Ей было больно. О да. Ужасно больно. Шайль терпела весь день, заполняя отчеты и объясняя случившееся Зойду. Толку от бинтов большого не было, приходилось терпеть.
И теперь девушка наконец-то дома. Ковыляет, хромая на подрезанную ногу. Доходит до кухонного стола, одна из ножек которого была малость короче других. Кидает сверток плотной бумаги на столешницу.
— Ужин подан, — бурчит, доставая из кармана пачку сигарет.
Весь день она не могла найти свободное время, чтобы покурить. И теперь настало время совершить это. Плевать, что пачка сильно помятая, а сигареты внутри надорвались и просыпали табак. Хоть одна уцелела ведь?
— Мать твою, — Шайль с раздражением кривится.
Ни одной целой. Придется курить то, что еще можно курить. Достав огрызок подлиннее, пристраивает фильтр на губах. Зато зажигалка все еще работает.
Шумно затянувшись, жадным движением дергает за один из концов нитки, развязывая бантовый узел на свертке. Разворачивает бумагу, шуршащую и трещащую под безжалостными пальцами.
Кусок сырого мяса, вымоченного в солинаде. Пахнет не только плотью, но и специями. Шайль чувствует, как слюна заполняет рот. Шайль наклоняется. Шайль с наслаждением вдыхает запах. Так сильно, будто пытается всосать еду носом.
— Великолепно… — восхищенно шепчет, не решаясь приступить к трапезе.
Тело болит, желудок возмущенно урчит, сознание слабеет, уступая животной натуре. Но Шайль не торопится. Подобное удовольствие можно позволить себе лишь раз в день. Большее получить за талон не получится.
Волколюды опаснейшие хищники на все шесть миров. Некогда свободные, теперь же — связанные законами Мирового совета. Питание мясом контролируют, не давая раскормиться. Устраивает ли это прирожденных охотников? Вряд ли. Но таковы законы чужого мира. Приходится соответствовать запросам цивилизации.
Шайль доводит себя до исступления. Нервно докуривает, не отрывая жадного взгляда от куска плоти. Втыкает окурок прямо в стол, оставляя на столешнице новый черный шрам. Касается мяса. Гладкого, сочного… Сжимает его, проталкивая пальцы вглубь волокон. Поднимает, откидывая прочь бумагу. Вгрызается, размазывая по лицу солинад и запах мяса. Жадно грызет. Рвет мясо клыками. Рычит. Чувствует, как зверь внутри обретает силу. Почти не жует, глотая прямо так. Куски мяса проскальзывают в желудок, оседая там приятной тяжестью. Это отодвигает на второй план все остальное: жажду, боль ран, усталость и плохое настроение. Все теряет значение, есть лишь волколюд и мясо. Сырое, вкусное мясо.
Шайль приходит в себя лишь когда язык начинает скользить по пальцам, слизывая остатки запаха. Моргает, уставившись на обнищавший стол. Вздыхает. Ее плечи поникают, взгляд теряет искру. Брови хмурятся. И настроение портится еще сильнее, чем до этого.
Детектив ругается. Поднимается, наступая на брошенную пачку сигарет. Та лежит на полу, одинокая и больше не нужная. Из холодного чайника льется кофе. Кружка с надписью «Собачка, гав!» привычно ложится в руку. Окурок, брошенный туда утром, тоскливо плавает на поверхности. Шайль отпивает, игнорируя запах табака. Бредет прочь из кухни, добираясь до своей спальни. Оставляет чашку лишь на один вдох, чтобы стянуть с себя кобуру и вытащить из кармана куртки удостоверение. После этого наступает время созерцания.
Шайль смотрит в небо. Неторопливо пьет кофе. Слышит шарканье тапочек по правую руку. Но голову не поворачивает.
— Уже вернулась? — громко спрашивает сосед.
— Ага.
— Как денек?
— Как всегда.
