Когда я шёл к своим апартаментам, мне навстречу вышла Лиандра, за ней несли ящики трое Быков. Увидев меня, она вздёрнула подбородок и остановилась.
Я шагнул ближе, хоть и не знал, что сказать.
Трое Быков остановились, а неподалёку от нас стояли охранники у двери коменданта.
Всё, что я буду говорить услышит слишком много ушей.
― Лиандра, ― осторожно начал я. ― Я не могу быть твоим королём. Мужчина, который желает тебя, должен преклонить колени в храме вместе с тобой. Любовная связь ниже твоего достоинства.
Она посмотрела на меня своими фиалковыми глазами, которые блестели от слёз, и крепче сжала Каменное Сердце.
― Правда? ― спросила она. ― Разве это не должна решать королева?
― Наша королева ― образец для подражания, ― просто сказал я. ― Ты могла бы оставить свою судьбу и отказаться от короны?
― Нет, ― ответила она. ― Это мой долг. ― Она глубоко заглянула мне в глаза. ― Хочешь сказать, что у тебя тоже нет выбора?
― Мы оба давно сделали свой выбор, Ваше Высочество, ― ответил я, подошёл ближе и взял её за руку.
На этот раз она позволила этому случиться.
― Предположим, что всё именно так, граф фон Тургау, тогда бы я страдала, ― тихо сказала она. ― Но вряд ли больше, чем уже сейчас. ― Она посмотрела на солдат, которые делали вид, что оглохли, и вымученно улыбнулась. ― Хочешь, чтобы они написали про нас баллады? ― прошептала она.
― Почему бы и нет? ― Я улыбнулся. ― Ты того стоишь. Я хочу сказать, что получил послание в храме Сольтара. Оно, как и все другие откровения: ты понимаешь только половину и, скорее всего, неправильно. Но две вещи достаточно ясны: я паду в этой битве, чтобы дочь дракона могла позже убить Коларона. После этого… ― Я крепче сжал её руку. ― После этого наступит будущее, которое ты сможешь формировать вместе с другими. Такое, где ты сможешь восстановить нашу родину и залечить её раны. Но если я отвернусь от своей судьбы, а в этом слова моего господина были однозначны, этой надежды больше не будет.
― Ты умрёшь? ― тихо спросила она уже не так холодно.
Я сдержанно рассмеялся.
― Такова судьба каждого человека, и моя настигнет меня гораздо позже, чем я думал. Если уж я должен умереть, то зная о том, что есть будущее, в котором ты будешь жить и приведёшь к новому расцвету нашу страну, мне становится легче.
― А что насчёт Серафины? ― спросила она так тихо, что даже я едва её расслышал.
― Джербил любил её даже после смерти, и я люблю. Не знаю, судьба это или нет и мог ли я на неё повлиять. Но я также люблю и мою королеву, насколько это ещё возможно для меня. ― Я взял её руку в обе свои руки. ― Если бы Серафина не вернулась к жизни, если бы это чудо не произошло, скажи, что было бы иначе? Ты по-прежнему была бы королевой, а моя судьба ― такой же, как сейчас.
Она медленно отпустила Каменное Сердце, которое держала другой рукой, и взяла меня за руки.
― Ты обманывал меня, когда говорил о своей любви ко мне? ― спросила она.
― Нет, ― серьёзно ответил я. ― Она слишком дорога мне.
Она кивнула, затем поднесла руку к шее и достала тонкую цепочку, на которой висело тяжёлое кольцо. Она осторожно отцепила его.
― Элеонора знала, что ты любил её, хотя и вернул ей это кольцо. Оно служило ей поддержкой в тяжёлые времена. Прими его сейчас, чтобы оно могло стать поддержкой и для тебя.
Я хотел встать на колени, но она остановила меня.
― Нет, ― прошептала она, ― не приклоняй колени, просто дай мне руку.
― Оно мне маленькое, она изменила его размер.
― Ты забыл, кто я, ― возразила она, проводя ладонью по кольцу, которое на мгновение вспыхнуло и расширилось. ― Кольцо ещё знает, кому оно когда-то принадлежало. — Ещё один момент она держала его, колеблясь, затем одела на средний палец моей левой руки. ― Будь моим паладином, ― промолвила она со слезами на глазах. ― И обещай, что не отдашь его обратно.
― Обещаю.
Она набрала в лёгкие воздуха, подняла голову и отступила, величественно обводя взглядом солдат, которые отчаянно делали вид, что их здесь нет.
― Тогда давай следовать своей судьбе, ― решительно произнесла она. ― Что касается Серафины… пожалуйста, дай мне немного время.
Я поклонился, она слегка улыбнулась, затем прошла мимо меня. Солдаты с тяжёлыми ящиками молча последовали за ней.
― Я спросила отца, почему вы носите розу на пальце, Родерик, ― промолвила она, наблюдая, как я вырезаю для неё воробья.
― Что ответил Его Величество? ― осторожно спросил я.
― Он сказал, что я цветок с чарующим ароматом, красавица.
― И он, пожалуй, прав.
― А вы являетесь шипами. ― Она посмотрела на меня своими внимательными глазами. ― Что он имел в виду?
