Казалось, что по лугу прошел конь, причем шел он не от границы в наш тыл, а, наоборот, из тыла к водному рубежу. Не сбежал ли из табуна колхозный коняга? Но ближайший колхоз находился далеко, да и конь как-то очень странно шел к реке. Заподозрив что-то неладное, Карацупа достал из кармана сантиметровую ленточку и измерил вмятину.
— Что-то уж очень легкий конь… — в раздумье произнес Карацупа. — Задние ноги у него почему-то отстают от передних. Цирк…
По следу коня наряд подошел к старому дубу. Здесь конь зачем-то остановился, и тут мы все обнаружили странность: задние ноги коня стояли неподвижно, а передние беспокойно передвигались из стороны в сторону. Еще одну деталь приметил Карацупа: конь сорвал дубовые листочки. Но почему он не щипал траву, да такую росную и сочную, которой было столько вокруг?
С помощью увеличительного стекла Карацупа осмотрел сорванный «конем» лист и обнаружил на нем отпечаток пальцев человека. Сомнений не оставалось: никакого коня не было, со стороны границы шли два нарушителя, обутые в специальные сапоги с подковами, которые были приклепаны так, что от них оставался след, будто «конь» шел не вперед, а назад, в обратную сторону. Держась друг за друга, нарушители двигались в наш тыл, а след от их «копыт» показывал, будто они держали свой путь к границе.
Началась погоня. Ингус бежал что было сил. За ним поспевали бойцы наряда. Через несколько минут погони «конь» был пойман. Вернее сказать, пограничники схватили его передние копыта.
Перед нами предстал здоровенный парень, который, не сопротивляясь, поднял руки и пошел навстречу Карацупе.
Обыскав лазутчика, выбросив из его карманов револьвер, нож, баночки с ядом, пачки денег, Карацупа сурово спросил задержанного:
— Где второй?
Парень сделал вид, что не понимает вопроса, пожал плечами: дескать, о каком втором идет речь?
Приказав двум бойцам конвоировать нарушителя, Карацупа бегом устремился за Ингусом. А собака так и рвалась вперед, тянула за собой пограничника. Сначала она ворвалась в кусты, но там никого не было. Ингус побежал дальше. И снова прорвался через заросли: второй лазутчик мчался напролом.
Следопыт разгадал хитрость нарушителей: как только они почувствовали приближающуюся погоню, один из лазутчиков нарочно сдался в плен пограничникам и тем самым задержал их, пытался сбить с толку, уверить, что границу нарушил он один и никакого второго человека с ним не было. Этим он, конечно, помог своему напарнику, и тот сломя голову помчался через заросли.
Ингус, точно следуя по следам убегавшего нарушителя, вывел Карацупу к заросшему камышами озерку. Разгоряченная бегом овчарка хотела с разбегу прыгнуть в воду, но Карацупа удержал своего четвероногого друга. Ему важно было заранее представить себе, куда исчез лазутчик. Он, наверное, переплыл озеро, и следы его нужно искать на противоположном берегу.
Следуя за Иыгусом, Карацупа обежал вокруг озерка, но следов не обнаружил, они словно оборвались в том месте, где вторые «ноги» вошли в воду.
Водная гладь озерка была тиха и спокойна. Только в одном месте зоркий глаз следопыта приметил торчащую из воды камышинку. От нее шла едва приметная рябь. Камышинка чуть вздрогнула и застыла. Но ветра не было, и течения в озерке не чувствовалось, да и рыбы большой не водилось…
Карацупа спустил с поводка Ингуса, приказал ему плыть к загадочной камышинке, невинно торчавшей над водой. Ингус, выражавший все признаки крайнего нетерпения и злости, бросился в воду, и через минуту камышинка резко качнулась и стала вырастать. Из озерка вылез промокший человек, он с силой отбивался от вцепившегося в него Ингуса. Нарушитель выплюнул изо рта дыхательную трубку с нацепленной на нее для маскировки камышинкой и закричал:
— Уберите дьявола!
Карацупа отозвал Ингуса, ласково погладил его, а нарушителю приказал выбираться из воды.
Теперь «конь» оказался в собранном виде. У второго лазутчика нашли оружие, топографические карты, таинственный шифр, остро отточенный нож, ампулы с ядом.
В тот день, когда я стал свидетелем и участником задержания лазутчиков, добравшись до койки в казарме, я долго не мог успокоиться и все думал о школе пограничной жизни, великой и мудрой школе. Плеск речных струй, чуть слышный треск валежника, далекий шум осыпающихся песков в распадке открывали мне другую, невидимую жизнь, полную загадок, опасностей и тревог.