Шайль бросает взгляд на парня, который приобрел дурную привычку выходить на балкон в то же время, что и детектив. Привычка формировалась долго, пока сосед наконец-то не запомнил, когда девушка возвращается с работы. Иногда он поджидал ее, если Шайль задерживалась, а иногда — выходил чуть позже. Все зависело от самого детектива.
— То есть, «херьня»? — сосед легко запомнил любимое слово Шайль.
— Ага.
Девушка стабильно не обращает внимание на попытки парня привлечь к себе особое внимание. Так же, как и не обращает внимание на его клыкастые зубы и насыщенный цвет глаз. На его прическу, которая стала подозрительно похожей на прическу Шайль. На его сильные руки, вечно сжимающие перила балкона так, словно хотят сдавить до треска и щепок.
Обычный процесс заигрывания волколюдов, живущих по соседству. Походить друг на друга, демонстрировать силу, оказывать внимание. И запоминать буквально любую мелочь, касающуюся заинтересовавшей особи. Особи. Шайль знает, что она просто особь, у которой есть секрет. Как только дойдет до секрета — девушка потеряет даже это скромное звание. Станет просто неинтересной фигурой на соседнем балконе.
Может, поэтому девушка до сих пор ничего не сказала.
— Ты сегодня не куришь? Опять сигареты кончились? — спрашивает сосед. — Держи мои!
Шайль ловит пачку, несмотря на стрельнувший болью бок. Бросает взгляд на марку — ну да. «Перепел». В народе — «Перепил». Крепкие. С сильным запахом. Настолько, что он способен заглушить запах перегара. Или крови. Смотря кто курит.
— Спасибо.
Толстая и длинная сигарета лежит в пальцах непривычно. Пачка летит обратно в руки хозяина. Зажигалка щелкает. Несется дым, не такой едкий, как у сигарет Шайль, но гораздо более пахучий. Он быстро смывает запах мяса, оставшийся на губах. Настроение девушки улучшается. И она вдруг с удивлением ловит себя на взгляде, брошенном в сторону соседа. Голову пронзила короткая мысль: «А от его губ тоже пахнет мясом?», — но Шайль тут же себя одернула.
— Чего грустная? — спрашивает сосед, закуривая следом за девушкой.
— Луны не хватает, — отшучивается детектив, но ее поняли буквально.
— Да, знакомо. В нашем мире она большая и красивая. А тут… позорище, не луна. Еще и балкон выходит на драное небо.
Кулак парня с глухим стуком бьет по плотной материи несколько раз. Волколюд встряхивает кистью. Сплевывает куда-то прочь с балкона, вниз. Поднимает взгляд на Шайль, которая смотрит слишком неотрывно.
— А чего ты перебралась сюда? Не в О-шку, а в целом. В этот мир. Все забывал спросить.
Девушка задумалась над ответом. Не хотелось говорить правду, но и увиливать — тоже. Особенно врать. Поэтому в голове, наполненной усталостью, начали вяло перекатываться слова. Стоит ответить в духе волколюдов.
— Луна преследует меня даже днем. Я бегу от нее, пытаясь обрести покой, — хрипло отвечает Шайль.
— Ты тоже… — вздыхает сосед. — Мне жаль.
На короткий вдох слабая надежда загорается внутри детектива, но девушка не дает ей разрастись. Нет, этот волколюд не такой же.
— А где твой парень? — переводит тему сосед. — У вас сегодня тихо. Только твои шаги за стеной и слышно.
— Сначала скажи свое имя.
— Да, прости. Я Гириом. А ты — Шайль.
— М? — бровь девушки приподнимается.
Она никогда не знакомилась с соседями.
— Шайль… — хрипло стонет Гириом, содрогаясь всем телом. — Шайль! Ша… а… о да… ох, я кончаю!..
Девушка покраснела и отвела взгляд в сторону. Она поняла, что это не пошлая шутка, а обычная издевка. Слишком легко вспыхнули воспоминания.
— Угу, понятно, — отзывается, наблюдая за тлеющей сигаретой, которую смущенно крутит в своих пальцах.
— Не обижайся. Таким счастливчикам можно только позавидовать.
