Горячая вода стекает по ее телу, обжигая кожу и омывая свежие шрамы. Каждое движение рук заставляет мышцы бугриться. Шайль с нажимом проводит по животу жесткой мочалкой. Запрокидывает голову, жмурится, позволяя воде стекать по шее на грудь. Отходит на полшага, выдыхает. Ласковое прикосновение к кранику. Пальцы закручивают вентиль, прекращая подачу воды. Девушка заглаживает мокрые волосы набок. Фыркает. В тесной душевой кабинке ей лишь чудом хватает места, чтобы обтереться влажным полотенцем. Комнату наполняет пар, молочной дымкой укутывая зеркало. Шайль проводит по нему ладонью, стирая влагу. Мрачно смотрит на отражение. Лицо уставшее. Но девушка знает, что справится.
Толкнув дверь ванной комнаты, обнаженная выходит. Прохлада резко пробегает по коже, заставляя ее покрыться мурашками. Шайль улыбается от этого чувства, шлепая босыми ногами по грязноватому полу.
«Нужно будет нанять кого-то для уборки», — думает мельком, пока идет в спальню.
Запах перегара не успел сбежать вслед за своим хозяином. Шайль фыркала и чихала, пока искала подходящую одежду. Ее было не так много. Казалось бы, это должно упрощать поиски подходящей; но почему-то делало все лишь сложнее. Шайль с недоумением посмотрела на халат, который достала из мрачных глубин.
— А ты здесь откуда? — тихо спросила у комка ткани, поеденного молью.
Этот халат еще со времен жизни с опекуном. Задумчиво кинув комок на кровать, Шайль нырнула в поиски «с головой».
Но ничего лучше спортивной одежды не нашла. Штаны, похожие на те, что носит Гириом, были местами потемневшими от не до конца выстиранной крови. Футболка с парочкой красноречивых дырок в районе живота и яркой надписью: «Сила. Превосходство. Триумф». Кепку Шайль от греха подальше оставила валяться на полке.
По-быстрому одевшись и поморщившись от собственного вида (и это, по-вашему, детектив?), девушка достала с нижней полки старую пару красных кроссовок. Натянула на босую ногу, потопала, проверяя, как сидят. Судя по тому, что Шайль тут же рванула к ящику стола, в котором точно должно лежать удостоверение, — кроссовки сидели отлично.
— Твою мать, — выругалась девушка, заметив тоскливые ручки.
В этот раз они прокатились до противоположного края ящика без проблем. Заозиравшись, девушка попыталась вспомнить, куда положила удостоверение. Но ничего путного в голову не приходило. Так что лучше надеть сначала кобуру и, застегивая ремешки, хорошенько подумать: куда ты дела свой документ, Шайль?
Сдернув со стола куртку, девушка успела заметить удостоверение, слетевшее на пол и скользнувшее под кровать. Опустилась на четвереньки.
— Ты серьезно?..
Удостоверение лежало в самом дальнем углу.
***
Фуникулер медленно плывет по стальным жилам Освобождения. Взмокшая Шайль стоит, тяжело дышит, матерится и глядит вслед вагону.
— Тоже опоздала? — спрашивает знакомый голос.
Девушка бросает взгляд в сторону, хотя и так знает, кто стоит рядом. Тот самый толстяк, постоянно отирающий лицо пожелтевшим платком.
— Нет. Сегодня я не опоздаю, — бросает Шайль и, раньше, чем ей успевают ответить, ступает вниз.
Куда? Туда. Вниз. С края платформы, к которой причаливают фуникулеры. До земли добрых пятьдесят метров. Но девушку это только раззадоривает.
Детектив, по оценкам комитета физической подготовки, обладает силой, но не гибкостью. Шайль и сама прекрасно осознает собственные возможности. Поэтому даже не пытается цепляться за перекладины, калечить провода и чужие веревки для белья, изворачиваясь в воздухе. В этом нет никакой нужды. Шайль просто бежит.
Именно так. Бежит прямо вниз. Кроссовки созданы специально для нужд волколюдей, предпочитающих по-настоящему безумный паркур. Подошвы идеально цепляются за шероховатости стены, и детективу достаточно вовремя делать шаг, напрягая бедра.
Она бежит мимо чужих окон и балконов, оставляя платформу остановки позади — наверху. Курильщик, вышедший подышать грязным воздухом и сигаретным дымом, отправляет вслед Шайль восхищенный свист. Полы куртки хлопают за ее спиной, ступни в ярко-красных кроссовках мельтешат, и девушка ускоряется все больше. В ушах пульсирует кровь, в лицо бьет ветер, Шайль скалится, наслаждаясь чувством собственной силы и скорости. Сегодня девушка полна решимости.
