За окном — светлое небо. В комнате легкий туман сигаретного дыма. Дверь на балкон накрепко заперта. Шайль чувствует, как к голой спине прилипла простыня и как к животу… прикасаются.
— Проснулась? — Гириом заботливо шепчет в шею. — Ты сегодня сплюха.
Шайль цепенеет. В голове проносятся воспоминания: ну точно ведь было! Или… нет?..
— Гириом? — тихо спрашивает девушка, не решаясь повернуть голову и даже просто скосить взгляд.
Прикосновение знакомых пальцев к губам рассеивает сомнения. Это он. Обаятельный волколюд из соседней квартиры. Но?..
Все же Гириом здесь. Прижимает к себе, легонько целует плечо. Зарывается носом в волосы. Шумно вдыхает.
— По утрам от тебя пахнет парным молоком… — признается Гириом, пока его пальцы поглаживают шею.
Шайль приподнимается, выбираясь из объятий. Поворачивается. Волколюд выглядит как обычно, разве что волосы растрепаны чуть сильнее.
— Что вчера было? — спрашивает девушка. — Ты помнишь?
— Ну, ты пришла домой очень поздно, шумела и кричала что-то. С ног до головы в крови. От тебя воняло какой-то дрянью, — Гириом задумчиво переводит взгляд на потолок. — Я успокоил тебя. После душа ты уснула. Вот и все.
— А что-то еще? — Шайль подбирается, взглядом пытаясь найти кобуру.
Вон она. На прикроватном столике. «Левиафан» на месте. Дробовик… тоже. Дулом вверх смотрит, прислонен к письменному столу. Что вчера было?
Шайль трет глаза. Поворачивается к Гириому. Каждый вдох их зрительного контакта вызывает ощущение, что сейчас происходит что-то нереальное. А что вообще реально? Может, Шайль даже не дома сейчас?.. Нужно… нужно убедиться. Как-то.
— Дорогуша, а у тебя есть в О-3 друзья?
— Не-а. Был один друг… — Гириом прерывается, чтобы зевнуть.
— … и его звали Жорж. Верно?
— Э-э… нет. Что за идиотское имя? Это французское? — парень кривится. — Парня зовут…
Имя Шайль прослушала. Вскочила, принявшись себя осматривать. Она не голая. Трусы, бинты на груди. Но крови нет. Раздраженно взъерошивает копну волос, подходит к дробовику. Хватает за цевье, порывисто поднимая и резким движением руки вниз заставляя патрон вылететь через затвор. Хватает его на лету. Подносит к носу. Ничего особенного. Пластик, металл, порох. Не более.
— Такая, как ты, полуголая и с оружием, — ухмыляется Гириом. — Выглядишь шикарно. Тебя бы сейчас сфотографировать…
Да, с точки зрения парня, Шайль действительно выглядит красиво. Стоит боком к окну, освещаемая отражением с лазурного неба. Задумчиво вертит в пальцах патрон, в другой руке удерживает дробовик. Осанка гордая, а вот лицо — сонное.
Но девушке нет никакого дела. Поэтому Гириом переводит тему:
— А чего про друга спрашиваешь?
— Просто так, — отмахивается Шайль, заталкивая патрон в патронник. — Светская беседа.
Ничему нельзя верить.
— Сигареты я вчера принесла? — буднично интересуется детектив, продолжая заряжать дробовик.
Предыдущий хозяин, кем бы он ни был, закинул только парочку патронов. Вмещается семь. Проверив, чтобы дробовик был на предохранителе, Шайль удовлетворяется.
— Целую кучу! Где столько достала? Ларек грабанула?
— Вроде того. У тебя в городе дела есть?
— Не-а, — Гириом потягивается. — Хойк зассал и прикрыл лавочку.
— Сиди, значит, здесь. Никуда не суйся, никому не открывай. Кури сигареты, жди меня. Я вернусь через пару дней, думаю.
— Оу… какие-то… проблемы?
— Будем считать, что так.
Душ, кофе, одеться, сигарету уже на улице, на ходу. Шайль впервые убегает из собственного дома. Лишь напоследок убеждается, что дверь в квартиру, где «жил» некий Миша, выбита. Изнутри пахнет кровью и рвотой. Дальше совать нос нет смысла.
***
Надин оказалась симпатичным волколюдом, но действительно хилым и неподготовленным к бою. То ли молодая, то ли дегенератка. Шайль даже не стала ее рассматривать, отведя взгляд после наивного вопроса: «Вы та самая полицейская?»
Полицейская. Пф-ф. Полицейский. Бывший. Пока что.
— Итак, — Гэни этим днем выглядит довольно уставшим. — Все понятно, детектив?
— Да. Добраться до мэра, озвучить ему свой план и добавить, что это сделка, а не предложение помощи. Договориться о месте в правительстве для «ВолкоЛЮДОВ». Постоянно концентрироваться на сопровождении Надин.
Мальчишка похлопал в ладоши. Рерол неодобрительно скосил взгляд. Еще один революционер?
Шайль поправила имитированный ремешок дробовика. По сути — скрученная тряпка, узлами закрепленная на скобах. Ствол картечного ублюдка выглядывает из-за левого плеча.
— Тогда отпускаю, пусть луна хранит вас и все такое, — Гэни помахал рукой, прогоняя и Шайль, и Надин.
В общинном «гнезде» ажиотаж. Волколюди сегодня активнее. Кто-то спаррингуется. Надин молчит ровно до выхода на улицу.
— Я Надин, приятно познакомиться.
— Шайль.
