Подошва ярко-красной кроссовки. Это последнее, что увидела дверь перед тем, как с грохотом распахнуться. Шайль дернула плечами. Кажется, она неплохо наловчилась.
— Милости прошу! — драматично кланяется, пропуская Надин.
Дверь закрыта за собой, в квартире чисто. Пусто. Стерильно. Шайль это нравится. Спутница первым делом ищет кровать, а детектив — умывальник. Воде потребовалось некоторое время, чтобы нагреться, но скоро из крана потекло приятное тепло.
Шайль утерла мокрое лицо чужим полотенцем и поняла вдруг, что это довольно милое местечко. Судя по всему, здесь жил парень. Одинокий. Или мужчина, сказать сложно: дорогие туфли в коридоре странно сочетаются с плакатом рок-группы на двери в ванную.
— Кофе будешь?! — Шайль приходится кричать, потому что Надин закрылась в спальне. — Или чай?!
— Отвали!!!
Шайль кивает, замирает на кухне. Ищет выключатель, чтобы озарить сию обитель.
— А, вечно забываю, — вздыхает детектив и хлопает в ладони.
Это ведь зажиточная квартира. Здесь кристаллы реагируют на характерный звук. Свет загорается. Не красный, как дома, а вполне себе солнечный. Шайль плотнее задергивает занавески. Скорее чтобы спрятать город от себя, нежели наоборот.
Вода закипает быстро. Горячий кофе струится в чашку, на которой написано: «Добрый день!»
— Добрая ночь, — отзывается Шайль, пока бродит в поисках балкона.
Логично, выход на него только из спальни. Закрытой спальни.
— Открой, красавица, рыцарь пришел!
Из-за двери доносится лишь тишина.
— Открой, иначе выбью!
Щеколда щелкнула, Шайль шаркнула.
— Не запирайся от меня, я должна знать, что ты не вскрываешь себе вены где-то в углу.
— Просто заткнись, — огрызается расстроенная Надин, падая на узкую кровать.
— Ты там сильно не разлеживайся, я тоже на кровати спать буду.
— Спи на полу.
— Сейчас ты на полу окажешься, — бурчит Шайль, дергая дверь на балкон.
Прохладный ночной воздух остужает. Дарит чувство настоящего. Это не глюк, Шайль действительно стоит с чашкой кофе, но не перед небом — а перед городом.
О-2. Прекрасный сукин сын. Сейчас его пуповину перегрызли вместе с жизнью, и район превратился в болото. Никто не въезжает, никто не выезжает. Ночью это заметить сложно, поэтому Шайль просто наслаждается кофе, который чуть дороже того, что она пьет обычно.
Сигарета. Конечно же сигарета, куда же без нее? Детективу нужно держать мозги в мягких никотиновых лапках. Иначе настроению каюк, сколько бы прекрасных пейзажей ни увидела и теплых чашек кофе ни выпила Шайль.
— Хватит киснуть, подыши свежим воздухом! — кричит девушка в квартиру. — Давай, топай сюда, сопелька.
— Я не сопелька, — обиженно отзываются.
К удивлению Шайль, Надин все же выходит на балкон, тоскливо кутаясь в одеяльце. Куртку девчонка посеяла где-то на полу.
— На, глотни. Только не до дна.
Теплая чашка переходит в ладошки Надин. Во имя всех боблинов, почему она такая худая?..
Шайль курит, наблюдая за городом. Дома — в разы выше тех, что в О-3. Окон сотни. Улицы шире. Воздух чище. Влажный, потому что О-2 в низине. Но все еще лучше. Гораздо лучше.
— Мне всегда нравился этот район, — делится Шайль. — Я всегда хотела тут жить.
— Почему не переехала?
— Потому что агентство выдало квартиру в О-3. На самой окраине. Каждое утро я смотрю в небо и пытаюсь понять: какого ёрка меня отправили так далеко?
— Наверное, потому что ты противная.
— Нет. Потому что детективы нищие. И ничего лучше для них не найдется. Все милые квартирки расхватали более значимые персоны.
Шайль отбирает чашку и кидает в нее окурок.
— Там еще есть… — с запозданием предупреждает Надин.
— Я знаю. Мне так вкуснее.
Следующая сигарета. Надин словно не замечает запаха. И Шайль игриво выпускает струю дыма в лицо девчонки. Та только поморщилась и помахала ладошкой. Это рассмешило детектива.
— Что такое?.. Ты издеваешься?
— Почему я только сейчас узнаю, что ты не волколюд? — спокойно спрашивает Шайль. — Это важно вообще-то.
— Я волколюд. Клыки видела? — Надин растягивает уголки губ в глупой улыбке, чтобы показать зубки.
— Кроме этого в тебе от волка ничего нет, — замечает Шайль. — Хотя клычки милые.