— Не переходи грань, мы просто соседи.
— Просто сказал к слову.
Тишина сгустилась. Но она была почему-то приятной. Шайль скосила взгляд и увидела улыбку Гириома. Усмехнулась в ответ. Несмотря на то, что не хотела позволять себе лишнего.
— Так где он?
— Концерт дает, — кисло ответила Шайль.
— А ты чего не с ним?
— На работе тяжелый день. Сил добираться нет. А там еще музыка громкая и… — девушка заткнула свой рот сигаретой. Выдохнула дым.
Иногда, сбрасывая личину детектива, Шайль с удивлением замечала, что становится робкой. Не во всем, конечно же. Может, виной тому раны и усталость. Сегодня еще и запал девушки неплохо прогорел. Теперь хотелось забыться сном, но волколюды не могут проспать всю ночь как какие-то люди. Хоть прибей, хоть пристрели.
— А что он играет? — Гириом невозмутимо закуривает вторую сигарету и бросает пачку на балкон Шайль. — Давай пообщаемся. Кажется, нам обоим нечем заняться.
— Какой-то рок. Или что-то такое.
Девушка наклоняется и достает себе еще одну сигарету. Окурок предыдущей бросает в кружку с остатками кофе. Закуривает и перебрасывает многострадальную пачку соседу.
— Рок? Да ни в жизнь не поверю, что кто-то позвал волколюда на рок-концерт. Ты что, собиралась пойти?
— Вроде того.
Дым красивыми завитушками струился кверху, робко касаясь темного неба.
— Да ну. Ради чего? Хочешь оглохнуть, что ли?
Шайль только улыбнулась.
— А если я в детстве мечтала быть рок-звездой?
— Ну да, ну да. Простите, будущая королева, — Гириом насмешливо поклонился. — Я не знал, что Тихая Ненси ваш кумир.
— Она была. Действительно была, — с удивлением для себя осознала Шайль.
Тихая Ненси — знаменитая волколюдка. Она жаждала покорить людскую рок-сцену, чтобы доказать, что даже в зверином начале есть тяга к искусству. Целых пять лет Ненси взрывала любую публику, которой давала концерты. Волколюдка рычала и визжала в магофон, доводя себя до состояния кровоточащих ушей. Ее рок до сих пор считается одним из самых агрессивных и крутых. Жаль только, что после пяти лет триумфа Ненси встретили глухота и немота. Связки слишком ослабли, чтобы издавать что-то кроме редкого тихого шепота. Королева рока умерла навсегда, даже если продолжила жить на остатках былого успеха.
— Какая песня была любимой? — спрашивает Гириом.
— «Чернота ванильных небес», — Шайль позволила себе честный ответ.
Хотя цивилизованное общество не слушает такую музыку. И даже не замечает ее существование.
— Хм. Близко. Мне нравится другая песня этого альбома.
— Какая?
— Угадай. Ты ведь детектив, — Гириом подмигивает, заставляя девушку напрячься.
А потом она вспоминает, что по утрам почти всегда кричит и ругается. На работу. На удостоверение. И на прочее. Шайль расслабляется. Всего лишь сосед, не какой-то там крутой преступник, который объявил охоту на детективов.
Взгляд зеленых глаз оценивающе скользит по фигуре Гириома. Сосед в черной майке и таких же штанах. Штаны… спортивные. Удобные. Такие носят уличные отбросы, любящие побегать по крышам и разбить ботинками пару рож. Шайль сама носила похожие штаны. Когда-то.
На руке Гириома татуировка. Шайль приходится напрячь зрение, но она различает нанизанный на нож череп.
— Тебе нравится «Блядский рой», — без тени сомнения отвечает девушка.
— А помнишь, о чем эта песня?
— «В башке их голоса, не секу я ваше вонючее нытье», — Шайль, перебарывая смущение, делает такие же паузы, как исполнительница, когда-то оравшая в магофон. — «Хрипеть, кричать, стонать горазды вы вполне, блядский рой расистов»… Вроде как-то так?..
