«Соловей» лежит на столе. Пистолет назван не просто так: его «трель» способна тронуть почти любое сердце. Или иной орган, смотря куда нацелиться. Двадцать патронов в магазине, при достаточно небольшом размере оружия, делают из «Соловья» компактную машинку для расстрела врагов.
Шайль задумчиво щелкает рычажком переключения режима огня. Туда-сюда. Отчасти ей повезло, что Ванёк предпочитал стрелять одиночными. Отчасти… отчасти нет никакого удовольствия в полученной ране. Лучше бы умерла от очереди в голову.
— Можно аккуратнее? — шипит детектив, кривясь и убирая руку от пистолета.
— Прости, но я тебе не врач! — Надин раздражена, но начатое бросить не может: игла должна закончить свой путь.
Зашивать голову — не самое легкое занятие для пацифиста. Но девчонка не сдается. Ловкость пальцев и наставления Шайль кое-как помогают перебороть нервозность.
— Выглядит ужасно.
— Еще бы, — фыркает детектив. — Не переживай, скоро зарастет.
— Тогда зачем зашивать?
— Потому что я не хочу ходить с раскроенной головой. Давай… Ты сможешь. Ты ведь умница.
Надин не считает себя ею, но старается. Шайль внимательно смотрит на привязанного к стулу мужчину. Воняет, уродец.
— Готово, — девчонка выдыхает, с тихим щелчком ножниц перерезая нить.
— Ты лучшая, — Шайль поднимается, мимолетом чмокает подругу в щеку и засовывает «Соловья» за пояс. — Еще одна задачка: приведи придурка в чувство.
— Что-о?!..
Детектив на ходу разводит руками, направляясь в неизвестную сторону.
— Я умоюсь и вернусь!
***
— Для чего нужен этот препарат?
Шайль курит, опирается на стол, неторопливо притоптывает.
— Кто его делает?
Шайль ходит из стороны в сторону, потирая разбитые костяшки.
— Что это значит?!
Шайль прислоняет ствол «Соловья» к виску, игнорируя и без того напуганное лицо.
— Ладно. Кто теперь заказчик?
Шайль задумчиво кивает, закуривает еще одну сигарету.
— Как это можно отследить?
Шайль с тяжелым вздохом закрывает за собой дверь. Надин подскакивает со стула, торопливо приближаясь.
— Что-то сказал?
— Много всего. Но ничего, что было бы полезно. Пойдем на улицу. Здесь воняет.
На ходу девчонка спрашивает. Шайль отвечает коротко, размышляя о другом: выстрелы из квартиры ведь никто не мог слышать? Вряд ли у здешних особняков такие же тонкие стены, как в О-3 или О-2. Богатство требует тишины и приватности.
Пустая улица перед домом подсказывает, что никто из соседей действительно ничего не услышал: полицию не видно. Это логично, иначе бы у Шайль не было времени на допрос.
Надин поднимается на цыпочки, чтобы осмотреть рану.
— Почти зажила…
Шайль раздраженно хватает девчонку за плечо.
— Мне нужно, чтобы ты переждала где-то в безопасном месте.
— В смысле?
— Я иду к мэру.
— Прямо сейчас? Ты вся в крови… — Надин выглядит не столько удивленной, сколько растерянной.
Шайль морщится, мотает головой.
— Время терять нельзя. Просто пережди где-то, не привлекай внимания. Может, выпей кофе. Развлекись как-то тихо, короче, — детектив достает из кармана рубли и впихивает их в ладошку Надин.
— Я хочу с тобой!
— Нельзя со мной. Жди в конце дня возле «Премиума». Если я не вернусь, даже не пытайся выходить из О-1. Прячься до последнего, пока все не затихнет. И не спорь. Пожалуйста, — девушка хлопает подругу по плечу, приободряя.
Надин останавливается, расстроено глядя вслед Шайль. Девчонка не особо понимает, почему детектив выглядит настолько обеспокоенной. И вряд ли поймет: Шайль так и не сказала главную правду.
***
Мэйсер торопливо шагает рядом. Шайль курит, игнорируя недовольные и удивленные взгляды прохожих.
— И что ты планируешь делать? — спрашивает следователь, недовольно разводя засунутыми в карманы куртки руками.
Полы приоткрываются, являя старую рану. Ту, от которой парень умер.
— Закончу дело Бибика.
— Ты ведь понимаешь, что происходит на самом деле?
— Да, понимаю.
— И все равно лезешь?
— Вариантов нет. Либо я спасаю этот город, либо мне придет конец вместе с ним.
Шайль услышала лишь раздраженное цоканье языка. Обернувшись через плечо, обнаружила, что Мэйсер пропал. Остановилась ненадолго. Медленно кивнула своим мыслям и пошла дальше.
Допрос информатора дал чуть больше информации, чем детектив рассчитывала. К сожалению, Шайль редко задумывается, хочет ли она слышать честные ответы на свои вопросы: просто спрашивает, а потом пытается разобраться с услышанным.
И теперь Шайль знает, что она доведет все до конца. Потому что позади только могила.
Ей хочется отступить куда-то в сторону, сойти с пути. Очень хочется. Потому что то, чего она коснулась в расследовании об убийстве Бибика, вызывает отвращение. Естественное желание отпрянуть, одернуть руку. Но если отступит — упустит шанс сделать что-то стоящее. Всю свою карьеру Шайль только и делала, что изучала уже совершенные преступления. Теперь же ей впервые дан шанс исправить то, что может случиться.
Надо только поговорить с мэром. Добраться до него, услышать подтверждение информации и передать предложение Гэни. «Соловей» за поясом поможет…
— Мисс, остановитесь!
Поставленный голос, уверенная интонация. Это очевидное требование, и Шайль очевидно не собирается ему подчиняться.
— Мисс! — полицейский выкрикнул еще раз.
И это стало хлопком сигнального пистолета: Шайль сорвалась с места и побежала. Детективу неважно, почему ее пытаются остановить. Проверка документов, разводы крови, разбитые костяшки рук или допрошенный наконец-то выбрался из веревок и передал наводку на Шайль…
Сейчас любая остановка приведет к неизбежной заминке. Поэтому детективу приходится бежать. Ярко-красные кроссовки отбивают четкий ритм по тротуару, воздух размеренно выходит через клыки. Шайль хорошо бегает, потому что этому пришлось учиться с детства.
Позади завизжала сирена полицейского автомобиля. Из рупора продолжили доноситься требования. Шайль чуть не сбила с ног прохожего и забежала в переулок. Называть его так немного стыдно — это просто вычищенный до блеска проход между домами. Вовсе не похоже на те мрачные переулки, которые можно увидеть в О-3.