До земли остается несколько метров. Оттолкнувшись от стены последним шагом, детектив переворачивается в воздухе, заканчивая перекатом по земле. Защитная куртка с достоинством принимает столкновение. Шайль замирает, упираясь коленом в твердь и переводя дух.
— Ого, ты ебанутая? — восхищенно спрашивает-утверждает мальчишка, игравшийся неподалеку с драным щенком.
У детектива нет времени отвечать. Фуникулер ползет где-то вверху — и надо догонять.
Сорвавшись с места, Шайль несется по тесным улочкам, прорываясь через любое препятствие. Прыгает, хватаясь ладонями за вершину забора и перебрасывая себя через него. Отталкивает зеваку в сторону, оставляя позади лишь возмущенный крик и пролитый кофе. Бросает взгляд вверх. Понемногу догоняет.
Тяжелые удары сердца разгоняют горячую кровь. Шайль пытается сохранять дыхание. Сила. Превосходство. Триумф. Последнее слово разорвано выстрелами прошлого, но все еще угадывается теми, кто успевает всмотреться в надписи на футболке.
Запахи заползают в нос: тяжелый — вонь фабрик, сладковатый — от людей, почва бьет по рецепторам застарелой грязью.
Фуникулер замирает на тросах, совершив запланированную остановку. Шайль пробегает под ним. Осталось немного. Ударный труд давно не испытывал тело, но девушка собирается справиться.
Вылетевший из-за угла пес несется следом. Лает. Угрожает клыками. Шайль скалится на ходу. Вспрыгивает по стене обнищалой хибарки, забираясь на крышу. Собака остается внизу и позади, недоуменно размахивая хвостом. Шайль этого не видит. Ей предстоит еще одна порция старого доброго паркура.
Тело детектива накреняется, когда подошвы кроссовок вновь касаются стены, на этот раз ради горизонтальной пробежки. Кто-то что-то кричит. Шайль слышит лишь слово «поехавшая».
Пальцы цепляются за карниз балкона. Рывок — девушка наверху. Замирает перед испуганной девушкой. Сколько ей лет? Неважно, Шайль собирается спросить другое:
— Сигаретку дашь? — подкрепляет это характерным жестом руки.
Черный лак на ногтях детектива чутка облупился, и курящая девушка решает, что перед ней бунтарь. Один из тех, что пишет на стенах лозунги в поддержку волколюдов, а остаток дня носится по городу, разбрасывая листовки. И все же, серьезный взгляд зеленых глаз очаровывает девушку. От Шайль разит силой. Дырки в футболке слишком маленькие, чтобы разглядеть пресс, но курильщица не против поработать воображением.
— Держи… — тихо отвечает, протягивая сразу пачку.
Детектив достает сигарету, жестом просит огоньку. Девушка смущается, начинает ощупывать карманы. У Шайль нет времени. Выхватив из чужих рук уже зажженную сигарету, детектив прикуривает, сильными затяжками перекидывая жар на сухой табак. Курильщица смотрит на это и не может отделаться от мысли, что поцеловаться сигаретами было бы неплохо. Неужели Шайль наткнулась на лесбиянку? Впрочем, в Освобождении у многих жителей свободный нрав.
— Спасибо, — выдыхает детектив вместе с дымом.
— Пожалуйста…
Шайль переводит дух, покуривая и глядя в ту сторону, откуда прибежала. Детектив обогнала свой транспорт, это факт. Поэтому смотрит на небо. Тросы фуникулерного маршрута перечеркивают вечно различимую луну. Солнце висит чуть поодаль — светит, гадость, всем назло.
Сигарета легкая. Такие называют «дамскими». У Шайль свое слово — «пустышка». Тем не менее, крупицы никотина заполняют легкие, растворяются в крови, активизируют мозг. Детектив чувствует, что жизнь становится чуть лучше, а запахи перестают быть такими яркими.
Еще пять затяжек. Быстрых, но глубоких. Шайль торопится: когда фуникулер подъедет ближе, нужно будет снова напрягаться.
Девушка не отводит взгляда от детектива. Белый цвет волос заставляет невольно переживать из-за своей каштановой шевелюры. «Везет же некоторым, — думает курильщица, с интересом переключая внимание на пластыри на лице Шайль. — Или не очень». Тянется к кружке, чтобы отпить чай. И тут же чувствует удар искры по пальцам: детектив вдруг схватилась за кружку, ненароком коснувшись и ее хозяйки. Девушка отдала питье без боя.
