы сделать меня счастливым.
– Если даже и так, то разве в этом есть что-то плохое? Ты ведь постоянно ходишь по проституткам.
Он громко выдохнул, закашлялся в бокал и выпалил:
– Ничего подобного.
И это правда. Потому что он завязал с этим. Несколько недель назад он с гордостью рассказал Сес, что он больше не хочет этого делать.
– Я каждый день беседую с Сес, и она рассказывает мне обо всем, что ты ей говоришь. Так что я в курсе, что ты ходил.
– Она умерла, придурок.
– Да, но мы с ней по-прежнему беседуем. Наши отношения теперь даже лучше, чем прежде. Мы равны.
– Она умерла, а ты живой. Так что вы не можете быть равны. Ты ведь не будешь настаивать на том, что вы общаетесь с ней?
– Общаемся! Причем она рассказывает мне гораздо больше, чем я ей. Мне известно, что ты с ними не занимаешься сексом.
Он пытается найти в моих словах какой-то смысл, но единственный вывод, к которому он приходит, это что я сумасшедший. Он с любопытством разглядывает меня, пытаясь найти подтверждение моему сумасшествию, но я намного более здоров и разумен, чем когда-либо.
– Я не покупал ее для тебя. Она мой друг. И совсем не шлюха. Смысл был совсем не в том, чтобы ты ей понравился, но так случилось.
Он молчит, и я рассказываю ему все от начала до конца. Под это дело мы приканчиваем первую бутылку. Он достает вторую, и мы как ни в чем не бывало продолжаем в том же темпе. Он слушает заинтересованно, но молча. Когда я завершаю рассказ, я уже усталый и пьяный. А он может еще хлестать и хлестать. Но мне надо в туалет. Меня не рвет, хотя я близок к этому. Проклятие, как же все это тяжело. Мне ужасно хочется спрятаться тут, пока тошнота не пройдет.
Когда я возвращаюсь, он сидит на том же месте.
– У тебя наконец-то появилась совесть.
– Она у меня всегда была.
– У тебя появилась совесть, которая тебя мучает.
– Она была у меня всегда, просто теперь я стал к ней прислушиваться.
– Ну ладно, пусть так. Будем!
– Будем!
Я допиваю бокал, и меня рвет на стол и на пол, но Бриан лишь смеется.
– Допивай! – И он наливает мне еще.
Я не знаю, сколько это будет продолжаться. И не знаю, что мне еще ему сказать. Я пытаюсь убедить его в том, что я хороший человек и что Анита для него совсем не плохой вариант. Потом меня еще несколько раз выворачивает. А он продолжает подливать мне. Мне кажется, что он пытается удержать меня у себя. Но я не понимаю зачем. Я засыпаю у него на диване, и он даже позволяет мне поспать.
Как только я просыпаюсь, мне в нос ударяет резкий запах рвоты. Я весь перепачкан, как и диван, на котором я лежу. У меня дикая головная боль. Бриан спит в кресле. Я осторожно его бужу. Он медленно открывает глаза и сонно смотрит на меня, а потом начинает улыбаться:
– А теперь уходи.
– Что?
– Уходи. И чтобы я тебя больше не видел. Ясно?
Я в недоумении трясу головой.
– Вчера у меня была проверка. И я ее прошел. Я тебя больше не ненавижу. Но я не желаю тебя видеть.
От его слов у меня голова готова разорваться.
– Но ты не можешь вот так просто взять и прогнать меня. Я изменился.
– Мне плевать. Ты для меня пустое место. Умалишенный крошка Николай, выдумавший себе Иисуса, потому что больше с тобой никто не хочет общаться.
Неправда. У меня есть друзья. Замечательные друзья. И все-таки я чувствую себя задетым за живое – ведь Иисус явился мне именно в момент глубочайшего одиночества. Я подавляю в себе гордость и думаю об Аните, точнее, о ее разбитом сердце.
– А как же Анита? Ты от нее тоже избавишься?
Он медлит с ответом, но потом все же, избегая встречаться со мной взглядом, говорит:
– Пускай больше никогда не пытается со мной связаться.
Я печально смотрю на него. Дурацкая ситуация. Он любит ее, она любит его. Невозможно представить себе более нелепой ситуации.
– Убирайся!
– Анита может сделать тебя счастливым.
Бриан поднимается и направляется ко мне, кладет мне на спину руку и выпихивает меня. И я вынужден уйти, ни капли не сопротивляясь.
Я в замешательстве стою на Педер Скрамс Гэде. Вдруг мне на плечо ложится чья-то ладонь.
– Как дела?
Я оборачиваюсь и вижу Иисуса.
– Не совсем по плану. Не ужасно, но и нельзя сказать, что хорошо.
