Улицы О-1 такие красивые… пышные. Днем возникает чувство, что само солнце светит на них как-то иначе. Окрашивает все золотом, создает приятную рыжую дымку, уподобляя район миражу. За стенами все гниет, кровоточит и гибнет — но тут жизнь полна свободы. Шайль стоит под цветущим деревом. Курит, притоптывая на месте. Смотрит на здание отеля «Премиум». Раздраженно стряхивает дым и пепел. Малявка задерживается. Но что главное, детективу совершенно не нравится стоящий рядом.
— Может, уже свалишь? — шепчет Шайль.
Она не хочет говорить громко, потому что тогда прохожие примут девушку за умалишенную.
— Куда? — безразлично спрашивает Мэйсер.
— Куда-то. Туда, откуда вылез.
— Моя мать давно мертва, я не могу в нее вернуться, — следователь стряхивает пепел.
Звон колец раздражает. Шайль слышит их уже третий раз за то время, что парень курит.
— Почему я не могу увидеть твое лицо?
— Не знаю, — человек пожимает плечами. — А должна? Его лицо ты тоже не видишь.
Боблин Кузнецов бегает по улице, собирая разлетевшиеся от ветра заметки. Что-то кричит о том, что «не может работать при такой погоде» и «Мэйсер, проклятый засранец, помогите-мне-собрать-это-в-кучу».
Шайль с тяжелым вздохом втаптывает окурок в землю.
— Девушка, здесь нельзя мусорить. Там урна.
Детектив раздраженно дергает щекой, но ничего не говорит. Прохожая, сделавшая замечание, стоит до тех пор, пока Шайль не поднимает окурок и не кидает его в урну. Только после этого женщина сизволила пойти прочь.
— Проклятый район, бесит. В Освобождении…
— Всем плевать на город, — Мэйсер массирующими движениями выдавливает уголек из окурка и кидает опустевший бычок в урну. — О-1 живет по своим правилам. Так было всегда. И ты это знаешь.
— Откуда мне это знать? Я тут почти что в первый раз, — Шайль опирается на ствол дерева и засовывает руки в карманы куртки.
— Уверена? — Мэйсер обращает пустое лицо к детективу.
Пусть глаза его не видны, девушка уверена, что следователь смотрит прямо на нее.
— Уверена.
— Хорошо. Твое право, — человек засовывает руку в карман куртки и поворачивается к боблину. — Все собрали, друг? Пойдемте. У нас много работы.
— Ужасно много! — трясет головой Кузнецов. — До сих пор нет ни одной зацепки… столько убийств… пытки… и ничего! Ничего, Мэйсер! Убийца словно скрыт в другом мире… В астральном мире.
— Не переживайте, коллега. Нет никакого астрального мира, рано или поздно убийца ошибется. Тогда-то мы его и прищучим, — Мэйсер ласково похлопывает боблина по плечу и тянет прочь. — Удачи, Шайль.
Детектив не отвечает, угрюмо глядит себе под ноги и думает. Болезнь шибанула по районам Освобождения, волколюды готовят переворот… все просто. Разгадка простая. Но должна быть еще проще. Что-то детектив упускает.
— Шайль! — Надин торопливо выбегает из здания отеля. — Я готова, пойдем.
— Наконец-то, — девушка закатывает глаза. — Дождалась свиста на горе…
***
Квартира информатора находится в одной из немногих жилых многоэтажек. Судя по размеру здания и единственному подъезду в нем — каждое жилище размером в несколько апартаментов О-3.
— Этот адрес тебе дал Гэни? — уточняет Шайль, докуривая сигарету и глядя на окна.
В одном из них стоит кто-то. Женщина. Тоже курит. Детектив переводит взгляд на Надин.
— Да. Но…
— Не уверена в чем-то?
— Не знаю, — девчонка качает головой. — Я не думаю, что нас там ждут.
— Скорее всего не ждут. Городу каюк, в такое время гостям не рады, — Шайль бросает окурок на землю. — Но надо идти.
— Подожди! — Надин хватается за плечо подруги.
— О великая луна, ты серьезно? Ты шла в О-1 только ради того, чтобы в последний момент задрейфить?
— Дело не в этом. Мы пойдем. Просто знай, что информатор очень странный… и… я написала стих.
— «Стих»? Про странность информатора? — Шайль хмыкает, наблюдая, как Надин просовывает руку под курточку, чтобы достать из внутреннего кармана что-то.
— Про… свои чувства. Я не очень хорошо пишу стихи. Но почитай, пожалуйста.
Сложенный вчетверо листок вкладывают в руку Шайль. Детектив вздыхает, качнувшись на пятках кроссовок, раскрывает бумажку.
— Это не может подождать?
— Нет, прочитай сейчас.
— Чего ты так боишься? — Шайль не торопится вчитываться в стих.
— В прошлый раз меня почти убили, — хмыкает Надин, выдавливая из себя странную улыбку.
Вымученную? Детективу это не нравится.
— Ты говорила, что по носу тебя никто не щелкал.
— А если бы я сказала, что мне приставили к голове пистолет — ты бы с радостью пришла сюда?
— Я бы подготовилась. Хотя бы морально, — Шайль хмурится. — Что-то еще надо знать?