― Иногда розы должны колоться, ― объяснил я. ― Чтобы не были уничтожены цветки.
― А бывают розы без шипов?
― Только после того, как их обрежут.
Долгое время она молчала.
― Разве вам не кажется печальным, что розе нужны шипы? ― спросила она.
― Да, Ваше Высочество. Даже очень.
― Это красивый воробей. Большое спасибо. ― Она послушно сделала небольшой реверанс, когда я вручил ей деревянную птичку, и подняла её вверх, как будто та полетела. ― Я предпочла бы быть воробьём, а не розой. Он может летать, куда захочет, и ему не нужны шипы. А что насчёт вас, Родерик?
― Да, Ваше Высочество. Я бы тоже предпочёл быть воробьём.
― Что держит вас здесь?
― Роза.
Я посмотрел ей вслед, затем повернулся к двери в свои апартаменты, которая в этот момент тихо закрылась. Я толкнул её и оказался лицом к лицу с Рагнаром, который впервые за всё время нашего знакомства выглядел смущённым. У большого стола на стуле сидела Серафина, подперев голову руками. Она плакала.
― Я как раз собрался уходить, друг, ― хрипло сказал Рагнар. ― Приходил лишь для того, чтобы спросить, где мы можем вместе выпить хорошего пива, не столкнувшись с фарлендцами. Но для этого можно собраться и позже.
Я огляделся.
― Зокора тоже была здесь?
― Тёмная эльфика, которую боится Ангус? Нет, её я не видел.
Серафина подняла голову, вытерла глаза и сдержанно улыбнулась.
― Рагнар, ― промолвила она. — «Серебряная Змея» ― хорошее место, чтобы выпить пива. Может встретимся там позже. Таверна находится справа сразу за главными воротами цитадели.
― Тогда я проверю, умеют ли в имперском городе ещё варить пиво, ― заметил Рагнар, кивнул нам и ушёл.
― Я же просила тебя не разговаривать с ней, ― высказала она, вставая и подходя ко мне.
― Я очень плохо выполняю приказы, ― ответил я.
― Я знаю. Лиандра только что выросла в моих глазах. Не так уж много женщин хотят услышать твои оправдания. ― Она взяла мою руку, на которой теперь было кольцо с розой. ― В моё время не было паладинов. Как ты им, собственно, стал?
― Отец Элеоноры в молодости был очень болезненным и страдал от произвола отца. В то время я часто бывал в королевском замке, старый король слышал обо мне истории и неправильно их понял. Он приказал мне обучить принца военному искусству и сделать из него мужчину. Полагаю, он думал, что для это будет достаточно частенько укладывать его на лопатки.
― Ну и? ― тихо спросила она. ― Ты так и поступил?
― Укладывал принца на лопатки? ― Я улыбнулся. ― Иногда. Но он и без этого был больше похож на мужчину, чем когда-либо его отец. Старый король был жестоким тираном, который обычно принимал благоразумие за слабость. Принц выбрал другой путь, и когда стал королём, попросил меня стать его паладином. Позже, когда родилась Элеонора, он отвёл меня в сторонку и заставил взять на руки свою дочь, которая смотрела на меня широко распахнутыми глазами, и поклясться её защищать.
― В этом ты преуспел, ― заметила Серафина, но я покачал головой.
― Меня не было рядом, когда произошло покушение. То, что она выжила, не моя заслуга, а лишь её собственная. Мужество ― вот что поддерживало её жизнь… хотя это уже была не жизнь. В детстве она была быстроногой и любила танцевать, была полна веселья и жизни. Меня до сих пор тяготит то, что преступников так и не удалось обнаружить.
― Возможно, в этом преступлении тоже виноват император-некромант, ― предположила она. ― Мы знаем, что он строит долгосрочные планы.
― Не всякая злоба или жажда власти исходит от него. При дворе Иллиана всегда хватало интриг, даже Лиандра страдала от них. ― Я вздохнул. ― Она попросила дать ей немного времени, ― хрипло сказал я.
― Я знаю, ― ответила она. ― Мы с Рагнаром подслушивали.
― Половина цитадели, должно быть, уже знает, ― вздохнул я. ― Но это была возможность, которую я не хотел упускать.
― Да, ― сказала она, подняв на меня глаза. ― Что там с Орикесом? Я недавно была внизу, чтобы проведать тебя, и услышала, что ты у него. Писцы сказали, что это будет длинное совещание.
― Он дал мне работу, ― ответил я, доставая из куртки сложенный лист и раскладывая его на столе. ― Нам нужно найти и убить Аселу и всех остальных некромантов здесь, в городе.
― Разве ты ему не сказал, что она больше не некромант?
― Нет, ― ответил я. ― Только не спрашивай почему. Я сам до сих пор не доверяю ей, но я не хотел её предавать. Я всё ещё ощущаю ту боль, которую она испытывала, когда бог избавлял её от этой боли, но ещё слишком многое остаётся открытым. Мы, без сомнения, знаем, что она была некромантом, однако до этого времени не было случаев, когда боги прощали подобные деяния. И всё же Сольтар не осудил её, а очистил…
Я посмотрел на портрет этой прекрасной женщины, это была та самая женщина, которая стояла перед нами, и всё же что-то было другим. Губы на этом портрете улыбались соблазнительно. Асела, которую я знал, кажется, уже не знала, что такое улыбка, у неё были более глубокие морщинки и холодный взгляд, который совсем не казался мне многообещающим. Она была далеко от того, чтобы быть соблазнительной.