— Почему ты думаешь, что нет?
Надин тактично проигнорировала комплимент. Может, говори детектив без улыбки, это не звучало бы как издевательство.
— Ты не куришь, но на дым не ругаешься. И травишь себя дешевой туалетной водой, чувствую этот запашок… Еще ты пацифистка. Слабачка. Трусиха. И такая маленькая, что я тебя одной рукой могу прижать к себе, а ты никак не вырвешься.
— Я не настолько слабая…
Девчонка тут же оказывается в захвате. Чувствует сильное тело Шайль, к которому приходится прижиматься. Вжиматься. Чувствует крепкую женскую руку, обхватившую худую грудь. Надин толкается локтями, но слышит только смех. Шайль продолжает курить, словно не замечает тумаков.
— Слаба-ачка, — тянет беловолосая, все так же прижимая Надин.
— Отпусти! — тихонько рычит девчонка.
— Да не брыкайся, вспотеешь.
Рука соскальзывает с Надин так внезапно, что та чувствует удивление. И… одиночество?
— Рассказывай, — Шайль опирается на перила, поднимая взгляд к луне. — Что у тебя за род?
— Обычный у меня род. Отец волколюд, сильный такой, здоровенный… большой, — бормочет Надин. — Военный.
— Военный, — кивает Шайль. — И поэтому он не в Освобождении. Он на ледниках?
— Угу.
Девчонка и сама не сказала бы, почему отвечает. Кажется, слишком устала, чтобы держать все в себе. Снова. Скорее из-за этого, потому что Шайль не вызывает особой симпатии. Или… вызывает?
— А мать у тебя обычная женщина, которая залетела от крутого волколюда. Его арестовали за какую-то дрянь и предложили пойти на войну. Он согласился, потому что это лучше, чем мотать срок.
— Ну… почти так.
— Классика, — Шайль щелкает пальцами. — Почти все преступники, которые выживают после встречи со мной, выбирают войну. Может, твоего отца тоже я засадила?
— Нет. Он не совершал преступлений. Просто… обратился.
— А это не преступление?
— Не знаю. Не думаю.
— Ну ладно, — Шайль пожимает плечами, бросает окурок в чашку и делает последний глоток кофе. — Где мать?
— Умерла от болезни. Давно.
— Старший брат — человек?
— Угу…
— Ты уж прости, что мы в эту ночь не пошли к нему, — Шайль извиняющимся хлопком метит девчонке по плечу. — Я не особо хочу таскать сопельку по ночному О-2. Гэни говорил, что тут опасно.
— Какая разница, что он сказал? — бормочет Надин, пытаясь говорить тихо, но детектив отчетливо слышит каждое слово.
— Разница в том, что это информация. И ей надо пользоваться. Днем глянем на твоего… м-м… брата.
«Мертвого»? Ты хотела сказать это слово, да, Шайль? С каких это пор ты стала настолько тактичной в общении? Вряд ли хоть один человек в О-2 выжил. Это тоже информация.
— Да, тогда днем, — вздыхает Надин. — Можно мы пойдем в дом? Мне не по себе от этого вида.
Шайль бросает последний взгляд на пейзаж ночного района. Если присмотреться, то ни в одном окне не горит свет. Это и правда немного пугающее зрелище, учитывая, что сейчас едва за первую долю ночи.
Дверь балкона с щелчком запирается. Шайль отставляет кружку на стол, небрежно подхватывает с него ручку. Дорогая. Заправляемая. Понты. Но удобные. Скорее всего, хозяин этой квартиры тоже мертв. Тут слишком много ценностей: памятных и просто безделушек. Люди не любят оставлять такое… Хотя, может, парень решился сбежать, когда начались беспорядки. Тоже вариант.
Надин падает на кровать и затихает, подвинувшись к стенке. Шайль садится рядом, но не ложится. Только трясет подопечную за плечо.
— Вставай, рано спать.
— Почему?..
— Клыки иди чистить. Хоть ты безмордая, хоть какая, но за зубами следить надо. Нам стоматологи обходятся дорого.
— А ты пойдешь?
— Херьня вопрос.
Шайль поднимается, чувствуя, как ноют мышцы спины и ног. Многовато сегодня приключений. Стоит поспать как следует, чтобы утром быть в готовности. Но клыки и правда важно чистить.
***
— Три дела… одновременно три дела… продуктивная ася… — скрипит боблин Кузнецов, выводя дорогой ручкой слова.
— Даже не буду спрашивать, почему вы называете себя «асей», — апатично бормочет человек Мэйсер, пожевывая спичку.
Кто-то еще использует спички?
— Я добьюсь премии. Я добьюсь ее! — вскрикивает боблин, эксцентрично взмахивая ручкой с ручкой.