— Нет. Только то, что я правда тебя люблю. И мне правда сейчас страшновато. Но…
— Но ты хочешь, потому что мечтаешь стать зверем. Да?
— Ну да. А ты не хочешь?
— Да плевать мне… — вздыхает Шайль, вчитываясь в стих.
«Я пустая флейта
В мире без отверстий,
Воздуха и слуха.
Мне не хватит духу
Освободить всех шершней
Застрявших во мне где-то.
Подскажи мне путь,
Любимая без сердца!
Открой мне мир мечты,
В котором ты
Незапертая дверца,
А я — не злая ртуть.
Во мне лишь кровь отца,
Мать растворилась без следа,
Умерев в болезнях человека.
Мне не хватит даже века,
Докопаться вновь туда —
В историю без грустного конца».
Шайль несколько раз перечитывает стих. Она не сильна в рифмах, ритме и прочих нужных вещах, про которые слышала от Кузо. Поэтому просто следит за словами, пытаясь правильно понять образы.
— «Любимая без сердца»? Ты про меня, что ли? — Шайль приподнимает бровь, прекращая читать.
— Нет, х-ха… про другую свою девушку… — нервно мотает головой Надин. — Конечно про тебя.
— Мило. А что за «шершни внутри»? Ты чем-то больна?
Девчонка понимает, что легче просто кивнуть, чем объяснять, почему вместо обычных «бабочек», популярного образа среди романтиков всех возрастов, написано про «шершней».
— Ладно, — Шайль складывает листок и протягивает его Надин. — Если ты в отеле задержалась из-за этого, то я рада, что не зря ждала тебя.
— Правда? — Надин воспринимает это как комплимент, но не торопится принимать стих обратно.
— Ёркское да! — детектив улыбается и нетерпеливо дергает рукой. — Забирай.
— Не-а. Пусть с тобой будет. Мой подарок на твой день рождения.
— Ты его не застала.
— Теперь будем считать, что застала, — Надин торопливо идет к подъезду. — Догоняй!
Шайль с тихим рыком пихает листочек в карман штанов и расслабленной трусцой догоняет напарницу.
Время разобраться.
***
Надин говорила, что телохранитель информатора «обычный»? Так вот. Волколюд… огромный. Даже в цивилизованном мире все воспринимают друг друга не только через слова и поступки. Зачастую в разговоре решающей становится так называемая аура — смесь физической силы, манеры держаться и твердости характера. Этот волколюд был выдающимся. Шайль не по себе даже от того, что она просто стоит в шаге перед ним. А Надин приходится еще и говорить:
— М-может в-вы меня пом…ните?.. — бормочет девчонка.
— Не помню. Чё надо?
— Я к-к… информатору?.. — последнее слово Надин произносит настолько несчастным голосом, что невольно вкладывает вопросительную интонацию.
— Нет никого. Так что информатор я. Чё надо?
— П-по поводу болезни… Гэни прислал…
Кажется, или имя лидера организации придало голосу Надин капельку уверенности?
— Какой, к собачьей матери, Гэни? — волколюд кривится. — Я его не знаю. Вам бошки оторвать? Эй, ты, снежок. Объясни, хер ли вы тут забыли?
Надин делает шаг в сторону, частично прячась за стеной. Шайль чувствует, как от взгляда ультрахищника внутри колотится дрожь страха. Острого и неконтролируемого.
Взять себя в руки, детектив. Немедленно. Ты не щенок. В драке решает не только сила, но и опыт. Психологический настрой. Скорость мышления и анализа. Реакция. В руки, детектив! Прямо в руки!
Тебе ничто не поможет. Он просто сильнее. И ты проиграешь.
— Болячка, — сипло выдавливает из себя Шайль. — Которая делает из людей зверей. Мы пришли от Гэни, он в прошлый раз запрашивал инфу.
Шайль пытается подстроиться под манеру разговора волколюда, пытается угадать его «социальный ориентир», но это никак не помогает вести переговоры. Каждое слово — словно гвоздь, заколачиваемый в крышку гроба. Ее же гроба, принадлежащего Шайль. Если, конечно, ее останки смогут донести до деревянного короба.
— Теперь понял. Проходите.
Волколюд отступает в сторону от двери, давая проход. Вот только его массивная фигура все еще загораживает половину проема. Шайль приходится протискиваться, чтобы не прикоснуться к этой горе смерти.
Квартира не просто большая. Это целое поместье, выстроенное между такими же поместьями. Шайль смотрит на золотые потолочные плинтуса и не понимает: в этом есть какая-то идея или просто некуда девать рубли?
Большая часть дверей заперта. Удается рассмотреть дорогущую древесину, покрытую лаком, в деталях. Шайль не разбирается в ценах на дерево, но внешний вид говорит сам за себя — такого оттенка и текстуры детектив никогда в своей жизни не видела. Даже в «Премиуме», который считается одной из самых дорогих построек в Освобождении. Скорее всего, эта квартира стоит дороже целого этажа отеля.
Волколюд идет сзади, но он ведет. Надин неуверенно ступает рядом с Шайль, периодически ненароком соприкасаясь с ней руками. Если бы детектив не нервничала, она бы поняла, в каком состоянии сейчас подруга.
— Сюда, — басит телохранитель, просовывая руку между девушками и толстым пальцем показывая на приоткрытую двустворчатую дверь.
