Ночь жаждет. Ночь терзает. Словно стервятник мертвую тушу, тьма поедает Освобождение. Кусок за куском, преступление за преступлением. Стрелка часов слишком медленно ползет: одно деление, второе… Чтобы кошмар прекратился, нужно преодолеть четыре доли. Выверенные, четко обозначенные. Луна ехидно улыбается, наблюдая за миром людей. Слишком большим, чтобы его процессы была способна передать хоть тысяча лаконичных слов…
Все подходит к концу. Стрелка касается края последней доли. И луна гаснет. За ней — фонари. С тихим щелчком вспыхивает солнце. Новый день начинается. Кто-то увидит растерзанный труп в подворотне, а кто-то — улыбку в зеркале ванной.
Последнее касается Шайль. Она улыбается, умывая лицо холодной водой. Остатки сна спадают. Зубной порошок приятно скрипит на клыках. Девушка размеренно кивает в такт мелодии, звучавшей в голове. Разглядывает себя в зеркало. Сплевывает, полощет рот. Разгибается.
— Сегодня ты отдыхаешь. Но расслабляться нельзя! — строго напоминает детектив отражению.
И то согласно кивает.
Босые ступни шлепают по полу до кухни. Чайник омывается слабым напором из крана. Где-то за стеной шипит система из кристаллов. Кофе двумя ложками падает на металлическое дно. Сверху обрушивается вода. Крупицы сахара темнеют от влаги.
Пока кофе заваривается, Шайль наводит порядок. Проверяет мусорник, от которого разит мясом: слишком много промасленных свертков. Среди них притаились остатки людской пищи.
Девушка занимается рутиной: курит и глядит на нежно-голубое небо перед носом.
Сегодня Шайль опять будет в кроссовках.
***
В фуникулере не случилось ничего примечательного. Как и по пути в участок. Зойд уже сидел за столом с утренней газетой, но Шайль не стала пытаться ее определять. В кабинете было достаточно коллег, которые могут это сделать, если захотят. Сегодня девушка займется личными делами.
— Мне нужно два выходных, — вместо приветствия сообщает Шайль.
— Ты нашла себе нового парня? — буднично интересуется Зойд.
И это первое, что пробуждает в девушке чувство стресса. Да, кажется, все уже знают. Шайль до сих пор не может понять, откуда ее коллеги берут такие новости, но информатора давно пора прикончить. Правда… девушка не догадывается, что сама все выдает собственным поведением.
— Разве что ты хочешь стать им.
Легкомысленная подколка Шайль заставляет кого-то прыснуть, Бобби — заинтересованно повернуться к столу начальника, а самого Зойда…
Что ж. Ёрк выглядывает из-за газеты, натягивает самую сладкую улыбку и самым нежным голосом напоминает:
— Отношения между сотрудниками запрещены, детектив Шайль. Ваши два выходных ожидают вас, повеселитесь на славу. Только распишитесь на двери.
«Расписаться на двери» это значит «поставить точки в отгульной таблице, которая висит на двери». Согласно регламенту, детективы работают все семь дней в неделю. Но могут выбирать четыре дня в месяц, когда им разрешают отдохнуть.
Впрочем, кому какое дело до регламента детективов? Шайль — точно никакого. Она знает и любит свою работу. Пусть та и сидит на шее девушки, довольно помахивая ножками.
Ручка задумчиво скользит по списку имен. Оставляет несколько изящных меток на табличке напротив нужных дат. И Шайль чувствует, как работа нелепо падает куда-то за спину, взмахнув напоследок лакированными туфельками.
— Удачи, работнички! — весело прощается не-детектив и выскальзывает за дверь.
Сразу на выходе из участка закуривает сигарету, не замечая притаившихся рядом сплетниц.
— Она сегодня довольная, — шепчет первая.
— Тише! — вторая косится на Шайль, в очередной раз оценивая мощную женскую фигуру.
— Хорошего дня, детектив, — прощается третья.