Узнал я и «секреты» лягушачьего кваканья. Лягушки возле самого зверя молчат, а квакают только, когда он поодаль. Человека они встречают молчанием, но стоит ему отойти, как они сейчас же подают голос. Так образуется своеобразная звуковая дорожка из лягушачьих голосов.
В суровой жизни границы, в которую я входил день за днем, месяц за месяцем, я открывал для себя и черты характера следопыта, и особенности его жизни. Все, что я раньше о нем слышал, представало делом: я видел, как он несет службу, как занимается с Ингусом и учит молодых бойцов, как радуется и грустит, мечтает и вспоминает то горькое время, когда был батрачонком.
Боевые команды обретали глубокий смысл. Я видел, как короткая, словно винтовочный выстрел, команда «В ружье!» поднимала ночью заставу и бойцы, мгновенно разбирая оружие, седлали коней и тут же исчезали во тьме. Команда «Стой! Руки вверх!» раскрывалась суровыми картинами столкновений с нарушителями, схватками и погонями. В каждом таком случае, познавая законы границы, я видел, как Никита Карацупа ходил десятки километров, стрелял на скаку, беззвучно лежал в секрете. И все, что он делал, — делал молча, спокойно, уверенно и так просто и скромно, словно не было ни риска, ни смертельной опасности.
По мере того как увеличивался список задержанных лазутчиков, враги, засевшие в крепости на той стороне реки, разрабатывали планы, как им избавиться от Карацупы и его Ингуса. В следопыта стреляли, на него набрасывали лассо, соблазняли драгоценностями и женщинами. Бандиты переходили границу только для того, чтобы, выследив, когда появится вблизи реки Карацупа, броситься на него и убить. Но все ухищрения и коварные замыслы рушились. Следопыт продолжал мужественно нести свою опасную, такую важную для Родины службу.
Я много думал о том, что сделало Карацупу Карацупой. Решающее значение имело классовое самосознание следопыта. Он, батрачонок, познавший на себе тяготы и своевольство куркулей, участвовавший в борьбе с кулачеством во время коллективизации, ясно представлял себе врага за кордоном. Комсомолец, ставший коммунистом, с особой остротой ощущал реальную опасность для Страны Советов, притаившуюся за глинобитными стенами таинственной крепости на том, чужом берегу. А те коварные ухищрения, к которым прибегали враги, те потери, которые несли пограничники, те могилы, что свято охраняются на границе, вызывали чувство ненависти к врагу, выковывали волю к победе, железный характер.
Конь, собака, винтовка, маузер — вот, кажется, и все, чем располагал в те далекие годы Карацупа. Ни вертолетов, ни вездеходов, ни широко разветвленной связи, ни радиосредств, ни приборов ночного видения, ни локаторов — ничего тогда не было из комплекса новейших технических средств, приданных пограничникам. Следовательно, чрезвычайно возрастали роль и ответственность пограничника — его мастерства, опыта, политической зрелости, классового сознания. Ведь иногда Карацупе приходилось одному решать сложнейшие задачи, которые ставились обстановкой на границе.
Забегая вперед, скажу: Никита Федорович Карацупа за долгие годы своей службы на границе задержал 467 нарушителей и уничтожил в боях 129 злейших врагов нашей Родины. В Музее пограничных войск создан специальный стенд, знакомящий посетителей с подвигами Героя Советского Союза Н. Ф. Карацупы. Стенд позволяет увидеть, как следопыт проводил многие сложнейшие операции до и после Великой Отечественной войны. Он гнался за нарушителями в тайге и горах, обнаруживал следы выброшенных на парашютах лазутчиков, пробирался по тигриным тропам в чащобе уссурийской глухомани. Погони, схватки, засады… Об одной операции я хочу рассказать подробнее. События происходили в то далекое время, о котором я уже говорил, начиная рассказ о пограничнике.
Темной ночью, получив задание проверить отдаленные «точки», Карацупа осторожно пробирался с Ингусом по дозорной тропе. Он уже был далеко от заставы, не было видно ни реки, ни огней чужой крепости. Только черные кусты вокруг, обомшелые камни да расползающаяся под ногами грязь. Казалось, все вокруг было спокойно, ничто не предвещало беды. И вдруг Ингус сделал стойку. Карацупа прислушался. Лил дождь, шумели кусты. Ни одного вызывавшего опасение звука. Ингус принялся обнюхивать землю. По состоянию собаки Карацупа понял: Ингус нашел след. Тогда Карацупа зажег следовой фонарик и, припав к земле, чтобы не быть замеченным, осветил ближайший куст. Кто-то потревожил его ветки. Кто? Кабан? Олень?… Луч света скользнул по земле. Показался отпечаток не то конского копыта, не то сапога, подкованного металлической подковой. И тотчас в белом кружочке света появился след мягких сыромятных постолов. Тут уж сомнений не оставалось: прошли люди.