В нее вделаны фигурные стекла, слишком мутные, чтобы можно было разглядеть что-то кроме пузырьков воздуха, застывших для красоты. Подобное Шайль видела в окнах О-3, но здесь же детектив понимает: это не дерьмовое стекло. Девушка не удивилась бы, узнав, что пузырьки уложены в какую-то стройную систему, понятную только богатым и неприлично умным людям.
Двери распахиваются, пропуская в кабинет. В таком Шайль могла бы жить как в квартире. Шикарный диван возле обширной библиотеки. Лакированный стол, шириной в полицейский автомобиль. Помпезная люстра, сияющая белым золотом и кристаллами освещения. Шайль ежится и поначалу даже не замечает сидящего за столом. Хозяин этого бардака выглядит настолько непримечательно в обстановке, что детектив изумляется, когда мужчина начинает говорить.
— Кто это такие Ванёк? — дрожащим голосом спрашивает информатор. — Я говорил без гостей сегодня нет тебе надо было привести.
Он говорит без пауз.
— Это твоя клиентка, — подсказывает «Ванёк».
Не его родное имя. Шайль клык готова поставить. Насколько богатым идиотом надо быть, чтобы переименовать волколюда? Сколько бы потребовала Шайль, если бы кто-то предложил оставить родное имя в прошлом? Гордость волколюда не готова продать это меньше чем за несколько тысяч рублей.
— Какая клиентка? — мужчина хватает со стола трубку неясного предназначения.
Когда он прикладывает один из концов к губам, и трубка начинает с шипением стрелять паром, Шайль предполагает, что это какое-то лекарство для легких. Либо изощренный способ курить.
На самом деле, просто лекарство, да. Мужчина откладывает трубку и начинает трястись. Его пальцы дрожат, выстукивая хаотичный ритм по книге, лежащей на столе. Может, в трубке что-то наркотическое?
Надин молчит, думая, что Ванёк ответит сам. Но волколюд не собирается.
— Болезнь, которая меняет людей, — берет слово Шайль. — В прошлый раз вы давали информацию Гэни, лидеру общины…
— Я знаю про какую общину ты говоришь девочка, — мужчина хватает себя за челюсть и выкручивает голову, издавая шеей звонкий хруст. — Мне это неинтересно я уже не у дел и не даю никакую информацию.
Скороговорка. Но Шайль понимает сказанное. Кое-как. Надин, видимо, тоже, потому что она решается вступить в переговоры:
— В Освобождении начался хаос, Гэни предположил, что вы можете дать нам какие-то материалы. Чтобы мы знали, что происходит. Среди волколюдов паника.
Ай-яй.
— Какая еще паника? — осторожно спрашивает информатор. — Вас что прислали меня убить?
Шайль кожей чувствует, как тело Ванька напрягается. Прямо за спиной. В одном шаге от детектива.
— Нет-нет! — выпаливает Надин. — Мы не убийцы… Просто нужна информация. Общины волколюдов не делятся ею друг с другом.
— Почему тогда я должен делиться? Меня происходящее не касается никак совершенно и я не понимаю почему вы сюда пришли. Откуда у вас адрес?
Шайль нервно сглатывает слюну. А откуда у Гэни адрес? Детективу тоже очень интересно.
— Нам дали на вас наводку… люди, — осторожно отвечает Надин.
Пожалуйста, хватит говорить странные вещи. Расслабься, малышка, просто не ляпай ничего лишнего, и все будет хорошо.
— Какие люди дали на меня наводку вы издеваетесь? — мужчина откидывается в кресле, сцепляя пальцы на жирном брюхе.
Через затемненные очки не удается разглядеть глаза. Но Шайль почти уверена, что хозяин квартиры в улете.
— Я не знаю, этот вопрос к Гэни… — Надин пытается вырулить ситуацию, но автомобиль с мыслями неуправляем. — Я просто пришла за информацией. В прошлый раз вы дали несколько снимков… они не особо что-то прояснили. Может, в этот раз вы согласитесь подсказать хоть что-то?
Странная тишина повисла в кабинете. Шайль знает эту тишину. Они встречались раньше. Плохая тишина.
— Ванёк время разобраться.
Шайль прокручивается на месте, пригибаясь к полу. Собирается броситься на телохранителя, всей массой вложиться в него, чтобы попытаться повалить на пол. Нужно использовать…
Дуло пистолета приставлено ко лбу детектива. Она даже не успевает моргнуть. Затвор отводится назад под давлением пороховых газов. Пламя вырывается из дула и впитывается в голову Шайль. Задевает волосы, опаляя их. Калибр пули небольшой. Но скорость — достаточная, чтобы прошить череп и застрять в полу. Шайль падает на колени. Струйка крови стекает по переносице, переползает на губы, собирается на подбородке и капает вниз. Надин кричит. Пистолет уже переводят на нее…
Грохот. Это последнее, что успела различить Шайль перед тем, как рухнуть на пол, лишившись дыхания. Обрывки мыслей продолжают вертеться в полегчавшей голове, словно что-то еще можно изменить.
Можно ли?
***
У каждой хорошей истории должен быть эпилог. В этой истории его нет. Наверное, она недостаточно хороша для этого.