Быстрее. Шайль заново набирает скорость, сброшенную до этого. Дистанция короткая — детектив почти что выпрыгивает с другой стороны переулка.
— Ох!.. — выкрикнула женщина, получившая толчок плечом.
Шайль таранит все, что не успевает уйти с пути. Выбегает на проезжую часть. Автомобилей мало, поэтому они вовремя дают дорогу «обезумевшему» пешеходу.
— Остановитесь!
Жест выходит слишком торопливым, чтобы его можно было рассмотреть как следует, но детектив очевидно выбросила в сторону полицейских руку с оттопыренным средним. Шайль знает, что в О-1 не будут стрелять без очень веской причины. Таких девушка пока не дала. Пусть попробуют поймать.
Ратуша виднеется впереди. Шайль выбегает на парковую зону, и тут разогнаться получается лучше. Пространства между деревьями хватает с избытком, а люди почти не сходят с тропинок.
Какая-то собака, наверняка домашний любимец, начала лаять и бежать за Шайль, решив, что это какая-то крутая игра. Хозяин растерялся, не успев вовремя остановить питомца: пес быстро поравнялся и вместе с Шайль унесся на приличное расстояние. Отвратительно воспитанная собака.
Дышать становится все труднее, но детектив отчаянно цепляется за скорость. Нужно быть быстрее, нужно успеть… Как только она доберется до ратуши, станет гораздо легче. Поэтому Шайль постоянно косится на собаку. Она поддерживает темп.
Перепрыгнуть через полосу кустов. Детектив приземляется по ту сторону, едва не снесши телом коляску с младенцем. Мать успела только вскрикнуть: Шайль вскочила и побежала дальше. Ратуша, вот она, прямо через дорогу…
Полицейский автомобиль тормозит перед ней, блокируя дорожное движение. Дверца распахивается, выскакивает крепкий парень, тут же хватается за дубинку на поясе.
— Стой же, стер!.. — начинает кричать, но запинается, не договорив.
Ведь ярко-красная кроссовка впечатывается в плечо, а Шайль взлетает на крышу автомобиля. Спрыгивает с него на дорогу и бежит дальше. Полицейские орут, бегут следом…
***
В холле сегодня довольно тихо. Девушка, отвечающая за запись на встречу с мэром, весь день клюет носом. На ее блестящем, отполированном золотом значке написано: «Мираль». Так зовут работницу.
Мираль сидит за стойкой. С унылым лицом листает журнал. В предыдущие дни холл разрывался. Владельцы бизнеса, представители торговых компаний, работники из О-2… Все, кто успел оттуда сбежать или кто был связан с этим районом, хотели добиться от мэра ответа. Именно от мэра.
Ну вы знаете этих активных граждан. Им мало газет, им мало сплетен в бакалейных лавках, магазинах и кофейнях. Они считают своим гражданским долгом встретиться с самым высокостоящим должностным лицом в городе и лично высказать возмущение. И раз уж это вполне возможно…
Поэтому сегодня Мираль особенно уставшая. Настроение изрядно испорчено, и даже относительно тихий денек не способен это исправить. На улице тепло, солнечно. Девушка почти что потеет в душном холле: охладитель так и не смогли починить, поэтому демонтировали его и пообещали заменить. Ага, как же. Большая часть складов была в О-2. Чем заменять собрались — так и не сказали. Происходящее попахивает кризисом, но Мираль это не волнует. Сегодня последняя смена за стойкой, в следующие три дня можно отдохнуть. Она выпьет кофе с подругами, может, встретится с каким-нибудь мужчиной… И каждую ночь будет лежать на диване в обнимку с котом и читать журналы.
Мираль мечтает об этом. Но мечтам суждено прерваться, ведь дверью хлопнули. Так, как никогда до этого. Даже за предыдущие дни. Девушка вздрогнула, вскочила, через стекло посмотрев на вбежавшую в холл сумасшедшую. Растрепанные бело-красные волосы, перепачканное красным лицо, черная одежда и красные кроссовки. Куртка полицейского образца на плечах добавляет абсурдности. Мираль не знает, как реагировать, но ей и не дают шанса. Забежавшая в холл уже захлопнула за собой дверь, а потом…
Подперла ее диваном? Мираль лишается дара речи, во все глаза наблюдая за происходящим. Казалось, что сильнее удивиться уже не выйдет. Но в дверь начали ломиться. И если бы не еще один диван, который незнакомка успела подтащить, возможно, что вломились бы.
— Извините?.. — Мираль не знает, что еще сказать в такой ситуации.
Как минимум потому, что эти диваны если и перетаскивались кем-то, то только парочкой крупных работников. Парней. А не одинокой девушкой в куртке полицейского.
— Извиняю, — хрипло отвечают с той стороны стекла. — Мне нужно встретиться с мэром Совински.
Мираль смотрит на блестящие зеленые глаза, на клыки, заметные при разговоре, и начинает осознавать: сегодня очередной день кризиса, настигшего Освобождение.
— Вы волколюд? К сожалению, встреча с мэром для людей вашей расы… — бормочет Мираль и вздрагивает, когда по стойке ударяют кулаком.
— Мне нужно. От этого зависит судьба города.
— Простите, я вынуждена сообщить в полицию!.. — лопочет Мираль, пытаясь вернуть себе хоть каплю самообладания.
— Я — Шайль. Я зарегистрированный волколюд, я работала детективом, пока не началась вся эта херьня. И у меня важный разговор к мэру.
Мираль теряется. Обычно волколюдов не пускают в ратушу. Их вообще мало в О-1. Это район для культурных людей. Откуда здесь оказался этот шумный зверь? Еще и заявляет, что работал детективом.
Работница приемной вдруг понимает, чем перепачкано лицо и волосы посетительницы. Это кровь. Дверь за спиной Шайль содрогается от ударов, но диваны даже не собираются сдвигаться в сторону.
— Извините, у нас сегодня не приемный день, мэра нет на месте, — Мираль ляпает первое, что приходит в голову.
Девушка вдруг понимает, в чем главная неприятность ситуации. Охранник, который обычно сидит в холле, как раз отошел за чашкой кофе. В кофейню. Которая в сотне метров от ратуши. То есть, единственный человек, который мог бы помочь, все еще на улице.
Видимо, Шайль благоволит сама судьба: охранники не имеют право покидать ратушу даже ненадолго. Но тут все оказались слишком расслабленны после пары напряженных дней. Курьез.
— У вас каждый день — приемный, — спокойно сообщает Шайль, тыкая пальцем в табличку с графиком. — Сегодня работа до третьей доли дня, но я вовремя.
Мираль оборачивается на часы за спиной. Стрелка ехидно замерла на середине второй доли дня.