Детектив не ответил. Потому что детектива сегодня нет. Есть задумчивая девушка, разглядывающая улицу. Одну из многих в О-3. Озабоченные люди снуют налево-направо. Кто-то спешит, кто-то потерянно бродит. Фабричная труба выскальзывает из-за самых высоких крыш, извергая дым. Какой-то полицейский тащит верещащую девчонку к дверям участка: видимо, попалась на воровстве или мелком хулиганстве. Малявка — человек, возрастом примерно…
Нет-нет-нет. Детектива нет.
Ярко-красные кроссовки ступают по грязному тротуару. Бычок с щелчком отлетает в урну. Шайль взъерошивает белые волосы. Прежде чем опустить руку, касается сережки. Палец скользит по граням ромба, отмечая его идеальные линии. Старый подарок. Вторая сережка висит на ухе родной сестры Шайль. В тот день, когда обе безделушки достанутся одной девушке, другая умрет. К счастью, такое вряд ли случится.
Освобождение с облегчением и хрипом дышит, подставляя лик под солнечные лучи. От них Шайль чувствует себя несколько разгоряченно. И все же неторопливо идет в сторону остановки. Фуникулер прибудет нескоро, спешить некуда.
Поднимаясь по широким, потрескавшимся каменным ступеням, девушка старается дышать ровно. Запахи города щекочут ноздри. Остановка перед взглядом. Вокруг, насколько хватает глаз, разбросаны жилые дома, многоэтажки, лавки, аптеки. Освобождение, как и многие города Общего мира, строился в несколько уровней. Множество лестниц, фуникулеры, сотни миллионов жилых помещений, столько же — рабочих мест. Настоящий муравейник, сотканный из бетона и множества улочек. Край города увидеть удастся только с высоты птичьего полета: иначе мешают постройки. Трудно понять, почему до сих пор ничего не обрушилось.
— Они придут! — кричит мужчина.
Не волколюд. Похож на пьяницу, только глаза слишком живые. Машет руками, стоя на одной из лавочек.
— Трепещите, ибо кара будет ужасающей! — его голос срывается, когда подходит Шайль.
Покачивая бедрами, небрежно помахивая рукой с зажатой между пальцами сигаретой.
— Слезай давай, приятель, — просит девушка.
— Ты полицай? — спрашивает мужчина.
Оценивает риски? Умница какой.
— Воистину полицай, — слабый кивок заставляет безумца подчиниться без лишних слов. — Слезай, нечего шум создавать.
Мужчина стоит перед Шайль, выглядит немного виновато. Но он просто знает, что полицейские любят проверять прочность обуви на чужих ребрах. И пусть эта крепкая девушка не показала удостоверение, кобура под ее курткой все еще отчетливо видна.
— Ты не работаешь? — внезапно спрашивает Шайль, делая глубокую затяжку.
— Сегодня выходной…
Смущенный ответ заставляет усмехнуться. Девушка кивает в сторону остановки.
— Езжай домой, поспи хорошенько. Нечего нервировать себя.
Мужчина засеменил к остановке, а следом — Шайль. Она потушила окурок с мыслью о том, что стоит экономить сигареты. Но запах Освобождения… просто сводит с ума.
Впрочем, не только он. Новости Всемирья многих заставляют нервничать. Это выливается вот в такие вот психозы: в свободное время некоторые люди стоят и кричат что-то невразумительное. Называют себя проповедниками. Даже если их заткнуть, глаза все равно беспокойно бегают из стороны в сторону. Человеческая психика гораздо более хрупкая.
— Ты чего трясешься так? — спрашивает Шайль, даже не пытаясь скрыть издевку.
— Они придут, — шепотом отвечает мужчина.
Его глаза продолжают отчаянно выискивать любое подтверждение этой мысли.
— Они-то? Не придут, — апатичность, с которой девушка об этом сообщает, заставляет мужчину взвиться.