— Спасибо, — бормочет Шайль, возвращая кружку и облизывая губы.
«Какие же у нее клыки», — тает любительница чая и дамских сигареток. Смотрит неотрывно в приоткрытый рот детектива, через который проходит сбитое дыхание. День, кажется, удался.
Что-то происходит. Шайль тушит сигарету, вминая ее в пепельницу, и вспрыгивает на перила балкона. Вдох — исчезает, оставляя девушку в недоумении и разочаровании. Взгляд сам тянется к недокуренной сигарете, которую только что держала в губах Шайль. Недолгая борьба с соблазном.
— Нет, я не настолько извращенка, — со вздохом признает девушка и отпивает чай, надеясь, что ромашка успокаивает не только нервы.
Тем временем детектив, используя силу рук, подтягивается снова и снова. Большая часть балконов пустует: к счастью для их владельцев. Никто не захочет видеть, как в первой половине дня волколюд скачет по их собственности, оставляя на перилах грязноватые следы подошв.
Шайль запыхалась и чувствует себя злой. Проклятое удостоверение задержало ее, потому что проклятая кровать прикручена болтами к проклятому полу. Ни сдвинуть, ни подлезть.
Тем не менее, осталось немного. Самое тяжелое. Балконы закончились. Дальше только окна и щели в стене. Время нещадно било по камню, оставляя трещины то тут, то там. Шайль собирается с духом, плюет на пальцы, растирая вязкую слюну. Не факт, что поможет…
Прыжок. Подтянуться. В окне чья-то испуганная физиономия. Начхать. Выше и выше. Шайль чувствует, как кожа сдирается о выбоины в камне, но терпит. До платформы остановки совсем немного.
— А ну слезай, скотина! — кричит бабка, пытаясь ухватиться за кроссовку, мелькнувшую перед лицом.
Сложно понять логику старухи. Понимает ли она, что если схватит волколюда за ногу, тот соскользнет — но не полетит к земле в одиночестве? Видимо, нет. Вряд ли маразматичный разум осознает реальную высоту, на которой сейчас находится Шайль. Бабка просто старая (семьдесят лет), больная (легкая деменция, запущенный артрит, давление) и злая (с детства тупая пизда). А нищета как корица на сдобе: делает все краше.
Будущие попутчики Шайль видят страшное: чьи-то кровоточащие пальцы хватаются за край платформы. Показывается злая женская мордашка. Широкие плечи (паренек неловко выпрямил сутулую спину) и слова на футболке: сила, превосходство, триумф.
Шайль вскакивает на платформу, отряхиваясь от пыли и задыхаясь. Озирается. К ней несется проверяющий.
— Билет! Где ваш билет?! На фуникулер только по билетам! — кричит возмущенный мужчина.
Девушка молча тычет ему в лицо маленькую бумажку, которую еще не успели проколоть. Одинокую, перепачканную и безнадежно расстроенную неудачным утром. Да, Шайль и билет сегодня особенно похожи.
— Хорошо, простите, — бормочет проверяющий, отходя в сторону; поворачивается к будущим пассажирам. — Заходим без спешки! Помним, что сидячие места в первую очередь для тех, кто не может стоять подолгу.
Фуникулер уже недалеко. Шайль мелко сплевывает и утирает губы рукавом куртки.
***
Девчонки в полицейской форме, которая им явно не по фигуре, снова курят у входа. Кажется, у них нет стабильного графика перекура. Может быть, они вообще работают вовсе не в полицейском участке? Может, они рекламируют сигареты? То и дело мелькает пачка классического «Ордена». Черный крест, на который припечатано название, легко привлекает внимание детей и взрослых, поэтому торговая марка живет.
— О, Шайль сегодня вовремя, — тихо сообщает одна другой.
— Ага. Чего это она? — так же тихо спрашивает вторая у третьей.
— Хрен знает. Лицо злое какое-то, — третья меланхолично тушит бычок каблуком ботиночка и достает новую сигарету.
— Может, с парнем рассталась? — предполагает вторая.
— А, кстати, да. Она всегда на работу вовремя приходит, когда расстается с очередным, — прыскает первая.
— Дурочка, — морщится вторая.
— А сами-то? — меланхолия третьей заставляет двух других замолчать.
Или, может, виновата Шайль, подошедшая слишком близко.
— Доброе утро, Шайль!
— Отвалите.
Двери закрываются за детективом. Некоторое время висит молчание.
— Да, точно рассталась, — кивает первая.
— Вот идиотка. Не устала она еще? — вторая жестом просит сигарету.