— Простите, я не могу пустить волколюда без сопровождающего, — упирается работница.
— Прощаю, — спокойно отзывается детектив, доставая из-за пояса пистолет.
Мираль непонимающе смотрит в дуло. Голос Шайль становится отдаленным:
— Есть два варианта. Первый — ты помогаешь мне встретиться с мэром. Второй — я выстрелю и сама пойду к нему. Оба варианта меня устраивают, так что надо решить прямо сейчас.
— Вы понимаете, что вы творите?.. — шепчет Мираль.
Она все еще не до конца осознает, что именно на нее направлено. Оружие работница если и видела, то в кобуре охранника. Но смотреть прямо в темноту, скрывающую смерть, не доводилось.
— Да, я понимаю. Я решаю судьбу города, ломая палки, которые мне вставляют в колеса.
Шайль немного лукавит: ей никто целенаправленно не мешал. Просто темп, взятый детективом, не поддерживается законом. Шайль в кризисный период пытается брать штурмом каждую зацепку, лишь бы довести начатое до конца: зашить раскроенную голову проклятого Освобождения и расслабиться.
С другой стороны, детектива можно понять. У нее на руках странные карты, которые надо либо разыгрывать сразу, либо без промедления кидать в «отбой». Никто не даст времени. Потому что Освобождение кровоточит, а дело Бибика скрывает под собой политическое недоразумение. Которое готовится набрать невероятные обороты.
Тем временем Мираль держит паузу. И только многозначительный щелчок взведенного курка заставляет ее приступить к делу:
— Пройдемте со мной, я вас отведу! — натянуто улыбается работница, хватаясь за ключ.
Вряд ли в этом есть смысл, потому что сейчас в холле кроме Шайль и Мираль никого нет. Тем не менее, работница от неприятностей подальше закрывает за собой дверку. Сегодня уже случилось одно нарушение правил, ставшее критическим: охранника наверняка уволят, как только выяснится, почему этого урода не было в холле. Никакие оправдания не помогут. Даже если ситуация с окровавленной волколюдкой не приведет к катастрофе.
Кабинет, в котором принимает мэр Совински, оказался не так уж далеко, вопреки ожиданиям Шайль. Всего лишь завернуть в коридор и дойти до пятой двери слева. Мираль стучится, ожидая ответа с той стороны, а детектив задирает голову: она помнит, что в ратуше огромное количество этажей.
Если мэр сидит на первом, то кто сидит на верхних? Уборщики? Ха-ха. Картинка сложилась как раз в тот момент, когда Мираль дождалась ответа и схватилась за ручку двери.
— Погоди-ка, — Шайль перехватывает предплечье работницы. — Ты меня дуришь?
— В смысле?.. — удивленно спрашивает Мираль.
— За этой дверью нет мэра.
— Он там!
Шайль вздыхает и отталкивает работницу от двери. Трет переносицу стволом пистолета, пытаясь понять мысль, которая сидит в голове.
— Стой здесь. Убежишь — по запаху найду.
Мираль нервно кивает. Шайль толкает дверь. За ней — скромный кабинет. За столом сидит мужчина. Бодрый. С гладким лицом. Мэр Совински, прямо с плаката.
— Вы посетитель? — вежливо спрашивает мужчина, сцепляя пальцы в замок.
— Да. Вы мэр Совински? — Шайль не торопится заходить в кабинет.
— Вы пришли по адресу. Проходите. О чем хотели поговорить? — мужчина делает приглашающий жест, указывая на стул напротив.
— Вы мэр? — повторяет детектив.
Мужчина хмурится. У него тоже последние несколько дней были очень неудачными и нервными. А теперь на пороге стоит девушка в полицейской куртке. Еще и с лицом… что-то не то.
Ах, если бы мужчина мог надеть свои очки!
— Проходите пожалуйста, — повторяет мэр.
— Ответь на вопрос, придурок. Ты — Совински?
Мужчина уже много раз слышал этот вопрос. Многие не верят. Поэтому отвечать научился так, чтобы убеждать, но не нарушать закон о неподдельности личностей:
— Вы пришли к мэру поговорить, и у вас есть шанс поговорить. Не тратьте мое время, я очень занятой человек. Садитесь и говорите, что у вас за проблема.
Посетительница поднимает руку. Мужчина легко узнает пистолет.
— Стойте!!! — вскрикивает, вскидывает ладони. — Я не мэр, я не мэр, не стреляйте!
Мужчина может пойти на косвенную ложь, если перед ним сидит недовольный банкрот. Может соврать какому-нибудь юному студенту, который хочет пообщаться с мэром для своей дипломной работы. Мужчина может хитро врать кому угодно, но только пока за это платят рубли и пока нет риска для жизни.
— То-то же, — сплевывает посетительница и закрывает дверь.
Мужчина с облегчением выдыхает. Он чувствует, как руки бьет нервная дрожь, как подмышки неприятно потеют. Ему очень хочется потереть лицо, но это размажет толстый слой грима. В котором он задыхается.
Если бы десять лет назад кто-то сказал молодому студенту, что учеба на актера приведет его в эту ратушу, в это кресло… он бы отказался от своих амбиций и пошел бы на какой-нибудь завод в О-2. Так проще. Жить без иллюзий, без шанса увидеть, как рушатся все те мечты, что выстраивались детским разумом…
Никому не нужны действительно хорошие пьесы. За них почти не платят. Зато за лживую, стрессовую работу двойника — платят. Слишком хорошо, чтобы можно было держаться за глупые надежды и идеалы.
***
Настоящий мэр Совински отложил ручку и вытянул ноги, упираясь носками тапочек в стенку письменного стола.
— Доминик, пожалуйста, потерпи несколько месяцев, — терпеливо попросил мужчина, обращаясь к изображению, транслируемому кристаллом. — Я не говорю «нет», я прошу подождать. Ладно?
— Хорошо. Просто чтобы ты знал…
— Я знаю. Мы потом еще раз обсудим. Идея замечательная. До связи.
Палец мэра стукнул по кристаллу, обрывая звонок. Взгляд перевелся на другое изображение. Суровое лицо начальника полиции было обеспокоенным.
— Что там сейчас? — спросил мэр.
— Я отозвал всех.
— Молодцы. Не надо шуметь.
— Вы уверены? Она может стать проблемой…
— Все хорошо. Занимайтесь ежедневным патрулированием, с остальным я разберусь.
— Мэр, если с вами…
— Не трать мое время, — вежливо улыбнулся Совински.
— Простите. Берегите себя.