Ингус нервничал, не давал покоя своему хозяину, тянул за поводок. Но прежде чем начать погоню, важно было побольше узнать о тех, кто шел от границы в тыл.
Никита согнулся над размокшей землей и стал обшаривать ее лучом фонарика. Открытия последовали одно за другим: следы от копыт оказались вовсе не конскими, а от специальных копыт-сапог; тут же остались отпечатки подошв чьих-то тяжелых ботинок, а рядом с ними месили грязь спортивные туфли. Вывод напрашивался сам: границу нарушила банда, которая спешила в наш тыл.
Кто они, нарушители? Пришлось заняться определением размера каждого шага, формы отпечатков стопы, чтобы выяснить численность только что проникшей на нашу территорию банды.
Тут не обошлось без увеличительного стекла и сантиметровой ленточки. Под дождем, в темноте, Карацупа измерил следы и выяснил: нарушители оставили после себя так называемую прямую «линию походки» — верный признак того, что прошли охотники или военные. Только люди, которые много ходят и хорошо натренированы, выносят ногу прямо перед собой и четко ставят ее на землю. Так могут ходить бывалые охотники. Но что им делать глухой осенью в пограничном районе, да еще в пору, когда окончился охотничий сезон? Конечно же прошли не охотники, шли военные. Правда, они очень старались скрыть свою принадлежность к армии и заменили военную обувь охотничьими постолами, спортивными туфлями, ботинками и даже галошами.
Итак, шли военные. Сколько их? Куда держат путь? Несут ли они тяжести?
Еще в учебном подразделении Карацупа узнал многое о следах и запахах, о «линии походки», об особенностях отпечатков ног человека. Знал Карацупа и о том, что при медленной ходьбе длина шага человека равна семидесяти — семидесяти пяти сантиметрам. Когда человек идет обычным, так называемым деловым шагом, то длина шага измеряется уже восемьюдесятью, а при скорой ходьбе даже девяноста сантиметрами. А тут средняя длина шага прошедших нарушителей превысила сто сантиметров. Значит, нарушители бежали. Вернее, сначала лазутчики шли медленно, очень осторожно, потом ускорили шаги, а затем побежали.
Многое уже узнал Карацупа о неведомых ему нарушителях, но каждый из них имел еще свои неповторимые признаки, как неповторимы отпечатки пальцев человеческих рук. Запоминая особенности следов от сапог, башмаков или постолов, Карацупа мысленно пересчитывал их. Получалось что-то уж очень много: вот отпечаток подковки с приплющенной шляпкой гвоздя, вот рубец от пореза на гладкой подошве постолов, вафельная поверхность галоши, шипы спортивных туфель… Десять человек!…
Ночью, под дождем, вдали от заставы и один с собакой против десяти лазутчиков — было о чем подумать… Если бежать к ближайшему посту за подмогой — упустишь время, банда исчезнет, дождь смоет следы. Решать сложнейшую задачу нужно было одному, без чьей-либо помощи, и решать точно, наверняка. Велик был риск вступать одному в бой против такой силы: убьют, бросят в кусты, а сами скроются…
Очутившись в сложнейшей обстановке, Карацупа имел в своем распоряжении маузер и, что особенно важно, Ингуса. Рассчитывать приходилось на свои силы.
В такие мгновения раскрывается характер человека. На поверку выходило все: чему учили, как жил…
— Вперед! — приказал себе Карацупа и начал погоню.
Лазутчики ушли далеко. Бежать пришлось долго. Через час Карацупа заметил, как изменилась «линия походки» нарушителей: она утратила свою четкость, стала изломанной. Устали, нервничают. Правда, изломанная походка бывает еще у стариков и очень грузных людей и, кроме того, у носильщиков тяжестей. Нечего было и думать, будто все нарушители — старики или очень тучные люди. Вернее всего, бандиты несли тяжести. Это было на руку Карацупе: носильщики не смогут долго бежать и скоро выбьются из сил. Они обязательно потребуют отдыха, а на привал уйдет время. Кроме того, носильщики не так уверенны при схватке и им труднее обороняться.
Стараясь мысленно представить себе тех, с кем ему придется помериться силами, Карацупа не исключал возможности, что в банде есть и старик, какой-нибудь знаток здешних мест. Но в таком случае он должен находиться впереди «группы прорыва», а вот след показывал иное: впереди банды шел не старик, а невысокого роста, крепкий, волевой офицер средних лет. Следы от его сапог выделялись четкостью, хорошо вырезанными краями и глубокими вмятинами от каблуков. Шаг у главаря был твердый и короткий, как у невысокого роста людей, привыкших к ходьбе. Главарь шел налегке, наблюдая за каждым сообщником. Он иногда пропускал вперед всю банду, останавливался: нет ли погони? Успокоившись, занимал свое место.