Одна из «бит» злобно косится в сторону детектива. Получив в ответ неприличный жест, отворачивается. Надин торопливо шаркает рядом с Шайль.
— Не спеши, — бурчит беловолосая. — Держись позади.
Надин послушно отстает на несколько шагов. Детектив идет, осматриваясь. Здесь трупов не видно, за районом следят волколюды. Но дальше должно быть хуже. Надо пройти переулками. В них легче работать с дробовиком, меньше шанса попасть под огонь из винтовок.
— Шайль! — Надин уже догоняет. — А скажи, ты хорошо город знаешь?
— Плохо знаю, — отмахивается детектив.
На всякий случай.
— Хорошо! Нам надо будет заглянуть кое-куда.
— Конкретнее.
Шайль косится в сторону главной улицы. Широкой, на ней когда-то ходили люди. Дальше будет фуникулерная остановка, а держаться надо нижних уровней города. Шайль сворачивает в сторону, к небольшому проулку, ведущему ступеньками вниз.
— У меня в О-2 брат живет.
— С ним все в порядке, — Шайль машет рукой, прогоняя невидимое насекомое. — Гарантирую.
— Почему так?.. — Надин старательно пытается вышагивать в одном темпе, но явно не поспевает за широким шагом.
— Я утром гадала на кофейной гуще. У всех в городе сегодня все хорошо. Так что поторопимся, надо до ночи пройти как можно больше.
— Не знала, что ты еще и гадалка! — Надин увлекается темой разговора, искренне веря словам детектива. — А у меня брат на костях мелких животных гадать умеет.
— Замечательно. Теперь будь добра — три шага назад и не болтай.
Спутница Шайль хмурится, но ничего не говорит. Слушается. Казалось, что слушается. Но стоило спуститься в переулки более угрюмые, Надин тут же нашла повод для разговора:
— А не безопаснее ли держаться ближе друг к другу?
— Не особо.
Шайль не имеет ни малейшего понятия, чего сейчас ждать от Освобождения. В теории, двум волколюдам никто не должен мешать. На практике может случиться что угодно, ведь еще недавно на детектива напала четверка ублюдков.
Угрюмые хибары по бокам переулка, одно трехэтажное здание. Даже в лучшие времена здесь нечем было поживиться. Можно считать это относительно безопасным проходом.
Вот только… проходом куда? Движется ли вообще Шайль? Или она все еще под эффектом «Нитро»?
Девушка встряхнула головой. Достала из пачки сигарету. Щелкнула зажигалкой. Какова вероятность того, что это галлюцинаия? На самом деле, вплоть до сотни процентов. Вчера Шайль не осознавала, что бредит. Сегодня — это сегодня. Поэтому лучше не забивать себе голову. Нужна болтовня. Беловолосая бросает взгляд через плечо:
— Расскажи что-нибудь.
Надин издает удивленный возглас, что-то в духе: «Оу, а…» Но второй раз просить не пришлось — деваха начала болтать. О многом. Такой набор идиотских историй даже под «Нитро» не придумаешь.
Ладно. Не идиотских. Это просто рассказы. О жизни, немного о семье. Слышно, что Надин много чего утаивает. Не в духе «страшной тайны о препарате», а просто, по-обывательски. Мало кто на первой встрече захочет рассказать истории об унижениях и тяготах. Надин умело находит грань между «личным» и «незначительным». Это выдавало в ней общительную личность.
Гэни сказал, что волколюд «ученый». Не похоже. Шайль не знакома тесно с этим братством, но попутчица говорит без занудства.
— … и брат мне тогда: «А ты сама чего не сходишь?» Я тогда так растерялась. В смысле, на первое свидание и сама? Как это?! У меня тогда мысль о мальчишке вызывала тряску.
— Ага, понимаю, — кивает Шайль, невольно усмехаясь.
У нее давно не было братьев, которые могли бы присмотреть за ней на свидании. Детектив хорошо помнит свою первую «романтическую» встречу. Парень терялся, не зная, о чем говорить с волколюдкой. Дошло до того, что Шайль пришлось самой взять инициативу. Все ради того, чтобы в конце услышать неискреннее «было интересно».
Женские разговорчики приятно скрашивали мысли о вчерашнем. Шайль смогла отвлечься и сосредоточиться на моменте: гуляющих по крышам хибар птицах; тоскливо лающих вдалеке собаках и, конечно же, остатках городской жизни. Все это — момент. Болезнь-болезнью, а люди по-прежнему пытаются жить. Кто-то поливал рассаду, подвешенную под окном. Кто-то просто гулял. На девушек никто не засматривался, каждый занимался своим.
— Теперь ты расскажи что-то, — просит Надин, уже сократившая дистанцию.
Шайль почувствовала нотки дешевой туалетной воды и задумалась над этим. Попутчица обычная волколюдка. Зачем ей вонять?
— Я детектив. Уже два года служу, — Шайль бросает взгляд в переулок, но не замечат ничего интересного. — Семьи нет, дом тут, в О-3.
— Давно в Освобождении?
— Года четыре. До этого жила в диких землях со своим… опекуном. Бромпиром. Большую часть времени он занимался скотоводством, так что я была предоставлена сама себе, — улыбается Шайль.
Даже если сейчас ее кроет «Нитро», она хотя бы не видит ничего пугающего.
— Как так вышло, что ты жила с опекуном? Стаю перебили?
— Меня выгнали. Я безмордая. Разве Гэни не говорил?
— Он просто сказал, что ты «противная сорвиголова, которая пытается всем подосрать».