— Вряд ли ненормальная загрузка этому поспособствует, но ладно, — человек достает изо рта спичку, меняя ее на сигарету.
Сера вспыхивает, превращаясь в крохотный огонек. Шайль слышит, как трещит прикуриваемый табак. Мэйсер выпускает облачко дыма.
— Ничего, друг, все будет, вы молодец, — следователь похлопывает напарника по плечу и наклоняется над блокнотом, истязаемым Кузнецовым. — А вот здесь запятую пропустили.
— Дайте дописать!..
— Пишите, пишите.
Это глюк? Что происходит? Шайль не может пошевелиться. Чувствует Надин, прижавшуюся слишком тесно, закинувшую руку на живот детектива. Девчонка сопит, провалившись в глубокий сон.
Реальность?
— Вы кто такие? — Шайль вытягивает слова с трудом, прогоняя засуху во рту.
Мэйсер бросает взгляд через плечо. Салютует. Миг — оба исчезли. Шайль моргает, пытаясь отыскать чудаков. Но в комнате больше никого нет.
— Фу-уф… — вздыхая, детектив прикрывает сонные глаза.
Нужно еще немного поспать. За окном солнца вроде нет.
Стоп.
За окном и не будет солнца: оно в другой стороне висит. Шайль не просто так проснулась. Ее никто не будил. Значит, сейчас где-то между первой долей дня и второй. Придется подняться.
Детектив понимает все это. И, с трудом переборов тяжесть век, поднимается. Удивленно выдыхает. Все тело болит. Девушка бросает взгляд на рюкзак. В нем — патроны и для дробовика, и для «Шпалы». На нем же лежит все оружие. Рядом кобура с «Левиафаном». Таскать этот вес почти целый день, плюс напряжение и стрельба… и раны не до конца перестали беспокоить.
— Надо что-то делать, — Шайль отчаянно трет лицо ладонью, пытаясь проснуться.
Видимо, поможет только душ. Значит, надо в него.
***
Стоит только представить, чем занимается детектив в ванной, как внутри что-то отзывается пониманием.
Во-первых, Шайль наспех подкоротила отросшие пряди. С ножницами девушка кое-как умеет обращаться, и пусть результат далек от совершенства, но так тоже неплохо. Важно выглядеть привлекательно, даже когда весь мир летит в тартарары.
Во-вторых, Шайль обрушила на свои плечи сотни литров горячей воды. Она шипела, шумела, капала, брызгала, стекала и скользила по мышцам детектива, оставляя за собой приятное жжение. Когда девушка закончила, ей казалось, что кто-то содрал кожу, оставив только размягчившиеся волокна на костях и чувство легкости.
В-третьих, Шайль долго смотрела на себя в зеркало. Касалась еще мокрых волос, поправляла их, взъерошивала и укладывала заново. Устало терла глаза. Кривлялась, пытаясь себя позабавить. Получалось неособо.
— Ты красотка! — Шайль, «стрельнув» из «пистолета» в свое отражение, подмигнула и отвернулась.
Футболка поначалу принимала душ вместе с детективом, так что все следы крови уже смыты. Ткань еще мокрая, но это девушку не заботило. Она не боится мокрой одежды. Наоборот, ей так даже комфортнее. Чувство… уюта от надежно прилипшей, словно вторая кожа, ткани. Может, поэтому Шайль любила дожди, хотя в Освобождении они кислые.
В чужом доме в чужой чайник сыпался чужой кофе. И все равно привычно. Детектив вдруг подумала, что могла бы остаться в этой квартире. Вряд ли кто-то стал бы возражать… первое время. С недавних пор в городе таинственно исчезла подавляющая часть населения.
Шайль распахивает занавески, улыбается зданию напротив. Прислушивается к сонным шагам из спальни.
— Добрый день… — зевает Надин, потирая щеку.
Детектив оборачивается всем телом. Смотрит на заспанную мордашку, на взъерошенные после сна волосы. Надин выглядит по-домашнему. Одета только в просторные рыжие штаны из тонкой ткани и коротенькую розовую футболку, на которой крупная надпись: «ПОКОЙ». На ступнях фиолетовые носки, достаточно новые, чтобы выглядеть на все сто.
— Добрый, — кивает Шайль, засовывая руки в карманы штанов.
В одном из них легко нащупывается тонкий бумажник. Детектив даже знает, что там тридцать пять рублей небольшими купюрами. Но это секрет.
Надин резко просыпается, застыв перед Шайль. Нетрудно понять, что взгляд девушки направлен на торчащие через мокрую футболку соски. Но детектив делает вид, что не замечает этого.
— Кофе на двоих. Ты тоже пьешь, — Шайль щелкает ручкой плиты, выключая нагрев.
— Я не пью горячее, — морщится Надин, пытаясь прогнать из головы возбуждающую картину.
