Его время пришло. Он доставит кота на место и сполна насладится местью. Никто и никогда не смеет осквернять своим присутствием прибежище Черного Морока, отступников ждет смерть. Жестокая кара — удел посягнувших на власть Морока, и первой его жертвой станет святоша-кот.
…Утром следующего дня Морок привел Плешнера в поселок и на его окраине, возле того самого дома, где он в обличье кота провел столько незабываемых ночей, снял свое черное бесовское заклятье, заставил лишившегося чар кота осмысленно взглянуть на окружающий мир.
И кот был потрясен. Вместо столь желанных и долгожданных стен убежища, в которые он уже давно должен был вернуться, взору его открылась такая родная, но оставшаяся в прошлой жизни, порядком подзабытая деревня. В том, что это именно она, не было и тени сомненья. Все те же камни, все та же дорожная пыль, все те же знакомые до боли с детства дома, и совсем рядом тот единственный, где он провел столько лет, с которым простился навеки две недели тому назад, и в который не чаял вернуться.
Кот продолжал недоуменно озираться по сторонам, тщетно силясь понять, что же случилось, не сон ли это? Но это был не сон, а реальность, жуткая и удручающая. И в довершение всего его совершенно добил зазвучавший, казалось, прямо в мозгу злобный хохот, не могущий принадлежать ни одному живому существу, хохот, казалось, вырвавшийся из самой глубины преисподней, визг демона, адский и пронзительный. А вслед за визгом, от которого у бедного котяры затрещала голова, грозя расколоться на мириады мелких осколков, появился и его сатанинский обладатель. Он материализовался из ниоткуда, соткался прямо на глазах у кота из окружающей его промозглой серости. И задрожало, завибрировало прямо под носом у старого кота Плешнера не имеющее четких контуров и границ, дьявольское отродье, затряслось в новом приступе демонического хохота, обнажив редкие клыки, с которых клочьями слетала бурая, пропитанная желчью и ненавистью пена. А затем, отсмеявшись всласть, Черный Морок заговорил.
Что перед ним именно этот чертов прихвостень, кот не сомневался ни единого мгновения. Он видел его и раньше, давным-давно, впору своей безмятежной и бесшабашной юности, когда и сам был мастак на разного рода пакости, когда также как и Морок, любил доставлять людям множество хлопот и неприятностей. Но тогда он видел его издали, сам оставаясь незамеченным, а сейчас эта злобная тварь тряслась прямо у него перед глазами в приступе злобного смеха, и нет у кота ни сил, ни возможности поднять лапу, и хлестануть наотмашь когтями по глумливой, поганой роже. Ему оставалось только терпеть, в то время как тело рвалось в битву.
Словно почуяв его состояние, Морок наконец-то затих и забулькал, подавившись собственным хохотом. А затем он вперил в старого кота злобные, налитые кровью глазенки и зашипел. И в его отвратном, похожем на змеином, шипе, Плешнер прочел свою судьбу, прошлое, будущее и настоящее. Как ни прискорбно было это сознавать, но он сразу поверил словам дьявольской твари. Да, все именно так, как и говорил Морок. Он дурачил и морочил его все эти дни, все две недели, подражая волшебному пению флейт, водя котяру по кругу.
Он ненавидит кота, и он его уничтожит, очень скоро. «Пройдет всего несколько минут, и ты подохнешь, — зашипел напоследок Морок, — и твоя жалкая душонка достанется моему господину, который всесилен и непобедим. Ты обречен, и ты умрешь, скоро, скоро, скоро…» И Морок вновь затрясся в приступе дьявольского хохота. А затем, блеснув подобно яркой молнии прямо у глаз Плешнера, бесследно исчез, оставив после себя запах серы и гари, на мгновение ослепив старого кота.
Он исчез, но не исчез ор. Наоборот, он усилился, с каждым мигом становясь все свирепее и отчетливее. А затем, прямо перед самым кошачьим носом блеснула новая, не менее ослепительная, но холодная молния. С бешеной силой ударила она в придорожные камни, высекая из них сноп разноцветных искр. Какая-то таинственная сила заставила кота в самый последний миг чуть-чуть отклонить голову в сторону, и это движение спасло ему жизнь. А затем временное затмение, вызванное появлением Морока, схлынуло прочь, и кот смог осмысленно взглянуть по сторонам. То, что он увидел, не радовало, более того — вселило ужас в его, казалось бы, освободившееся от всего плохого сердце. Он заметил человека с озверело перекошенной рожей, смрадно воняющего чесноком, многодневным сивушным перегаром и вонью давно немытого тела. Существо, которое только с очень большой натяжкой можно было назвать человеком, это мерзкое и отвратное, жалкое и ничтожное в своей грязи двуногое, не прекращая вопить, вновь занесло над головой блистательное оружие, отточенную штыковую лопату, чтобы мгновение спустя с ревом опустить ее на голову ничего не понимающего котяры. Двуногое совершенно лишилось рассудка, и в его горящих лихорадочным блеском, золотушных глазах, Плешнер уловил отблеск дьявольского пламени других глаз, а в его оре он отчетливо услышал нотки сатанинского хохота. Черный Морок не оставил в покое кота, он вселился в старого и убогого забулдыгу, вложил в его постоянно трясущиеся с перепою руки грозное оружие и наделил их силой злобы.