— Неплохо, — усмехается парень. — А теперь я продолжу.
Гириом крепче хватается за перила. Спина горбится. Голова опускается. В глубинах его горла зарождается рык. Растет, крепчает и вылетает на свободу:
— Мясо и слезу хищник жаждет! — протяжно извергает волколюд, растягивая слова так же, как это когда-то делала королева рока; его связки вибрируют, выводя вопль на новый уровень. — Славу и печаль хищник заберет!..
Шайль теряет дар речи. Стоит, окаменев. Чувствует, как уже стихший вопль до сих пор гуляет по задворкам сознания, расплескивая липкий страх. Но вместе с ним — и приятную томность, зарождающуюся под полотном первобытного ужаса. Голос Гириома настолько сильный, что даже не нуждается в музыкальном сопровождении. Тем более, Шайль и так помнит быструю, рваную музыку, на которую не ляжет ни одна рифма. Только ритм. Полный невыразимой ярости.
— Ты в порядке? — тихо спрашивает парень; теперь его голос звучит слишком мягко.
Это выводит Шайль из ступора. Она моргает, возвращая взгляду осмысленность. Кивает.
— Да. Звучало круто. Ты тренировался?
— Нет, но я иногда рвал глотку наедине с луной. Все-таки, моя любимая песня, глупо не петь ее, — довольно скалится Гириом. — Хорошо, что тебе понравилось.
Шайль молчит, пытаясь разобраться в своих чувствах. Она навидалась волколюдов, привыкших демонстрировать мужественность грубыми фразами и силой мышц. Но впервые встречает соплеменника, который может выразить себя коротким куплетом, исполненным слишком хорошо. Настолько, что Гириом мог бы занять место рядом с королевой рока. А то и превзойти ее… Во всяком случае, в глазах Шайль.
Девушку беспокоит происходящее. Она редко говорит с кем-то по душам. А тут вдруг…
— Меня раздражает, когда люди жалуются на ругань в текстах Ненси, — признается Гириом, выдыхая облачко пара.
Холодок подобрался? Или у парня разгорелось нутро?
— Разве жалуются? — спрашивает детектив, кидая окурок в «пепельницу».
— Раньше — постоянно. «Слишком много мата», говорят. Бесит.
Шайль задумалась, вспоминая манеру разговора своих братьев и сестер.
— Да. Меня тоже бесило бы, — подумав, отвечает. — Матерная речь — это привычка людей. Зачем винить Ненси в том, что она переняла ее?
— Нам ведь, волколюдам, не нужно на самом деле изрыгать ругань, — парень сжимает кулак, глядя на натягивающиеся жилы. — Наш язык — грубая сила, инстинкт охотника.
— Но он уже долгое время подавлен людьми. В этом новом общем Мире, — бормочет Шайль, вспоминая свой ужин.
— Именно. Мы кричим и ругаемся, потому что нам связывают руки. Лишают нас когтей, которыми можно доказать свою правоту.
— А Ненси просто показала это. Показала нашу природу в цивилизованном мире… Хотя могла поберечь глотку для детей.
Девушка вспомнила тихие песни своей матери и почувствовала тоску, наполнившую сердце.
— Да. Она вышла на сцену, чтобы показать людям наше истинное лицо. Лицо скованного цепями зверя.
— И она с этим справилась, — кивает Шайль. — Вот только никому не было до этого дела. Всем плевать. Кроме нас.
— Кроме нас.
Гириом качает головой, глядя в одну точку. Она находится рядом с Шайль. Очень близко к ее лицу. Но все же — взгляд смотрит куда-то дальше. Возможно, упирается в черничную твердь, и Гириом представляет, что она бесконечна.
— Шайль, — тихо зовет парень.
— М?..
— В какое время ты ешь мясо?
— Ночью. После работы.
— Значит, ты сумеречная хищница, — улыбается Гириом, подмигивая. — А я люблю днем. Когда солнце только загорелось.