— Ха-ха, о да, это меткое описание. И правдивое, — Шайль улыбается еще шире, самодовольно поправляя кобуру. — Когда работаешь детективом за жалкие копейки, и не такой дрянью станешь.
— Почему тогда ты работаешь детективом? Разве не легче было бы устроиться охранницей?
— Вышибалой-то? Ай, пустая затея, — Шайль отмахивается, снова прогоняя несуществующее назойливое насекомое.
Которые волколюдов особо не трогают. Разве что тех, кто позволяет себе слишком яркую одежду.
— У нас в общине многие охранниками работают. И вполне неплохо, — Надин вновь решается сократить дистанцию, чтобы потренировать широкий шаг. — Платят хорошо, проблем нет.
— Не мое это. Я не усидчивая.
— Какая же ты? По твоим ощущениям.
— «Противная сорвиголова, которая…»
— Не заканчивай, я поняла.
Девушки замолкают. Шайль на ходу поправляет лямку дробовика, мысленно возвращаясь во вчерашний день. То, что она видела в квартире стариков, — правда?.. Что вообще ее дернуло натворить такую херьню? Оружие-то необходимо, бесспорно. Но не такой ценой.
С другой стороны, что у нее вообще за модель дробовика? Шайль не сильна в подобном. Ей хорошо знакомы пистолеты и револьверы, немного — винтовки. Дробовиками в Освобождении почти не пользуются. Они нелегальны. Нелегальны настолько, что лучше ходить с пакетом ангельской пыли в руках, чем иметь при себе хоть один картечный патрон.
Детектив скидывает с плеча лямку. Хватается за цевье, другой рукой — сжимает рукоять-приклад. Вертит оружие, разглядывая детали.
У каждой пушки есть свой серийник. Кроме, видимо, этого поганца: на металлических деталях ни намека. При этом выглядит новеньким. Шайль короткими взглядами осмотрела дробовик от и до.
Ни украшающей резьбы, ни номера. Как будто кто-то ветку с дерева срезал и по волшебству превратил ее в дробовик.
— Что такое? — интересуется Надин, наблюдавшая за Шайль.
— Дробовик странный. Нашла вчера, но тут ни серийника, ни чего-то еще.
— Может, в другом городе делался. Я слышала, что йельфы вообще никак свое оружие не маркируют, просто делают и все.
— А как простенький дробовик от йельфов попал в Общий мир? — мрачно спрашивает детектив, закидывая лямку.
— Кто его знает? Мы идем по городу, который почти выкосила болячка, а ты оружию удивляешься.
Шайль неохотно пожала плечами. И правда.
— Что там с твоим братом? Ты знаешь, где он живет?
— Конечно же. Но нам немного не по пути, крюк придется делать, — Надин говорит так, словно все хорошенько обдумала.
Но вопрос простой: лучше идти напрямую к О-1 и рисковать встрять в неприятности ночью… или сделать крюк и заночевать в относительной безопасности? Шайль точно знает, что сейчас далеко не первые доли дня. Скоро солнце щелкнет. После этого придется искать убежище на ночь, потому что тащиться по О-2 в потемках… можно рискнуть, но не с Надин за спиной.
— Насколько большой крюк?
— Не знаю. Я на фуникулере ездила всегда.
— Он рядом с остановкой живет?
— Ну да!
— Тогда нормально, дойдем.
Шайль подняла взгляд на небо. Всегда, когда хочешь сориентироваться в Освобождении, следи за тросами. Желтые, днем почти неразличимые, протянуты по одному району. Синие, незаметные ночью, идут из одного района к другому.
Сейчас Шайль ведет наперекор синему. Потому что хочет двигаться переулками.
— На ближайшей остановке?
— Ну… с пересадкой. Сторону смогу показать в О-2.
— Тогда двинем к брату.
Надин радостно хлопнула в ладоши.
***
Девушки остановились только когда переулок, по которому они двигались, оказался… заставлен? Перекрыт? Забит? Полицейский транспортник стоял поперек, металлический корпус смялся, с трудом втиснувшись в пространство между домами. Обломки кирпичей из стен лежат вокруг. Низенькая арка почти что обхватывает крышу. Краска успела облупиться — от ударов об стены, от выстрелов. Шайль стояла, созерцая этот символ.
— Мне тут подождать? — тихо спрашивает Надин.
— Нет. Идешь со мной. Разделяться нельзя.
Они почти добрались до О-2. По ощущениям, солнце вот-вот вырубится. Были бы часы, можно было бы сказать точнее.
Шайль медленно идет к транспортнику. Массивная карета, которая в рабочем состоянии висит в метре над землей за счет магической «подушки». Нужны кристаллы дикой мощности, чтобы поддерживать всю эту конструкцию на весу. И представить причину, по которой полицейские могли застрять поперек арки, удается с трудом. Самый очевидный вариант — попали под обстрел, подохли, за руль сел кто-то неумелый и натворил дерьма. Или же это намеренная застава.
Детектив озирается вокруг. Надин — упрямо следует шаг в шаг, придерживая рукой ножны с тесаком. Окружающие дома не подают признаков жизни. Пятиэтажные, они словно вымерли. Окна заперты, но не заколочены.
Воняет ловушкой, только вот возвращаться в сеть переулков, чтобы обойти препятствие… это трата времени.
Шайль доходит до остова. Кладет ладонь на холодный металл. Через кабину можно пройти на ту сторону. Надо лишь подтянуться.
— Стой здесь, прижмись спиной к тачке, — беловолосая говорит тихо.