В захламленной квартире проснулась девчонка. Молодая, тощая, с глубоко запавшими глазами. Ее ирокез, так старательно поставленный когда-то, теперь растрепался, прядями налипнув на короткую щетину скальпа. Девчонка, кажется, с трудом понимает происходящее. Видит гитару, приставленную к стене. Под струнами погасшие кристаллы, усиливающие звук. На корпусе ярко-розовой краской выведено: «Джуд».
Девчонка проснулась не сама. Из коридора доносился звонок. Кто-то настойчиво давил в кнопку, заставляя кристалл тарахтеть назойливым писком.
— Ай, #^&>?… иду, иду я! — кричит хозяйка квартиры.
Дверь распахивается. За ней стоит довольно плотный парень.
— Ты кто?
— Жорж, — невозмутимо отвечает гость, словно не удивляется тому, что его не узнали. — Я пришел занести твои тексты. Ты просила.
— Какие тексты?
— Песен. Тексты песен. На, держи.
Девчонка принимает бумажный пакет. Заглядывает внутрь и видит там множество листков. Удивительно, они настолько тяжелые… Или руки слишком слабые?
— Удачи. И да, — Жорж отводит взгляд. — Извини, что так вышло. Мне пришлось уйти.
— О чем ты?..
— Мне пора, пока-пока!
Плотный парень торопится вжать кнопку лифта. Он игнорирует непонимающий взгляд, направленный из дверного проема. Двери лифта закрываются за Жоржем с дребезжанием, а девчонка с громким щелчком запирается в квартире.
Не сразу, но она понимает, что встретила незнакомца совершенно голой. Это не вызывает никаких чувств. Пакет с «текстами» летит на кровать, а следом — и худое тело с торчащими через кожу костями. Тяжелый выдох. Пальцы с черным маникюром вытаскивают один из листков.
— Я пустая флейта в мире без отверстий, воздуха и слуха… — бормочет вслух, пытаясь вспомнить, как читать буквы. — Что за хрень?
Взгляд тянется к гитаре. Словно сам собой. Девчонка понимает, что если взять инструмент в руки, слова станут легче.
Раздраженно взъерошивая неухоженный ирокез, хватается за гриф. Тянет тяжелую гитару к себе, укладывает на бедро. Деревянный корпус неприятно холодит кожу. Пальцы зажимают аккорд, который девчонка не знала, но пальцы почему-то знали.
— Я… пустая флейта… — напевает, перебирая струны. — Нет, херьня.
Хмурится, пытаясь понять. Рука сама собой ударяет по струнам. Снова и снова, создавая ритмический рисунок.
Девчонка вспоминает. Она ведь рокер. Перекидывает лямку через шею, вскакивает. Пальцы зажимают другой аккорд. Теперь уже увереннее.
— Я!!! — кричит девчонка, вмазывая пальцами по струнам.
Кристаллы вибрируют, усиливая звук, и девчонка чувствует, как по ушам режет болью. Но все равно продолжает. Продолжает терзать гитару, рвать связки, выкрикивая странный текст. Получается нескладно, но при желании неумелый стих удастся вложить в ноты и темп. Девчонка просто пока не знает, как.
Со стороны двери снова звенит. Усталая походка босых ног по паркету. Щелчок замка.
— С утра пораньше, скотина! — кричит дед, брызгая слюной и игнорируя наготу собеседницы. — Отложи ты хоть на день! Я тебя пристрелю, дрянь ты мелкая! Ты хоть понимаешь, сколько из-за тебя шума?! Не провоцируй меня!
— Да пошел ты %^#$&, — апатично отвечает девчонка, захлопывая дверь перед носом соседа.
Ответ вырвался сам собой. И выглядит естественным. Настолько, что девчонка даже ударяет по струнам, криком повторяя, куда нужно отправиться шумному деду.
— Ха, а неплохо звучит, — хмыкает, возвращаясь в спальню и скидывая гитару на кровать.
Стягивает со стула кожаные штаны, с трудом натягивает их. Тянется к майке, которая слишком большая для такого худого и слабого тела…
«Нитро». Бутылка стоит на столе. В ней еще есть немного лекарства. Рокерша окидывает взглядом комнату, замечая целые кучи пустых склянок. Все с одинаковыми этикетками, но разными датами.
— Охренеть… — шепчет. — Это я выпила? Ох, теперь ясно…
На глаза попадается залитый кровью листок. Рокерша наклоняется, пытаясь разобрать написанное.
«Поговорить с психологом»?.. Это шутка? Палец скользит по кровавому пятну. Оно закрыло собой адрес, но девчонка почему-то помнит его.
— Ну лан.
Пожав плечами, натягивает майку. Сверху — куртку. Странноватую. На ее спине две буквы: «Ф. М.» Ярко-бирюзовые. Светящиеся. Переливающиеся. Девчонка поправляет воротник и вдруг понимает, что это куртка полицейского образца. Ткань слишком плотная. Чувствуются защитные пластины, вшитые в спину и бока. И это явно не ее размер: подол ниже задницы. Впрочем, плевать. Носить все еще удобно.
Обувшись в массивные сапоги, напоминающие берцы, девчонка дрожащей рукой запихивает листок со списком из одного дела в карман. Обычный день самой отстойной рокерши во Всемирье начинается.
***
Психологом оказалась женщина достаточно… преклонного возраста. Ее усталый взгляд сразу выдает подробности несчастливого брака и… наверное, какой-то большой личной проблемы.