— Купи свои, — вздыхает третья.
Кабинет детективного агентства «Заря» встретил Шайль с дружелюбием. Большая часть агентов уже разбрелась по делам (новички очень не любят сидеть на месте), в комнате были только Бобби и Зойд. Первый посасывал из зашитой кишки овечью кровь. Второй — деловито изучал утреннюю газету.
— О, Шайль. Ты сегодня невероятно пунктуальна, — восхищается начальник, откладывая «сплетницу».
Если, конечно, «Международная слава» не перешла на более серьезный формат, начав освещать события достоверно. Тогда это не «сплетница», а действительно газета.
— Merci, — Шайль изображает реверанс, чем удивляет ёрка еще сильнее.
— Ты где таких фокусов насмотрелась?
— Был бы ты в «Сотне ночей» в прошлую пятницу! — скалится Шайль, скидывая куртку и бросая ее на вешалку. — Какая-то замшелая проститутка напилась и всем рассказывала о былом величии Франции. Реверансы эти свои каждому второму показывала. Полный пиздец.
— А что ты делала в баре в пятницу?
— Делала вид, что меня там нет, — отмахнулась Шайль, усаживаясь за свое рабочее место. — Привет, Бобби.
Бромпир что-то невнятно промычал, продолжая сосать кровь из кишки. Детектив помахала рукой перед носом, морщась и отворачиваясь от провонявшего овцами коллеги.
Шайль разложила заметки по столу. Хотелось кофе, хотелось покурить. Мозг не хотел анализировать реальный мир — зато он готов погрузиться в построение теорий. Бромпир тоже готов, судя по заинтересованному взгляду.
— Погоди, мы же с тобой закончили это дело! — возмущается Бобби, с чмоком оторвавшись от кишки.
— Угу… — медленно кивает Шайль, водя взглядом по словам. — Я кое-что вспомнила.
Да, это правда. Стоя под горячим душем, детектив поняла, что одна деталь не совпадает. Вернее, набор деталей.
Зельда — не убийца, а заказчик. Но при этом она намекнула, что убийство не было главным. Главное то, что в сейфе, — содержимое. Которого у Зельды не было. Обыск арендованной квартиры и личных вещей это явно показал.
Бобби уже стоит над плечом Шайль, воняя овцами и пристально изучая заметки, составленные кривым, размашистым почерком.
— Малявки, хватит мусолить, вы сделали свою работу, — Зойд снова шуршит газетой.
— Ты ведь помнишь про сейф? — спрашивает Шайль, хватая одну из бумажек.
На клочке написано одно слово: «Мотив?» Это было первое, что детектив написала после осмотра трупа. Она писала ключевые вопросы на разных бумажках, намечая конкретные цели. В этом деле их было две. И, на самом деле, обе остались недостигнутыми.
Шайль смотрит на «Мотив?» Переводит взгляд на «Убийца?»
— Да, сейф. Тот пустой ящик из металла и чужих надежд спасти неспасимое, — без интереса отвечает Зойд. — Конечно помню. Хотя это твоя забота. Моя уже пропала. Зельду скоро отправят на суд. Чистая формальность. После этого тюрьма.
Ёрк хохотнул. Шайль поморщилась. Бобби с сомнением посмотрел на кишку с остатками крови.
— Она не убийца, она не заказчик, — бормочет детектив, раскладывая бумажки.
На некоторых — ответы соседей. На других — подмеченные детали. На третьих — результат осмотра тела.
— Она — Смерть? — хихикает Бобби и вонзает клыки в кишку.
Шайль не решилась озвучить догадку. Сейф опустел, Зельда избавилась от брата. Ёрк, подозреваемый убийца, мертв.
— Зойд, — позвала Шайль.
— Чего? — недовольно отзывается начальник, отводя взгляд от «сплетницы».
— Ты бы стал уродовать убитого?
— Нет конечно! Он уже убит. Трупы обижать нельзя, они не могут дать сдачи.
Шайль кивнула и поднялась. Логично. Очень логично и просто. У любого вопроса есть простой ответ. Кто убийца? Не Зельда и не ёрк. Третье лицо осталось в тени. Нужно принести свет.
— Она все еще у нас? — спрашивает Шайль, стягивая с вешалки куртку.
Зойд недовольно хлопает газетой об стол.
— Шайль! Если хер потек — оставь его в покое, пока не обсохнет. Много раз тебе говорил и повторяю еще раз: разгадала дело — жди новое. Не надо напрашиваться на премию, я все равно не смогу ее выписать.