Начальник полиции отключился самостоятельно. Мэр вздохнул, помассировал виски. Лицо его было изможденным. По-настоящему. Горожане Освобождения думают, что мэр — это некая публичная личность, которая всем обязана своим местом в ратуше. Едва ли кто-то понимал реальную картину. Впрочем, Совински знал, что самый лучший инструмент влияния на массы — это коктейль из лжи и правды. Актеры, усаженные на первом этаже, это та самая доля вранья, которая необходима.
Совински продолжил писать. Бумаги, разложенные по столу, касались самых разных вещей. Некоторые требовали «слепые подписи», некоторые — детального ознакомления. А некоторые мэру нужно было исписывать от и до. Сейчас мужчина заполнял.
Говоря откровенно, Совински слишком умен для должности мэра. Он знает, что мог бы вполне неплохо справляться с ролью одного из членов совета Всемирья. Но что-то, как всегда, пошло не так.
Даже по данным тестирования Совински — гений. Его мозг способен одновременно анализировать несколько разных вещей. Его усидчивость почти неподражаема. Рациональный подход находится в идеальном балансе с живым воображением. Мэр — человек, который способен руководить любым процессом, принимать самые сложные решения и находить выход даже в комнате без дверей и окон. Но он сидит здесь, в кресле мэра Освобождения. Пока человек, который и в подметки не годится Совински, ютится в столице Всемирья.
Несправедливость? Нет. Совински никогда бы так не сказал. Он склонен считать, что это — результат недостаточно хорошо просчитанного уравнения. Мэр ошибся, и он даже догадывается, в чем именно. Поэтому все сложилось не лучшим образом. Ему приходится работать на износ в городе, который не сможет окупить подобные вложения. Лучшие годы Совински уже отдал. Впереди только постоянные дозы витаминов и лекарств, чтобы мозги продержались еще хоть десяток лет. Потом наступит выгорание, а вместе с ним и конец «карьеры» в политике.
В конце концов, мэр стал заложником собственного перфекционизма. Он мог бы позволить Освобождению сгнить, но это было бы бессмысленным прожиганием таланта. Совински не сможет подняться выше, его не пустят. Поэтому, удовлетворившись местом в ратуше одного из самых проблемных городов Всемирья, Совински работает. Как идеально отлаженные часы, лежащие в кармане нищего воришки. Слишком шикарно, но выбора нет. Мужчина не может прекратить свою работу просто из-за того, что оказался не в том месте.
Поэтому… Да. Он делает то, что может. Получается неплохо. К сожалению, волколюды — слишком поганая раса, чтобы сделать из Освобождения нечто прекрасное. Но О-1… это гордость мэра. Тут все работает как надо. Потому что нет зверья, а, значит, и проблем.
Когда дверь распахнулась, мэр уже закончил заполнять документ. Он сидел, сложив руки на груди и глядя на песочные часы. Одни из семи выставленных в ряд на столе.
— Здравствуй, Шайль, — здоровается Совински, протягивая руку и переворачивая часы.
Песок начал сыпаться.
— Вот теперь я верю, что это мэр. Вали отсюда.
Детектив грубым толчком выпихивает Мираль и закрывает за собой дверь. Совински поднимает взгляд и слабо улыбается:
— Сразу говорю — если ты наставишь на меня пистолет, я замолчу.
— Чего? — Шайль удивленно смотрит сначала на мэра, потом на «Соловья» в руке. — А, нет. Не буду. Я даже с предохранителя не сняла.
Пистолет прячется за пояс штанов.
— У нас один оборот часов, — Совински стучит пальцем по деревянной дощечке. — Это одна пятая доли, если быть точным.
— Отлично, — Шайль кивает, приближаясь к столу. — Больше не понадобится.
— Тогда приступим. Кто будет говорить первым? — Совински расслабляется в кресле, наслаждаясь подвернувшейся возможностью отдохнуть.
— Давайте я, — предлагает детектив, усаживаясь на стул и вынимая сигарету. — Вы не против?
— Кури. Я бросил пару лет назад. Для здоровья вредно.
— Ха. Я все никак не брошу. В городе воняет.
Зажигалка с щелчком подпаляет сигарету. Шайль делает затяжку и выдыхает в сторону. Хмурится. Совински ждет слов. Его лицо, постаревшее раньше времени, не выражает ничего, кроме вежливой полуулыбки. Взгляд совершенно спокоен. Шайль это нравится в каком-то смысле. Она устала от сложных собеседников.
— Я пришла прояснить ситуацию. Я детектив…
— Знаю, — перебивает мэр. — Вкратце — ты детектив из агентства «Заря», которое сейчас расформировано. Ты занималась расследованием убийства фармацевта, закрыла дело, повесив преступление на родную сестру убитого. Та дала признание. Но ты продолжила расследовать.
— Угу, — Шайль не удивляется осведомленности мэра.
Скорее, ей это тоже нравится. Она слушает дальше, курит и изучает текущую струйку песка.
— И расследование привело тебя в О-1, ко мне. Ты пришла сюда с некой Надин, про нее я много не знаю. Вы тут успели натворить бед, и теперь ты у меня в кабинете. Теперь можешь заполнить пробелы в моем рассказе.
— Я выяснила немного про препарат, которым прикончили половину города.
— Чуть больше трети, — поправляет Совински.
— И я пришла, чтобы передать слова лидера одной из общин.
— Тут можешь подробнее. Я знаю, что О-1 собираются штурмовать. Какие еще новости?
— Не все волколюды хотят войны, — Шайль небрежно стряхивает пепел на ковер. — Община «ВолкоЛЮДЫ» хочет договориться с вами.
— О чем? — мэр утомленно потирает виски. — Говори быстрее, я не могу терять много времени.
Шайль хмурится, пытаясь сформулировать так, чтобы не быть перебитой в начале.
— Если члены общины ударят в спину тех, кто штурмует О-1, вы разделите власть с лидером?
Совински выдыхает. Два раза стучит пальцами о столешницу.
— Расскажи про лидера.
— Мелкий пацан — Гэни. Им можно манипулировать. Он пацифист, — Шайль пожимает плечами.
— Тогда почему? — Совински хмурится. — Ты ведь понимаешь, что пацан не будет на одном уровне со мной? Просто не вытянет. Это невыгодное для вас предложение. В чем подвох?
— «Подвох»?
— Да. Говори прямо, иначе у нас диалог не сложится.
— Подвох только в том, что брат у этого пацана постарше. Скорее всего, именно он настоящий лидер, вот только подробностей я не знаю.
— Ты пришла неподготовленной, — недовольно замечает мэр. — Это несерьезно.
— Я детектив, а не политик. Меня не интересуют такие мелочи.
— Хорошо. Допустим. Почему община решила предать других волколюдов?