— Итак… Надин, мы давно не встречались.
— Ага, — кивает рокерша, закидывая ногу на подлокотник кресла. — Решила вот тряхнуть стариной.
— Начнем с простого. Помнишь мое имя?
— Не-а.
— Зельда. Приятно познакомиться, Надин. Снова, — женщина с вежливой улыбкой вертит ручку в пальцах.
— Вы типа обостряете? Я знаю, что мне херово, док. Давайте не нагнетать, жизнь крутая.
— Ты что-то еще помнишь? Может, помнишь что-то тревожное?
— Не-а. Не особо, — Надин качает головой, кривит губы в пренебрежении. — Все круто. Погода сегодня классная, прошлась с ветерком.
Сигарета «Забастовки» вылезает из кармана куртки. Такая помятая и несчастная, что по ней можно писать икону. Рокерша закуривает, парой коротких затяжек распаляя табак.
— Хорошо, — Зельда закидывает ногу на ногу. — Тогда я задам несколько вопросов, а ты постараешься ответить честно.
— Вы уже задаете их. С самого начала.
— Какие ассоциации у тебя со словом «детектив»?
— Ноль. Zéro.
— Все еще учишь французский?
— Наверное. Я автоматом ляпнула.
— Хорошо получается, продолжай. Это тебе поможет.
— С чем? У меня вроде нет проблем.
— Давай так, Надин. Я не врач, а ты не пациентка. Мы друзья. Поэтому по-дружески я тебе напомню.
Рокерша часто-часто кивает, соглашаясь.
— Ты безмордая, у которой тяжелая зависимость от обезболивающего. Это вызывает провалы в памяти и искажает реальность. Пока что. Дальше будет только хуже.
— Док, я знаю. Без дури рок играть невозможно. Голова взрывается, — Надин приставляет пальцы, сложенные пистолетом, к виску.
Большой палец, изображающий курок, опускается.
— Бибик все еще считает это веским поводом продавать тебе «Нитро»? — Зельда приподнимает бровь.
— Бибик — лучший фармацевт и мой кореш, не гоните на него, — Надин шмыгает носом.
— Конечно. Как всегда, — Зельда вздыхает и откладывает ручку. — А почему тогда ты не слушаешь мои советы? Ты считаешь меня недостаточно хорошей?
— Вы сами на себя посмотрите. Вы психолог, а говорите со мной как подружка. Это смешно, док, — Надин ухмыляется, обнажая клыки. — Я плачу вам за помощь, а не за треп.
— Найди психолога получше, в таком случае, — улыбается Зельда. — Только сразу хочу предупредить: в Освобождении никто, кроме меня, не сможет тебе помочь.
— Почему?
— Потому что у тебя тяжелое расстройство. С ним никто не может работать по шаблону.
— В смысле?
— В том смысле, что у тебя уникальный случай. Ты не найдешь психолога, который сможет оказать тебе настоящую помощь, основанную на методах из книжек. Поэтому я хочу стать тебе другом, Надин. Я хочу помочь тебе, а не содрать рубли, оставив гнить.
— Я не гнию, — Надин уверенно рубит ладонью воздух.
— ПТСР. Что-то говорит? Напоминает?
— Посттравматическое че-то там. Ага. Я написала, кажется, об этом песню.
— Это вершина айсберга твоих проблем, — Зельда смотрит почти что с жалостью.
И Надин это раздражает.
— Скажи, Надин, как тебя зовут?
— Ша… Надин. Надин меня зовут, — рокерша улыбается. — Это слишком простой вопрос, док.
— Кем ты работаешь?
— Я музыкант.
— А до этого?
— Я… э-э… — Надин замыкает. Мысли останавливаются.
— Детектившей, — подсказывает Зельда.
— Детективом. Чё? Нет, я не работала им. Я просто музыкант. Давайте че-то посложнее, док.
— Мэйсер. Знакомая фамилия?
— Не-а.
— «Левиафан М-3»?
— Звучит прикольно. Это машина?
— Револьвер. Когда ты ко мне пришла, ты долго рассказывала о том, с каким прекрасным звуком он стреляет.
— Я не знаю, как стреляют пушки. Я против насилия, знаете ли, — Надин со скучающей ухмылкой чешет пальцем висок.
— Когда-то ты была неплохим детективом. До того, как попасть ко мне. Ты стреляла из револьвера, бегала по Освобождению и спасала каждого, кто в этом нуждался. И даже тех, кто не нуждался.
— Забавная история. Хорошая идея для песни.
— Ты все еще пишешь?
— Я пою, док. И мои связки круче чем у Ненси.
— Конечно, Надин. Я в этом не сомневаюсь. Как дела у твоей группы?
Рокерша ненадолго задумывается, но слова находятся без усилий.
— Она распалась. Барабанщик ушел, спонсоры #>{ положили. Да мне плевать как-то, знаете? Я новую группу сбацаю. Поработаю над текстом, над музыкой, подкручу гитарку… Звучать будет так, что все обоссутся.
Надин устало трет лицо. Она верит в то, что говорит.
— Это отличный план. Но ты не думала поберечь свое здоровье? Три встречи назад ты жаловалась на кровь из ушей. Как с этим сейчас?