Короткий рывок, и Шайль забирается на подножку. Хватается за ручку дверцы. Та открывается беззвучно. Из кабины пахнет кровью, заметны ее потеки. Но ни одного трупа.
Шайль выглядывает из окна на ту сторону. Никого. Осматривает кабину, пытаясь убедиться в том, что подвоха нет.
— Забирайся, — бросает через плечо.
Переползает через сидения, толкает дверцу. Спрыгивает на землю. Все и правда чисто. Неужели легко?
Надин послушно ползет следом, неловко задевая рычаги и чуть ли не соскальзывая по рулю. Ножны глухо бьются то об одну деталь, то о другую.
Шайль слышит шаги до того, как спутница решается начать спуск. Тут же хлопает дверцей, запирая Надин внутри. Револьвер выскакивает из кобуры, заглядывая в лицо вышедшему волколюду.
— Здоров, — кивает мужчина. — Вы кем будете?
На его плече желтая повязка. За спиной показываются еще морды. Злые, уставшие. Но пока не угрожающие.
— А кем надо быть? — уточняет Шайль.
Надин притихла в кабине. Может, даже успела спрятаться. Слух-то у нее такой же.
— Например, кем-то из братства «Свободу волкам», — спокойно сообщает волколюд.
Его бровь приподнимается, когда Шайль фыркает.
— Куда уж мне, девушке-то, — в ваше братство? Я сама по себе.
— Мгм, — волколюд бросает взгляд на транспортник за спиной детектива. — А в кабине кто?
— Моя сестренка.
— Значит, не сама по себе, — подытоживает «свободный». — Складывай оружие, пообщаемся.
— Мы и так можем пообщаться.
Револьвер в руке Шайль качнул дулом. Курок взвелся щелчком. Сколько всего врагов? Пятеро на виду. В барабане семь пуль. Запас есть.
— Можем.
Волколюд тянется к ремню, снимая с него небольшой металлический шарик. Шайль успевает опознать в нем полицейскую гранату «Солнышко». Мгновение спустя — предохранительная кнопка неохотно продавливается под пальцем волколюда.
— У кристалла задержка десять вдохов, — спокойно сообщает «свободный». — Либо опускаешь пушку, либо мы с тобой подорвемся. Может, и сестренку зацепит.
— А не слабо? — щурится Шайль. — Я-то подохнуть не против, сегодня хороший день.
Шесть вдохов прошло.
— Согласен.
Семь.
— Чудесно.
Восемь.
— Болтунишка.
Девять.
Блядь-блядь-блядь…
Десять.
Шарик с щелчком выстреливает кнопку в исходное положение. Волколюд устало вздыхает, вешая пугалку на пояс.
— Пропускаем, парни.
Детектив, не отводя револьвера от «парней», другой рукой стучит по дверце транспортника. Надин выбирается на дрожащих ногах.
— Хорошего дня, — прощается «свободный», возвращаясь за угол.
Там у волколюдов скромно обустроенный… лагерь. Если так можно назвать груду ящиков, на которых сидит груда придурков.
— Порядок? — спрашивает Шайль, а раскрасневшаяся от волнения Надин кивает. — Идем.
Проходит примерно несколько десятков шагов, прежде чем спутница наконец-то взрывается:
— Что это было?! А если бы мы сдохли?!
— Ты бы выжила, — спокойно отвечает Шайль. — Осколков в гранате нет, только огонь.
— А ты?!
— Слушай, это ребята из «Свободы волкам». Они постоянно сидят на какой-то дряни и строят из себя крутых. По сути — молокососы. Шанс того, что они решат самоубиться из-за какой-то бабы, почти что нулевой, — Шайль пихает Надин в плечо. — Проблемы будут не с ними, так что не парься. Лучше смотри.
Стоило девушкам подняться по ступенькам на главную дорогу, им открылся прекрасный вид на второй район Освобождения. Только пешеходы могут в полной мере осознать О-2.
Не муравейник — но словно яма с кольями. Дома в восемь, десять, двенадцать этажей тянутся снизу, из громадного котлована. Тот раскинут на обозримые сотни километров вперед. Зрелище захватывает дух. Девушки стоят на обочине дороги, понимая, что перед ними — почти отвесный спуск вниз. Достаточно встать на перила и шагнуть вперед, как начнется свободное падение. Может, оно закончится на крыше одного из домов; может, продлится чуть дольше и оборвется встречей с тротуаром. Это неважно. Шайль всегда дрожала, наблюдая эту высоту.
Точно неизвестно, кто первый додумался пустить истощавшее месторождение металлов под застройку. Когда-то здесь трудились десятки тысяч шахтеров. Теперь здесь веселятся миллионы.
Вернее, веселились. О-2 ведь вымер. Сверху не особо заметно, только если ты не бывал в этом районе постоянно: трудно разглядеть улицы внизу. Лишь местами вверх вился дым. То ли от пожаров, то ли от костров.
— Вау. С фуникулера так не выглядит, — шепчет Надин.
— А то.
Шайль «расслабляет» курок и запихивает «Левиафана» в кобуру. Легким прыжком вскакивает на перила, с удовлетворением слыша испуганный окрик:
— Ты чего удумала?!
— Ха… — детектив не отвечает, раскидывая руки в стороны и обращая лицо к небу.
Шайль стоит, распятая на невидимом кресте. Подошвы кроссовок надежно сцепились с перилами, мышцы напряглись, удерживая баланс. Порывы ветра пытаются бросить Шайль вперед и вниз. Сделать из нее птицу. Сердце начинает колотиться быстрее, когда девушка опускает взгляд на О-2.