— Потому что они пацифисты. Такие, какими могут быть зверолюды. Они за мир и любовь, но это не мешает им прибивать к столбам тех, кто нарушает правила.
— Я знаю их принципы. Я не понимаю, в чем для вас всех выгода.
— Объясните, — просит Шайль, выдыхая дым в сторону собеседника.
— Сейчас Освобождение переживает сложный момент, — мэр тянется к стакану воды, чтобы сделать глоток. — В О-2 полно тварей, которых нужно устранить. Волколюды из О-3 хотят захватить власть. Они не смогут, это понятно. Я уже запросил поддержку армии, через пару дней в городе будет то, что политики называют прецедентом. У Всемирья начнутся большие проблемы с миром зверей, когда те узнают, что в Освобождении выкосили маленькую армию волколюдов. Может быть, это будет началом новой войны. Может быть, будут пересмотрены все договоренности между Всемирьем и зверолюдами. В любом случае, ситуация сильно поменяется. Это удобно вам, почему вы предлагаете замять происходящее? Есть какой-то подвох, и я хочу его услышать.
— Потому что это предлагает не община, а я, — уточняет Шайль. — Я надавила на Гэни и подтолкнула его к тому, чтобы он пошел на соглашение с вами. Ему интересно управлять городом наравне с людьми. Гэни сумасшедший, он даже не совсем волколюд. Просто тупой щенок, который не понимает, куда дует ветер. Пацифист.
— А тебе это зачем?
— Я хочу работать детективом. В Освобождении. Я не хочу уезжать и не хочу, чтобы зверолюды выбрались во Всемирье.
Совински по-доброму усмехнулся.
— Понимаю. У безмордых сложно с сородичами. Я готов дать тебе ответ, но сначала дослушаю. Что-то еще скажешь?
— Да. Я узнала подробности о препарате «Зверь».
— Нравится название?
Совински так внезапно переключает тему на что-то неважное, что Шайль удивленно моргает, зажимая пальцами докуренную до фильтра сигарету.
— Кинь сюда, — просит мэр, сделав несколько глотков воды и подставив почти пустой стакан. — Так тебе нравится название?
— «Зверь»? Не особо…
Окурок падает в воду, угасая с отчаянным шипением.
— Хорошо. Про препарат мы пообщаемся, время еще есть. Ответь сначала на один вопрос: волколюды действительно смогут эффективно ударить в спину собратьям, если я соглашусь?
— Смогут. Я им помогу.
— Нет. Не помогай, — Совински качает головой. — Для тебя будет другая роль. Они смогут сами сделать что-то достаточно существенное, чтобы у меня был повод взять Гэни в мэры?
— Да, смогут. Я уверена. У них достаточно волколюдов, это большая община, оружие у них есть. Проблем не возникнет.
— Даже с тварями из О-2?
— Это проблема тех, кто будет штурмовать. Им придется пройти через О-2. Они очистят дорогу, и ударить в спину не будет трудно.
— Ну хорошо. Тогда считай, что я согласен. Так даже лучше, мне не придется решать лишние проблемы, — Совински улыбается почти что по-дружески. — Думаю, с пацаном и его братом я как-то разберусь.
Шайль медленно кивает, пытаясь понять, стоит ли ей уточнить договоренность как-то еще.
— То есть…
— Да, Шайль, я согласен. Тебе достаточно сказать Гэни, что место в ратуше для него найдется. Если они отвлекут штурмующих, те быстро заглохнут под перекрестным огнем, а я с радостью задушу конфликт между Всемирьем и зверьми. Документы подписывать не будем, сама понимаешь, почему.
— Потому что это ненадежный договор?
— Именно. У нас нет третьей стороны, которая может выступать доверенным лицом. Есть только люди и звери, — Совински улыбается, заметив, что времени на разговор хватает с излишком. — С вашей расой всегда было сложно договариваться, и если говорить откровенно, то ты настоящая спасительница. Мне это нравится.
— Разве? — скептически приподнимает бровь Шайль, засовывая руки в карманы куртки.
— О да. Теперь поговорим о «Звере». О препарате, то есть. Расскажи, что ты узнала, а потом я возьму слово.
Детектив прочищает горло.
— Это средство для временного превращения в зверя, отсюда и название. Его первая версия должна была помогать и безмордым, но формула оказалась слишком нестабильной из-за разницы между человеком и волколюдом. Препарат разрабатывали бромпиры. Было несколько экспериментов, ни один из них не увенчался успехом, — Шайль запинается, вспомнив фотографии. — Либо летальный исход, либо трудноизлечимые последствия. Вскоре проект закрыли. А спустя несколько месяцев наработки выкупил кто-то. Я не знаю, кто. Но результат мы видим на улицах О-2, — Шайль взмахивает рукой в нужную сторону. — Много смертей, много превращений. Полный отстой.
Детектив заканчивает рассказ, на протяжении которого с лица мэра не сходила улыбка. Совински несколько раз моргает, вздыхает.
— Неплохо. Не так впечатляюще, как я ожидал, но… неплохо. Удивительно, сколько времени тебе потребовалось для того, чтобы разнюхать хоть что-то внятное.
— Примерно шесть дней. Разве это много?
— Когда дело касается подобного — да, очень много, — Совински удрученно кивает, останавливая взгляд на песочных часах. — От детектива ждут оперативной работы, когда дело касается настолько щепетильных тем. Насколько я знаю, за тобой замечено… не слишком ответственное отношение к работе.
— М, то-то я смотрю, мои коллеги раскрывают дело за делом, — сухо парирует Шайль. — Не то что я.
— Эй, я ведь не сказал, что ты плохо работаешь. Просто отметил деталь.
— Хорошо, — кивает детектив. — Вы хотели что-то сказать?
— Честно говоря, я не люблю так поступать с людьми… и волколюдьми. И девушками, в частности, — мэр с мучительным выражением лица чешет щеку. — Но в твоем случае у меня нет выбора.
Шайль напрягается. Рука тянется к рукояти пистолета.
— Сразу хочу сказать, что ты не пострадаешь, если все сделаешь так, как надо, — спешит уточнить Совински. — Но ты зря ко мне пришла.
— Да ну? Я всего лишь хочу спасти город.
— И ты это сделала! — активно кивает мужчина. — Я обеспечу тебя и Надин транспортом, который позволит быстро добраться в О-3. Ты действительно спасешь город, если Гэни сдержит слово. Вот только лично ты уже не спасешься.
— М-м? — Шайль сжимает рукоять «Соловья».
— Честно говоря, я думал, что дело Бибика не зацепит тебя. Ты легко выйдешь на Зельду и все закроется.