– Боже, как от тебя воняет, Николай. Ты облевал сам себя?
– Да.
– Фу. Как же это могло произойти?
– Я не специально.
Мы отыскиваем ближайший бар и берем пиво, чтобы я опохмелился. В баре на нас смотрят с недоверием. Я весь перепачкан блевотой, а Иисус ходит по улице в сандалиях за несколько дней до Рождества. Но, к счастью, бармен оказывается не таким уж придирчивым и все-таки наливает нам пиво.
– Я не понимаю, зачем он пригласил меня к себе, если он уже решил, что собирается делать дальше. Зачем он со мной напивался?
Иисус пожимает плечами:
– Не знаю. Но он бы вряд ли поступил так два месяца назад, как думаешь?
– Нет. Но что все это значит?
Он улыбается с удовлетворением:
– Это значит, что тебе все удалось.
Я с недоумением смотрю на него. Анита и Бриан расстроены, но все же Бриан выбрался из того дерьма, в котором пребывал пару месяцев назад, испытывая такую всепоглощающую злость, что для других чувств просто не оставалось места. Теперь это место освободилось, и пусть он сам решает. Я не должен навязывать ему счастье. Я просто должен дать ему шанс его испытать.
– А что с Анитой?
– Теперь все в их руках. Если они захотят, то сами разберутся.
Неужели все настолько просто? Не сказать, чтобы я испытал удовлетворение, но мне пришлось согласиться, что я не могу заставить их выяснять отношения. Мы с Иисусом выпили еще по паре бокалов пива и поболтали о том о сем. Он сказал, что гордится мной. За короткое время я проделал большую работу. Я поблагодарил его. Для меня много значили его слова, и я сказал ему об этом – пусть будет в курсе, что я признателен ему за то, что он со мной возится. Мне совсем не хотелось покидать его, потому что беседа с ним ободряла меня, но мои друзья наверняка уже начали волноваться. Пора было возвращаться домой.
Я пропадал в течение суток и был встречен с большим облегчением. Марианна радостно обняла меня, прежде чем догадалась, что я весь в блевотине. Едва почувствовав исходивший от меня запах, она с отвращением меня оттолкнула. Анита вышла из комнаты. Она была печальна, но спокойна. Я сел и рассказал им, что произошло, повторив слова Иисуса. Еще не все потеряно. Она кивнула, но по ее виду было понятно, что она ничего не может с собой поделать.
– Я так понимаю, что мы можем больше не беспокоиться о Бриане? – спросил Велик.
– Да, Иисус сказал, что все в порядке. Теперь все в их руках.
Они меня не поняли, но я не мог объяснить лучше, чем уже объяснил.
– Так теперь очередь Силье?
– Да, но сначала мы вернемся домой, – произнеся это, я испытал огромное облегчение.
Вернуться домой было мне необходимо, Копенгаген меня изнуряет. Я хотел вернуться к тому, что обрел. Марианна понимающе кивнула, хотя я даже не пытался объяснить. Она знала почему. Мне уже больше ничего не надо было предпринимать, чтобы понять, что я сделал правильный выбор.
Мы могли заманить Силье в Западную Ютландию с помощью Камиллы. В этом я был уверен. А как только она окажется в Тарме, мы постараемся обеспечить ей такой успех, что она найдет в себе силы меня выслушать. Таков был наш план. Конечно, очень незамысловатый, и я прекрасно понимал, что он не идеален, но как еще я мог рассчитывать на прощение? Надо было извиниться и надеяться, что она мне поверит.
После нескольких бесед нам удалось убедить Камиллу. Сначала она наотрез отказывалась, хотя это и звучало для нее очень соблазнительно, но мне нельзя было давать встретиться с Силье, тем более на моем поле, а потому мы решили остаться в Копенгагене. И тут Марианне позвонила Камилла:
– Она заперлась в четырех стенах.
– Силье?
– Да. Не отвечает на мои эсэмэски. Я больше не выдержу. Это слишком тяжело. – Марианна напряглась. – Нам нужно что-то делать.
Камилла не могла предложить никакой альтернативы, поэтому согласилась нам помочь. С этого момента между ней и Марианной началось оживленное общение.
Оставалось всего два дня до Рождества, и если бы мы взялись переезжать в этот момент, у нас было бы слишком много хлопот. Мы все старались быть для Аниты милыми гномиками, так что у нее немного поднялось настроение, нам удалось ее отвлечь. Конечно, она справится, ведь у нее есть мы, но было бы лучше, если бы кроме нас был еще и Бриан.