— Тогда иди в душ, кофе пока остынет. Я буду на балконе.
— Не простуди… — девчонка запинается посреди слова, осознав ошибку, но все же с нажимом договаривает, — … шься?
Шайль снисходительно кивает.
— Обязательно простужусь. Однажды. Иди в душ. Пока еще все пропарено.
Надин тяжело вздыхает и плетется в ванную.
— И про зубы не забудь! — вдогонку кричит Шайль, разливая кофе по кружкам.
На второй, которую детектив достала, надписи нет. Зато там нарисована сова. Очень сонная. Хозяин квартиры менял чашки в зависимости от времени суток? Психопат.
Балкон встречает Шайль прохладным воздухом. Солнце и правда недавно начало светить: еще не все прогрето. Детектив торопливо закуривает сигарету. Прищурившись, внимательно рассматривает улицы внизу.
Шайль сейчас в квартире на пятом этаже. Не высоко, не низко. Но разглядеть что-то интересное не выходит. Детектив еще вчера поняла, что ее беспокоит одна странная деталь: пока что в О-2 они не увидели ни одного покойника. Может, конечно, полицейские и врачи все оперативно убрали, вот только сомнительно. Им бы не хватило времени. Более того, волколюдов тоже не видно. Район словно вымер.
Шайль вчера зачистила импровизированный КПП на дороге. Там было пятеро, трое вооружены винтовками, двое — тесаками. Смысл сторожить проход в О-2, если тут пусто? Более того, почему именно на дороге, где нет ни места для ночлега, ни удобств вроде туалета и кухни?
Если поразмыслить, ответ очевиден. В О-2 опасно, настолько, что пятеро волколюдов не захотели в нем обустраиваться. Или не смогли. Эта опасность отпугнула и полицейских, которые явно не собирались разбираться с каждым мертвым телом на улице.
Но что за опасность? Шайль не слышала ничего ночью. Сейчас день — вновь ничего не слышно.
Поэтому детективу остается только наблюдать. Ни одного трупа, нигде никакого движения, отсутствие какого-либо признака жизни. Словно они с Надин единственные в О-2, кто хочет выпить спросонок кружку кофе…
Так кружка или чашка? Справедливости ради, это очень разные понятия. Чашка по объему меньше, кружка — больше. Тогда почему эти два слова словно заменяют друг друга? Ответ прост: всем насрать.
Поэтому Шайль отпивает из чашки. Тут же опускает кружку на перила, затягивается сигаретой и выдыхает.
Надин приближается со спины. Кладет руку на плечо.
— Все в порядке?
— Ага. На улицах никого.
— О-2 ведь вымер.
— Не полностью. Кто-то разобрался с телами.
Надин взглядом, полным наивного недоумения, смотрит на Шайль, пока отпивает остывший кофе. Успевает перехватить окурок, почти упавший в чашку. Детектив с возмущением приподнимает бровь.
— Не надо портить кофе, — объясняет девчонка, швыряя окурок куда-то вдаль, на улицу.
— «Портить»?.. — Шайль косится на содержимое чашки, словно оно способно вмиг испортиться.
— Да. Мне не нравится смотреть, как ты лишаешь себя вкусного кофе, — Надин пристраивает локти на перилах и устремляет взгляд куда-то вдаль. — Ты достойна лучшего. Попей без окурков и пепла.
Шайль пожимает плечами и закуривает еще одну. Надин теперь выглядит еще более по-домашнему: волосы замотаны в полотенце. То полотенце, которым пользовалась детектив.
— Я им задницу после душа вытирала, — подкалывает Шайль, кивая на тюрбан Надин.
— Без разницы, — непрошибаемо пожимает плечами девчонка. — Что с телами? Объясняй.
— В О-3 везде можно увидеть трупы. Но тут на улицах их нет — хотя посмотри, сколько квартир!
Шайль обводит городской пейзаж рукой с зажатой между пальцев сигаретой.
— На улицах должна быть целая куча тел. Но их нет, — продолжает детектив, делая затяжку.
— Значит, их сожрали.
То ли Надин внутри сломалась, то ли сон восстановил силы, нужные для невозмутимости. Но больше нет той девчонки, которая тонула в истерике после расстрела волколюдов. Теперь есть спокойная Надин.
— Сожрали, — кивает Шайль. — Целиком. Кости, внутренности, волосы, одежду. Все. Ничего не смущает?
— Волколюды так не питаются, — подопечная понимает и говорит то, что думает.
Детективу это нравится.
— Только если это не свихнувшиеся волколюды, — намекает Шайль.
— Препарат все-таки начал работать?
— Возможно. Нужно быть готовыми к этому. Гэни говорил про… «успешный результат».