— Миру бромпиров конец! До нашего тоже доберутся…
— Семь лет война идет, не добрались ведь пока, — Шайль по-дружески треплет мужчину по плечу. — Не думай о лишнем. Мы на другом конце Общего мира. Лучше выпей успокоительного и ложись спать. Выходные не будут длиться вечность.
— На работе все говорят… Придут! Придут!..
Девушка со вздохом отводит взгляд от мужчины: фуникулер с легкой тряской приближается. От него пахнет маслом, металлом и… чем-то еще. Неуловимым.
— Езжай, — тихо повторяет Шайль. — Все хорошо будет, поживем.
***
Девушка идет не к дому. Она направляется к лавке, где продают разные вещицы для дома. Кухонную утварь, небольшие кристаллы, полотенца… замки.
Продавец знаком Шайль. Молодой парнишка-волколюд. Ловкий, смышленый, но мышцами еще не оброс. Может, в следующем году матереть начнет…
В то время как девушка выбирает товар, парнишка курит злобную самокрутку: без фильтра, набитую самосадом. Дым настолько вонючий и едкий, что Шайль старается глубоко не вдыхать.
— Определилась? — недружелюбно спрашивает волколюд.
Риторические вопросы? Милое обслуживание. Но, так или иначе, Шайль все равно кивает.
— С тебя три рубля.
— Не знаешь, где продают музыкальные кристаллы?
— У Хойка спроси. Через несколько домов.
Шайль платит чистенькими купюрами, полученными недавно от Бобби взамен на свою рваную пятерку. Цена явно завышена, но препираться бессмысленно: либо плати, либо вали.
Запихнув в карман новенький замок и небольшой кристалл для часов, Шайль бредет в поисках музыки. Денег осталось не так уж и много, но девушка давно хотела прикупить что-то приятное для дома.
Улица, по которой идет Шайль, одна из самых нижних. Тут-то и живет большая часть волколюдов. Или откровенно нищих людей. Впрочем, разницы особой нет. Местные канавы зловонны, потому что трубы редко приезжают чинить. И те протекают чем-то дрянным, что скапливается в лужи. Может быть, однажды из них выйдут отличные озера. Грязные. Смрадные. Самое то для раков и бесшабашных детишек.
Впрочем, вряд ли городу, выстроенному меж двух океанов, грозит большое загрязнение. Как только ситуация с волколюдами в Освобождении станет получше, обязательно вычистят каждую улочку. Этого «как только» ждут уже пять лет.
Шайль замечает лавку, возведенную прямо под аркой меж двух многоэтажных домов. Дешевый брезент хлопает: почему-то по этой улице ветер прогуливается с особой охотой. Продавец сидит на небольшом табурете, привалившись к шершавой стене. Дремлет. Сигарета в его губах дотлела до фильтра, и грудь мужчины вся в пепле. Сухощавый, небритый человек.
— Ты Хойд? — спрашивает Шайль, разглядывая небольшие кристаллы.
Все они ярко светились. Это значит, что маны в них полно. А вот размеры, цвета и формы были разными: от круглых до многоугольных и кривых. От белых до почти черных. От наперстка до детского кулачка.
— Хойк, — недовольно бурчит мужчина, не разлепляя глаз. — Выбирай молча, если вопросов поумнее не найдется.
— Мне нужна конкретная песня, — Шайль потерянно осматривает ворох кристаллов, содержимое которых узнать без помощи не получится.
А продавец все молчит. Девушка прочищает горло.
— Что? Чего надо? — Хойк открывает глаза. — Ох, матерь божья, легавая волколюдка!.. Я тебя знаю!
— Песня. Мне нужна песня.
— Я за тебя очень рад, — мужчина сплевывает окурок вместе с комком слюны. Утирает губы, стряхивает пепел, усаживается ровно. — А мне-то че делать?
— Тихая Ненси у тебя есть? — терпеливо спрашивает Шайль.
Да, под «приятным для дома» подразумевается безжалостный бунтарский рок.
— Ее навалом. Вот на этом десяток песен, — мужчина тыкает пальцем в один из самых крупных кристаллов. — А вот тут по несколько.
