Даже не шум, а ропот мотора.
Как всегда, она уткнется носом тебе в плечо, посапывает и шепчет, шепчет кому-то неведомому.
Странно посещать места, где давно уже не живешь. Не твое. Ты уже не ходишь здесь на почту или на рынок - через два дня на третий. Случайный посетитель, а не житель. А раньше, считай, каждый дом узнавал. Но это хорошо - элемент новизны - кажись. Стенка не так была окрашена. А тут вместо аптеки - «Оптика». А на углу вообще снесли строение, и кому мешало. Ах, вот в чем дело - строительство, вот для чего забор, и не зря плакат повесили.
Мы шли как-то с ней через задний. Нет, не двор, а улицу - грязную. С двусторонним движением автомашин. В основном фургонов. Вы, наверное, думаете, что здесь, на задних дворах. как пишут писатели. играют несчастные дети бедняков, грязные, оборванные. Вы ошибетесь - они играют под окнами. Нет, их родители работают. И дети вымытые и одетые. Но орут. Словно их кусают пчелы. Эти дети орут так, что слышно через закрытые окна.
ПРЕССА
«Интересы и честь страны требуют от Тардьё, чтобы он порвал с советской властью».
Андрэ Пиронно, «Эко де Пари».
«Андре Тардьё, порвите с Довгалевским!»
Эмиль Бюре, «Ордр».
«Нужно изгнать разбойников из норы. Нужно произвести в ней обыск. Пусть власти действуют немедленно».
Камиль Эмар, «Либертэ».
47
Он услышал за собой стук каблуков. Женских. У мужчин каблуков нет. Или стучат иначе.
У него тоже стучали каблуки. На коричневых туфлях. Пока не стесались. Один раз он ставил набойки на каблуки. Но дорого. А теперь и набойки, и подошву ставить. Прохудились. Где они стоят? Под вешалкой за зонтом или в шкафу в коробке? Давно пора купить новые туфли. Времени нет? Вот сегодня же и куплю.
Он смотрел вдаль, чтобы определить, что написано на кузове фургона. Наверно, смотрел так внимательно, что фургон остановился и шофер оглянулся, думая, что полицейский хочет записать его номер.
Обернулась на меня и женщина, переходящая улицу. Она тоже решила, что я ее рассматриваю, чтобы пронумеровать. Номер ее был бы приблизительно сотый, если бы.
Если бы носила такую же прическу.
Может, не носила? Носят платье или шляпу.
А как? Забыл.
Дамья, помнится, выше ростом. Женщина упрямо рассматривала меня. Ожидала, что я обращусь к ней. Но я не обратился - грузовик проехал мимо, и я прочитал коричневым на бежевом боку надпись «Film».
Не уйдешь.
48
ачуевская икра,
керченская селедка,
ладожские сиги, астраханские арбузы, пожарские котлеты, гурьевская каша, вареники с вишнями -
можно заказать в любом русском ресторане.
49
.похожий на китайца итальянец из Венесуэлы.
.потому что искусство - богемная среда, которая предполагает смещение и разрушение тех преград, которые считаются незыблемыми для буржуа. Этим богема отличается от буржуазии.
Вот она - трагедия!
- Мы актеры - люди без национальности, - говорила ты. - Наше искусство понятно всем. И мои песни, и твои фильмы. Мы - космополиты.
Конец пришел космополитам.
Теперь не будет актера без родины. Не то. Какая родина? Что за чепуха! Без страны проживания! Без страны языка!
И конец нашему международному братству. Мы, как актеры театра, станем национальными - немецкими, французскими, американскими.
Ах, как обидно!
А может, сесть за английский и уехать в Холливуд?
Чепуха. Тут бы русский акцент во французском ликвидировать, а не о Холли- вудах мечтать.
50
Забытый вкус белого вина. Позабытый вкус белого вина - тепловатый, терпкий, чуть подслащенный, чуть-чуть, если долго и внимательно облизываться, разбираясь в ощущениях, - тогда сладость почувствуешь. С первого глотка - нет.
- Может, сменим лошадей? - неожиданно предложил Горгулов, шаря в кармане.
Поплавский согласно кивнул.
Официант тут же материализовался.
- Мы хотим белого. Рейнское есть?
Официант скривился.
- Но-но, мы тоже патриоты! - махнул ладонью Поплавский. - Рейнского нет?
- Между прочим, Рейн - французская территория, - проморгался Горгулов.- Так есть белое с Рейна? Или, по-вашему, Рейн - немецкая территория?
- Демагог, - тихо произнес, недовольно скривившись, Поплавский.
Официант терпеливо ждал продолжения. Он видел деньги и желание как следует напиться.
- Зачем же менять? - осторожно спросил Пьер. - Я не буду мешать.