Девушкам не хочется думать о том, что прямо сейчас, теоретически, в О-2 бегает десяток-другой хищников. Которые когда-то были людьми. А теперь — ни зверь, ни человек… но груда костей и плоти, жаждущая еды.
— Если что, я не умею стрелять, — бормочет Надин.
Шайль кивает и швыряет второй окурок с балкона. Допивает кофе.
— Будем собираться. Чем быстрее дойдем до твоего брата, тем лучше.
— Ты все еще хочешь к нему?..
— Я пообещала.
Надин улыбается, но Шайль этого не видит — она уже стоит над своей тяжелой поклажей.
***
Одинокий голубь сидит на перекладине для сушки белья.
Спасаться. Любой ценой.
Голубь задумчиво ходит из стороны в сторону, покачивая головой.
Только не тупик…
Птица замирает, заметив своим большим глупым глазом что-то странное.
Нужно назад, пока еще есть время.
Ярко-красные кроссовки привлекают внимание голубя.
Слишком много мусора… хоть бы не споткнуться.
Пернатый наблюдает за отчаянно бегущей девушкой.
Пожалуйста, Надин, быстрее!
За ней еще одна, и голубь решает взлететь: ему насрать на происходящее в городе.
Шайль запрокидывает голову, услышав странные хлопки над головой. Всего лишь птица. Нога запинается о незаметную ямку. Детектива тянет вниз, бросает кубарем катиться по земле и мусору. Куртка защищает от ушибов, но не спасает время.
Придется.
Шайль даже не поднимается, только переворачивается на спину, стягивая лямку дробовика.
— Мордой в стену! — рявкает, предупреждая Надин.
Но та и сама понимает, что сейчас на линии огня. Шайль раздвигает ноги, направляя дуло прямо между ними — туда, откуда приходилось бежать.
Из-за поворота выносится тощая, мохнатая фигура. Рычит, тяфкает на ходу, сверкая безумными глазами. За ней еще одна, еще… и еще…
Шайль не считает цели. Она знает, что в дробовике семь выстрелов. В «Левиафане» два. А винтовка лежит неподалеку на земле, там четыре… но ими сложнее попасть наверняка.
Грохот. Щелчок передергиваемого цевья. Вылетевшая гильза почти беззвучно падает на землю. Грохот.
Первого преследователя бросает назад. Бегущие за ним перепрыгивают собрата, продолжая сокращать дистанцию. Шайль стреляет настолько быстро, насколько получается, а получается не очень — все-таки непривычно. Крючок продавливается, цевье отходит назад и тут же прыгает вперед. Звук выстрела бьет по ушам, перекрикивая остальные звуки. Надин вжимается в стену и продолжает торопливо идти. Как только оказывается рядом с Шайль — замирает. Боится.
— Сука! — беззвучно ругается детектив, откладывая дробовик.
Их точно еще двое. Звери. Уроды. Мутанты. Какое бы слово использовать?..
Револьвер — напоследок. Шайль хватается за «Шпалу». Упирает приклад в плечо, корчится на земле, пытаясь навести мушку на цель.
«Это конец», — шепчет в голове.
Выстрел точно слышен. Шайль торопливо передергивает затвор. Стреляет, не успев как следует прицелиться. С удивлением замечает, как пуля перебивает тонкую лапу. Но этого мало. Твари плевать, она пытается бежать дальше.
Тень закрывает от Шайль солнце. Девушка успела только выставить ствол «Шпалы», словно копье перед конем, — создание бросается сверху, напарываясь грудью на препятствие.
Бам!
Клыки и вонь. Детектив задыхается. Кулаком бьет в морду, ногой — отталкивает подальше. Мелькнул тесак Надин. Бесполезно?..
Передернуть затвор. Выстрелить. Шайль торопливо отползает назад. Есть еще одна мишень, но ее лапа перебита, она не такая быстрая. Скорее медленная. А вот дружки за ней — достаточно шустрые. Шустрее Шайль, если бы та решила перезарядиться.
— Бежим, — хрипло выдыхает детектив, подрываясь с земли и хватая дробовик.
Надин впереди. Шайль это утешает. На ходу она только и делает, что оборачивается.
Может ли двуногий соревноваться с четырехлапым? Пока их спасает только теснота переулка, в котором твари мешают друг другу. Но впереди залитая солнцем дорога, там много места. Их быстро настигнут…
— В кабину! — рявкает Шайль, выбежав из кишки прохода.
Детектив сразу заметила транспортник. Полицейский. Толстая обшивка, узкие окна по бокам и одно большое лобовое, но защищенное сеткой. За открытой дверью труп, застрявший в паутине крепкого ремня безопасности. Ему оттяпали только голову, но это не важно…
Надин рыбкой ныряет внутрь, не брезгуя ни кровью, ни запахом, ни мертвецом. Шайль — следом. С хлопком закрывает дверь. Не успевает перевести дух, как транспортник уже вздрагивает от сильного удара телом.