— Убийца все еще на свободе, ходит и трясет своими яйцами у всех на виду, — детектив охотно поддерживает конкурс пошлых изречений. — Так что я продолжу мусолить это дело, все равно делать особо нечего.
— Помоги Бобби! Он уже утопает в делах.
— Я не утопаю, я думаю, — защищается бромпир. — Фруктам надо созреть.
— Твои фрукты уже на вино не годятся, паршивец. Ты только и делаешь, что кровь сосешь и штаны просиживаешь.
Шайль выскользнула из кабинета, воспользовавшись перепалкой начальника и коллеги. Нужно пообщаться с Зельдой, пока ее не затаскали по судам. После них преступник едва ли захочет ляпнуть что-то лишнее.
***
Кровоподтеки на ее лице выглядят ужасно. Прошел всего лишь день, и глаза до сих пор открываются с трудом.
— Опять ты, — Зельда явно не в восторге.
— Опять я, — Шайль замирает у решетки, глядя на заключенную.
— Я уже все сказала. Чего тебе еще надо, собака? — разбитые губы Зельды ворочаются с трудом.
— Давайте вернемся к вежливому тону, — детектив достает блокнот и ручку. — Скажите, как вы себя чувствуете?
— Хреново. На лице будто яичницу жарят. Да и рука… — Зельда покосилась на примотанную к груди конечность.
Перелом локтя никуда не делся. И забывать о нем никто не собирается.
— Вам дали лекарства?
— Я не собираюсь принимать лекарства из полицейского участка. Все знают, как вы мешаете порох с молоком.
— А если я принесу вам аптечные препараты? Они будут запечатаны, с подписью аптекаря, — Шайль смотрит бесстрастно.
И это Зельду напрягает больше всего. Ни злости, ни любопытства. Холодный, спокойный взгляд. Но боль слишком сильна.
— Может быть, я соглашусь на такое.
— Что-то еще хотите?
— Нет, — качает головой Зельда.
И тем не менее, Шайль замечает пересохшую и потрескавшуюся кожу на руках женщины. Кивает.
— Скоро буду, не засыпайте.
***
Флакон обезболивающего, баночка с целебной мазью и еще одна — с кремом для рук. Заметив последнее, Зельда горько усмехается.
— Говорят, что красота требует жертв. Но никто не предупреждает, что она требует их постоянно.
— Думаю, зависимость от крема — не такая уж и жертва, — замечает Шайль, прислоняясь плечом к решетке и наблюдая, как Зельда осматривает лекарства. — Я попросила аптекаря проверить печати.
— Да, все в порядке, — кивает женщина. — Просто удивляюсь тому, что вы не поскупились.
— Вы напоили меня прекрасным чаем с щедрой дозой успокоительного. Я просто не могла остаться в долгу, — скалится Шайль.
Лекарства обошлись в семь рублей. Не так уж много, учитывая, что больше не придется тратиться на людскую еду для Джуда.
Зельда оценила шутку, тихо рассмеявшись. Распечатала флакон и выпила сразу половину. Шайль не смогла скрыть удивление, которое женщина поторопилась усмирить:
— Рак матки. Каждый год дозировка обезболивающего увеличивается. Еще одна жертва, но не красоте, а рассудку.
— Тем не менее, вы довольно безрассудно провернули дело.
— Мне было важно соблюсти сроки.
Пересохшие пальцы Зельды погрузились в мазь. Лекарство торопливыми мазками наносилось на ушибы. Шайль не мешала, наблюдая и размышляя.
— Не молчите, детектив. Вы ведь не подругу пришли проведать.
— Мне некуда торопиться.
— Разве нет других дел, требующих вмешательства дотошной зверолюдки?
— Я не дотошная.
— Правильно. Скорее усердная. Во всяком случае, удары у вас что надо.
Шайль пожала плечами.
— Большой опыт сложно скрывать, — детектив с тоской посмотрела на серые стены изолятора. — Как и все остальное.
— Только вот не надо раскисать. Вы легко на меня вышли и отвесили пиздюлин как мне, так и моему ёрку, — Зельда ждет, пока подействует лошадиная доза обезболивающего.
Возможно, смертельная. А может быть, просто эффективная. Шайль не разбирается в таких мелочах, потому что волколюды не используют лекарства людей. И уж тем более не знают о дозировках, в которых эти лекарства продаются.
— И все же, вы правы, Зельда. Плодов это не принесло.
— Вам разве нужны плоды? Я думала, детективы просто ищут козла отпущения, чтобы все были спокойны за соблюдение законов.