Наступил рождественский вечер. Под елкой лежали подарки, на столе стоял рисовый пудинг. Миндальный орешек пока никто не обнаружил. Атмосфера была хорошая, но не первоклассная. И вдруг раздался телефонный звонок. Мы с недоумением переглянулись. Карен уже звонила, а кто еще мог нам позвонить? Телефон звонил уже долго и вот-вот замолчал бы, но Йеппе, к счастью, успел взять трубку:
– Алло.
На другом конце провода молчали, так что Йеппе повторил.
– С кем я разговариваю?
– Это вы нам звоните.
– Вы кто?
– Нет, это вы кто? – Йеппе готов был разбить телефон.
– Бриан Биркемосе Андерсен.
Номер телефона ему дала Ханна. Он обещал, что не будет разоблачать ее, если она к Рождеству добудет телефон Аниты. В мобильном у Ханны этого номера не было, а она находилась в гостях у родителей своего мужа в Оденсе. Но Бриан не оставил ей выбора: либо она к вечеру достанет ему телефон Аниты, либо он сообщит о ней в полицию. Так что ей пришлось поехать из Оденсе в детский сад и откопать нужный номер. И вот теперь он позвонил.
Йеппе делал какие-то жесты, которых мы не понимали.
– Ты меня знаешь?
– Да, встречались как-то на кладбище.
И тут мы поняли, что это Бриан. Все испуганно посмотрели на Аниту, которая сильно побледнела.
– А Николай тоже там?
– Да.
Йеппе сделал мне знак, чтобы я встал.
– Я не хочу с ним разговаривать. Если он подойдет, я кладу трубку.
Йеппе показал мне, чтобы я снова сел на место. Анита подошла к Йеппе, который тут же протянул ей трубку, но успел нажать на кнопку громкой связи, чтобы все могли слышать их разговор.
– Привет.
Бриан молчал.
– Ты еще тут?
– Да.
Мы старались не дышать.
– Ты что-то хотел мне сказать? – спросила Анита.
– Да. – Но дальше он не произнес ни слова.
Повисла долгая томительная пауза.
– Так что ты хотел сказать?
– Алан расстроился.
Анита слегка улыбнулась:
– Из-за чего?
– Я обещал ему, что ты будешь отмечать Рождество вместе с нами. Он заперся в своей комнате и обзывает меня пердуном.
– Я бы с удовольствием отпраздновала с вами Рождество.
– Я знаю. – Голос Бриана звучал пристыженно. Вновь возникла длинная пауза.
– Это все, что ты хотел сказать?
– Нет. Ты придешь к нам?
Анита нервно кусала губы.
– Потому что Алан хочет, чтобы я пришла?
– Да.
Она пошла ва-банк:
– Этого недостаточно.
– В каком смысле? – заволновался Бриан.
– Ты тоже должен этого хотеть. Мне очень нравится Алан, но влюблена я в тебя.
Тут Велик начал всхлипывать, как маленькая довольная шлюха. Свищ немного отстранился от него, Йеппе оказался рядом с Великом и в замешательстве уставился на слезы, струящиеся по его щекам. Это были слезы радости, но все же слезы, и Йеппе протянул руку и обнял Велика, который тут же прильнул к Йеппе, не прекращая всхлипывать. На мгновение он взглянул на меня, чтобы увидеть мою реакцию, и, когда я довольно улыбнулся, Йеппе убедился, что все делает правильно. Бриан молчал довольно долго, но по его дыханию, которое мы прекрасно слышали, было понятно, что в нем происходят глобальные перемены, и когда он наконец произнес эти слова, взорвался настоящий фейерверк.
– Я хочу, чтобы ты пришла. Я тоже в тебя влюбился.
Анита больше не смогла сдерживаться, она разрыдалась от радости и облегчения. Мы все вскочили, чтобы поддержать ее, но она нас оттолкнула. Тогда мы оставили ее в покое, она сидела и тихо плакала, а потом сказала:
– Я скоро буду.
Положив трубку, она оглядела нас. Еще секунду мы молчали, но за этой секундой пришла огромная волна ликования. Мы как сумасшедшие запрыгали по гостиной. Анита так и осталась сидеть у телефона, вымотанная только что закончившимся разговором. Она сияла от счастья, наблюдая, как мы в счастливом порыве опрокидываем мебель, елку и наскакиваем друг на друга, пока мы не повалили и ее саму, кинувшись к ней с объятиями.
Спустя десять минут она уже стояла в дверях. Мы все еще были слегка ошарашены произошедшим, но поспешили вернуться к тарелкам с пудингом, ведь миндаль так и не отыскался. Правда, потом оказалось, что Йеппе случайно проглотил его в тот момент, когда зазвонил телефон.