Дрожащая рука лезет в рюкзак, заряжает в дробовик патрон за патроном. Единственный выход. Взгляд успевает лишь мельком замечать все новых тварей — они все это время бежали по следам, на запах, на шум выстрелов…
— Шайль!.. — вскрикивает Надин.
Детективу даже не нужно вглядываться. По улице со стороны носа автомобиля несется еще одна толпа. Нет времени ругаться, нет времени думать… Только молиться луне и стрелять.
— Заряжай винтовку! — рычит Шайль, упирая подошву кроссовка в бедро трупа и пристраиваясь для стрельбы. — И пали по ним! Ради всего, просто делай что-то!
— Хорошо! — почти со слезами кивает Надин.
Больше девушки не смогут поговорить — дальше только вой глоток и грохот выстрелов.
Дробовик огрызается. Злобно. Презрительно. Твари осаждают транспортник, пытаются пробить когтями и зубами его металлическую обшивку. Девушкам очень повезло, что полицейский сдох именно здесь, в своем автомобиле.
Шайль стреляет прямо через узкое окно… нет, бойницу. Гильзы скачут по кабине, прыгают на пол, мелькая ярким пластиком. Детектив чувствует, как плечо болит, голову раскалывает шум. Шайль вытягивает ствол разряженного дробовика из широкой щели, отпихивает Надин от рюкзака и достает жменю патронов. Некоторые сыпятся на пол, но большая часть остается в ладони.
Детектив заряжает, еще несколько пихает себе в рот. Из него доставать будет удобнее. Клыки впиваются в пластик и металл, в нос бьет ароматный коктейль — старая и свежая кровь, смешанная с горелым порохом. Сердце готово порваться под ударами адреналина. Шайль и сама не знает, что с ней, но смеется, чувствуя, как во рту становится все больше слюны.
Транспортник вовсю трясется, скрежещет. Куда ни глянь — повсюду тела. Мертвые, живые… Твари рычат, но не могут добраться до жертв. Отлично, потому что Шайль не собирается отдаваться.
Надин, кажется, тоже стреляет. Гораздо медленнее, но стреляет. Шайль сильно не всматривается, главное, что дробовик еще есть чем заряжать.
Обслюнявленные патроны лезут в патронник. И все ради того, чтобы стать гильзами и вылететь после движения цевья.
Бам, бам! Боль в плече? Глухота, смешанная со звоном? Ноздри щипает? Да плевать!
Шайль хохочет. Рот свободен — и детектив скалится, изрыгая никому не слышный смех. Она, кажется, понимает происходящее.
Становится все больше трупов. А эти твари голодны. Шайль их понимает. Она тоже хочет впиться в чье-то тело. Запустить клыки, почувствовать на языке соленую кровь.
Последний выстрел из дробовика. Детектив отшвыривает от себя опустевшее оружие и бросается на Надин. Девчонка вскрикнула — но не успела сделать что-либо еще.
Шайль обвивает ее руками, утягивает на заднее сидение, прижимает к груди и прикладывает палец к губам. Покачивает на себе, прижимаясь щекой к взъерошенным волосам. Устало прикрывает глаза. Звон в ушах не позволит разговаривать. Но Надин и сама замечает, что автомобиль уже не трясется. Детектив, не отпуская свою жертву, достает сигарету, прикуривает. Выдыхает дым и прислоняет фильтр к губам Надин. Девчонка пробует сделать затяжку, сотрясается кашлем, отводит руку Шайль. И та, пожав плечами, продолжает неторопливо курить.
Прошло порядочно времени, прежде чем уши девушек стали различать звуки. Первое, что услышала Надин, это короткую фразу:
— Все будет хорошо.
Сразу стало… спокойнее. Девушки лежали в обнимку до тех пор, пока снаружи не затихли звуки. А может, чуть дольше…
***
Они обе устали. Перепачканные кровью и пылью, замерли перед подъездом, словно испуганные мыши.
— Здесь, да? — тихо спрашивает Шайль.
Надин только кивает. Детектив поднимает взгляд, через прищур глядя на солнце. Скорее всего, последняя доля. Скоро этот плоский мир погрузится во мрак, разгоняемый лишь фонарями да луной.
Шайль бросает недокуренную сигарету на землю, топчет ее кроссовкой. Перехватывает дробовик двумя руками. Кивает на закрытую дверь подъезда. Надин торопливо вводит код. С натугой тянет ручку на себя. Шайль измученной походкой забредает внутрь, приподнимая ствол дробовика. Впрочем, вряд ли тут есть хоть что-то интересное. Кроме запаха.
Кровь. Много крови.