— Меня не заботит чужое спокойствие. Я ищу собственное. И оно не найдется, пока убийца не получит по заслугам.
— Вы убили моего ёрка. Он сполна заплатил, разве нет?
— Ваш ёрк не тот убийца, которого я ищу, — Шайль внимательнее взглянула на лицо Зельды.
Слишком искореженное, чтобы можно было определить эмоции.
— Какого же вы ищете? Красивого? Уродливого? Не такого волосатого? — Зельда издевается.
— Я ищу беспринципного ублюдка, который готов убить человека и изуродовать его тело, чтобы полицейские подумали на волколюда.
— Что же мешает на него подумать? Может быть, я и правда наняла зверье, чтобы оно сделало грязную работу и утолило жажду плоти?
— Которая не утолена, — замечает Шайль. — Ран много, но нет следов от укусов.
— Вы разве не оставили свои? Я думала, волколюдам на службе разрешают жрать трупы.
— Раз так, то начальство меня явно не любит, — с улыбкой Шайль опирается на решетку другим плечом. — Подобных разрешений я не получала.
— Я просто пошутила.
— Остроумно. Давайте разберем случившееся по кусочкам? — детектив достает из кармана блокнот и ручку. — Начнем с вас. Вы ведь не наниматель, верно?
— Кто сказал?
— Сейф пустой, но его содержимое вы себе не присвоили. Значит, оно досталось убийце. То есть, не вам и не ёрку. Думаю, вы наводчик.
— Звучит жутко. «Наниматель» приятнее.
Шайль закусила кончик ручки. Нахмурилась.
— Чем занимался ваш брат?
— Вы не выяснили это из личной переписки, «которую я не потрудилась уничтожить»? — с улыбкой спрашивает Зельда. Кажется, обезболивающее подействовало.
— Нет, не выяснили, — неожиданно легко признается Шайль. — Убитый иногда использовал шифр, который составлен очень криво. Одни и те же знаки каждый раз значат разное, и системы в этом нет.
— Мой брат был полоумным.
— Почему, кстати, вы не называете его по имени?
— А почему вы сами называете его «убитым»?
— Потому что у него был десяток имен. И мы дали ему одиннадцатое. «Убитый», — Шайль усмехается. — Впервые не знаю имени того, чью душу спасаю.
— Вы верите, что спасаете души? Как мило. И даже романтично.
— Пока за душу не отомстили, она скитается в отчаянии и злости. Не буду скрывать, что считаю свою работу достаточно праведной.
— Вы верующая?
— Я верю в справедливость. И знаю, что мертвым так же обидно, как и живым, когда справедливость нарушается.
— Даже если мертвый — отброс, заслуживший наказание?
— Смерть — это смерть, не наказание.
— Глубокомысленно.
Шайль записала несколько слов. «Отброс, заслуживший». И замолчала, размышляя над ворохом имен Убитого.
— Считаете ли вы себя виновной за смерть моего ёрка?
— Это был честный бой. Его душа уж точно не в обиде, — задумчиво отвечает детектив, прокручивая ручку в пальцах. — Как звали вашего брата?
— Бибик, — ответ звучит достаточно честно, хоть и дан очень быстро. — Его звали Бибик. Он никогда не любил это имя, поэтому постоянно менял их.
Ручка аккуратно выводит новую информацию.
— Что вы можете сказать про Бибика?
— Вы спрашиваете у преступника, что он может сказать о своей жертве? — даже доза обезболивающего не способна скрыть оторопь Зельды.
— Именно. Я люблю болтать с преступниками о мотивах. Каким был ваш? Вы не любили Бибика?
— Очень не любила. Он был полоумным и в детстве постоянно подкидывал мне под подушку мертвых крыс.
— Могу представить, как это неприятно. Вы чувствуете себя спокойнее после его смерти? Теперь не боитесь обнаружить грызуна в постели?
— Мой грызун в постели за десять лет брака ни разу не довел меня до оргазма. Наверное, из-за этого у меня и рак.
— Вполне возможно, — кивает Шайль. — Я слышала, что оргазмы поддерживают женское здоровье.
— «Слышали»? Счастливые женщины такое не слышат, — Зельда плотоядно ухватывается за возможность посплетничать. — Счастливые женщины вообще ничего не слышат. У вас достаточно оргазмов в жизни, детектив? Могу заранее посоветовать хорошее лекарство, которое даст лишние годы, если у вас разовьется рак.
— Боюсь, я не слышала, чтобы у волколюдов развивался рак. Но оргазмов не так много, как хотелось бы, тут вы правы!
Зельда смеется, и Шайль тоже. Ручка звонким ударом по решетке прерывает веселье.