Шайль не знает, что ответить, и потому молчит. Глядит в кружку с остатками кофе, в которой плавают три окурка. Вытягивает руку над перилами и переворачивает. Черная струйка и скользящие по ней бычки — все летит вниз с четвертого этажа.
— Подарить тебе пепельницу? — Гириом провожает взглядом улетевший мусор. — Мне больно видеть, как ты пьешь кофе с сигаретами.
— Не знаю. Если хочешь — подари, — голос Шайль вдруг становится отстраненным, безразличным. — Мне нужно в дом.
Гириом вскидывается:
— Постой! Как насчет того, чтобы завтра позавтракать вместе?
— Я не успею сходить за мясом для себя, — улыбнулась Шайль.
— Я поделюсь своим. А ночью ты поделишься своим. Что думаешь?
Некоторое время девушка молчит, задумчиво раскачиваясь на подошвах полусапожек. Это провоцирует боль, а боль — успокаивает и отрезвляет.
— У меня есть парень. Так что не получится.
— Точно… — вспоминает Гириом. — Парень. Да. Конечно. Ладно, хорошей ночи!
— Бывай.
Они зашли в свои квартиры, оставив на балконах улыбки и разговоры про давно забытую певицу. Шайль устало опустилась на кровать. Стянула с себя куртку, ругаясь на боль в боку. Раны должны были затянуться. Особенно после порции свежего мяса. Только это не значило, что боль утихнет. Волколюды быстро восстанавливаются, но шрамы еще долго беспокоят.
Вслед за курткой Шайль сняла с себя подранный гольф-безрукавку, оголяясь. Коснулась забинтованного бока. Рука будто сама по себе скользнула к груди. Палец остановился возле светлого соска. Девушка прикрыла глаза, чувствуя, как волны подхватывают тело. Рухнула на скомканное одеяло. Клыки закусили губу. Шайль до сих пор слышала голос Гириома где-то внутри себя. Чувствовала вибрацию его рыка, пробирающегося под кожу.
Ремень штанов с тихим щелчком расстегнулся. Девушка тихо вздохнула, чувствуя, насколько сильно возбуждена. Невольно раздвинула ноги, подавшись навстречу пальцам…
Дверной замок звякнул раз. Второй. Раздались шаги. Слишком неуверенные и хаотичные для того, чтобы принадлежать трезвому. Шайль прикрыла глаза, стиснув челюсти. Конечно же.
— Ты дома? — спрашивает Джуд, сражаясь с заплетающимся языком. — Потому что я уже дома…
Шайль тихо одевалась, морщась и скрежеща клыками. Она успела натянуть гольф как раз перед тем, как Джуд завалился в комнату. Буквально. Его худое тело рухнуло на пол, громыхнув кулем мяса и костей.
Девушка поморщилась от запаха спиртного. С недоумением посмотрела на лежащего почти-мертвеца.
— Живой? — осторожно спрашивает, касаясь плеча металлическим носком сапожка.
— Ты… не пришла… — бормочет Джуд, вкладывая в эти слова последние крупицы дыхания.
«Сдох», — промелькнуло в голове Шайль. Но разбираться с трупом не хочется. Не в эту ночь. Не с таким вязким разочарованием внутри. Пусть валяется до утра, может, запах алкоголя куда-то денется.
Подхватив со стола кобуру, девушка вышла из своей спальни, направившись в гостевую. В ней когда-то спал Джуд, выплачивая ежемесячно арендную плату. Когда-то. Однажды кровать перестала видеть молодого рокера. А Шайль — перестала получать деньги.
Завалившись на давно остывшую постель, детектив с тяжелым вздохом прикрыла глаза. Голос Гириома перестал тревожить. И это больше расстраивало, чем радовало. Вернулась боль. Вернулась досада.
Девушка не была довольна тем, как закончилось последнее дело. Случилась бессмысленная мясорубка, виновные определены, но в этом всем не хватает важной детали.
Слишком важной, чтобы Шайль могла спокойно закрыть дело. Нужно найти зацепку. Хотя бы одну, крошечную как личность рокера в соседней комнате. Что-то точно есть.