— Второй этаж, — шепчет Надин. — Первая квартира.
Шайль кивает, поднимаясь по ступенькам. Зев дула наводится на «мертвеца» — остались только ноги. То, что это именно ноги, легко понять по заляпанным туфлям и остаткам штанин.
— Не он… — девчонка произносит без малейшего облегчения. — Не его обувь.
Нужно выше. Запах усиливается. Шайль переступает чью-то руку. Вернее, разгрызенную кость руки. Только кисть сохранила плоть и ногти. Надин заставляет себя взглянуть на конечность, но качает головой. Руку родного человека не трудно было бы узнать. Еще чуть выше.
В полумраке легко различить дверь первой квартиры — она распахнута, дерево разодрано в щепки. Ее выдрали наружу. Шайль прижимается к стене, оглядывая подъезд. Следы крови, но тела нет.
— У него было оружие? — тихо спрашивает детектив.
— Пистолет отца.
— Гражданский? — уточняет Шайль.
— Нелегальный…
Девушка кивает и заходит в квартиру. Тело зверя лежит в коридоре. Голова порвана в клочья. Неплохой калибр.
Переступая тощий труп, Шайль игнорирует мух и заглядывает в первую же комнату.
— У твоего брата большие яйца, — бормочет детектив, бросая короткий взгляд на еще один звериный труп.
— Он хорошо стреляет… — сдавленный голос Надин почти жалок.
Шайль пытается восстановить картину произошедшего. Дверь в подъезд закрыта — люди обратились в своих домах? Начали охоту на еще живых? Что ж, хозяин этой квартиры дал уродам по зубам.
— Почему ты жила не с ним? — Шайль заглядывает в другую комнату, но там только следы борьбы.
Стол перевернут, за ним ничего. Один из стульев разломлен на куски.
— Не хотела быть обузой, — признается Надин, следуя за детективом.
Девчонке не хочется первой увидеть случившееся. Но, кажется, она о чем-то догадывается.
Шайль доходит до последней двери. Та тоже распахнута внутрь, как и остальные. Но на ней — следы когтей. А внутри неясный силуэт тел. В полумраке плохо видно.
— Можешь включить свет? — просит Шайль, цепляясь за дробовик обеими руками.
Надин хлопает в ладони. Кристаллы загораются и в коридоре за спинами, и в комнате. Шайль вздыхает, опуская дробовик. Разве могло быть иначе?
Тело хищника лежит на теле человека. У обоих смертельные раны, давно переставшие кровоточить. Парень все еще сжимает рукоять ножа, воткнутую под череп зверю. А клыки того впились в глотку юноши, очень похожего на Надин.
— Спокойно, — просит Шайль, свободной рукой обнимая девчонку и заставляя ее уткнуться в плечо. — Он крутой, просто не повезло. Никому не везет все время.
Надин не плачет, не шевелится. Это плохо. Шайль выводит ее в единственную чистую комнату. Торопливо поднимает уцелевший стул и усаживает девчонку. Опускается на корточки перед ней, заглядывая в глаза.
Пустые.
Детектив вздыхает. Никому не везет во всем. И сейчас не повезло Шайль. Но придется с этим разбираться, прямо сейчас.
Дробовик глухим ударом опускается на пол. Рюкзак соскальзывает с плеча, из него с грохотом вываливается «Шпала». Шайль не опасается шума. Он сейчас — одна из соломинок, которые помогут утопающему.
Девушка берет Надин за руки.
— Не надо молчать, — осторожно просит. — Выскажись.
Но девчонка молчит. Не моргает. Ни единый мускул не двигается. Только пальцы слабо дрожат.
Шайль хочется назвать это состояние «панической атакой». Но девушка не психолог. Она не имеет ни малейшего понятия, как помочь прямо сейчас.
— Эй… я рядом, — тихо напоминает Шайль, протягивая руку к щеке Надин.
Кончики пальцев касаются мягкой кожи.
— Ты ведь не помрешь сейчас?.. Хотя… конечно же не помрешь. Я тебе помогу. Все будет в порядке. Ладно? Скажи хоть что-то. Пожалуйста.
«Получится ли дойти до О-1?» — повторяется в голове, но Шайль не хочет думать. Она смотрит на Надин, пытаясь найти хоть какую-то подсказку. Их нет. Как понять ту, чье лицо ничего не выражает? И при этом Шайль понимает. Капельку. Она никогда не теряла по-настоящему близких людей, но отдаленно представляет, каково это.
Сейчас Надин выглядит… красивой? Словно скульптура. Замершая, не сопротивляющаяся…
— Ну же, — Шайль опускает лоб на колено этой красивой статуи, пытаясь подобрать слова. — Мне жаль, что так все случилось…
Произведение искусства безмолвно принимает каждое слово, не оценивая его и не мешая говорить. И Шайль говорит. Говорит долго. Сначала о том, как жаль, потом о том, что виновные заплатят. Обязательно заплатят.