Рокерша теперь понимает, каким образом листок так запачкался.
— Ай, да норм все. Я ж говорю, я безмордая, это мой счастливый билет на сцену. Я не сгорю как Ненси. Я крутая. Верите, док?
— Конечно же верю. Ты единственная клиентка, которая заявляет о своей крутости, хотя сама страдает каждый день. Это действительно внушает… уважение.
— Я не страдаю. Мне не из-за чего.
— Хорошо. Хочешь, я дам тебе простую задачку? Если выполнишь ее к нашей следующей встрече, я подарю тебе новый набор струн. Дорогих струн.
— Вроде как явам должна платить… — растерянно отзывается Надин.
— Ты не платишь уже восьмую встречу. И я не вижу намеков на то, что начну получать хоть что-то в дальнейшем.
— Тогда зачем, док? — рокерша окончательно теряется.
— Говорю же: мы друзья, и я хочу тебе помочь. А еще, считай это спортивным интересом. Людей в твоем случае прячут в психушку. Не будь ты безмордой, так бы все и вышло. Так что для меня ты хороший способ… потренироваться.
— У вас охренительно крутое наплевательское отношение к чужой жизни, док. Мне это нравится. В следующий раз постараюсь притащить денюшку. Сколько вам обычно платят за сеанс?
— Шесть рублей.
— Ой… Ладно, что там за задачка?
— Ты должна… — Зельда бросает взгляд в блокнот, скорее для того, чтобы глаза отдохнули, чем для чего-то еще. — Найти ребенка… и подружиться с ним.
— Пха! Легчко! Я найду десять детей и подружусь с ними. Вам сюда их привести? Чтоб… струны получить.
— Нет-нет, поверю на слово, — Зельда потирает переносицу.
Она знает, что Шайль все забудет к следующей встрече. И все начнется заново. Не работает ни один метод, который Зельда знает. Не работает хаотичный подход. Ничего не работает. Однажды Шайль просто угаснет, и про нее все забудут. Но что-то еще можно исправить, верно?
Верно ли?..
***
Надин нашла жертву. Это был мальчишка со второго этажа, живущий в одном доме с ней. Мальчишка играется с деревянной куклой, сидя на ступеньках в подъезде.
— Приве-ет, — ласково тянет рокерша, опускаясь на корточки и наблюдая за игрушкой.
— Привет, — отзывается мальчик, хватается за игрушечную руку и машет ею в приветствии, тут же меняя интонацию. — Привет, девушка!
— О, привет, кукла, а как тебя зовут?
— Меня зовут… — мальчик запинается, пытаясь придумать.
Никто раньше этого не спрашивал. Какое имя подойдет?..
— Меня зовут Шайль, — находится с ответом ребенок. — А тебя как зовут?
— Надин! — радостно произносит рокерша. — Шайль? Что за необычное имя такое?
Мальчишка поднимает взгляд и смотрит на девчонку.
— Это такая крутая детектив. Она помогла моему брату, когда у него были проблемы.
— Ого! А мне буквально только что одна тетя сказала, что я тоже была детективом, — Надин наклоняет голову к плечу.
Ребенок замирает, удивленно глядя на странную девчонку.
— Вы с Шайль похожи. Только у нее прическа круче и сережка есть. Я Гэни.
— Приятно познакомиться, Гэни. А почему ты здесь один? Где твои родители?
— Мои родители мертвы, — улыбается мальчик. — Я живу с братом. Он работает строителем в О-2.
— Строитель — это очень ответственная работа. Твой брат молодец, без него город перестал бы расти, и нам негде было бы жить, — поучительно говорит Надин. — У тебя есть друзья, малыш Гэни?
— Нет, я совсем один, — мальчишка снова смотрит на куклу и машет деревянной рукой. — Я и Шайль. Мы одни, вот. У нас нет друзей, но нам и так хорошо.
— Но с друзьями ведь лучше, — замечает Надин. — Хочешь, я буду вашей подругой? Самой лучшей в мире!
— А ты хочешь? — серьезно и недоверчиво спрашивает ребенок.
— Конечно! У меня тоже нет друзей. Будем дружить? Ты, я и Шайль.
— Ладно… но мне нужно идти домой и делать уроки.
— С уроками помочь не смогу, — вздыхает рокерша, поднимаясь с корточек. — Так что удачи тебе. Я живу на четвертом этаже, если что. В пятьдесят седьмой квартире.
— Ого, прям как номер дома! — Гэни вскакивает. — А можно будет прийти в гости?
Надин вспоминает про кучу пустых бутылок из-под «Нитро».
— Может быть, завтра или послезавтра… — улыбка слабо подходит для извинения, но ничего лучше на лице изобразить не удается.
— Хорошо! Я завтра приду. У меня есть очень важное дело.
— Какое?
— Нужно расследовать… — Гэни переходит на шепот и приставляет ладошку, сложенную лодочкой, к щеке, — … страшную болезнь. Ты справишься?
— Конечно, — уверенно кивает Надин, понимая, что это шутка. — Я крутая, я все могу.
— Тогда до завтра, подруга! — машет рукой Гэни, взлетая вверх по лестнице.
Рокерша еще стоит некоторое время в пустом подъезде. Голову пронзает неясная боль.