Короткий жест обозначает три поменьше.
— Одна песня. «Чернота ванильных небес», — девушка понемногу теряет терпение.
— Хуета бромпирьих ебес… — передразнивает Хойк, скрипя ногтями о щетину. — Ты у нас романтик, я погляжу?
Кулак Шайль сжался в кармане куртки, но девушка заставила себя разжать пальцы. Пусть издевается. Они всегда издеваются. Но Ненси — классика, как ни крути. Лучше людского Дроцарта или боблинских завываний под барабаны.
— Нашел. Во, слушай, подруга! — Хойк щелкает грязным ногтем по кристаллу.
Маленький. Круглый. Светится зеленоватым, цвет похож на глаза Шайль. После щелчка кристалл поднимается на несколько сантиметров и замирает в воздухе. Шайль, затаив дыхание, ждет.
Тяжелые гитарные риффы вступают без церемоний. Девушка несколько лет их не слышала, но сразу попадает кивками в такт. Барабаны глухо отбивают ритм, невидимые струны дрожат, заливая резким звуком пространство вокруг кристалла.
— СМЕ-Е-ЕРТЬ!
Раздавшийся визг заставил Шайль оскалиться несмотря на боль в ушах. На самом деле, это была улыбка, но ощерившиеся клыки легко портят впечатление. Хойк плавным движением сгребает повисший в воздухе кристалл, заставляя музыку заглохнуть.
— Ненси, тысячу лет ей быть в лучах славы, умела зажигать, — сообщает продавец таким тоном, будто Шайль думает обратное. — Но дальше слушать только за деньги.
— Сколько?
Короткий вопрос выражает полнейшую уверенность в том, что сегодня девушка уйдет с кристаллом в кармане.
— Тридцать.
Короткий ответ выражает абсолютное наплевательство на пределы финансовых возможностей кого-либо из Освобождения.
Хойк с прищуром смотрит на то, как лицо Шайль каменеет. Девушка никогда не выясняла цены, и озвученная сумма заставила задуматься: а откуда на тусовках берутся музыкальные кристаллы? Люди вскладчину их покупают? Или находят богатенького, который готов обеспечить ритмом на весь вечер?
— Тридцать рублей? — переспрашивает Шайль. — И на сколько хватает кристалла?
— На год, — невозмутимо отвечает Хойк. — Это если слушать по нескольку раз на день.
Девушка отчасти прониклась амбицией Джуда попасть на сцену во что бы то ни стало. Какие деньги гребут музыканты? Может быть, и ситуация Ненси не такая уж плачевная, как могло показаться. Впрочем, чужие деньги не считают.
— Вернусь к тебе после зарплаты. Отложи для меня этот камушек.
Хойк мог поклясться, что в голосе Шайль звучит разочарование. Но лицо ее оставалось невозмутимым.
— Я не курица, чтобы что-то откладывать, — продавец с улыбкой возвращает кристалл на прилавок. — Накопи деньжат побыстрее — будет тебе и музычка.
Шайль разворачивается, собираясь уходить, но замирает. Из неприметного места за ней наблюдает знакомое лицо: Гириом. Парень выскальзывает из тени здания, поигрывая зажигалкой. К поясу примотана безобидная полоска стали. Формой напоминает боевой тесак, вот только лезвие не заточено. Учитывая силу Гириома, в этом нет нужды — кости и так сломать удастся.
— Ты все-таки пришла, — улыбается волколюд, приближаясь к Шайль.
Почему-то девушка чувствует опасность. Отступает на шажок, холодно глядя на соседа.
— А ты меня ждал, м?
Этот вопрос задан одновременно с выскользнувшей из кармана рукой. Одно быстрое движение — рукоять револьвера окажется в ладони. Почему-то Шайль действительно напряжена.
— Только если немного, — улыбается Гириом и тут же поворачивается к Хойку. — Эй, босс, обожди-ка малость. Я поговорю недолго.