— Бибик. Чем он любил заниматься в свободное от ловли грызунов время?
— Он любил воровать лекарства из аптеки. Однажды ему сломали оба мизинца, пытаясь отучить от этого дела.
«Интерес к веществам».
— Получилось?
— На некоторое время. Пока мизинцы срастались. Потом Бибик стал умнее. Он стал платить мальчишкам помоложе, чтобы они стащили что-то для него.
«Стратегическое мышление, организованная преступность несовершеннолетних». Нет. Не так. «Организованная» перечеркивается, снизу приписывается: «организация». Несколько косых линий, делающих упор на это слово. Шайль поднимает взгляд.
— Отличный план. А что Бибик делал с веществами?
— Вы отчаянно пытаетесь докопаться до истины, да, детектив? — улыбается Зельда. — Сколько новых зацепок я вам дала?
— Ровно три. Теперь я буду вынюхивать слухи про Бибика, сломанные мизинцы и мертвых крыс, — съязвила Шайль. — Если вы не хотите рассказывать про брата, можем снова пообщаться про оргазмы. Какую позу вы предпочитали с супругом?
— Он предпочитал. Драл меня раком так, словно от этого зависит судьба мира.
— Возможно, мир и правда стал бы чуть лучше, если бы все мужчины предпочитали драть раком, — замечает Шайль.
— Вы считаете, что это хорошая поза? Поспешу вас разочаровать, молодушка, это отвратительная поза.
— Нет-нет, я не о том. Один из моих бывших предпочитал заниматься сексом лицом к лицу.
— Кхм! Эта кошмарная, порочная «миссионерская»?
— О да. Его похотливый взгляд я нескоро забуду, — Шайль улетает в воспоминания и морщится, торопливо возвращаясь в реальность.
— А в какой позе у вас был самый яркий оргазм? — Зельда закидывает ногу на ногу.
Детектив некоторое время копается в памяти. Усмехается, уцепившись за самые сладкие мгновения, угодливо всплывшие на поверхность.
— Однажды мне неплохо отлизали, — признается Шайль. — Парня было не оторвать.
— Правда? — Зельда подбирается, и ее побитое лицо словно озаряется. — Я так и не нашла за свою жизнь любителя поработать языком правильно.
— В тюрьме будет много любительниц. Вас ждет незабываемый опыт, если рак матки не помешает, — мрачно обещает детектив, выводя в блокноте бессмысленный знак.
Это было что-то среднее между прямоугольником, квадратом и кругом. Сложно описать так, чтобы художественные навыки Шайль легко удалось представить.
— Вы меня поддерживаете или угнетаете?
— Скорее поддерживаю, — честно отвечает девушка. — Вы ведь не думаете, что сексуальная жизнь кончается в здании суда?
— Хм. Нет, не думаю. Тут вы правы, детектив, — Зельда некоторое время размышляет. — Спасибо, обнадежили. Я совершенно забыла о том, что в тюрьме будут другие заключенные. Морально готовилась к годам молчания.
— О нет, молчать вы будете только во время… — Шайль сделала абсолютно однозначный жест. — Ну, иногда, может, будете отвлекаться на сон и еду.
— Как интересно, — Зельда тянет усмешку. — Теперь мне не терпится посмотреть на тюрьму. Вы бывали там?
— Каждый полицейский бывал. Видела и женскую, и мужскую часть. Про мужскую лучше не рассказывать, чтобы сберечь светлое представление о мужчинах.
— Что же, надеюсь, все будет так, как вы описали.
— Только после того, как ваша рука заживет, придется начать работать. Но вряд ли это вас сильно пугает, не так ли?
— Совершенно не пугает. Особенно если получится доставать крем для рук и обезболивающее.
— Получится, не переживайте.
Ручка перестает мучить бумагу и принимается за решетку. Металлический звон ровным тактом сотрясает воздух.
— Бибик. Каким он был по характеру? Чем «жил», если можно так выразиться? — спрашивает Шайль, готовясь записывать мелочи и запоминать все остальное.
— Лекарства. Он постоянно тянулся к этой теме. Он был необразованным безумцем, но он очень хотел создавать лекарства… Однажды он заварил чай из волчьей ягоды и подорожника.
— Кто стал жертвой?
— Мать. Неделя горячки и ужаснейшего поноса. А потом уже сам Бибик пострадал — его выпороли ремнем, и задница распухла до таких размеров, что могла бы стать второй луной в небе.
— Забавная и поучительная история. Значит, мать выжила, правильно?
«Отравитель». «Лекарства». «Смеси».