***
Балкон выходит прямо к небу. Надин никогда не думала, почему оно твердое и почему оно закрывает их мир от остальных. Так же как и не думала, почему мир плоский, а солнце и луна всегда на одном месте. Это, кажется, неважно. Рокерша просто курит и пьет кофе, нежась в теплой куртке.
— А ты все еще ее носишь, — хмыкают рядом.
Девушка косится в сторону. И замечает странного человека. Он стоит рядом и курит ту же сигарету — «Забастовку».
— Ты про куртку?
— Ага. Нравится? — человек опирается спиной на перила и ухмыляется. — Крутая куртка, да?
— Ну да! — Надин выпрямляется, отставляя кружку в сторону. — А ты кто?
— Мэйсер. Детектив из агентства «Заря». Мы работали вместе некоторое время. Помнишь?
— Не-а, не помню. Я не была детективом.
Это плохо, Надин. Головная боль становится сильнее, ее довольно сложно терпеть, да?
— Была. Иначе бы не получила эту куртку.
— Ты мне ее дал?
Рокерша всматривается в лицо парня, пытаясь вспомнить его. Но серо-зеленые глаза совершенно незнакомые. Как и растрепанная шевелюра. На пальцах куча колец, но ни одно из них не вызывает никаких ассоциаций. На одном Надин замечает надпись: «SVOЁ MESTO». Что бы это ни значило.
— Я тебе ее не давал, — качает головой Мэйсер и улыбается.
Больше вежливо, чем искренне. Уголки его губ упираются в морщинки на щеках. В улыбке чувствуется горечь.
— А… кто мне ее дал? — Надин морщится от боли, от растерянности.
Нервная затяжка не помогает прочистить мозги. Поможет только «Нитро».
— Никто. Ты сама сняла ее с моего трупа. Не помнишь? Меня разорвало на две части — одна больше, другая меньше. Тебе долго пришлось отстирывать куртку от крови и… запаха.
Мэйсер делает короткую затяжку, выдыхает дым и сплевывает с балкона. Комок насыщенно-красной слюны стекает по лазури.
Надин понимает, что перед ней призрак. Как из сказок.
— А почему ты здесь? Хочешь куртку назад? Тебе наверное холодно без нее.
Мэйсер смеется. Потирает ничем не прикрытые предплечья. На одном из них заметна надпись: «Растворяй и сгущай».
— Я нихрена не чувствую, подруга. Ни одиночества, ни холода, ни боли. Все круто. Носи на здоровье. Я просто пришел проведать тебя. Узнать, как дела, как поживаешь.
Надин кивает со странной задумчивостью.
— А почему все говорят, что я была детективом? Я не помню этого… Вообще мало что помню. Странно, что еще имя свое не забыла. Ты вот помнишь, как меня зовут?
— Тебя никак не зовут. Ты героиня без истории, тебя некому называть. Мир вообще про тебя ничего не знает, пока что, — Мэйсер делает странное ударение на последние слова.
— Но ты ведь меня как-то называл?
— Коллегой. Для меня ты всегда была коллегой, на которую можно положиться. Даже несмотря на то, что ты зверь, а я человек.
— Значит, я и правда была детективом?
— Ты им до сих пор остаешься. Просто не помнишь этого, — Мэйсер швыряет окурок через плечо.
— Понятно… — бормочет Надин.
Не увиливай от разговора. Ты должна вспомнить. Это важно.
— Тебе нравится все это? — спрашивает парень, делая неопределенный жест рукой. — Весь мир.
— Не знаю. А должен не нравиться?
— Наоборот. Тут у всех все хорошо. Кроме меня, кха… И тебя.
— У меня тоже все хорошо.
— Нет. Вообще нет, подруга. Ты в глубоком дерьме.
— Может быть иначе? Я безмордая.
— Ты в первую очередь детектив.
— Какой из меня детектив? — смеется Надин, выкидывая окурок.
Глоток остывшего кофе смазывает послевкусие табачного дыма.
— Паршивый. Как и из меня, — Мэйсер складывает руки на груди и задумчиво позвякивает кольцами друг о друга. — Но миру не нужны профессионалы. Ему нужны паршивые безумцы, которые сделают то, что никто еще не делал.
— Ты ведь сказал, что в мире у всех все хорошо…
— В этом — да. Скажи, коллега, что бы ты выбрала: жить в безумном мире, но быть адекватной, или жить в идеальной утопии как сумасшедшая неудачница?
— Кто я сейчас?
— Сумасшедшая неудачница.
Надин прислоняется поясницей к перилам балкона. Бросает взгляд через окно в квартиру. Там лежат пустые бутылки из-под «Нитро». Кипа текстов, которые никогда скорее всего не будут спеты на большой сцене. Гитара, купленная в долг у хрыча Хойка. Его проклятый телохранитель до сих пор приходит, пытается выбить деньги. Те деньги, которые Надин тратит на обезболивающее, без которого не получится играть даже на репетиции.
Сколько она так продержится? Скорее всего, гораздо меньше, чем Ненси. Петь становится все сложнее, а это только начало пути. Пути в никуда?
— Наверное, я хотела бы жить в безумном мире.
— «Наверное»? — Мэйсер внимательно смотрит на Надин. — Или все-таки «точно»? Подумай хорошенько.
