– Неважно. К тому же, знаешь, Алекс не крупный миллионер, не такой, как этот господин напротив… Как умело и красиво ты собираешь чайный поднос… Ты, по-моему, сделал успехи.
– Вот попробуй, какой чай.
– Признаю, я никогда не умела заваривать чай. Не получалось.
– Я научился. Готовлюсь к холостяцкой жизни.
– Ну что ты! Я надеюсь, ты женишься.
– Я в этом совсем не уверен.
Вероника и Жиль с подносом в руках возвращаются в гостиную. Он наливает ей чай.
– Все равно, – говорит он. – Фотографии… Мне бы в голову такое не пришло.
– Да, я знаю. Ты не способен на дурной поступок.
– О, я за себя не поручился бы!
– Нет, не способен. Ты лучше меня. Я никогда в этом не сомневалась, с самого начала.
Он усмехнулся в смущении.
– Давай не будем соревноваться в вежливости… Тебе с сахаром? Черт, я забыл на кухне сахарные щипцы.
– Не ходи. Спасибо. Молока совсем капельку.
Он снова садится и отпивает глоток чаю.
– Вы уже назначили день вашей свадьбы? – спрашивает он, не поднимая глаз.
– Нет еще. Спешить некуда. Мы выждем не меньше шести месяцев после развода.
– Он добр к тебе?
– Алекс? Да, очень. Он милый. Пока у нас все хорошо.
– Почему ты говоришь «пока»? Надо верить, что это надолго.
Вероника чуть печально усмехнулась.
– Лучше не питать особых иллюзий…
– Но раз вы женитесь, значит, вы уверены, что…
– В принципе да. Но можно ли в наше время быть в чем-то твердо уверенным? Я предпочитаю жить настоящим.
Молчание.
– Меня беспокоит, как Мари будет проводить у вас эти два месяца. Дети так чувствительны к переменам обстановки, атмосферы, окружению… Она будет думать, кем ей приходится этот господин.
– Мы думали об этом. Скажем ей, что это ее дядя.
– Да. Но Мари очень тонкая девочка. Долго ее не удастся обманывать.
– Что поделаешь. С этим придется примириться. В наш век от детей мало что можно скрыть. Их не уберечь от… впрочем, теперь они развиваются скорее, чем прежде. И, может быть, они менее ранимы.
– Мари очень развита для своих лет, но думаю, что она не менее ранима, чем я в детстве.
– Она на тебя похожа, это правда.
– Ты думаешь, он будет к ней хорошо относиться?
– Алекс? Да, уверена.
– Но ты говорила, что он не очень любит детей.
– Я уверена, что он будет очень хорошо относиться к Мари.
– Вы намерены жить больше на побережье или в Париже?
– И там и тут. А кроме того, мы будем много путешествовать.
– Я хочу попросить тебя об одной вещи. Но, может, тебе это покажется нелепым?
– Все равно скажи.
– Если можешь, не езди с ним в Венецию.
Она нежно улыбнулась.
– Хорошо. Обещаю. Буду придумывать всякие предлоги.
– Это, наверно, будет нелегко, потому что Венеция, безусловно, входит в программу его светских развлечений. Наверно, и в октябре еще кое в каких дворцах устраивают празднества… Ладно, забудь о моей просьбе. Как бы то ни было, эта Венеция и наша так непохожи друг на друга… Я полагаю, что на нашу ладью ты больше не попадешь.
– Ты фетишизируешь воспоминания.
У Жиля чуть заметно вздрагивают щеки и веки, быть может, от фразы, которую только что произнесла Вероника, или просто от того, что она употребила слово «фетишизируешь». Она это заметила.
– Тебе это больно? – спрашивает она.
– Да нет, что ты! – Он мотает головой, потом говорит, видно, чтобы переменить тему: – Выпьешь еще чаю?
– Охотно. Чудный чай. Почему это мне никогда не удавалось так заваривать?
– Для этого надо быть немножко китайцем. Сколько насыпать… Сколько настаивать… Вот, например, ты протираешь чайник изнутри, после того как ошпарила его кипятком? Нет? Ну, тогда и говорить не о чем. Чтобы хорошо заварить чай, существует строго определенная последовательность действий, которые требуется выполнять внимательно и точно. Я бы даже сказал: с любовью…