Детектив каменеет. Ей не нравятся эти слова. Пистолет выскальзывает из-за пояса, но пока еще не встречается взглядом с мэром. Тот продолжает:
— Но ты пошла дальше, и это было ошибкой. Наработки по «Зверю» выкупил не «кто-то», как ты выразилась. Всю эту идею купил совет Всемирья.
— Что?
— А ты как думала? Изначально препарат делал один очень эксцентричный бромпир. Он мечтал об идеале — хотел сделать боевой стимулятор, который позволит на несколько долей стать зверем. Хоть человеку, хоть бромпиру, хоть безмордому. Это прекрасная идея, она здорово помогла бы в войне на ледниках, — Совински криво усмехнулся, постукивая пальцами друг о друга. — Вот только он проебался. Несколько раз. Его формула никуда не годилась. Вся его команда дерьмовых ученых не была способна ни на что. Это просто позорно: тратить столько времени, денег и человеческого ресурса на нелепицу, которая предполагает больше, чем возможно.
— Твою мать, Совински…
Шайль чувствует, как сердце разгорается. Ей хочется вскинуть пистолет, прижать дуло к виску мэра, получить ответ прямо здесь и сейчас. Но она понимает, что ускорить рассказ не получится. Детективу уже дают информацию. Остается только выслушать.
— Поэтому бромпир умер. Ну-у… это грустное событие, я за него не в ответе, и очень этому рад. Проект замер на мертвой точке. Его некоторое время подержали на ней, а потом совет Всемирья великодушно выкупил формулу, которую этот придурок завещал своему недоумку-ассистенту. Тот с радостью отдал наработки за деньги. Страх смерти творит чудеса даже с бромпирами.
— Зачем ты все это рассказываешь? Мне плевать на ученых, говори о препарате, — поторапливает Шайль.
— Время есть, не переживай. Я рассказываю это, чтобы ты могла понять, насколько законы мешают своим же создателям. Чтобы ты понимала, в какое дерьмо вляпалась сама. Чтобы ты понимала то, что я скажу дальше. Слушай молча, — мэр вдруг замирает, двигает челюстью и хмыкает. — Дай-ка сигарету. Вспомню молодость.
Время бастовать. Шайль тоже закуривает, нервно сжимая фильтр губами.
— Так вот. Бромпиры держали патент на формулу и даже активно привлекали инвесторов. Поэтому было проще убить одного и поторговаться с другим, а не пытаться делать аналог. По итогу, наработки оказались в руках наших ученых. Мы решили снизить требования, чтобы сделать продукт более реальным. Теперь «Зверь» не просто стимулятор. Он обращает. Понимаешь, Шайль, если бы зверолюды более активно помогали в войне за Всемирье, сама идея препарата была бы бессмысленной. Но с вами трудно договариваться, а еще, вы постоянная угроза для других рас. Ультрахищники, которые в любой момент могут сорваться с цепи и начать вторую войну. Всемирье столько не осилит, даже со всеми технологиями и магией.
Совински небрежным движением стряхнул пепел в стакан с грязной водой.
— Поэтому мы решили сделать новую расу. В идеале — оборотни. Люди, которые умеют превращаться в зверей. Почти как вы, только менее кровожадны и более дипломатичны. Но пока что этого добиться трудно, поэтому… мы решили остановиться на варианте постоянного обращения в зверей. Думаю, ты уже столкнулась с результатами.
Пистолет радостно выныривает из-под стола, наводится на голову мэра. Шайль скрежещет клыками, морщится в ярости, смотрит с презрением. Совински лишь с усмешкой качает головой:
— Об этом и говорю. Стоит разговору повернуть не туда, и ваш контроль слетает. Но пистолет все еще на предохранителе, я так понимаю?
— Да. Потому что пока еще я себя контролирую, — рычит Шайль.
Ее рука трусится от желания вдавить крючок до упора, разнеся голову ублюдка. Но предохранитель на мозгах и на «Соловье» не позволяет.
— Контролируй дальше. История закрутится еще более лихо. Кстати, в молодости я тоже курил «Забастовку». Это неплохие сигареты, если смотреть в соотношении цены и качества, — мэр затягивается и хмыкает. — Очень неплохие и до сих пор. Так вот. Новая раса. Она не только поможет в войне на южных ледниках, но еще и позволит выдержать войну со зверолюдами, если такая случится. Это — идеальный вариант. Но нужно было тестирование. А где тестировать подобное средство? Конечно же в Освобождении. Так что препарат перешел под мой чуткий присмотр.
— Назови хоть одну причину тебя не убивать.
— Дам три, — спокойно отвечает мэр. — Во-первых, ты этим ничего не изменишь. Во-вторых, не я в ответе за пиздец, случившийся на днях. В-третьих, я хороший парень и мне рано умирать. Подходит?
— Говори.
— Отлично! Для тестирования я создал простую сеть. В основном, препарат малыми дозами растворяли в других лекарствах. Для этого я нанял человека, человек договорился с некоторыми подпольными фармацевтами, а те приступили к работе… Так как все это происходило в О-3, избежать внимания волколюдов не удалось бы. Поэтому среди лидеров общин я пустил слух, что этот препарат разрабатывается для того, чтобы помочь безмордым стать нормальными. Ловко, да? Сладкая пилюля для расовой гордости.
— Жить надоело?
Мушка слишком хорошо выглядит на фоне головы.
— Ладно-ладно, обойдусь без похвалы. Так вот. Волколюды прикрывали фармацевтов, а те кормили своих пациентов маленькими дозами препарата. Это не давало эффект мгновенного обращения. Можно было наблюдать за постепенной перестройкой организма, за его реакцией. Собирать данные. Собственно, фармацевты это и делали. Пациентам становилось хуже из-за лекарства, они возвращались к своим аптекарям, получали новую дозу… а аптекари записывали изменения в состоянии. В О-3 ведь нет больниц. Нищим некуда пойти за помощью. Эта схема была идеальной.
— Ты же понимаешь, насколько это отвратительно?
— Малые жертвы ради победы большого будущего, — мэр пожимает плечами. — Война сама себя не закончит, Шайль. Особенно война с теми, кто жаждет полного уничтожения Всемирья.
— И ради этого нужно калечить людей? Вы могли пытаться договариваться со зверолюдьми.
— Они ставят немыслимые условия. Ты понимаешь, что являешься представительницей расы фашистов? Вы хотите господства над всеми расами. Этот вид власти во Всемирье недопустим. Никогда один мирок не станет господствующим над шестью другими мирами. Это бред.