Девчонка думает. Устало чешет голову, зарываясь пальцами в растрепанный ирокез. Почему она сказала «наверное»? Разве ей хочется обменять собственную жизнь на благо для всех?
Надин качает головой.
— И правда. Мне плевать на мир, я просто хочу быть крутой.
— Даже если это значит жизнь в безумии и хаосе? Созерцание постоянного разрушения? Принятие того, что ничто никогда не будет хорошо?
— Даже если, — кивает Надин.
Из коридора доносится звонок. Мэйсер кивает подбородком в сторону квартиры.
— Иди, открой. Если это правда то, чего ты хочешь.
Надин хочет. Она хочет бороться. Поэтому идет к двери. За ней стоит боблин.
— Газета, — бурчит мелкий, и Надин почему-то знает, что его зовут Кузнецовым. — В следующий раз надеюсь на чаевые.
Девчонка принимает свернутую в трубу бумагу. Боблин неуклюже спускается по слишком высоким ступенькам. А Надин смотрит на портет, изображенный на главной странице.
Детектив, спасший Освобождение.
На фотографии — фигура сильной, крутой девушки. Она стоит боком к смотрящему, схватившись за собственный бицепс. На плече заметна татуировка: «О-3-18». Губы растянуты в победоносном оскале. Видна кобура, из которой торчит массивная рукоять револьвера. «Я Шайль!» — гласит первая строчка.
— Ты Шайль, — шепчет Мэйсер на ухо.
Надин роняет газету на пол. Чувствует, как боль нарастает, электрическим импульсом проносится по спине, зажигая мышцы. Мышцы, но не худого, изможденного тела — а здорового, сильного. Глаза перестают видеть, уши слышат лишь чей-то крик. Далекий, но приближающийся. Нарастающий. Он заставляет вспомнить кое-что очень важное.
***
Пистолет нацелен на Надин. Малявка кричит. Мимолетное мгновение — затвор отходит назад, выстреливая гильзу. Пуля ударяется в стену. Волколюд удивлен.
Шайль прыгнула слишком быстро, чтобы ее можно было остановить. Сила сорока килограммов собирается на кончиках клыков, которые вгрызаются в чужую плоть. Волколюд не успевает ничего сделать — шмат его глотки отбирают навсегда, вместе с ним забирая шансы на жизнь.
Девушка рвет. Ее не остановить, она жива и она защищает. Кровь хлещет из разгрызенного горла, стекает по лицу и шее Шайль. Она седлает волколюда и наносит сильный удар в висок. Костяшки бьют снова и снова. Сила. Триумф. Превосходство.
Ванёк не сопротивляется. Он умирает под градом ударов, чувствуя удивительное бессилие перед разъяренной фурией. Обезумевшая девушка хохочет, запускает пальцы в рваную рану на глотке. Хватается. С утробным рыком тянет на себя и вверх. Поднимается. Ярко-красные кроссовки упираются в мертвое тело. Голова с чавканьем отрывается от плечей. Позвоночник, окутанный нитями нервов, выходит.
— Я! — рычит Шайль. — Здесь! Хищник!
Трофей летит в мужчину. Детектив выхватывает пистолет из ослабевших пальцев волколюда и вскакивает на столешницу. Направляет ствол на мишень.
— Говори.
Мужчина теряет сознание, превращаясь в размякший мешок потрохов. Испражняющихся.
Надин стоит в стороне. На коленях. Упираясь ладонями в пол. Ее глаза полны слез. Лицо перекошено в ужасе, удивлении… страдании.
Шайль жива? Шайль жива. Пуля прошила верхнюю часть черепа, лишь оцарапав мозг. Впопыхах такую деталь сложно подметить. А в драке с волколюдами это важно.
Детектив вздыхает, опускает пистолет. Спрыгивает на пол, пошатываясь, бредет к трупу. Падает на колени и вгрызается. Надин не мешает. Надин не в силах.
***
— Всю прическу испоганил, засранец, — жалуется Шайль, даже без зеркала зная, что на голове сейчас бардак.
Надин молча прижимается к защитнице. Тискает ее, утыкаясь мокрой от слез щекой.
— Ты чего, малая? — детектив недоуменно гладит подругу по голове. — Ты чего расклеилась?
— Я думала, ты все…
— С луны свалилась? У нас работы еще куча. Освобождение гниет. Если я сдохну, кто разгребет все это дерьмо?
— Ты лучшая, Шайль, — Надин поднимает заплаканные глаза, из которых брызжет новая порция слез. — Как ты можешь быть такой крутой?
— Лакричные палочки творят чудеса, — отшучивается детектив.
Или не отшучивается? Из кармана куртки показывается бумажный сверток. В котором… сладость. Во имя нечестивых боблинов, Шайль и правда успела прихватить с собой порцию сахара?
— Будешь, малышка?
— Буду! — истерично всхлипывает Надин и разворачивает бумагу, доставая оттуда вкусняшку.
Ее острые клычки не оставляют угощению ни единого шанса. Шайль с улыбкой проверяет остаток патронов в пистолете. Обыскивает мертвого, поеденного волколюда и достает из кармана его штанов еще пару магазинов. Такого боезапаса хватит, чтобы решить все проблемы в О-1, с которыми девушки могут столкнуться. Пятьдесят восемь выстрелов из пистолета — да кто от такого откажется? Точно не детектив.