Детектив говорит, понимая, что значение слов вообще не имеет значения. Их не слышат. Понемногу монолог утекает куда-то в сторону, отделяется от реальности и становится бессвязным бредом уставшей Шайль.
— … я в детстве была совсем другой. Влезала в каждую драку, занималась паркуром. Это ведь круто, понимаешь? Я всегда хотела быть крутой, но это не особо-то получается. Иногда кажется, что чем больше стараешься, тем больше теряешь. Странно как-то.
Шайль вдруг чувствует прикосновение к затылку. Пальцы влезают в жесткие пряди, сжимают их, впиваются ногтями в кожу. Девушка поднимает взгляд — и встречает взгляд Надин.
— Ты в порядке? — девушка подбирается, отрывая затекшее колено от пола. — Ты жива, Надин?
— Помнишь мое имя, да? — тухло улыбается девчонка, и ее пальцы движутся от виска к шее.
Шайль подставляется этому прикосновению. Странному и нежному.
— Конечно помню, я за тебя башкой отвечаю.
— Ну да, — Надин наклоняется, и лбы девушек соприкасаются. — Отвечай и дальше. Я полагаюсь на тебя.
Шайль чувствует тяжелое дыхание подопечной. Чувствует голод и боль в ее теле. Но понимает все правильно. Поднимается, скидывая с себя нежность.
— Посиди немного тут. Я… разберусь хотя бы с телом.
— Мы можем все сжечь? — спрашивает Надин. — Поджечь квартиру?
Детектив замирает на пороге, задумавшись. Кивает.
— Это возможно. Ты хочешь?
— Да. Спалим все нахер. И пойдем дальше.
— Тогда поднимайся. В одиночку я такое делать не стану.
Надин бодро вскакивает со стула, бьет его ногой напоследок, отбрасывая к стене. Сплевывает и хватает Шайль за руку, выходя следом.
***
Горящие квартиры редко можно увидеть. В Освобождении почти никто не пользуется открытым огнем. Кроме… курильщиков.
Шайль стоит, любуясь языками пламени. Они чернят стекла квартиры на втором этаже, трещат деревом, лижут бетон. Тело брата — это огненный бутон, распустившийся в цветок пожара.
Надин рядом. Держит детектива за руку, глядя туда же. Пусть даже обе девушки сейчас легкая добыча, они все равно чувствуют тягу к наблюдению. Своеобразные похороны, за которыми нужно присмотреть.
— Ты не помнишь меня, да? — вопрос со стороны Надин заставляет Шайль покачать головой. — Почти неделю назад.
— И что было неделю назад? — детектив вряд ли вспомнит кого-то, кто не связан с работой.
— Ты запрыгнула на мой балкон, — напоминает Надин. — Попросила сигарету, отпила чай. И упрыгала дальше. Даже не спросила имя.
Шайль хмурится. Переводит взгляд на девчонку. Наклоняет голову к плечу, разглядывая лицо и вспоминая тот случай.
— Я опаздывала на работу, — припоминает Шайль.
— Ха-ха-ха! После этого думаешь, что не крутая? Да кто ж на работу так бежит?
— Видимо, я.
Шайль смущена. Почему-то. Тогда, на балконе, она даже не смотрела на девчонку, у которой стрельнула курево. Помнит только вкус ромашкового чая и нелепость сигареты-«пустышки».
— Значит, ты все-таки куришь?
— Да. Но не такие крепкие, как у тебя, — Надин вдруг прижимается к Шайль, обняв ее так крепко, как получилось. — Ты мне тогда очень понравилась… да и сейчас…
Девушка вспоминает про Гириома. Можно ли сказать, что они пара? О великие ёрки, о чем Шайль думает?..
— Ты тоже ничего такая, малышка, — бормочет Шайль, поглаживая Надин по каштановым волосам. — Но нам надо сосредоточиться на деле.
— Угу!
Девчонка отстраняется и в последний раз бросает взгляд на квартиру.
— Прощай, Жан. В следующей жизни ты обязательно сделаешь все, что не успел в этой…
— Твой брат француз?
— Наполовину. Его отец француз, — кивает Надин. — Жан Яснословный. Брата назвали в честь него.
Шайль пробрало. Она вспомнила странного проповедника, который подошел к ней в фуникулере. «Подумайте, что есть Небо? Может, в размышлениях вы встретите Бога». Как сейчас помнит. Поэтому трясет головой:
— Пойдем. Пока ночь, мы должны успеть пройти… хотя бы большую часть.
Не стоит рассказывать о том случае. И вообще думать о нем. Достаточно порадоваться, что Надин не француженка.