— Но вы могли манипулировать. Выиграть войну на ледниках. И тогда…
— И тогда сразу же проиграть зверолюдам. Нет, Шайль, ты детектив, а не политик. Не суди наши решения. Нам выгодно то, что большая часть вашей расы сидит в своем мирке, а те, кто выходят, оказываются под контролем Освобождения. Некоторые попадают в армию, некоторые живут в городе, создавая видимость культурного существования. Все в порядке, Шайль. Это компромисс. Нарушать его — значит рискнуть Всемирьем. И тем, что лежит за его пределами. День, когда зверолюды добьются господства, станет первым из последних дней для наших миров.
— Поэтому ваш выбор — создавать препарат, который ведет к гибели города и конфликту со зверолюдами?
— Не совсем. Я закончу рассказ, и ты поймешь. Моя схема работала как часы, все было прекрасно. Пока меня не подставили! Человек, которого я нанял для работы в О-3, внезапно поменял точку зрения на происходящее.
— Удивительно.
— И он рассказал обо всем волколюдам. Как итог — те распространили препарат критичными дозами. Где? В проклятом О-2, где люди жрут, пьют и веселятся. Фармацевты убиты, среди них не только Бибик. А целый город стал местом для гражданской войны.
— Откуда ты все это знаешь? Откуда мне знать, что ты не подстроил происходящее, а теперь пытаешься отвертеться от пули в лоб?
— Откуда я знаю? Мне прислали гребаное письмо! Полное сквернословия и угроз прикончить меня, сделать из Освобождения «свободный город зверолюдов» и все в этом духе, — Совински кинул окурок в стакан и потер лицо. — А откуда тебе знать, что это правда… Потому что я отозвал полицию. Иначе бы тебя давно повязали. В ратуше несколько входов, а ты одна и вооружена пистолетиком. Но, как видишь, ты сидишь передо мной, мы общаемся и нам мешает только подходящее к концу время.
— И что?
— Пойми, зверолюды для тебя такие же враги, как и для Всемирья. Не реагируй остро. Мы с тобой — друзья, насколько позволяет ситуация. Все остальные… это просто детали большого механизма, который тебя не должен волновать.
Шайль щелкнула языком. Слова сестры «погибшего» щелкнули в голове.
— Зельда знала?
— Зельда… Бибик ей рассказал что-то, наверное. То, что сам знал. Я не интересовался особо. Суд прошел спокойно, ее отвезли в тюрьму, история с ней закончилась. Суть в другом, Шайль. Пойми — если ты меня убьешь, ты не выберешься живой. И не спасешь Освобождение. А ведь ты его сейчас спасаешь, это заслуживает уважения.
Рука расслабляется. Пистолет прячется за поясом.
— Я понимаю. Но мне не нравится происходящее.
— Мне тоже! — Совински обиженно разводит руками. — Никому не нравится. Но факт есть факт: Освобождение нуждается в том, чтобы эта неприятная ситуация замялась. Ты даешь хорошую возможность, благодаря тебе Всемирье не загнется в войне на два фронта. Газеты жаждут сообщить о чем-то таком. После тяжелой недели нужна радостная весть!
— Только вот вы продолжите играть с огнем и разрабатывать препарат.
— Конечно. Но не переживай, я придумаю новую схему. Может, снова начнем экспериментировать на заключенных. Это снизит масштабы мобилизации, но для Всемирья это будет меньшим риском.
— Меня это уже не касается. Времени осталось мало, — Шайль кивает на песочные часы. — Раз мы договорились, я буду уходить. Нужно…
— Не торопись. Я еще не обсудил с тобой самое важное, — мэр откидывается на спинку кресла и подкладывает руки под затылок. — Твоя роль, Шайль. Как думаешь, какая она?
— Передать слова Гэни и перестать мелькать у всех на виду. Когда все вернется в норму, я вернусь к работе детектива.
— Не вернешься. Я подготовил к твоему приходу документ… это мое предложение тебе. Прочитай, — мэр передает со стола листок, исписанный идеальным почерком.
Шайль хмурится. Хватается за бумажку. Вчитывается. Слова разобрать не трудно, но смысл не торопится укладываться в голове. Девушке приходится несколько раз перечитать отдельные куски, чтобы поверить в написанное.
— Может, мне тебя пристрелить?
— Тогда умрешь ты и Надин, — мэр зевает, мечтая о ночи. — Не надо стрелять, Шайль. Если ты подпишешь эту бумагу, то еще настреляешься.
— Что мне делать на войне?
— А что тебе делать в Освобождении? Помнишь Дриля?
— Занудную занозу в заднице?
— Да. Эта «зэ-зэ-зэ» не просто так оказалась в вашем агентстве. Многие детективы показывали ужасный результат работы.
Мэйсер, сидящий на диване у стены, расхохотался:
— О да, мы засранцы!
Шайль поморщилась.
— И что?
— И то. Из всех своих коллег ты — лучший детектив. И в то же время худший. У тебя посттравматическое стрессовое расстройство. Это заключение не только Дриля, не только врачей, но и твоего начальника.
— И что? Я могу работать.
— Ты могла работать только в связке с Мэйсером. Без него ты неконтролируемая машина для убийств.
— Это разве что-то портит? Умирают преступники, а не невинные люди.
— Это портит имидж полиции. Это создает риски для всего населения. Это приводит к тому, что один дерьмовый детектив заходит в ратушу и угрожает оружием мэру. Недостаточно причин, Шайль?
— Так работал бы любой волколюд.
— Нет. Ты сорвалась, малышка. — Голоса Мэйсера и Совински сливаются в одно.
Детектив прикрывает глаза.
— Ты давно не можешь сосредоточиться, не так ли, подруга? — шепчет Мэйсер на самое ухо. — Тебе погано.
— Ты едва ли справляешься со своей работой, Шайль, — говорит мэр. — Ты не годишься для Освобождения ни в каком виде.
— Послушайте, я могу работать на вас. Могу! — Шайль откладывает документ на стол. — Я хочу жить в Освобождении, как любой другой волколюд. Разве не могу?
— Нет, — Мэйсер смеется. — Ты хочешь свалить отсюда, просто ты не знала, куда. Но теперь место нашлось…
— Прости, Шайль. Ты залезла слишком далеко, чтобы жить здесь, — Совински касается часов.
Песок перестал течь.
— Я специально рассказал всю правду. То, что ты узнала от меня, уничтожило твою нормальную жизнь. Если ты проболтаешься людям — они тебя будут презирать за очернение репутации мэра и совета Всемирья. Если проболтаешься волколюдам — тебя убьют как предательницу, ведь ты остановила освободительную войну. Смешно, да? Хотела как лучше, а подставила себя.
— Ты подставил меня. Я просто работала.
— Либо подписываешь документ и выполняешь все, что в нем написано… либо ты выходишь из ратуши и умираешь. Держи ручку, решай сама. Я пока сделаю звонок.