***
Ходят байки, что волколюдам всегда снится одно и то же — Охота. Но Шайль, проснувшаяся с рукой меж ног, получила доказательство обратного. Если Охота и снится, то явно не каждую ночь.
Брезгливо скривившись, девушка встряхнула кистью, словно пытаясь очистить ее. Некоторое время старалась понять, почему окружена незнакомыми вещами. Потом вспомнила.
Часы на стене давно перестали отсчитывать время. Это ведь не ее часы. Она за ними не должна следить. За окном светло. Но… как давно?
Поднявшись со стоном боли, Шайль хватает кобуру. Старичок «Левиафан» готов оторвать руку. Сил в это утро меньше, чем обычно.
В коридоре ее встречает заспанный Джуд. Волосы растрепаны, но все еще хранят на себе укладочную помадку. Черные тени вокруг глаз потекли. Шайль замечает на шее парня характерный синяк и хмурится. То же делает и Джуд.
— Проснулась наконец-то? Тебя не добудишься.
— А ты не особо и пытался, думаю, — отмахивается детектив.
Мимолетный взгляд на часы. Великолепно. Супер. На работу сегодня точно не опоздает. Видимо, проснулась с первыми лучами. Повод для гордости, объясняющий отсутствие сил.
— Я ночью проснулся с ужасной головной болью, — пожаловался Джуд, следуя по пятам за Шайль. — Так что нет. Пытался.
— О, ты хотел заразить меня мигренью? — невозмутимо спрашивает девушка. — Мило.
— Я хотел узнать, где ты держишь микстуры от боли.
Детектив бросает взгляд через плечо, отвлекаясь от чайника, в котором скоро будет вариться кофе.
— Ты живешь со мной три месяца и до сих пор не запомнил, что у меня нет лекарств для людей?
— Точно! — спохватился Джуд, шлепнув себя ладонью по лбу. — Волколюд. Как я мог забыть?
— Я тоже удивлена, — холодно отвечает детектив, кидая в чайник лишнюю ложку кофе. И еще одну. Для надежности.
Удивлена она не только тому, что Джуд не знает о лекарствах, но и тому, что пытался ее разбудить. Видимо, еще одна маленькая причина слабости в теле. Волколюдов не добудишься, если они уснули; но помешать отдохнуть — вполне получится.
— Кстати, — парень уселся на стул, уперся локтями в шатающийся стол.
Четвертая ножка по-прежнему короче остальных. Ничего не поменялось. Это все еще реальный мир.
— Если ты хочешь спросить, почему я не пришла на концерт… — начинает Шайль, но ее перебивают.
— Я и так знаю. Тебе пофиг, вот и все. Другое хочу спросить.
— Что?.. — детектив оборачивается, звякнув ложкой по чайнику. — «Пофиг»?
В ее зеленых, еще не проснувшихся глазах плещется не удивление — но шок. Гораздо более глубокий, чем хотелось бы испытать с утра.
— Пофиг — это когда наплевать, — объясняет Джуд, решив, что волколюд не знает человеческое словечко. — Короче, о другом. Ты когда выходной планируешь брать?
Ложка опасно замирает в пальцах Шайль. Рокер с недоумением смотрит на волколюда, дожидаясь ответа. А девушка молчит, пытаясь сориентироваться: она зла, расстроена или безумно зла?
— Ты чего зависла? — спрашивает парень и достает пачку сигарет из кармана.
«Луна». На пачке написано «Луна». Это довольно дорогое курево. Но Шайль не концентрируется на детали, поглощенная собственным хаосом эмоций. Почему-то ее задело. Первый ли это парень? О нет, не первый. Тем не менее, слово «пофиг» заставило сердце детектива дрогнуть и замереть, наполняясь яростью. Все же яростью, да.
Сигарета пускает прозрачный дымок. Джуд затягивается, мрачно улыбаясь. Он думает, что мрачно. Но эта улыбка скорее как горсть стекла, которую сыпанули в глаза Шайль.