С диким ревом рассекая воздух, лопата устремилась вниз, прямо на голову Плешнера, грозя мгновение спустя превратить ее в сплошное кровавое месиво. Но Морок просчитался. Кот оказался быстрее и проворнее его, и лопата вновь ударила камни, дробя их. И затем несколько раз поднималась и опускалась лопата, сопровождаемая пьяным рыком, в то время как ноги Плешнера, помимо его воли, несли крупное тело к спасительному убежищу.
Вот и она, знакомая с детства щель под забором, он снова в доме, в который поклялся не возвращаться никогда. Избежав смертельной опасности, кот остановился перевести дух и обдумать положение, в котором очутился по злой воле Черного Морока.
Не видел он, да и не мог он видеть, как при его появлении грозно нахмурилась хозяйка дома, как она быстро прошла мимо него и зашептала что-то на ухо зачуханному старикану, что-то мастерившему на крыльце, распространяя вокруг волны смрада от выпитого самогона, табачища и просто несвежего дыхания. Старикан, не прекращая работы, кивал головой, бросая время от времени в сторону задумавшегося кота отнюдь не дружелюбные взгляды. Грязный наемник, какое ему дело до кота, до его душевных переживаний, метаний и исканий, стакан самогона да шмат порыжевшего сала стояли перед его мысленным взором, и это был предел его мечтаний, смысл существования.
Хозяйка исчезла внутри дома, и сразу же после ее исчезновения грязный наемник как бы нехотя поднялся на ноги, нетвердой походкой направился к забору, возле которого в глубочайшей задумчивости пребывал чудом избежавший смерти кот Плешнер. Старый бродяга знал свое дело, всего лишь минута и готова петля, еще миг и она захлестнула кошачье горло, сдавила его и мощным рывком рванула вниз, разрывая позвонки, вырывая из кошачьего нутра предсмертный крик, наполненный болью и отчаяньем, плач невинной души о погибшей плоти.
Всего лишь миг отделял кота от царства мертвых, тот самый миг, что оглашался хрустом ломающихся позвонков. Но он показался котяре целой вечностью, бесконечной вселенной боли, в которой бесновалась и глумилась омерзительная рожа Черного Морока.
Он выполнил свое обещание. Всего несколько минут были отведены коту по его возвращению в привычный мир, и эти минуты истекли. И Морок ликовал. И протянулись с небес, из затхлого и унылого серого месива пронзительно-черные и когтистые лапы его господина, стремясь схватить в жадные объятья душу отошедшего в мир иной котяры. Затухающим взглядом кот видел все, но ничему не мог помешать и ничего не мог изменить. Он мог только наблюдать. Как в сплошной и безрадостной серой пелене небес приоткрылась маленькая дверца, как из нее ослепительно брызнули назло черным лапам блистательные солнечные лучи, протягивая свои ласкающие объятья навстречу трепещущей и такой ранимой кошачьей душе. И взвыл Черный Морок в бессильной злобе, узрев, что ускользает из лап господина обещанная ему добыча, забился в припадке бессильной ярости, не в силах помешать силам света, ничтожная тварь по сравнению с ними. И в злобе немой ударился Черный Морок о камни, и обратился в змею, мерзкое и презренное существо, шипя и роняя ядовитую слюну, убрался прочь, подальше от этого, проклятого для него места, подальше от света и гнева своего рассерженного господина.
Исчез злой Морок, сгинул и его господин, а солнечные лучи вселились и лились с небес на землю, смывая с нее мрак и грязь. Становилось светлее и теплее, уходили тоска и страх из сердца молодого кота Тимошки, как всегда отдыхавшего под козырьком ворот, на которых сейчас болталось бездыханное тело Плешнера, его давнего наставника и друга. Он видел все, и злобные проделки Морока, и гибель Плешнера, и борьбу за его душу темных и светлых сил, и убедительную победу последних. Он был рад за Плешнера, ведь его душа, вне всякого сомнения, на небесах, в благодатном кошачьем раю, где всегда тепло, светло и радостно, где нет горестей и бед, и царит райское умиротворение. Котяра вознесся на небеса, и это радовало. Кот был стар, и подобный финал как нельзя более подходил ему.
Постукивание окостеневшего кошачьего тела о ворота при дуновениях свежего ветра заставило Тимошку задуматься о себе, о жизни, о будущем. И он узрел свой конец, пусть и не столь скорый по времени, но во многом схожий с увиденным, удел всех тех, кто верит в человеческую дружбу и становится жертвой Черного Морока и злобной людской клеветы.
Он знал, что его ждет, и это знание нагоняло тоску и печаль, с которыми не под силу было справиться даже выглянувшему из-за туч золотистому светилу. Тимошке стало грустно и слезы обиды и грусти закапали из маленьких кошачьих глаз, сливаясь с каплями самого первого осеннего дождя. И лил солнечный дождь, и капали из глаз котенка такие же прозрачные и солнечные слезинки, сливаясь у подножия ворот в хрустальной чистоты озерцо.
Неизвестно, сколько времени пребывал котенок Тимошка в светлой грусти и печали, пока добрый голос хозяина не пригласил его в дом. И лишь в его заботливых и нежных руках успокоился бедный котенок, только хозяйская ласка высушила детские слезы. И вскоре он спал, удобно примостившись в его руках. И снились ему сны, удивительные детские сны, наполненные светом, теплом и счастьем, и улыбалось только ему одному улыбкой целой вселенной ослепительно-рыжее и усатое кошачье божество, мурлыча колыбельную песню, навевая покой и умиротворение.
А на дворе начинался новый осенний день, благодатная пора ослепительного природного блеска.