Мы прекрасно отметили Рождество. Казалось, что теперь все будет правильно, а для рождественского вечера такой настрой как нельзя кстати. Мы превратились в великанов, которые пьют, пируют и орут песни. Это было первое Рождество, когда я напился из-за того, что мне было весело. Проснулся я на диване в обнимку с Марианной. Причем это она ко мне пристроилась. Я лег на диван первый, а затем она улеглась ко мне, обвив мою руку вокруг себя. Сначала она положила руку себе на грудь, но, подержав ее там секунды две, переместила ниже, на живот. Я попробовал передвинуть ее еще ниже, но она мне не позволила. Сейчас Марианна спала. Ее рыжие волосы попали мне в рот, голова побаливала. Я сонно оглядел комнату – кругом бутылки, грязная посуда, оберточная бумага. На стуле посреди всего этого сидит Анита, счастливо и в то же время с сожалением улыбаясь. Она опять собрала сумку. Я с удивлением посмотрел на ее спокойное лицо. Она подняла руку в молчаливом прощании, встала, взяла сумку и ушла. Я никак не успел отреагировать и даже понять, что происходит, а она уже была за дверью, и я решил вновь прижаться к Марианне. Поэтому не я, а Йеппе обнаружил записку на кухонном столе.
Привет. Мне больше не стоит с вами встречаться. Решено. Я плачу. Мне очень жаль. Я бы хотела быть с вами всегда, но Бриан требует, чтобы я выбрала между вами и им, так что я выбираю его. Возможно, когда-нибудь все изменится, но сегодня передо мной встал выбор: вы или он. Мне так чертовски жаль, в то же время я так безумно счастлива. Понимаете? Мне удалось хоть чуть-чуть объяснить? Я уже скучаю по вам, но Бриан хочет, чтобы я была с ним. Он хочет быть со мной! И вы знаете, как много это значит для меня. Я не успела войти к нему в квартиру, как он меня расцеловал. Это было мое лучшее Рождество, и я знаю, что никогда больше не буду одинокой – он мне это пообещал. Я попросила его поклясться, и он не мог мне соврать. Я это знаю. Я очень рада вам, но теперь я выбираю его, потому что он – тот, кого я все время ждала. И это не прощание. Я надеюсь.
Йеппе осторожно разбудил нас с Марианной, после чего мы грубо растрясли Велика и Свища. Никто из нас не расстраивался и не сердился. Мы понимали Аниту и все же чувствовали себя инвалидами – как будто лишились руки или легкого. Нам предстоял спокойный день похмелья и странной светлой грусти. Так я впервые потерял кого-то мне небезразличного, но без крови и разрушения.
Сумки были собраны, пора было попрощаться с Копенгагеном. Я давно заметил, что Свищ как-то беспокойно бродит по квартире. Поэтому я не сильно удивился, когда он осторожно вызвал меня на разговор, но понял, что нам предстоит серьезная беседа, только когда он попросил меня выйти с ним на улицу, чтобы никто нас не подслушал. Едва мы оказались на морозе, он спросил у меня в отчаянии:
– А можно, я останусь пожить в этой квартире?
– В каком смысле?
Мы вроде бы через несколько часов собирались уезжать.
– Можно, я поживу тут?
– Ты не поедешь с нами в Тарм?
Он тихо покачал головой.
– Почему?
Он изо всех сил старался подобрать нужные слова:
– То, что ты испытал в Тарме, я испытал в Копенгагене.
Это было не спонтанное решение. Именно так и должно быть, подсказал мне мой живот.
– Свищ, мне грустно это слышать. И остальные тоже расстроятся. Ты важная часть нашей группы.
Он боролся с собой, но настаивал на своем решении. Этот бугай вот-вот готов был расплакаться.
– Но если ты хочешь остаться, конечно, оставайся.
– Спасибо.
– Ты пока не говорил остальным?
Он замотал головой.
– Когда собираешься сказать?
– А ты не можешь им сам сказать? Я бы не хотел ничего говорить.
Я понимал, что это из-за Велика.
– Ладно, разберемся.
Он поехал с нами на вокзал, где мы отделились от нашей компании и укрылись в углу, пока все не спустились на перрон.
– Ты уверен? – спросил я у Свища, надеясь, что он изменил свое решение.
Он кивнул. Я обнял его, отдал ему ключи от квартиры и побежал на поезд. Все уже устроились на местах, и я со стоном ворвался в переполненный вагон за две секунды до отправления. Мои друзья с удивлением уставились на меня – вроде бы нас должно было быть двое.
– А где Свищ? – спросил Велик.
Я дал понять, что сперва мне надо сесть и отдышаться.
– Он остался в Копенгагене.
К моему удивлению, очень удивились этой новости Йеппе и Марианна, а Велик лишь понимающе кивнул. Он все знал. Теперь Свищ не с нами, Велик остался один. Он по привычке отыскал глазами Йеппе, который тут же пересел к нему.
Футбольный клуб «Копенгаген».