— Скоро мы будем там, — шепчет Шайль. — Хочу увидеть своими глазами, как сгнил этот район.
— Ты сумасшедшая.
— Не стой, забирайся ко мне. Это надо почувствовать.
— Ну уж нет, обойдусь!
Надин обхватывает себя руками и на всякий случай делает пару шагов назад. А Шайль смеется, довольно подставляясь порывам ветра.
Ей хорошо.
***
Начало дороги в О-2 никто не контролировал. Словно труп змеи, путь тянулся куда-то дальше, ненужный и свободный от жизни. Гигантские грузовые автомобили замерли там, где их застали беспорядки. При взгляде на разграбленные транспортники возникает ощущение, что они стоят уже не первый год. Окутанные серым ночным воздухом, освещаемые лишь фонарями и луной, пылятся ненужные грузовики, пытаясь дождаться чего-то.
— Жутковато… — бормочет Надин.
Вдалеке завыл пес, словно подтверждая: жутко. Шайль чувствует, как по коже разрядами скачет чувство опасности. Девушки-песчинки, окруженные пустыней: металлом, бетоном и тишиной.
Шайль поднимает взгляд, пытаясь отыскать тросы фуникулера. Но в небе чисто. Видимо, остановки остались позади. Чтобы попасть в О-2, девушкам нужно спуститься по кольцевой дороге в котлован. До случившегося дорогой пользовались только грузовики и государственные автомобили. Все пешеходы обычно перемещались фуникулерами.
С тех пор, как солнце тихо щелкнуло, Шайль держит револьвер наготове. Курок взведен, «Левиафан» привычно лежит в руке. Словно старый друг. Словно… лучший друг.
Шайль не знает, о чем говорить. Кажется, что слова на этом пути неуместны. Они только потревожат спокойную ночь, навлекут на них неприятности. Стоит скосить взгляд вправо — видны верхние этажи домов О-2. Окна там пусты, темны, безлюдны. Впереди дорога по-прежнему вьется, спускаясь в популярный район Освобождения. Слева — сплошная стена из бетона.
— Я вот подумала! А может, мы угоним один из грузовиков?
Шайль останавливается. Поворачивается к Надин. Недоуменно наклоняет голову к плечу:
— Умеешь водить многотонный кусок железа?
— Нет, но вряд ли это сложно! Да и… нам ведь просто съехать в О-2, — Надин пожимает плечами. — Если мы и дальше продолжим идти пешком, то только время потеряем.
— Гнаться за временем — не лучшая затея, — Шайль бросает взгляд на один из грузовиков. — А пытаться проехать на шумном транспорте…
— Ладно, поняла.
Шайль удовлетворяется и продолжает путь. Ставит револьвер на предохранитель и крутит на пальце, подбрасывает, прекрасно зная баланс оружия. Надин топает рядом, наблюдая за трюкачеством.
— Ты всегда ходишь с этой громадиной?
— Ты о чем?
— Про пистолет.
— Это револьвер.
— Да, и он большой. Разве удобно?
Пушка, сорвавшись с пальца Шайль, летит в Надин. Та испуганно вдыхает, умудряясь все же поймать «Левиафана». Неуклюже держит револьвер в руках, словно это кусачий щенок.
— Возьми нормально, — подсказывает Шайль. — Как держат оружие.
Девчонка хватается за рукоять, но продолжает держать второй рукой за ствол. Детектив с тяжелым вздохом заходит со спины и показывает, как правильно взять огнестрел. Сжимает Надин за руку и вытягивает ту в сторону, словно готовя к стрельбе.
— Смотри. Смотри в прицел внимательно.
— Смотрю… — шепчет Надин. — А не выстрелит?
— Нет. Просто смотри.
Волколюд послушно глядит. За мушкой виднеется стенка грузового кузова. Почему-то смотреть через целик приятно.
— Все, что ты видишь, по удару курка станет дыркой, — тихо говорит Шайль. — Достаточно всего лишь нажать на спуск, пережить отдачу и грохот. После этого и живое, и мертвое станет пустотой, оставшейся после пули.
Револьвер выскальзывает из руки Надин, возвращаясь к Шайль. Крутанув пушку на пальце, детектив возвращает «Левиафана» в кобуру.
— Какая разница, сколько весит оружие, если оно работает? — улыбается Шайль, объясняя простую истину. — Большое, маленькое… главное, что оружие убивает.
— То есть, убийство — это хорошо? — скептически спрашивает Надин.
— Ого. А ты считаешь как-то иначе?
— Конечно. Зачем убивать?
— Чтобы побеждать, — пожимает плечами Шайль. — Сколько бы цивилизация ни кичилась, в природе каждого существа инстинкт победы.
— Это в прошлом. Сейчас законы позволяют жить, не убивая.
— А-ага. Конечно.
Надин слышит сарказм и возмущается еще больше:
— Подожди! А где ты видела, чтобы хоть кого-то заставляли убивать?
— Ой, даже не знаю! Где же заставляют убивать? Наверное, на ледниках.
— Не приплетай сюда войну! — Надин начинает терять самообладание. — В городе где заставляют убивать?
Шайль усмехается.
— Почему надо заставлять? Всегда есть повод.
— Повод быть животным?
— Быть победителем. Иногда это самозащита, иногда — необходимость. Но жизнь не состоит только из страницы ежедневника и личных амбиций, — Шайль снова пожимает плечами, ведь недоумения слишком много. — Удивительно, что ты этого еще не поняла.