Шайль дрожащей рукой принимает ручку из пальцев мэра. Пробегается взглядом по документу.
Что тебе не нравится, детектив? Ты не хочешь убить того, кто предал мэра и весь город? Ты не хочешь дать интервью газетам, когда все кончится? Или ты просто не хочешь ехать на ледники?
Шайль кусает губу, слыша, как мэр разговаривает через кристалл.
— … Да, все в порядке. Она скоро выйдет. Не переживайте, я договорился.
Детектив поднимает взгляд. Если убить мэра — начнется война. Освобождение утонет в крови. И это будет людская кровь. Может, Шайль и не выберется из О-1 живой. Но зато ее раса сможет…
Захватить Всемирье? Подчинить его себе? А имеет ли это значение для Шайль?
Девушка вспоминает свою «семью». Отца, мать, братьев и сестер. Многие из них еще живы. Кто-то во Всемирье, кто-то в родном мире. Они все — полноценные. Они отвернулись от Шайль, потому что она не такая. Они позволили изгнать ее. Они предали ее.
Быть мертвой мученицей ради своей кровожадной расы? Или быть живой мученицей ради всех миров?
Последнее явно более значимо и соблазнительно. Тем более, она хочет спасти этот город. Дать шанс всему наладиться. Стать лучше.
Если верить документу, у Шайль будет целый месяц, чтобы насладиться жизнью перед тем, как ее отправят на войну с… димонами — огромными тварями, которые разорили мир бромпиров, вытеснили их и теперь хотят сожрать Всемирье.
Выживет ли она на этой войне? Шайль не уверена. Но ручка выводит уверенное «Shaile». Пусть будет так. Последнее убийство. Последний месяц жизни. А дальше — что-то новое. Опасное. Безумное. Но Шайль хотя бы не расстреляют. Значит, будет шанс отвоевать и вернуться… будет же?
— Мэр, — зовет детектив. — Я подписала.
— Умница. Я в тебе не сомневался, — улыбается Совински, принимая документ.
— Сколько мне нужно воевать, чтобы вернуться на гражданку?
— Как обычно, как и всем. Три года на ледниках — остаток жизни на свободе, — улыбается мэр. — Я думаю, ты без проблем справишься. После войны приезжай в Освобождение, буду рад видеть.
Шайль чувствует внутри странную отрешенность. Глаза пощипывает. Нос тоже. Обидно. Ее снова выгоняют. На этот раз из квартиры и города. Почему? Ну почему так?! Почему она просто не может жить?..
— А мне… можно оставить револьвер и куртку? — спрашивает, едва не плача, с усилием стискивает зубы, чтобы голос не дрожал.
Побитый злобными мальчишками щенок. Брошенный семьей. Без друзей. Без родины.
— Куртку — точно да, а вот… револьвер? Ты про «Левиафана М-3» говоришь?
— Да.
— На фронте дадут кое-что получше.
— Мне нужен мой револьвер. Рука привыкла.
— Ладно. Я… — Совински бросает взгляд на изображение, идущее от кристалла. — Друг, запросите у ребят на воротах серийник револьвера. И позаботьтесь, чтобы его окончательно закрепили за Шайль.
— Так точно! — бодро отвечает кристалл.
— Все улажено, — мэр поворачивается к девушке с улыбкой. — Рада?
— Да… так чуть лучше, — кивает Шайль. — Значит, мне нужно будет убить его?
— Как только договоришься с Гэни — да. Убей, пожалуйста. Тебе ведь не сложно прикончить преступника? Ты привыкла к этому, насколько я знаю. Потом можешь отдыхать. Я позабочусь о том, чтобы все журналисты в Освобождении узнали, кто спас наш город и Всемирье. Покупаешься в лучах славы, а?
Шайль отрешенно хмыкает. Поднимается.
— До свидания, мэр.
— Удачи, детектив. Автомобиль будет ждать вас с подругой у ворот в О-2. Надеюсь на твое благоразумие.
Девушка выходит молча. Дверь закрывается с приятным щелчком. Мэйсер стоит в коридоре и курит.
— Значит, решила жить в безумном мире, где ты крутая?
— Вроде того… Дашь покурить?
— Ого, вот это просьба! Ну, такую героиню грех куревом не угостить. Держи.
Пачка «Забастовки» раскрывается, и Шайль чувствует в пальцах реальную сигарету.
— Ты призрак? — тихо спрашивает, прикуривая.
— Не-а. Просто воспоминание, которое сводит тебя с ума.
— Мы даже не встречались… Мы просто коллеги. Что за херьня? Почему ты меня преследуешь?
— Ты носишь мою куртку, а ведь «мы не встречались». Только не говори, что тебе просто нравятся инициалы на спине. Не поверю.
— Тц. Не в этом дело, — Шайль косится в сторону от Мэйсера.
Там сидит боблин Кузнецов и шепчет:
— Я не хочу на войну… не хочу… не хочу… там не за что воевать… легче руку сломать… Мэйсер, сломайте мне руку, друг!
— Я бы сломал, но я гребаный призрак, — отзывается следователь, выдыхая облачко дыма. — Так что как-нибудь сами, коллега.
— А он, — кивает Шайль, — тоже детективом был? Я его не помню.
— Честно? Я вообще без понятия, почему ты видишь этого боблина. Вроде как он мой друг.
— Ясно. Хороший у тебя друг.
— Жаловаться не могу, мы с ним неплохо ладим, — Мэйсер кидает окурок на ковер и топчет его ботинком. — Лучше, чем с тобой.
— Почему?
— Не знаю. Так уж сложилось, что у нас не сложилось.
— А ты бы хотел, чтобы все было иначе?
Мэйсер засовывает руки в карманы куртки. Пожимает плечами.
— Ладно, — Шайль кивает. — Забудь.
— Мне нечего помнить, башка совсем пустая, — человек идет к боблину, постукивая по виску, и бросает напоследок. — Это наша последняя встреча, дальше ты сама. И не пей больше дрянь, она плохо влияет на мозги.
Шайль рассмеялась. Нервно, с натяжкой, зажмурившись. Ударила затылком о стену. Открыла глаза.
Куртка, на спине которой только две буквы, — «Ф.М.», — мелькнула в последний раз. Затем растворилась прямо в стене. Скоро причитания боблина стихли. Как и вялые ответы человека.
Девушка касается воротника. Иногда ей кажется, что на нем все еще запах ее единственного друга. Утраченного, почти забытого. Но вряд ли это что-то меняет.
— Ладно, это все херьня. Надо заканчивать и идти в отпуск. Я уже не выдерживаю.
Шайль бредет по коридору, засунув руки в карманы куртки. Куртки, на спине которой только две буквы…