В это время над перроном раздался громкий голос из репродуктора: «Капитана Боброва срочно просят зайти к коменданту вокзала!»
Администратор остановился. Бобер покачал головой.
— Вот черт, и здесь нашли!
Голос из репродуктора повторил ту же фразу.
— Да пошли они… Всеволод Михайлович! — ругнулся администратор.
Голос прозвучал в третий раз. Бобер спрыгнул на перрон.
— Ладно. Ты шуруй поскорей, а я сейчас вернусь.
Зайдя в комендатуру, Бобер недоуменно посмотрел на стоящего у стола коменданта в форме майора.
— В чем дело, товарищ майор?
— Капитан Бобров? — спросил майор.
— Так точно.
Майор опустил глаза к столу и начал зачем-то перекладывать с места на место бумажки. Он как-то странно молчал.
— Так в чем же дело, товарищ майор? — нетерпеливо переспросил Бобер.
Майор, не поднимая глаз от стола, глухо сказал:
— Вам предписано срочно явиться в Москву! Вот билет! — Он взял в руки билет и впервые посмотрел на Бобра. — Поезд на Москву через час.
— Какая Москва? У меня игра в Свердловске! Комендант помолчал и снова глухо сказал:
— Игра не состоится. При посадке на аэродроме Кольцово ваша команда разбилась…
— Что? — не сразу понял Бобер. Комендант поднялся.
— Разрешите выразить вам глубокое соболезнование.
Бобер сел на стул, опустил голову. В дверях раздался грохот. Комендант недоуменно поднял глаза. На пороге стоял бледный младший лейтенант-администратор. У ног его на полу валялось стекло разбитых пивных бутылок, к груди он прижимал кулек с пирожками.
Снова 1961 год. Оглушительно шумит стадион в Казани. Щелкнул репродуктор, раздался голос диктора: «Четвертый гол в ворота „Сборной ветеранов“, забил Иван Зиновкин, номер одиннадцать!» Бобер, повернув голову, поглядел на репродуктор. В раздевалку вбежал врач команды с чемоданчиком в руке.
— Сева, может выйдешь?… Ребята просят!.. Палыч совсем поплыл. Две таких «бабочки» запустил! Выручай, Сева! — Он взглянул на часы. — Двадцать… восемнадцать минут осталось!
Бобер нахмурился, стукнул по колену и невольно вскрикнул от боли.
— Ладно, коли!
Врач опустился на колени, быстро вынул из чемодана шприц, засадил в ногу замораживающий укол. Бобер быстро надел бутсы…
И опять над полем звучит знаменитый клич Бобра: «Дай! А-а-а!!!» Толик, обведя нескольких полузащитников, выкладывает перед Бобром мяч. Тот, продолжая свой знаменитый рывок, уходит от защитников, режет угол, врываясь в штрафную площадку и, с ходу, переложив мяч с одной ноги на другую, бьет по воротам. Лежит на земле вратарь «Казанца» — мяч в сетке. На стадионе тишина, редкие свистки мальчишек. Голос диктора: «Второй мяч в ворота казанцев забил Всеволод Бобров». На табло 4:2… И снова крик: «А-а-а-а!!! Дай! Да-ай!!!» На табло под надписью «Сборная ветеранов» цифра два меняется на три. Голос диктора: «Третий мяч в ворота „Казанца“ забил Всеволод Бобров». Над стадионом сплошной свист. С разных сторон несутся крики: «Бей Бобра!», «Бей Бобра!»… А он с улыбкой снова врывается в штрафную площадку, своей знаменитой паузой укладывает вратаря, замахивается ногой для удара, но вратарь в бессильной ярости выбрасывает руки вперед и хватает нападающего за эту ногу, занесенную для удара. Бобер со всего маха тяжело, плашмя, валится грудью на землю. Судья решительно свистит и указывает на одиннадцатиметровую отметку., Бобер, прихрамывая, подошел к отметке, тщательно установил мяч. Повернулся к Толику, тихо предложил:
— Давай ты, Толик!
— Не, Сева… Боюсь.
Бобер разбежался, удалил в «девятку», но долговязый вратарь в непостижимом броске отбил мяч. И тут же зазвучал свисток на окончание игры, Толик, стукнув себя по ноге, с досадой сказал Бобру:
— Все-таки проиграли! Лучше б я бил!
Бобер рассмеялся, обнял его и, опираясь на друга, прихрамывая, пошел в раздевалку.
Когда футболисты переоделись в костюмы, защитник Шалаев спросил Бобра:
— Ну где ж твой Васька Сталин?
— Обещал, — ответил Бобер.
— Пригласил, называется, — возмутился Шалаев.
— Нам что, его до вечера ждать? — добавил Палыч.
Бобер промолчал.
— Ладно, мужики, до вечера не будем… Вы ступайте, а я к подъезду подгребу… Толик, возьми мой чемодан.
У ворот стадиона Бобер догнал рослого лейтенанта милиции, того самого, который стоял рядом с Василием у кромки поля.
— Товарищ лейтенант, вы мне не поможете?
Милиционер повернулся.
— Всеволод Михайлович! — обрадовано козырнул. — Приказывайте!
— Где бы я мог сейчас найти генерала Сталина, вернее, Джугашвили?
Милиционер посмотрел на часы.
— Сейчас точно в кафе «Волга». Прямо по этой улице, первый переулок налево… Через час я его должен проводить домой.
Бобер поблагодарил милиционера и направился по указанной улице. Свернул в переулок и оказался возле большой застекленной витрины кафе. Повыше была надпись «Волга». Бобер остановился у витрины, поглядел через стекло и тут же, за стеклом буквально в двух метрах от себя увидел Василия. Он сидел за столом в обществе босяцкого вида пьяниц. Один из них отставил в сторону ногу на протезе-деревяшке. На столе стояли водочные бутылки, кружки с пивом. На клеенке, в пивных лужицах, валялись куски рыбы, яичная скорлупа. Василий держал речь перед своими осоловелыми собутыльниками. Он тоже был уже совершенно пьян. Несмотря на то, что ничего не было слышно, можно было понять, что Василий рассказывает об одном из своих воздушных боев. Он делал это, как все летчики, как тогда с Астафьевым в бане, мало объясняя словами, а в основном изображая картину боя при помощи рук. Размахивая ими, он показывал движение самолетов, фигуры высшего пилотажа, погоню одного самолета за другим и, наконец, нажав большими пальцами на гашетку пулемета, он, тряся руками, начал «расстреливать» вражеский самолет. «Расстреляв» его, он уронил руки на стол, пьяно ткнулся в них лицом и замер. Бобер стоял у окна, грустно смотрел на Василия и, поняв, что присутствие его в кафе бессмысленно, повернулся и пошел от витрины прочь.
Он шел по улице, задумчиво опустив голову. Медленно удалялся, пока не скрылся за углом.
Это была последняя их встреча. Василий Джугашвили умер через пять месяцев в возрасте сорока одного года.