— Даже в Освобождении убийства…
— Мне плевать.
— Но ты сама говоришь, что…
— Пле-вать, — Шайль перебивает почти с издевкой. — Хоть сто законов напиши, жизнь остается жизнью.
— Именно! И в жизни достаточно иметь крышу над головой и еду. Больше ничего.
— Слушай, я вроде не говорила, что надо убивать каждый день. Но подумай сама: что остановит психопата? Что защитит от вспылившего здоровяка? Нудный монолог о цивилизованном Всемирье — или старая добрая пуля в лоб? По-моему, пуля.
— Я думала, что ты детективша, а не военная.
— Детектив, военный, — одергивает Шайль. — Не выдумывай новые слова, когда есть старые.
— Ты странная.
— Я нормальная. Быть детективом — значит защищать порядок. Его защищают и военные в том числе.
— Нет, военные воюют. Детективы расследуют. Полицейские охраняют и защищают. Это разные роли, — Надин разводит руками. — Или тогда уж каждый должен защищать порядок, можно так сказать.
— Ради всех боблинов, прекрати сушить мне голову, — просит Шайль.
Не заводись детектив. Спокойнее. Спроси лучше, сколько ей лет.
— Сколько тебе лет вообще?
— Семнадцать. Это имеет значение?
Видишь, Шайль? Просто молодая пацифистка. Хиппи. Даже одета соответствующе, если не смотреть на ножны с тесаком. Нет нужды горячиться.
— Теперь не имеет, — отмахивается детектив. — Просто заруби себе на носу, что убийства — такая же часть жизни, как и все остальное. А когда ты говоришь про детектива, то говори про него, а не про его половые принадлежности.
— Тебя раздражает, что ты девушка? Чувствуешь, что не дотягиваешь до коллег-мужчин? — Надин впивается в шанс подколоть, как клещ впивается в задницу потерявшего бдительность.
— Откуда ты это взяла? — Шайль чувствует знакомое напряжение.
Такое, которое возникает лишь при разговоре с дотошными существами, решившими во что бы то ни стало добиться своей правоты. В любом вопросе.
— Ну а почему ты не готова назваться детектившей?
— Потому что слово звучит просто отвратительно, и я достаточно хороший спец, чтобы не заострять внимание на своей вагине, — терпеливо поясняет Шайль. — А теперь предлагаю помолчать каждому о своем.
— Все-таки мне кажется, что ты не очень довольна.
— Чем?
Не психуй. Реагируй дипломатичнее.
— Тем, что люди могут судить о тебе предвзято.
— Слушай, — Шайль останавливается и упирается ладонью в грудь Надин. — Предвзятость — это нормально. Кто-то не любит меня, потому что я волколюд; кто-то не любит меня, потому что я женщина-детектив. Но это не мое дело, понимаешь? Я просто делаю то, что должна, так хорошо, как могу.
— Но разве ты не будешь делать что-то лучше, если вокруг все будут относиться так, как ты того заслуживаешь?
— Последнее, чего я хочу от Всемирья, это чтобы все ко мне относились как к детективше. Хватит. Это тупиковая тема.
— А слово «художница» тоже раздражает?
Ради Всемирья, только не художники…
— Нет.
— Почему же? Тоже ведь подчеркивается, что речь о девушке.
— Пусть подчеркивается хоть тремя косыми линиями. Я не художник.
— Ага, значит, ты и тут видишь несправедливость?
— Я не смотрю на мазню нищих придурков. Меня вообще не интересует искусство.
— Вообще-то некоторые художники очень богаты и умны.
— И это удивительно, учитывая, что они рискуют своей жизнью только во время пьянок.
Сомнительный довод. Опасности подстерегают художников не только в бутылке. Еще им довольно опасно оставаться в одной комнате с бритвами и любыми острыми предметами, могущими выразить страдания чуткой души.
— Неужели только риск заслуживает оплаты? А как же интеллектуальный труд?
— Вау, кто-то умеет думать головой! Я ему обязательно похлопаю, если к концу жизни останусь при руках.
Скорее всего останешься. Не переживай, детектив.
— Ты очень странно видишь жизнь. Как будто все происходящее — война.
— Потому что жизнь — и есть война. Надо быть наготове.
— А чего ты тогда в Освобождении, а не на фронте?
— Зачем мне на фронт? Кто будет защищать задницы местных пацифистов вместо меня?
Ну что за вопрос? Мамочка, например.
— Разве их надо будет защищать, если все милитаристы пойдут на войну?
— Конечно надо будет. Вы ж все равно найдете, кого добесить, чтобы получить по башке. Пацифисты неисправимы.
— Это угроза?
Еще какая.
— Скрытая. Считай, что еще повезло. Другого я бы стукнула сразу.
— Ладно. То есть, ты баба с яйцами, которая считает, что в мире есть только война и нужно бить каждого несогласного. Странное мировоззрение, как для детективши.
Шайль пожимает плечами и закуривает.
— Странно думать о какой-то херьне в семнадцать лет. А быть гражданином с активной силовой позицией — не странно.
— А тебе-то сколько? Ну? Лет тридцать, что ли?
— Ха-ха-ха! Нет, всего лишь двадцать один.
— Что должно случиться за четыре года, чтобы девушка начала носить мужскую одежду и считать, что убийства необходимы?
А почему ты думаешь, что в жизни Шайль когда-то было по-другому?
— Ничего не должно случиться. Я просто волколюд, — Шайль косится на довольно женственный наряд спутницы. — А ты, судя по всему, изнежившаяся милка, которой никогда не ломали руку просто ради веселья.