― Я во многом с тобой согласна, ― задумчиво промолвила Серафина. ― Она знает то, что может знать только она, но в ней многое изменилось. Я бы даже сказала всё. Смотри, Фелтор молился Борону, Асела ходила в храм Астарты, Бальтазар был, как и ты: если он вообще молился, то ходил к Сольтару. Он не особо жаловал богов и считал, что людям самим необходимо исправлять этот мир. В прежние времена Асела бросилась бы на пол перед Астартой и со слезами умоляла о пощаде. Я знаю только двух людей, которые являлись к твоему богу с таким высокомерием: ты и Бальтазар. А теперь и она. Это совсем на неё не похоже. И всё же я чувствую в ней прежнюю дружбу, только странно изменившуюся. ― Её взгляд устремился в далёкое прошлое. ― Мы были друзьями, Бальтазар, Фелтор, Джербил, Асела и я. Они сопровождали Асканнона на миссию, и когда он на обратном пути навестил моего отца, мы познакомились. Бальтазар уже тогда был старше, ему было больше ста лет, но Фелтор и Асела были молодыми Совами, выполнявшими своё первое задание. Она была… ― Серафина вздохнула. ― Это трудно описать, можно сказать, что в качестве Совы она была не совсем на своём месте. Ей подобало бы стать жрицей в храме Астарты. Ей не хватало жёсткости, она была терпелива и много улыбалась… Они оба были влюблены в неё, но Бальтазар был слишком сдержан, и ему мешало то, что она была его ученицей. Фелтор добился её руки, и позже они вместе предстали перед богиней и стали парой. Бальтазар произнёс речь. Они стали лучшими друзьями. ― Она подняла на меня взгляд. ― Вот почему так невероятно то, что он или кто-то из них перебежал на сторону Коларона. Теперь мы знаем, что они сделали это не по собственной воле. Бальтазар всегда был аутсайдером. Я уверена, что он любил Аселу, но не показывал этого и никогда не нарушал границ. Его мы тоже по-своему любили, он был удивительным человеком, спокойным и задумчивым, но с жёсткостью, которая иногда проявлялась. Он был примусом Башни и самым могущественным человеком в Старой империи после Асканнона, а этого не добиться без определённой требовательности. Асела, напротив, была готова отдать последнюю рубашку, если это могло кому-то помочь. ― Она замолчала, призадумавшись. ― Помнишь, как она сказала, что её доброта была её самой большой и единственной ошибкой? Странно слышать от неё такое, но она права. Окажись она без поддержки, её бы только использовали, поэтому Фелтор и Бальтазар так заботились о ней. Теперь я знаю ещё одного. ― Она вздохнула. ― Прежде я не знала, что этот Эринстор изнасиловал её. Я бы на её месте никогда не смогла бы простить такого, и сама направляла меч, чтобы отрубить ему голову. ― Она посмотрела на портрет Совы, затем подняла влажные от слёз глаза на меня. ― Она стояла перед нами, так что я знаю, что она ещё жива. Но она уже не такая, какой была прежде. Она жива, и всё же кажется, что она умерла. Я хочу знать, что случилось, и не позволю ей больше отделаться отговорками. Она единственная из моих друзей, кто ещё жив.
― Не считая эльфов, ― заметил я.
― Да. Но это эльфы, и они так сильно отличаются от нас. Послушай, Хавальд, мы с Аселой делились друг с другом женскими сокровенными мыслями… она рассказывала мне о Фелторе и Бальтазаре, я ей о Джербиле. Мы менялись одеждой и подшучивали друг над другом, держали друг для друга фоту, когда стояли в храме перед богами с нашими мужьями. Такая дружба встречается редко, потому что она возникла не из-за нужды, а просто потому, что мы были близки. Я хочу знать, что произошло.
― У меня тоже есть к ней вопросы, ― заметил я, пододвигая к себе портрет, чтобы лучше видеть Аселу. ― Она знает о нашем враге больше, чем кто-либо ещё. Ей должно быть ясно, что эти знания будут для нас полезны. Почему бы ей не поделиться ими с нами?
― Пойдём и спросим её, ― сказала она и встала. Я посмотрел в окно, там уже давно стемнело. У меня не было особого желания бродить в темноте в поисках тени. На сегодня было достаточно.
― Прямо сейчас? ― с сомнением спросил я. ― До восьмого колокола осталось недолго, и мы не сможем найти её так просто. Весь город ищет её, почему ты думаешь, что нам повезёт больше?
― Потому что есть место, которое мы все любили, ― отозвалась она. ― Если её там нет, мы можем дать ей знать, что хотим её видеть. Тогда она сама нас найдёт. Пойдём, Хавальд, ― позвала она. ― Это недалеко.