— Выжила. Но после этого с желудком начались проблемы.
— Сожалею. Дети иногда невыносимые проказники, — кивает Шайль, внимательно изучая Зельду. Та раздобрела после болтовни и подействовавшего обезболивающего. — Теперь я хотела бы узнать, что Бибик думал о вас.
— Обо мне?! — женщина раскрыла глаза настолько, насколько позволяли распухшие мягкие ткани. — Откуда я знаю, что этот козел обо мне думал?
— Я вот знаю, что отец меня ненавидит. Половина сестер хочет убить, другая половина — излечить.
— Вы чем-то больны? — Зельда цепляется за любую возможность отвести диалог в сторону.
— Да, — кивает Шайль, но возвращает тему на прежние рельсы. — Реакции родственников не всегда однозначны, но за годы жизни с ними не трудно догадаться, что про вас думают. Что про вас думал Бибик?
Зельда замолкает. Явно собирается с мыслями. Детектив не торопится. Ей нужно поддерживать баланс между важными вопросами и бессмысленными. Никто не любит односторонние разговоры. Поэтому молодые детективы часто умирают или срываются. Они очень хотят услышать, но не умеют слушать. У подозреваемых это вызывает раздражение с разным исходом.
— Наверное, Бибик меня любил, — с удивлением отвечает Зельда. — Он всегда защищал меня. И когда узнал про рак матки, то дал хорошие рекомендации.
«Разбирается в болезнях».
— Значит, он был не таким уж плохим братом, верно?
— Может быть. Но все еще недостаточно близким, чтобы я переживала из-за его смерти, — женщина улыбается, и в улыбке этой действительно не заметно ни тени печали.
— Главное беречь нервы. Что сделано, то сделано, — кивает Шайль. — Последний вопрос, и я дам вам покой.
— Слушаю.
— Почему вы не сказали мне, что вас подставили?
Зельда замирает. Ее здоровая рука сжимается в кулак, глаза смотрят с резкой неприязнью.
— Кто это меня подставил? — спрашивает женщина. — Я сама всем руковожу.
— Давайте проясним: я не судья, — Шайль улыбается. — Не выношу приговор, не записываю все ваши ответы. И уж точно не придам их огласке. Я детектив, я свожу маленькие детали в одну большую картину.
— И что за картину вы увидели?
Шайль вложила ручку в блокнот, спрятала в карман и устало потерла глаза.
— Я увидела, что вы испугались и запутали то, что могло распутаться за пару движений моей руки. Вас подставили, а вы стерпели. Я пришла — вы опять терпели. Я прикончила ёрка, но вы снова зачем-то терпите. Чем вас так напугали, что вы боитесь дать хоть одну путную подсказку?
— Меня не запугивали, — отозвалась Зельда, но на этот раз без малейшего намека на улыбку. — Мне просто рассказали, что случится, если я не сыграю свою роль хоть малость убедительно.
— Вы вообще не должны были приезжать в этот город. У вас, судя по всему, прекрасная жизнь замужней серой дамы. Муж-невротик, который дерьмово трахается, и неплохая кухня, в которой вы любите пить чай, общаясь с подругами о сексе, которого вам не хватает. Зачем вы решили повидаться с братом? Уточнить, какие лекарства лучше пить, чтобы подольше пожить с флаконом болеутоляющего в кармане?
— Вроде того, — Зельда откидывается на лежанку. — Утешает только то, что я помешала и преступнику, и детективу. Впору гордиться собой. Маленький камень, застрявший между двумя механизмами одной системы.
— Одной системы… — тихо повторяет Шайль.
Торопливо достает блокнот, чтобы записать мысль. Была ли это обычная аллегория или туманный намек — нужно проверить. «Преступник и закон связаны?»
— Что же, как я и пообещала, оставляю вас в покое, — бормочет Шайль, пытаясь удержать мысли в голове. — Была рада пообщаться. Берегите себя.
— Можно просьбу?
— Какую?
— Перед тем как продолжить это расследование — убедитесь, что вы закончили все ваши дела в этом мире. Иначе потеряете то, что могла потерять я.
Шайль некоторое время смотрела сквозь решетки и ничего не видела перед собой, нырнув в размышления.
— Дельный совет, спасибо, — ответила детектив, отвернувшись и направившись к выходу.
В подвале душно. Хочется оказаться в прохладе кабинета.
На ходу ручка выводит последние слова: «Обезопасить тыл». Возможно, придется воспользоваться методикой преступника. Не лучший исход, но дело пахнет очень крупно. А Шайль любит крупную добычу.