— Тебе ломали руку ради веселья?
— Нет. Это я ломала.
Надин замолкает, и Шайль с облегчением выдыхает дым. Скоро они спустятся в О-2. Нужно настроиться.
***
В одном месте на дороге образовался затор: кто-то столкнул грузовики друг с другом, перекрыв проезд. Остался лишь небольшой проход между задней стенкой кузова и высоким отбойником.
Шайль вынимает револьвер, идет первой. «Левиафан» дружелюбно смотрит вперед. Стоило девушке высунуться — как ее встретило несколько стволов. Небольшой калибр, четырехзарядные винтовки «Шпала» с продольно-скользящим затвором. По сути, это братья той винтовки, которая встречала Шайль у входа к «ВолкоЛЮДАМ». Вот только перед ней сейчас явно не собрание пацифистов.
— Оп-па, какая красавица к нам катится, — широко ухмыльнулась девчонка, не отнимая щеки от приклада. — Чё хорошего расскажешь?
Три девки, два парня. Внешность стандартная — черные волосы, клыкастая ухмылка, блестящие глаза. Сытые. Одеты вразнобой, но на плечах одинаковые красные ленты.
Шайль как ни в чем не бывало сует револьвер в кобуру.
— Вы еще тут, хорошо, — кивает, оборачивается к проходу. — Эй, долго ждать? Дав-вай сюда!
Свора растерялась. Но не стоявшая впереди всех девка.
— А я тя знаю?.. — спрашивает, отшагивая ближе к остову грузовика.
Небольшой огонек, разведенный прямо так, на дороге, продолжает дрожать в окружении волколюдов. Его свет легко теряется в огнях фонарей.
— Конечно не знаешь! — удивляется Шайль. — Я только из О-3.
— И чё?
Надин выбирается из прохода и замирает, глядя на направленое оружие. Две «Шпалы» по-прежнему смотрят на незваных гостей. Владелец третьей винтовки расслабился: дальше чай распивает.
— Короче, — Шайль развязно кладет руки на плечи перепуганной Надин и выводит перед собой. — Вот эта сестрица очень просилась куда-то поближе к движу. Она вообще сопливая, хочет заматереть.
— Погодь… — девка мотает головой, чуть опустив «Шпалу». — Я ж г-рила, что нам никто не нужен, мне четверых хватает. Чё за будняк?
«Значит, здесь все, кто есть на посту», — мелькает в голове Шайль.
— Да хрен знает. Сказали идти сюда. Мол, на дороге есть классная чувиха, которая любого натаскает так, что больше не захочется.
— Ёпт, да нах мне кого «таскать»?
Винтовка окончательно опускается, а девка начинает злиться. Хмурится, взмахивает рукой.
— Здесь чё, ясельки?
— Видимо, — улыбается Шайль, толкая Надин в спину. — Представься, чё стоишь?
Семнадцатилетка слишком напугана даже для ходьбы, из-за чего почти спотыкается; про разговор вообще нечего и думать.
— Я… э-э… — нервно сглатывает, боязненно оглядывая собравшихся у костра.
— Ясно, лядь. О-ху-и-тель-но, — обессиленно комментирует девка, упирая ладонь в пояс. — Да как ты вообще родилась, если ссыкуха такая? Назовись! Имя же свое знаешь?
Перепуганная Надин кивает, еще больше робея под смешками волколюдов. Открывает рот, собираясь с духом для внятного ответа:
— На…
Звук имени тонет в грохоте. Девка, опустившая «Шпалу», рухнула на землю. Надин завизжала. Почувствовала, как ее шею взяли в захват, на плечо лег локоть, а перед лицом появился здоровенный револьвер, вытянутый вперед. Еще один выстрел, Надин жмурится, заметив перед этим, как чья-то голова, маячившая в мушке, разлетается на куски.
Сидящие у костра не успели отреагировать должным образом. Шайль, схватившая Надин и прижавшая ее к себе на манер живого щита, стреляет. Теперь, когда подопечная не может дернуться под линию огня, каждый вдох вылетает по две пули.
В глазах Шайль ее мишени — всего лишь отбросы. Отбросы, которые не успели использовать винтовки и теперь пытаются сбежать от выстрелов. Последнее, что они слышат перед смертью, это взрыв в дуле «Левиафана».
Бам-бам-бам! Смерть, гибель, убийство, правосудие — какая разница, как это назвать, если жизнь преступника в итоге обрывается? Шайль судит без разбора, без жалости. Ее рука тверда, сердце бьется ровно — как и курок, выполняющий роль молотка. Таков закон. Если его нарушить — грядет страшный суд.
Довольно скоро все стихает. Надин чувствует свободу, но боится открывать глаза. В ушах звенит, все тело дрожит, хочется в туалет. Кажется, что если сдвинется — умрет. Сразу же умрет.
Но легкие пощечины вынуждают встретить реальность. Надин открывает глаза. И зажимает рот ладонью, со слезами глядя на побоище. Тут и там — лужи крови, обрамляющие тела. Брызги всюду. Шайль стоит, довольно скалится и помахивает револьвером, остужая ствол.
— Ловко я их? — Слышится через звон. — Сразу пятеро!
«Я же не оглохну?..» — думает Надин, глядя на проводницу. Гэни предупреждал, что у этой полицейской не все в порядке с головой. Он говорил, что ценности этой… Шайль не совпадают с ценностями общины. Скорее, идут прямо вразрез. Но чтобы настолько?..