Но шел и старик: он замыкал шествие. Идти ему было нелегко, и он опирался на трость. При скорой ходьбе человек обычно ставит трость рядом с носком каждого второго шага правой ноги; усталые и нервные люди, особенно в пожилом возрасте, «частят», втыкают трость торопливо, наваливаются на нее и с усилием выдергивают затем из земли. Так было и со стариком.
Естественно возникал вопрос: зачем нужен бандитам старик? Он явно не проводник и не главарь. Не является ли он главным нарушителем, ради «доставки» которого в советский тыл предпринята операция «прорыва», а вся банда — его телохранители? От этой мысли пришлось отказаться и прийти к другому выводу. «Старого человека, — решил Карацуна, — взяли с собой как «обманку». В случае обнаружения шайки и начавшейся погони его бросят». Пока пограничники будут заниматься со стариком, банда скроется. Что касается трости, то она наверняка «хитрая», стреляющая: в ней спрятано огнестрельное оружие.
Теперь самым важным становился вопрос: куда направляется банда? Мысленно представив себе местность, Карацупа решил, что, как и в ряде других подобных случаев, нарушители стремятся выйти к железнодорожной станции, вернее сказать, они метят добраться до рельсового пути, а затем незаметно пробраться и к самой станции. Дорог к станции несколько, одна другой сложнее и опаснее для лазутчиков. Банда состоит из военных, и они-то, конечно, заранее изучили пограничный район и знают: левый фланг для них недосягаем, там цепочкой стоят доты, защищенные окопами, рядами колючей проволоки и «точками» армейской охраны. На правом фланге тоже стоят в удалении доты. В сущности, есть один путь — через Глухую падь, по камням, среди скал в мрачном ущелье, которого боятся не только люди, но даже звери. И тем не менее Карацупа решил, что как бы ни пугала Глухая падь, но военные попытаются прорваться в наш тыл именно этим путем. Собственно, иного выбора у них и не было. А это открывало Карацупе возможность пойти банде наперерез через Дикое болото.
В свое время по приказу командования Карацупа специально изучал Дикое болото, искал кабаньи тропы и с большим трудом обнаружил места, которые позволяли, прыгая с кочки на кочку, цепляясь за кусты, пускаясь в брод, форсировать преграду. Следопыт исключал возможность движения банды через Дикое болото, — если она и направится этим путем, то обязательно завязнет в болотной жиже. Пройти здесь мог только он один, но это означало огромный риск: достаточно неверного шага во тьме — и болото засосет…
Что делать? Какое принять решение? Все мгновенно взвесив, Карацупа прекратил преследование банды по ее следам и круто повернул в сторону Дикого болота. Этому воспротивился Ингус. Он, видимо, решил, что хозяин ошибся, потерял след, и решительно потянул поводок. Карацупа успокоил собаку и побежал с ней к болоту.
Дождь утих, но гудел ветер. Туман скрывал камыши на болоте. С трудом отыскав кабанью тропу, Карацупа побежал по ней, но быстро осекся: ноги тонули в жиже, цеплялись за траву и корневища. Пришлось перейти на быстрый шаг. Ингус задыхался. Карацупа и сам устал, чувствовал, как учащенно бьется его сердце. Даже тужурка стала казаться непомерно тяжелой. Пришлось пожертвовать кожаной тужуркой. Вскоре следопыт сорвал с себя и шерстяную фуфайку, выбросил из карманов даже перочинный нож. Легче не стало. Совсем выбилась из сил собака. Карацупе пришлось подхватить на руки измученного Ингуса. Прижимая его к груди, следопыт тяжело шагал по болоту. Дождь припустил с новой силой, слепил глаза, по лицу хлестали камышовые стебли.
Сил становилось все меньше, и Карацупа вынужден был сделать короткую остановку. Он опустил овчарку на болотистую землю, погладил и что-то шепнул на ухо Ингусу. Собака прижалась к ноге хозяина. Они стояли во тьме под дождем в камышовых зарослях, и только стук их сердец нарушал тишину Дикого болота.
— Вперед! — снова приказал себе Карацупа и, тяжело передвигая ноги, тронулся в путь.
Расчеты оправдались: Карацупа добрался до горловины Глухой пади, как только там же прошла измученная трудным переходом банда. Карацупа прежде всего пересчитал следы: все были вместе, все десять человек. Никто не отстал, никто не свернул в сторону.