— Почему «пофиг»? — тихо спрашивает девушка.
— Было бы не пофиг — пришла бы, — с готовностью объясняет Джуд. — Слушай, давай не об этом. Я сильно расстроен тем, что ты нарушила обещание. Я всем уши прожужжал тем, что моя девушка появится. А в итоге оказался… как лох.
Возможно, Джуд и есть лох. Но он об этом не подозревает.
— То есть вот это, — Шайль обводит себя рукой, — тебя не беспокоит?
Надорванный гольф, под которым виден бинт. Тонкий пластырь, наклеенный на лоб. И еще один, поменьше, — на виске. Разрезанная штанина, под которой щедро замотанное бедро.
Тем не менее, «беспокоит» не совсем то слово. Вряд ли Джуд может волноваться о чем-то подобном. Скорее всего, он даже не обратил внимания. Во всяком случае, все указывает именно на это. Рокер изучает детали, но все же непонимающе качает головой:
— Не понял.
— Меня вчера почти на рагу пустили. Я дралась с двухметровым ёрком, который тесаками машет как пьяница бутылкой. Мне было немного не до шумных вечеринок.
— Это был концерт.
— Шумный концерт. С шумными людьми.
— Людьми, которым я пообещал, что ты придешь, — настаивает Джуд.
— «Пообещал»?
— Ну да. Мне не верят, когда я говорю, что встречаюсь с волколюдкой.
— Вот как.
Шайль поворачивается к чайнику, в котором тоскливо плавает кофейный порошок. На это смотреть чуть приятнее, чем на Джуда. Девушка накрывает посудину крышкой и ставит на толстую плиту. Щелчок — металл разогревается магическим кристаллом.
— Так что насчет выходного? Когда собираешься брать? — напоминает Джуд, докуривая дорогую «Луну».
— Смотря для чего, — удивительно спокойно отвечает Шайль.
— У меня встреча со спонсором. Хочу хотя бы туда тебя привести.
— Зачем?
— Ты ведь моя девушка, — слащаво напоминает Джуд. — Я хочу, чтобы ты видела, как моя группа расцветает. Сначала спонсор, потом репетиция. Надо ведь тебе наконец-то послушать мою музыку.
«Моя», «мою». Слишком много. Джуд думает, что это все принадлежит ему? И даже Шайль? Она вряд ли с таким согласна.
— Лучше подумай, куда ты будешь приходить после концертов, — тихо отзывается девушка. — Про мой выходной не волнуйся, когда возьму — тогда возьму.
Джуд замолкает. Его лицо покрывается маской недоумения, но этого детектив не видит. Она смотрит на чайник. Не слишком интересное зрелище, но лучше, чем ничего, сидящее позади нее.
— Объясни? — тихо просит Джуд.
— Я не твоя зверушка, которую можно показывать всем. Странно, что ты забыл об этом.
— Ну…
— Как и о том, что в эту квартиру не приходят пьяными в стельку, воняя дерьмом, ссаньем и другой самкой.
— Так я ведь…
— Наконец, ты забыл о том, что я тебе ничего не должна. Музыкальные репетиции, видимо, плохо влияют на память. Купи себе витамины.
— Ты чего, малышка?
Тощий рокер поднимается со стула, оставив окурок на столе. Он ниже Шайль на добрый десяток сантиметров, а потому без особых проблем пристраивается подбородком на плече девушки. Его жилистые руки обвивают торс детектива, ощупывают мышцы пресса… и задевают бинты.
Короткий рык сопровождается глухим ударом. Ложка хлестко ударяет Джуда по лбу, и тот отскакивает назад, вскрикивая от неожиданности.
— Ты чего?! — парень держится за ушиб, пока из-под ладони на переносицу стекает кровь.
Шайль морщится, пытаясь отогнать запах добычи.
— Собирай шмотье и сваливай отсюда.
— У нас вообще-то договор на аренду…
— Ты его просрал, когда задержал платеж на полтора месяца. Сваливай.
