– Почему вы не присутствуете ни на литургии, ни на других богослужениях?
– Потому, что мне препятствуют в этом. Настоятельница хотела было вмешаться, но он прервал ее со своей обычной резкостью:
– Замолчите, сударыня… Почему вы выходите по ночам из своей кельи?
– Потому, что мне не дают воды, отняли у меня кувшин и посуду, необходимую для отправления естественных потребностей.
– Почему по ночам слышен шум в вашем коридоре и в вашей келье?
– Это делается для того, чтобы лишить меня покоя.
Настоятельница снова хотела заговорить, но он сказал ей во второй раз:
– Сударыня, я уже велел вам молчать. Вы ответите тогда, когда я спрошу вас… Что это за история с монахиней, которую вырвали из ваших рук и нашли лежащей без чувств в коридоре?
– Это результат страха, который внушили ей по отношению ко мне.
– Это ваша подруга?
– Нет, сударь.
– Вы никогда не входили в ее келью?
– Никогда.
– Вы никогда не делали ничего непристойного ни с нею, ни с другими?
– Никогда.
– Почему вас связали?
– Не знаю.
– Почему ваша келья не запирается?
– Потому, что я сломала дверной замок.
– Для чего вы сломали его?
– Для того, чтобы открыть дверь и присутствовать на богослужении в день Вознесения Господня.
– Значит, в этот день вы появлялись в церкви?
– Да, сударь.
– Сударь, это неправда, – вмешалась настоятельница, – вся община…
– Вся община удостоверит, – перебила я ее, – что дверь на клирос была заперта, что монахини нашли меня лежащей на полу у этой двери и что вы приказали им топтать меня ногами, причем некоторые сделали это, – но я прощаю их, прощаю и вас, сударыня, хотя вы и отдали такое приказание. Я пришла сюда не обвинять, а защищаться.
– Почему у вас нет ни четок, ни распятия?
– Потому, что у меня отняли их.
– Где ваш требник?
– У меня отняли его.
– Как же вы молитесь?
– Я молюсь сердцем и умом, хотя мне и запретили молиться.
– Кто же запретил вам это?
– Настоятельница.
Настоятельница снова хотела заговорить.
– Сударыня, – сказал он, – правда это или ложь, что вы запретили ей молиться? Да или нет?
– Я думала и имела основание думать, что…
– Дело не в этом. Запретили вы ей молиться? Да или нет?
– Я запретила ей, но…
– Но, – повторил он, – но… Сестра Сюзанна, почему вы ходите босая?
– Потому, что мне не дают ни чулок, ни башмаков.
– Почему ваше белье и платье так ветхи и так грязны?
– Потому, что уже более трех месяцев мне не дают чистого белья, и я вынуждена спать в одежде.
– Почему же вы спите в одежде?
– Потому, что у меня нет ни полога, ни матраца, ни одеяла, ни простынь, ни ночной рубашки,
– Почему же это так?
– Потому, что у меня все отобрали.
– Вас кормят?
– Я прошу об этом.
– Так, значит, вас не кормят? Я промолчала, и он добавил: