Ночь скрыла все, что не попадало под свет фонарей. Дождь спрятал остальное. Сделал окружение размытым, несущественным, несуществующим. Но Шайль знает, что Надин плачет.
Они идут по тротуару, по которому уже никто не ходит. Они пересекают улицу за улицей. Поднимаются по ступенькам и спускаются. Им никто не мешает: единственные жители О-2 спят, сгрудившись в кучи. Шайль уверена в этом.
А вот в чем она не уверена — так это в том, что Надин в порядке. Каждый раз, когда детектив бросает взгляд на лицо попутчицы, замечает одно и то же выражение.
И теперь снова. Безучастность. Дождь очень помогает отстраниться от происходящего. Постоянно колотящие по плечам и голове холодные капли. Куртки не спасают в такой долгой прогулке.
Шайль думает, что ей стоит сказать что-то. Но слова смывает дождь. Сил осталось мало. Только на отупелое вышагивание вперед, к цели. Среди многоэтажек, замерших в прошлом.
Надин то и дело утирает лицо рукавом. Она сейчас похожа на маленькую девочку, с которой себя не ассоциировала добрую пригоршню лет. И теперь Надин посетило знакомое чувство растерянности. Как в день, когда умерла мама.
Выходит, что теперь эта маленькая девочка окончательно осиротела. Брат был последним, кто действительно заботился о Надин. А теперь — только дождь и неизвестность.
Шайль останавливается так резко, что подопечная влетает носом в спину. Отступает, удивленно глядя на замершего детектива.
— Что-то не так?.. — спрашивает, даже не пытаясь перекрыть голосом звук дождя.
Шайль не отвечает. Она хватает Надин за руку и тянет куда-то в сторону. Девчонка торопливо вышагивает следом, не пытаясь сопротивляться.
Дверь местного магазинчика сладостей становится единственным препятствием. Ростом с Шайль, лишь едва шире детектива, дверь выглядит достаточно самоуверенно. До тех пор, пока не получает удар в замок. Самоуверенность срывается жалобным треском. Шайль бьет еще несколько раз, пока дверь не ослабевает. И тогда — удар плечом с короткого разгона. Детектив влетает внутрь, победив единственное препятствие.
— Заходи! — рычит Шайль.
Надин кажется, что она чем-то разозлила проводника, и потому заходит неуверенно, обхватывая дрожащее от холода тело руками. С удивлением смотрит на то, как Шайль включает свет в магазинчике. Заходит за стойку.
Волосы, обычно белые, от влаги потемнели. Стали серебристыми. По сосредоточенному лицу стекают капли. По куртке тоже. Шайль раздраженно выкладывает на стойку весь товар, покоящийся на стеллажах.
— Короче, печенье, конфеты… кексы не советую, затвердели уже, — перечисляет детектив. — Вот эта херьня вкусная. Но много не ешь.
— Мы же… волколюды, — бормочет Надин, глядя на растущую кучу сладостей.
— Пф! Подруга, добро пожаловать в мир сахара. Нам от него крышу сносит. Сильно не налегай, но пару пачек чего-нибудь умять можно.
Шайль запрыгивает на стойку, воссев рядом с горой вкусняшек. Невозмутимо распаковывает сверток с лакричными палочками.
— Ты разбираешься в сладостях людей? — Надин с удивлением подходит, нерешительно хватаясь за упаковку мятного драже.
— Я гуру сладостей, — хвастается Шайль. — В детстве постоянно отбирала у мальчишек все, что им мамочки давали с собой.
Детектив самодовольно смеется, отгрызает сразу половину палочки и жует, продолжая рассказывать:
— Видела бы ты лица этих сопляков. «Ты же волколюд!» Пф-ф! Придурки, ха-ха…
Надин осторожно кладет на язык драже. Спустя миг — морщится и выплевывает.
— Это странно.
— Начни с чего-нибудь полегче, — подсказывает Шайль и достает еще одну лакричную палочку. — На. Жуй. Пробуй.
На вкус и правда оказалось неплохо. А стоило съесть целиком — Надин охватило странное чувство.
— Еще вот это.
В руки пихают уже другое. Надин не знает, как это называется, поэтому просто кладет в рот шипучку. Зря. Шайль хохочет, глядя на то, как лицо подруги искажает ужас.
— Я пошутила, не дуйся. Шипучки херьня.
Но Надин не обижается. Наоборот, улыбается. Ей весело. Правда, весело! Она торопливо пробует все подряд, и чем больше ест, тем больше понимает: сладости — это круто.
Шайль все продолжает говорить, рассказывать что-то, и Надин слушает. О чужом детстве, о ссорах с опекуном-бромпиром, о желаниях. Надин усаживается на стойку рядом, шуршит свертками, жует и только кивает.
— Все, больше тебе нельзя, — улыбка Шайль выходит извиняющейся. — Иначе погано будет.
Уверенным движением руки смахивает на пол все, что осталось нераскрытым или недоеденным. Двигается ближе к Надин, приобнимая ее за плечи. Смотрит куда-то в сторону, покусывая губы.
Они обе чувствуют себя гораздо бодрее. Невольно подергивают ногами, выплескивая внезапно прилившую энергию. Разговор затих — а дождь на улице набрал обороты.
— Странно, что мне никто не рассказывал про сладости, — воодушевленно размышляет Надин. — Я даже не думала, что это так вкусно!
— На ценники глянь.
Девчонка оборачивается и хмурится. Охает. Это не только вкусно, но еще и дорого.
— Сахар нас убивает. Как и лекарства. Но иногда, когда совсем тяжко, можно позволить себе немного дури, — Шайль крепче стискивает Надин. — Поняла?
Конечно же поняла. Надин не отвечает, только пристраивает голову на плече Шайль. Прикрывает глаза, довольно улыбаясь. Грусть никуда не делась, просто стала… неощутимой? Удивительное состояние. Тело словно заставляет радоваться несмотря ни на что. Хотя и повод для радости тоже есть: Надин хорошо рядом с Шайль. Грубоватой, не слишком общительной, но крутой.
— Прости меня, детектив, — тихий голос Надин оставляет дыхание на шее Шайль. — Я была не права.
— Не права в чем?
— Во всем, наверное. Абсолютно во всем…
Последние слова тают на сладковатых губах Шайль. Девушки замирают в поцелуе. Робко касаются лиц друг друга. Теряют дыхание. Теряют весь окружающий мир. Есть только шум дождя и этот бесконечный миг, растянутый на множество несделанных вдохов…
Кажется, что объяснять больше нечего. Достаточно лишь взглянуть правде в глаза, откинув страх. Их обеих зовет голос, идущий извне. Его не услышать, он звучит лишь в сердцах. Шайль и Надин — две героини без истории. Две девушки без семьи. Два одиноких сердца, застрявших на стыке миров. Не зверь, не человек — а что-то совершенно иное. Может быть, новое и уникальное. А может, старое как сам Мир. Темноволосая Надин, хрупкий зверенок в объятиях сильной беловолосой Шайль. Они наконец-то соприкоснулись. И пусть не навсегда — между ними появилась тонкая ниточка связи. Понимания. Эмпатии?..
— Теперь, надеюсь, не забудешь, — шепчет Надин, глядя в зеленые глаза Шайль.
— Да не забывала я тебя, пф-ф.
Детектив чувствует себя неловко. Спрыгивает на пол, разминает плечи. Подхватывает оружие.
— Пойдем, красавица, — Шайль кивает головой на распахнутую дверь. — Надо разобраться со всем дерьмом вокруг.
Надин торопливо спрыгивает следом, поправляя ножны с тесаком. Их ждет Освобождение.
***
О-1. Гребаный урод, спрятавшийся за высоченной стеной. С нее светят прожекторы, направленные в лицо измотанным девушкам.
— Стоять! — гремит голос.
Шайль щурится от яркого света, но замечает несколько пулеметных гнезд. По дороге вокруг разбросаны трупы. Разорванные в клочья твари. Волколюды правда собираются штурмовать этот проход?
— Спокойно, спокойно! — кричит Шайль, оставляя дробовик болтаться на шее. Ее открытые ладони поднимаются в примиряющем жесте. — Нам надо пройти!
Надин стоит за спиной подруги, спасаясь от света и чужих взглядов.
— Мы никого не пускаем.
Громкоговоритель искажает голос человека, но Шайль все равно различает смешок.
— У меня важная информация! Луны ради, хватит мне в глаза светить!
Прожекторы ненамного смещаются, теперь освещая пространство вокруг девушек.
— Вы одни?
— Да, нас только двое!
Детектив не уверена, надо ли кричать. Дождь прекратился, но насколько ее хорошо слышно с высоты стены?
— Что за информация?
— Адресована лично мэру! Я должна с ним встретиться!
— Мэр никого не принимает. Военное положение. Разворачивайтесь.
Шайль морщится.
— Давайте лично поболтаем?! Я задолбалась тут стоять!
— Скажи им, что в О-2 полно тварей, — шепчет Надин.
— Они знают, — так же тихо бросает через плечо детектив.
Голос молчит. Шайль нетерпеливо притоптывает на месте. Раздраженно скрипит клыками. Только открывает рот, чтобы попросить еще раз, как ворота раскрываются. Ненамного. Если, конечно, этот стремный скрежет раздается от ворот.
— Шайль! — знакомый голос доносится из темноты. — Иди сюда!
Детектив тяжело вздыхает.
— Кто это? Вы знакомы? — волнуется Надин.
— Это Бобби, мой колега. Полный придурок. Идем.
За ворота девушек не пускают. Останавливают перед ними. Спасибо хоть, что свет притащили — небольшой кристалл в руках бромпира позволяет различить фигуры стоящих перед Шайль и Надин.
— Привет! Ты что, в О-3 осталась? — сходу спрашивает овцеед, даже не глядя на спутницу детектива.
— Да, осталась. А что еще делать?
— Подала бы заявку на перевод в О-1, как я сделал, когда жареным начало вонять, — поясняет бромпир и тут же получает тычок в плечо от солдата справа. — Кхм. Короче, мы не пускаем никого за ворота. Район изолирован.
— Но вы стоите тут, — скептически подмечает Шайль.
— Нам ненадолго! Мы выйдем уже завтра ночью, — объясняет Надин.
Бобби пожимает плечами:
— Мы стоим тут, потому что я тебя узнал, а ты попросила личного разговора. Говори, что там за дело к мэру.
Шайль бросает взгляд за спину — прожекторы скользят лучами по дороге. Если ответить неубедительно, придется вернуться в О-2. И что там? Да что угодно. Херьня, не вариант.
— Технически, я имею полное право пройти в О-1, — начинает Шайль, глядя на троицу перед собой.
Бронежилеты и закрытые шлемы, скрывающие лица. Только Бобби свой держит под мышкой, задрав маску на лоб, как будто это шапка. Вежливо. Шайль продолжает:
— Я детектив.
— Расформированный. То есть, уволенный, — подсказывает Бобби.
— Все еще детектив, который работал над делом, связанным с происходящим в городе, — Шайль невозмутима. — И ты это знаешь, Бобби. Ты мне помогал.
— Разве это как-то связано?.. — теряется бромпир.
— Напрямую. Я обладаю важной информацией о происходящем в О-3. И о том, что будет происходить с городом в будущем.
Надин молчит, не перебивает. Бобби задумывается. Солдат справа подает голос:
— Покажи удостоверение детектива.
— У меня выходной, так что я его с собой не таскаю. Но меня зовут Шайль, я работала на агентство «Заря».
— Оно не связано с официальными правоохранительными структурами, — сухо напоминает солдат.
— Связано, наше агентство находилось в полицейском участке, нам выдавали те же полномочия, что и полиции района.
— Фактически, ты не представитель правоохранительных органов, — солдат продолжает стоять на своем. — Ты детектив. Твоя информация не обладает весом, пока нет подтверждения в виде отчета, заверенного подписями полицейских.
— С кем я разговариваю? — Шайль не скрывает раздражения. — Сними намордник или покажи какой-то документ. А иначе ты сам сейчас вес потеряешь.
— Типичная собака, — отзывается третий солдат. — Почему мы тратим время?
Бобби между ними как заблудившийся студент. Думает, не решаясь вставить слово поперек.
— Послушайте! — Надин выходит из-за спины Шайль.
По-прежнему выглядит робко, но голос звучит уверенно.
— Мы волколюды. А жители города превращаются в жутких тварей, которые похожи на волколюдов.
— Еще одна причина вас пристрелить, — хмыкает голос из-под третьего шлема.
— Ага, давайте, — улыбается Надин. — Только вы тогда не получите очень важную информацию. Вы хоть понимаете, что грядет?
— «Конец света»? — скептически спрашивает второй солдат, подражая когда-то оравшим на улицах безумцам.
— Нет. Конец Освобождения. И про это надо слушать не вам, мальчикам с громкими игрушками, а мэру, который вас перемещает по доске в своем кабинете. Понимаете? — интонация Надин на последнем слове приобретает заботливую нотку.
— Да, она права, — вздыхает Бобби.
— Помалкивай, зубастый, — солдат грубовато толкает бромпира в плечо. — Мэр знает обо всем, что важно знать. Где подтверждения ваших слов?
— Какие подтверждения? — усталый голос Шайль никак не вяжется с ее блестящими злобой глазами. — Ты дрочишь мозги и тратишь время. Сейчас история идет, мать ее. А ты стоишь гребаной точкой, которую кто-то поставил не там.
— Что ты несешь?..
— Без понятия, — усмехается Шайль. — Я знаю только то, что вы сейчас мешаете двум волколюдам прийти на переговоры с мэром, чтобы уберечь весь город.
— Она говорит правду! — Надин бросается на подмогу чуть раньше, чем солдаты успевают взять слово. — Мы не просто так пришли. Может, доложите мэру о том, что с ним хотят поговорить? Вы не тех полномочий, чтобы решать за него.
— Зато мы тех полномочий, чтобы отпиздить вас.
— Попробуй, урод, — Шайль щерится, напрягаясь. — Я размозжу тебе башку и дойду до мэра по трупам, раз уж ты такой тугодум.
— Спокойно, — просит Бобби, вставая между всему. — Ребят, если мы пропустим парочку девушек, ничего не случится. Вы что, думаете, они взорвут О-1? Убьют мэра? Пусть попробуют добиться встречи с ним. Обломаются, пойдут обратно, мы им вслед платочками помашем и посмеемся. Давайте не ковыряться тут долго, ночь скоро кончится. А это простодевки.
Возможно, сексизм в словах бромпира помог солдатам расслышать голос разума. А может, к концу ночи все действительно устали стоять на посту, и сил на большее не осталось. Солдат справа тяжело вздохнул.
— Оружие сдаем. Подтверждаем регистрацию. Малейшая проблема — пристрелим вас.
— Хвала ёркскому дрыну… — вздыхает Шайль.
Надин вдруг поняла, что О-2 ненадолго останется позади. За воротами их ждет цивилизация. Люди. Жизнь. Все то, по чему девчонка успела соскучиться.
Они заходят за солдатами, и скрип позади позволяет расслабиться. Ненадолго. Девушки попадают в просторную комнату, вделанную в районной стене.
— Имя и код, — спрашивают у детектива, протягивая планшет.
— Шайль. Восемь-три-пять-один-семь.
Кристалл, к которому девушка приложила большой палец, засверкал, подтверждая информацию.
— Проходи и сдавай оружие, — солдат поворачивается к Надин. — Имя и код.
— Надин. Пять… — Это отцовский код, доставшийся «по наследству» благодаря иронии судьбы. — Восемь-один-девять-семь.
Яркое мерцание.
— Проходи и сдавай оружие.
Надин толкают в плечо, заставляя приблизиться к зарешеченному окну.
— Оружие.
Шайль уже стоит в стороне, нетерпеливо притоптывая ярко-красной кроссовкой. Девчонка неуклюже отвязывает ножны с тесаком. Передает через самое большое отверстие в решетке. Солдат обнажает клинок, вертит оружие в руках.
— Где серийный номер?
— Это…
Надин хочет сказать, что это самодельный клинок, но вовремя одергивает себя.
— На улице подобрала, — ляпнула первое, что пришло в голову.
— Ясно, — глухо отзывается шлем-намордник солдата. — Больше его не увидишь, в следующий раз за такую игрушку в тюрьму попадешь. Я предупредил.
Солдат швыряет ножны с тесаком куда-то за спину, даже не удосужившись сделать это аккуратно. Надин с недоумением смотрит на Шайль, а та только плечами пожимает.
— Проходим, не задерживаемся, — торопит Бобби. — Тут вам не остановка.
— Да заткнись ты, зубастик, — весело одергивает кто-то из солдат. — Сами выйдут. Пиздуй на пост.
Бромпир поджимает губы, раскатывает маску, скрывая лицо, и напяливает шлем. Отсалютовав напоследок Шайль, скрывается на лестнице.
Надин чувствует себя мерзко. Вокруг грубияны, вооруженные кто чем — но оружие выглядит серьезно. Девчонка торопится вслед за Шайль.
— Привыкай. У законников всегда так, — утешает детектив, похлопывая по плечу.
Надин хватает девушку за руку и кивает.
— Даже не подумаю привыкать. Это отвратительно. Хорошо, что ты не такая.
Они выходят через дверь, оказываясь на окраине О-1. Дома здесь совсем иные. Одноэтажные, двухэтажные, пышные и роскошные. Крупнее всех только административные здания. Одно из них возвышается впереди — длиннющий шпиль уходит в небо.
— Говорят, что если мэр залезет на са-амую вершину, — шепчет Шайль, показывая пальцем на ратушу. — И приставит свой хер к кончику…
— То что?..
— То тогда его писька станет хоть немного похожей на нормальную.
— Не поняла, — качает головой Надин.
— Тц. Шутка в том, что у него настолько маленький, что даже эта длиннющая хрень не сильно поможет.
— А как вяжутся здание и член?
— Ладно, забей. Это идиотская шутка, которую поймет только придурок, — улыбается Шайль.
— Ты не при… дурок!.. Ай!
Надин не успевает спокойно закончить фразу, потому что детектив схватила за локоть и потянула к домам. К свету фонарей. К ночной жизни, которую происходящее в Освобождении не смогло остановить.
У Шайль ведь все еще есть куча рублей в кошельке. И их надо потратить. Начать стоит с номера в отеле.
Отеле «Премиум».
***
— Номер на двоих, дамы? — спрашивает администратор, бросая взгляд поверх линз.
«Близорукий», — пролетает в голове Шайль. Автоматически.
— Да. Номер «стандарт», не «эконом».
Надин чувствует себя некомфортно, старается стоять на месте, чтобы не перепачкать дорогущий ковер, постеленный в огромном холле отеля. Здесь все отделано в красно-золотых тонах, пышет роскошью и дороговизной. Надин чувствует, что им здесь не место и им здесь не рады.
— У нес нет «эконома», — почти оскорбленно отвечает администратор. — Десять рублей за ночь в двухместном номере «стандарт». У вас есть деньги?
Вопрос более чем бестактный. Но Шайль понимающе кивает, доставая из кармана кошелек. Выкладывает меньше трети того достояния, которое прежде никогда за раз не оказывалось в руках детектива. Спасибо предприимчивому волколюду-мародеру.
— Merveilleux! — администратор принимает деньги и кладет вместо них на стойку бланк. — Заполните, пожалуйста, указав имя, код… и оставьте подпись. Если ее нет, напишите просто «Я согласна».
Шайль улыбается вежливо и чуточку натянуто:
— Вы слишком снисходительны. В деньгах нет никакого «чуда», а у меня есть подпись.
— Прошу прощения, — лицо администратора совершенно нейтрально.
Старик-бромпир, опекавший Шайль, всегда наставлял: «Даже если ты не в высшем свете, ты обязана знать его правила». По убеждению зануды Кузо, нет никакой гордости в том, чтобы обитать среди отбросов. Поэтому в день, когда Шайль собиралась покинуть опекунский дом и отправиться в Освобождение, ей дали пять рублей и сказали: «Сделай себе подпись. Обязательно сделай, иначе прокляну. А ты знаешь, я умею».
Поэтому сейчас детектив готова почти ко всему. Кроме одного.
— Разве это не бланк людей? — уточняет девушка, пробежавшись взглядом по документу. — Я слышала, что в отеле «Премиум» для волколюдов особые условия.
— Кхм. Моя оплошность, смена слишком затянулась, и я допускаю досадные ошибки. Исправлю.
Тонкие пальцы администратора утягивают бланк, меняя его на другой. Шайль пробегает взглядом по словам, кивает, тянется за ручкой. Надин стоит за спиной девушки, ловит на себе взгляд какого-то зажиточного мужчины и тонет в румянце стыда.
Обе девушки… не сказать, что вписываются в портрет обычного постояльца отеля. Пятна крови на одежде и примятые дождем прически. А ведь жесткие волосы-колючки волколюдов и без этого сложно уложить во что-то приличное… Хорошо хоть, что непогода смыла пыль с лиц. Плохо, что не смогла смыть усталость и следы потрясений. Девушки — бродяги, вряд ли «Премиум» рад таким гостям.
Шайль заполняет бланк. Напротив пункта «конина» ставит аккуратную точку, ровно посреди небольшого квадрата. Это их ужин, идущий в счет аренды. О-1 всегда старается делать вид, что волколюдам готовы оказывать радушный прием. Как-никак, самый культурный район…
На строчке с подписью появляется каллиграфически красивое «Shaile». Хвостик последней буквы загибается серпом вокруг имени.
— De rien, monsieur, — самодовольно произносит Шайль, протягивая заполненный документ.
Перевод: «Не за что, господин».
— Parlez-vous français? — администратор приподнимает брови в легком удивлении.
«Вы говорите по-французски?»
— Non, je parle russe.
«Нет, я говорю по-русски», — Шайль принимает протянутый ключ.
— Где номер?
— Третий этаж, налево после лестницы, по правую руку от вас.
— Au revoir, — салютует детектив. — Allons-y Nadine.
«До свидания. Идем, Надин».
Несмотря на то, что Шайль знает французский не так хорошо, как ее опекун, — Кузо, — произношение вполне неплохое. Надин улавливает жест Шайль и торопится следом, чтобы поскорее скрыться от неуютных взглядов людей. Администратор лишь качает головой, провожая взглядом странную парочку.
— Надо выпить, с меня хватит, — вздыхает мужчина, опускаясь на мягкий табурет. — С каких это пор собаки знают французский?..
Администратор изучает подпись, пытаясь ее вспомнить. Вдруг в отель пожаловала одна из немногих волколюдских знаменитостей, а он почти что нахамил? Несмотря на забвение, настигшее все страны, французский считается языком интеллигентов, и его должна знать каждая уважающая себя публичная личность. И тем не менее, подпись незнакомая. Хоть убей. Значит, над мужчиной просто поиздевались. Уличнаяпсина решила вбить себе в голову парочку стандартных фраз, чтобы насмехаться над приличным обществом. Другого объяснения нет.
Администратор окидывает взглядом холл и достает из-под стола бутылку виски. Легким движением плещет янтарную крепость в стакан и быстро выпивает. Осталось недолго, последняя доля ночи. Потом наконец-то отдых.
***
Дверь номера закрывается щелчком. Надин падает на широкую двуспальную кровать, зарываясь носом в пышную подушку. Шайль неторопливо снимает со своих уставших плеч куртку.
— Они как будто в другом мире живут, — хнычет Надин, и звучит это глухо из-за тканевой преграды.
— А как иначе? Стена высокая, солдаты бдят, — детектив вешает куртку на стойку для одежды. — Ты расстроена?
— Конечно же да, — вспыхивает девчонка. — Умерли люди, город сходит с ума, а здесь все тихо и спокойно!
— Это нарушает твое идеальное представление мира? — Шайль опускается на мягкую кровать и кладет ладонь на плечо Надин. — Не расстраивайся. Не стоит того.
— Я просто не ожидала, вот и все. Думала, в О-1 понимают серьезность ситуации.
— Понимают. Людей на улицах мало, в холле почти никого…
— Сейчас ночь.
— Даже ночью кто-то бодрствует. Это лучшее время, чтобы помечтать.
Шайль тянет за воротник куртки Надин, помогая ее снять. Небрежным движением закидывает на стойку для одежды. Зевает.
— Зачем мы вообще здесь остановились? — девчонка перекатывается на бок и подпирает голову ладонью. — Это ведь самый дорогой отель в Освобождении.
— Ты не рада? Когда еще удастся почувствовать себя принцессами? — скалится Шайль, заваливаясь на подушку рядом с Надин. — Нам в любом случае надо отдохнуть. Мои ноги не выдержат еще несколько долей активности.
— То же самое. Я про-о-осто умираю. Даже с кровати не поднимусь.
— Даже ради душа со мной? — ухмылка детектива более чем провокативна.
— Поверь, даже ради этого. Сил нет.
— Скоро принесут мясо.
— «Мясо»?..
— Ну да. Ты думаешь, я нас голодными оставлю?
— Без талона?..
— Это О-1, малышка. Тут все цивилизованы, едят когда хотят. Если деньги есть. А еще тут целая куча охраны.
— Я никого не видела.
— А зачем их видеть? Нам достаточно громыхнуть достаточно громко, чтобы сюда сбежалась кучка здоровяков с транквилизаторами наготове, — Шайль потягивается, похрустывая суставами, и повторяет. — Это О-1…
Девушки замолкают, прислушиваясь к редкому тиканью настенных часов. Оно размеренное, но между щелчками механизма проходит некоторое время. Стрелка медленно ползет к концу ночи.
Уют. Тишина. Покой. Номер просторный, все в тех же красно-золотых тонах. На прикроватной тумбочке стоит дорогая пепельница. Если ее украсть и продать, получится отбить четверть стоимости номера. Вот только вряд ли кто-то решится обворовать отель «Премиум». Легче сразу пристрелиться. Об этом сообщает документ, подписанный Шайль. Не прямо, но намеком: «Я обязуюсь нести ответственность за вещи в моем номере и в отеле в целом. Я обязуюсь оставить комнату в том виде, в котором она была до моего въезда. Я обязуюсь отвечать перед лицом администрации отеля и закона в целом в случае нарушения перечисленных выше пунктов». И еще десяток «обязательств», «обещаний», «клятв» и прочей бюрократической херьни.
Шайль тянется к пепельнице. Ее легко спутать с обычной статуэткой — изящная девушка, облаченная в тунику, держит над головой чан. Работа из металла. Тяжелого, дорогого.
— Красиво, — задумчиво оценивает Надин.
— Бесполезно, — пожимает плечами Шайль, пристраивая статуэтку на кровати возле живота.
Пачка сигарет издает приглушенный бумажный щелчок, зажигалка — звонкий металлический. Детектив затягивается, выдыхая дым в потолок. Первая щепотка пепла падает в чан после тихого постукивания.
— Откуда ты знаешь французский?
— Меня учили ему все детство. Ну, когда умудрялись поймать дома. Я была непоседой.
— Волколюда учили французскому?..
— Ну да. Тоже удивляюсь. Но бромпир был серьезно настроен сделать из меня приличную даму. Почти получилось даже. Если бы не военная подготовка, которая заменила манеры дисциплиной.
— Честно говоря, не особо ты похожа на дисциплинированного солдата.
Надин подползает к Шайль, утыкается лбом в плечо девушки.
— А на кого похожа? — спрашивает детектив. — В прошлый раз ты сказала, что я… как там? «Баба с яйцами»?
— О нет, не напоминай…
Надин краснеет и прячет лицо в одеяле. Шайль смеется и меняет тему:
— Ладно, лучше скажи, почему Гэни выбрал тебя.
— В смысле?.. Кем выбрал?
— Разведчиком. Шпионом. Гонцом. Даже не знаю, какое слово подобрать.
— А, ты об этом. Он не выбирал. Я сама вызвалась, — Надин переворачивается на спину. — Я ведь в его общине давно. Много общалась с разными волколюдами. Когда прошел слушок о препарате, который пробуждает зверя, я стала вынюхивать.
— Серьезно? Нос не сломали?
— Нет. А за что? Безмордая, которая пытается стать полноценной. Такое вызывает только жалость, но не злость.
— Возможно…
— Понемногу я заходила все дальше. Стало ясно, что это не слухи. Я сообщила Гэни, а он подергал за ниточки. После этого сказал ехать в О-2, на встречу с… информатором.
— Угу. И кто тебя сопровождал?
— Никто. Тогда еще было безопасно. Я просто пришла в назначеное место. Был конец дня, в ресторане почти никого. Меня встретил мужичок с телохранителем-волколюдом.
— Ого. А это интересно. Как они выглядели?
— Информатор сухощавый. Безумный немного, руками постоянно дергает. Очень странный. Легко запоминается. Имя не назвал, носит затемненные очки и шляпу-котелок. А волколюд обычный. Вообще не выделяется.
— Вы общались без имен?
— Мы не общались. Мне просто дали папку и сказали передать ее Гэни. Все. Я сразу ушла.
— И теперь этот информатор в О-1?
— По мнению Гэни, да.
— Время, место?
— Мне нужно проверить адрес квартиры. Скорее всего, там живет тот человек…
Шайль втыкает окурок в чан пепельницы. Поднимается, отставляя статуэтку на прикроватный столик.
— Знаешь, что странно?
— Что? — Надин тоже усаживается.
— Появился препарат, но об этом услышала ты. Гэни заинтересовался только после твоей наводки. И просто «подергал за ниточки». Ему тут же нарисовали из ниоткуда папку, в которой самые дерьмовые и нелегальные снимки, которые я когда-либо видела. После этого ничего не происходит до внезапной вспышки «болезни», — Шайль хмурится, покусывая губу. — Либо наебали тебя, либо ты наебываешь меня. Так скажу.
— В чем?.. — теряется Надин.
И правда, в чем, детектив? Почему Надин, семнадцатилетняя безмордая, должна быть не просто девчонкой на побегушках? Почему ей кто-то должен сообщать о том, что знает на самом деле? Почему ты думаешь, что Гэни был не в курсе происходящего? И почему нужно думать, что он в курсе? Ты ведь слабо представляешь, какое место «ВолкоЛЮДИ» занимают в городе. Ритуальные наказания, странные проповеди и здоровенный выкупленный склад, на котором произошла цепочка преступлений, связанных с кем-то одним. Это все информация. А политика вне ее. Политика — туманная вещь, темный полог, под котором копошится гниль лжи и плесень лицемерия. Так всегда было.
— Ладно, не знаю, — Шайль трет переносицу. — Я не могу додуматься до сути происходящего. Поспим и разберемся.
Надин несколько растеряна. Вздрагивает, когда раздается тихий стук. Шайль поднимается, подступая к двери сбоку.
— Кто там?
— Консьерж, madame. Принес ваш ужин: два куска сырой конины.
Ключ проворачивается в замке, Шайль принимает промасленную бумагу. Юноша торопливо желает хорошего отдыха и уходит. Дверь закрывается.
— А вот и пир после чумы, — улыбается девушка, демонстрируя Надин свертки. — Приятного аппетита нам!
***
Лица обеих перепачканы. Пальцы тоже. Свертки сплелись в единый ком на дне мусорной корзины.
— Вот и все, — Шайль с досадой облизывает пальцы. — Маловато…
— Ну а я наелась, — довольно потягивается Надин.
Девушка косится на подругу, оценивая размеры хрупкого тела. На голову ниже, гораздо уже, талия не опорочена мышцами. Шайль хмыкает, поднимается и предупреждает:
— Я первая в душ.
— Ты же говорила, что вместе, — вспоминает девчонка, удивляется, даже будто немного обижается.
Шайль озадаченно замирает на пороге ванной. Смотрит задумчиво. Криво усмехается.
— Просто пошутила. Ты молодая еще.
— В смысле?! — Надин вскакивает. — Издеваешься?
— Пойми правильно. Я не хочу быть растлительницей, это вообще не в моих планах, — Шайль собирается скрыться за дверью, но девчонка успевает просунуть пальцы.
— Мамочкой решила стать?..
Детектив видит наполненный злостью взгляд, качает головой, пытается мягко убрать пальцы Надин, но те вцепились на удивление крепко.
— Прошу понять правильно. Мы можем спать в обнимку, но голышом плескаться в душе — это слишком.
— Я буду одетой.
Это… странное заявление. Спать тоже в мокрой одежде планирует?
— А я хочу раздеться.
— Раздевайся. Даже смотреть не стану.
— Цыц, я не спрашиваю. Хочешь принять душ первой — принимай.
— Ты меня таскала по смертельно опасному району! — противится Надин, просовывая в щель еще и носок ботиночка. — Я умереть могла! Для этого не молодая, да?!
— Умирать и трахаться — разные вещи, — рычит Шайль, пытаясь отвоевать дверь и не причинить вреда. — Даже закон это разделяет! Давай мы это обсудим после душа?!
— Нечего обсуждать! Я не хочу трахаться, я хочу обнять тебя! — Надин переходит в рык, напрягает хрупкое тельце, и Шайль понимает, что поддавки ведут к поражению.
Дверь распахивается, ударяется о стену, дрожит, вибрирует, замирает. Девчонка бросается вперед раньше, чем девушка успевает отпрянуть. Худые ручки обхватывают, лицо утыкается в плечо, голос полон слез:
— Я не хочу быть одна. Пожалуйста. Хотя бы пока мы не вернемся в О-3. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
Надин дрожит, срывается в рыдание, вжимаясь все сильнее. Шайль вспоминает Гириома. Многовато ошибок на личном фронте, да, детектив?..
— Тише… я рядом… — бормочет беловолосая, понимая: отчасти ею манипулируют.
Но это не та плохая расчетливая манипуляция, которую не трудно встретить во взрослом мире. Это просто… детские эмоции. Надин все еще недостаточно выросла, чтобы прятать все под броней. А может, она вообще никогда этому не научится. Шайль обхватывает талию подруги, опуская подбородок на макушку. Прикрывает глаза, устало размышляя о происходящем. Ждет, пока Надин успокоится.
Личное и работу нельзя смешивать. Плевать, да? Нельзя расслабляться. Плевать? Нельзя быть размазней. Плевать?
Шайль не хочет позволять себе лишнее. Она никогда не была блестящим детективом, таким, как…
— Все, хорошо. Ты убедила. Раздевайся и пойдем в душ, — Шайль отстраняет от себя подружку, недовольно морщится, отворачивая лицо.
Надин утирает нос, утирает глаза. Кивает. Стягивает футболку, спускает штаны. Детектив не смотрит. Она повернута спиной, порывисто раздевается, подставляя мышцы взгляду. Надин вдруг понимает, что Шайль действительно похожа на мужчину. Не слишком крупного, почему-то изящного мужчину. Надин не видела настолько физически подготовленных девушек-волколюдов. И, скорее всего, не увидит. Не встретит больше такой красивой и сильной спины, за которой так уютно скрываться от всего мира.
— Ты крутая, — шепчет Надин, обнимая Шайль сзади.
Прижимается щекой к позвоночнику. Чувствует под ладонями мышцы живота. Ведет пальцами выше, касаясь груди Шайль. Почти добирается до соска: движение руки останавливают.
— Без разврата, — просит детектив.
Кажется, она смущена. Скорее всего, дело в этом. Непривычно быть в такой обстановке с тем, кто младше. Пусть даже девушкой. Шайль всегда встречалась либо с ровестниками, либо с мужчинами постарше.
С другой стороны, закон ведь не запрещает?.. Кажется, нет. Закон не оценивает возраст волколюдов, ведь те, даже безмордые, развиваются гораздо быстрее людей. И при этом не платят за старостью. Живут дольше человеков, не болеют, не слабеют. Ультрахищники не зря внушают страх в большую часть Всемирья — зверолюди готовят армии быстрее кого-либо из других миров.
Вода льется сразу горячая. Шайль скалится, подставляя лицо струям. Фыркает, когда струи заползают в ноздри. Сплевывает. Надин ласково гладит спину детектива, любуясь и наслаждаясь моментом.
— Ты извращенка, — бормочет Шайль, выходя из-под струй. — Заходи и мойся. Побыстрее.
— Я не извращенка, — бурчат из-под горячего водопада. — Ты меня первая поцеловала. Лесбухастарая.
Шайль смотрит в затылок хрупкой девчонки широко раскрытыми глазами.
— Как ты меня назвала?
— Я сказала, что ты старая кошолка.
«Старая, старая, старая», — клокочет в голове девушки. В зеленых глазах можно различить смесь раздражения и изумления, но Надин не смотрит, только напевает:
— Старушка-мать пришла пряников раздать, поскользнулась и упала, ребро себе сломала.
Каштановая шевелюра качается из стороны в сторону, Надин гладит свое тело руками, омываясь.
— Старуху-мать в больницу отвезли, перелом ведь — шутка ли? Гипсом сиськи залепили…
Еще одна детская провокация.
— … заткнись.
Надин вскрикивает, потеряв равновесие. Чувствует холодную стену, в которую ее вжимают. И чувствует горячее дыхание Шайль, замершее возле шеи.
— Ты меня с ума свести хочешь?.. — шепчет детектив.
— А ты меня хочешь удушить?
Хватка на горле становится лишь крепче. Надин шипит, чувствуя клыки на своей коже.
— Не вздумай укусить…
— Что если вздумаю?
— Я тебя укушу сильнее.
— У меня — сорок килограмм…
Шайль произносит это с тихой страстью, и Надин становится не по себе. Средняя сила укуса волколюда — тридцать шесть на квадратный сантиметр. У Надин…
— Ну же? — Шайль спрашивает, затем проводит языком по плечу девчонки, замирает, спрашивает вновь. — Чем похвастаешься ты?
— Двадцать шесть…
Надин пищит под силой девушки. Стонет, чувствуя прикосновение.
— Мы ведь звери, да? Зачем сдерживаться, малышка?
Хочется сказать «нет, мы люди». Не получается. Отчасти из-за властного поцелуя, грубого и настойчивого. Но главная причина…
Все-таки Надин тожехочет зверя. Больше, чем сон, покой, решение всех проблем…
Надин разворачивается. Упирается пяткой и спиной в стену, подставляясь под поцелуи Шайль, под ее руки, под бурный поток горячей воды и страсти.
— Полегче…
Кожа горит. Пар заползает в легкие. Превращаясь в стон, выходит наружу. Слюна, вода, слезы, все смешивается в один коктейль. Он растекается по телам девушек. Ритмичные движения руки, напряжение мышц, гудящие сердца, тихое рычание…
Глубже. Чувственнее. Нежнее.
Надин не выдерживает. Вся ее сущность превращается в сплошной пульсирующий комок возбуждения, жажды. Хриплый стон дразнит. Тонкие губы Шайль…
Вода обтекает поцелуй. Языки трутся друг о друга, переплетаются, танцуя на клыках. Пальцы…
Напористее. Медленнее. Безжалостнее.
Их окутывает белесая дымка. Волосы закрывают глаза. Ничего не видно, слышно лишь бесконечное течение воды… остаются только ощущения. Горячо внутри, горячо снаружи. Все мокрое. Потустороннее. Подобное сну.
Шайль опускается на колени. Надин вцепляется в мокрые пряди. Пытается вдохнуть, но не может — вода льет на лицо. Воздух не нужен. Легкие горят. Пускай.
Это. Невероятно.
Сознание вот-вот ускользнет. Перед глазами все плывет. Пульсирует. Гаснет. Надин отводит лицо, прячет от струй, вдыхает. Недостаточно. Еще. Еще. Больше. Девчонка жадно хватает ртом воздух, тут же его теряет, отчаянно стонет. Ее поглощает сила, от которой некуда скрыться. Ее берут так, как никогда еще не брали. Не берут — но подхватывают. Забирают к себе. Защищают от всего ужаса. Есть только этот момент, здесь и сейчас.
Надин доверяет. Больше, чем чему-либо. Она отдается. Замирает, чувствует, как сердце бешено колотится. Вздрагивает, сжимается, вытягивается, до онемения напрягается…
Взрыв.
Больше ничего нет. Только пустота.
***
В комнате темно. Вьется табачный дым, невидимым птичьим крылом взлетая вверх. Уголек накаляется.
— Прости.
Слово разрывает темноту подобно пуле, разрывающей плоть. За ней следующие:
— Я сорвалась.
— Шутишь?
— Нет.
— Это было великолепно.
Надин нащупывает пепельницу, стучит сигаретой по краю. Затягивается.
— Глупость. Это неуместно.
— Когда вернемся в О-3, я выйду за тебя.
— Ага. Расскажи еще какую-нибудь сказку.
— Ты кончила.
— Вообще-то нет.
— Но это же сказка. Сама попросила.
— Хватит дерзить.
— Я тебя люблю.
— Не выдумывай.
— Обожаю.
— Ага-ага. Докуривай, чудо лохматое.
— Я хочу за тебя.
— Будешь моим живым щитом, да? Понравилось?
— Безумно. Я хочу, чтобы ты стреляла с моего плеча. Всегда.
— У меня вообще-то есть парень.
— У меня тоже.
Сигарета вминается в дно чана. Надин соскальзывает глубже под одеяло. Жмется к горячему, голому телу. На ощупь как сталь. Приятно. Девчонка шепчет:
— Я его брошу ради тебя.
— А если я своего не брошу?
— Я его убью.
— Он здоровенный волколюд.
— Пристрелю. Научусь стрелять и пристрелю. Будешь только моей.
— Во имя всех ёрков, прекрати об этом говорить.
— Не прекращу. Ты возьмешь меня к себе? Я буду греть тебя зимой.
— Мне и так не особо холодно.
— А со мной всегда будет тепло.
— Это ты сейчас так думаешь.
— Я вообще не думаю. Не заметила? — Надин нащупывает поцелуем плечо. — Ляжешь на спину?
— Зачем?
— Это сюрприз.
— Если ты не достанешь мне новую пушку из-под подушки, то вряд ли это сюрприз.
— Ложись, Шайль. Все будет хорошо.
— Спи. У нас куча работы.
— Мы теперь напарницы?
— Напарники. Не особо. Я за тебя отвечаю головой.
— До конца жизни?
— До О-3.
— Нет, до конца жизни. Ты меня приручила. Я твоя. А ты моя.
— Мы просто потрахались. Случайно. Я сорвалась. Извинилась. Что еще надо?
— Тебя надо. Всю. Ложись на спину.
— Я спать. И тебе советую.
— Ну ладно. Сладких снов, Shaile.
— Не смей.
— Что «не сметь»?
— Не говори по-французски.
— Pardon?
— Je t’emmerde!
В целях цензуры перевод опускается. Шайль просто выругалась. Немного некрасиво.