— Я заплачу вечером! Все хорошо, успокойся…
Шайль поворачивается к Джуду.
— Ты понимаешь, что я тебе яйца выкручу? — спрашивает, помахивая ложкой. — Вали, пока я не взялась всерьез.
— Ты меня ударила! — Джуд вдруг ощущает уверенность.
Она ведь ударила. Вот прям по лбу ложкой вмазала. Снять побои и написать заявление… А там, глядишь, и…
— Чем я тебя ударила? — спокойно спросила Шайль.
— Ложкой.
— Докажешь?
— Легко! Могу хоть сейчас!
— Удачи. Продумай все хорошенько, пока собираешь вещи.
Чайник забурлил, вываливая через носик клубы пара. Щелчок — кристаллу суждено остыть. Любимая кружка осталась в спальне. Шайль невозмутимо хватает чайник прихваткой и выходит с кухни, оставляя Джуда стоять посреди нее в растерянности.
По пути девушка размышляет: а как вообще так получилось, что ее посчитали собственностью? Спонтанный секс, переросший в регулярный. Помогает сбросить напряжение. Но как все дошло до слов «моя малышка»? Концерт вскружил пареньку голову? Почувствовал вкус популярности?
Впрочем, последние недели эти отношения ограничивались совместным сном в одной кровати. Не слишком-то интересно. Лучше бы платил за жилье, чем вот так…
Нахрен. Очередной паренек, который неправильно воспринял внимание со стороны Шайль. История стара как мир. Она будет повторяться и дальше. С волколюдами девушке встречаться незачем. Самка из нее так себе.
Чайник выставлен на пол балкона. Кружка приятно греет руки. Позади копошится Джуд, собирая скромные пожитки и что-то бурча. Большую часть своего дерьма рокер держал в зале для репетиций группы. Так что сумка быстро перестает наполняться.
— Ты уверена? — парень выходит на балкон, останавливаясь перед плотным небом. — Нам было хорошо вместе.
— Посредственный секс и одна пачка сигарет на двоих — это не «хорошо», — отвечает Шайль, не отводя взгляда от лазури. — Это просто «никак».
— Значит, ты игралась?
— Вроде того. Ты ведь не думаешь, что волколюду очень уж интересно встречаться с тощим, слабым человеком?
— Нимфоманка, — усмехается Джуд. — Ладно, спасибо за опыт. Удачи тебе. И… закрой за мной дверь.
— Закрою, — спокойно отзывается Шайль.
Некоторое время стоит в тишине. Только девушка, кружка с рисунком собачьей лапы и небо. Пустое твердое небо.
— Значит, ты игралась? — тихо спрашивает Гириом. — Ты, получается, та еще сердцеедка?
— Вроде того, — Шайль позволяет себе усмешку несмотря на то, что в груди довольно неприятно клокочет усталость.
— Значит, госпожа сердцеедка ищет новую жертву? Все-таки позавтракаем?
Девушка переводит взгляд с неба на Гириома. Славный волколюд. Крупный, сильный, в глазах блестит ум. Улыбка, которую сложно понять. Взъерошенные черные волосы. Жесткие. Наверняка очень жесткие. Красавчик. И тоже любит Тихую Ненси. Но смотреть на небо все равно приятнее, поэтому Шайль отворачивается.
— Не трать время на безмордую, Гириом. Оно того не стоит.
— Ты безмордая?..
— Да. Скажешь, что ты тоже, — не поверю.
Шайль так и не услышала ответ. Гириом ушел молча. И его шаги расслышать не удалось. Когда девушка повернулась, парня уже не было. Пожав плечами, детектив отпила еще горячий кофе и пробормотала:
— Хоть бы один сигаретой на прощание угостил…
В это утро Шайль вдруг резко поняла то, что пыталась понять уже некоторое время.
Не стоит стесняться. Тем более, что безмордая волколюдка — это не так уродливо, как не-зеленый боблин. Шайль все еще привлекательная девушка и хороший детектив. Такой она собирается оставаться. А все остальное пусть идет нахуй.