Надин продолжает стоять и молчать, даже когда детектив начинает мародерствовать: кладет винтовки друг к другу, обыскивает карманы… снимает футболку?!..
— Что ты делаешь?! — визжит Надин, бросаясь к Шайль, но не решаясь напрямую помешать.
— А?.. — детектив удивлена. — Переодеваюсь.
— Он же мертв, — девушка старается не смотреть, но она и так знает.
У парня буквально нет половины головы. И Шайль… раздевает его?..
— А моя футболка драная. Спортивки тоже, — недовольно бурчит детектив. — Ты посмотри: у нас с ним рост одинаковый. На мне смотреться будет очень круто.
Надин не знает, что сказать. Как донести до этой варварши всю кощунственность того, что произошло и происходит. «Ученая» садится возле костра и смотрит прямо в пламя. Говорят, если долго смотреть, то можно ослепнуть. Надин никогда не хотела стать калекой, но сегодняшний день тоже никогда раньше не случался.
Впрочем, плевать на чувствительную девушку. Шайль — вот, кто главный герой происходящего. Шайль собой очень довольна. Она легко расстреляла пятерых уродов, добыла себе неплохую винтовку и, что главное, нашла одежду. Обычная черная футболка с рисунком белой розы на боку, хорошие спортивки, тоже черные. Не слишком ярко, достаточно удобно. Пусть даже футболка испачкалась в крови, пока Шайль ее снимала, и лепестки окрасились алым — это не имеет большого значения. Лучше грязная, чем дырявая. А детектив очень постаралась, чтобы попасть ублюдку прямо в голову. Обычно легче стрелять в грудь: там достаточно много органов, чтобы крупнокалиберный «Левиафан» не оставил шансов пожить.
Пока Надин сидит в прострации, Шайль успевает быстро переодеться и взяться за осмотр винтовок. Все в достаточно хорошем состоянии, так что сойдет любая. Разрядить остальные, скинуть в трофейный рюкзак лишние патроны и можно двигаться дальше.
— Ну, Надин? — нетерпеливо зовет Шайль. — Ты тут ночевать остаешься?
— Я не хочу никуда идти, — бормочет девушка. — Иди сама к мэру. Я вернусь обратно.
— Ага, не забудь до Луны допрыгнуть по пути.
Шайль опускается на корточки и пихает подопечную в плечо.
— Обиделась или что? — недоуменно спрашивает, пытаясь поймать взгляд. — Рассказывай, что не так?
— Ты издеваешься? — Надин моментально взвивается, словно дым над подожженым порохом. — Ты использовала меня как живой щит! Ты убила пятерых невинных волколюдов! Ты раздела труп! Что еще может быть не так?!
— Э-э… «живой щит»? Ты себя-то видела? — Шайль прыскает со смеху. — Ты худющая. Какой из тебя щит? Легче уже палкой прикрыться.
— Ага, спасибо.
— Если не понимаешь ничего, то объясню, — вздыхает детектив, усаживаясь прямо на землю и укладывая «Шпалу» на бедра. — Я тебя прижала к себе. Чтобы ты не побежала куда-то с испугу. Попадешь под пулю или чью-то «добрую» лапу — мне потом проблем же больше.
— Не надо меня прижимать, — огрызается Надин. — Я не твоя подружка!
— Ну ладно, больше так не буду. А по поводу невинных — то, что они стволы опустили, еще ничего не значит. Я играла роль, но это роль мыльного пузыря. Лишнее слово — и буль! — Шайль щелкает пальцами. — Я не знаю ни из какой они банды, ни что они тут делают. Поэтому, чтобы мы обе выжили, пришлось их перестрелять.
— Ты понимаешь, что мы могли просто пройти мимо? — с отчаянием Надин поворачивается к попечительнице.
— Не могли, — Шайль озадаченно чешет затылок. — О-2 загнулся, туда никто просто так не идет. Попадем под подозрение — получим пулю в спину. Так что не распускай сопли, я вообще-то ради нас постаралась.
— Я не хочу, чтобы из-за меня просто так умирали волколюды.
— И не будут. Это — преступники, не сородичи, — Шайль машет рукой в сторону трупов. — Смотри, по пальцам расскажу: во-первых, незаконная организация КПП на проезжей части. Во-вторых, держат оружие в боевой готовности, хотя сами — гражданские лица. В-третьих, угрожают другим гражданским этим самым оружием. Какое бы сейчас время ни переживало Освобождение, это все тянет на неплохой срок в тюрьме. Более того, я почти уверена, что эти ребята занимались грабежом и не только.
— Ты оправдываешься.
— Твою-то мать, а ты чего хочешь? — Шайль с возмущением отстраняется. — Мира во всем мире никогда не будет. Либо ищи оправдания происходящему, либо прими его как есть.
— Я не буду мириться со смертями других!
Детектив поднимается, отряхивает зад и перехватывает «Шпалу» поудобнее.
— Тогда поступим так: я тебе сейчас пропишу в висок прикладом, донесу до ближайшей квартиры и запру в туалете. Утром отведу к брату, пусть он с тобой и нянчится. Ладненько?
— Ты этого не сделаешь.
— Сделаю. Мне Гэни сказал беречь твою жизнь, а не шкуру. Так что готовь мордашку, я постараюсь ничего на ней не сломать.
Винтовка заносится для удара, и Надин отчаянно вскидывает руки, выкрикивая:
— Пойду! Сама пойду! Не надо!
— Умница, — улыбка Шайль выглядит совсем не дружелюбной. — Ноги в руки и вперед. Пойдешь впереди, чтобы не «заблудилась».