— Не просри мне сон, псина, — грубо отзывается продавец, но явно без злости. — И не притащи сюда еще кого-то из легавых… романтик хренов…
— Пойдем, — приглашает волколюд, кивая в сторону своего «рабочего места».
Шайль покорно следует. Она не удивлена тому, что музыкальную лавку охраняет именно волколюд. Но вот встреча с соседом оказалась неожиданной.
Парочка доходит до укромного места — солнце не достает, есть место для посидеть, с которого можно увидеть происходящее перед лавкой.
— Ты один охраняешь?
— Пока что. Остальные заняты другим, — улыбается Гириом, усаживаясь на лавочку и доставая сигарету. — Будешь?
Шайль смотрит на белоснежные кружочки фильтров, скалящиеся из пасти пачки. Качает головой. Достает свое. Соседи закуривают, но пауза не длится долго: Гириом явно не хочет тратить время.
— Ты извини, что слился так резко. Не ожидал встретить… безликую.
Какое мягкое слово подобрал, глядите! Шайль приподнимает бровь и выдыхает дым, посматривая на безмятежное лицо соседа.
— Порядок, — сухо отзывается девушка.
Они вдвоем глядят больше на пустующий дворик. Это жилая улица: все, видимо, либо работают, либо гуляют в более приятных местах. Грязный тротуар переходит в пыльную землю без всякого предупреждения. Словно так и должно быть.
— Мне пиздец неловко как-то. Ты меня удивила, — бормочет Гириом, разминая в пальцах фильтр.
— Я всех удивляю. Поэтому я детектив! — охотно кивает Шайль, повторяя за соседом манипуляции с сигаретой. — А ты не любишь удивляться, вот и работаешь вышибалой.
Что за бред льется из уст Шайль? Кажется, она растеряна не меньше Гириома. И при этом у обоих уверенные лица.
— «Вышибалой»? Да мы все тут вышибалы, — парень звонко сплевывает в пыль и растирает слюну носком ботинка. — Освобождение не видит для нас другой роли.
Но философствовать никто не хочет, поэтому оба пытаются подобрать другую тему.
— И как, часто проблемные клиенты?
— Не-а, — Гириом пожимает плечами, словно признавая что-то неприятное. — Довольно чистая работа. От Хойка и без меня стараются держаться подальше.
— От него воняет дерьмом, — усмехается Шайль. — И он совершенно не умеет разговаривать.
— Да он добряк, просто туповатый немного. Сам себе на уме, вот и несет чушь, — «вышибала» вздыхает, разминая спину.
Шайль слышит, как хрустят его позвонки. Почему-то это возбуждает. Даже если не смотреть на перекатывающиеся мышцы. А Шайль смотрит. Охотно.
— Ну понятно, — отзывается, не зная, что еще сказать.
Огоньки сигарет почти у финишной черты. Кажется, как только уголек затронет фильтры, разговор должен будет прерваться. Поэтому Гириом вскидывается, цепляясь за последние вдохи разговора:
— Я тебе достану песню! Не у Хойка, он цены задирает чуть ли не в два раза. Я на выходной съезжу в О-2, там есть знакомый… Достану! Подождешь?
— Да, подожду. Мне все равно столько не платят, чтоб я тридцатку отстегивала за одну песню, — кисло признается Шайль.
Гириом не позволяет разговору затухнуть вместе с сигаретой.
— Чего не на работе? Выходной взяла?
Девушка потерянно кивает. Кажется, бодрый настрой ушел.
— Давай вечером поедим? Я сегодня не успел, проспал, — улыбнулся парень. — Видимо, у меня проблемы со сном. Разговор с тобой поможет немного.
Поужинать вдвоем? Соблазнительно. Но… Шайль не может согласиться. Сегодня она планирует наведаться в одну из волколюдских общин.
— Я не знаю, буду ли вечером дома, — признается девушка. — Но ты поешь обязательно. И поспи.
— Мы еще увидимся? — Гириом сохраняет лицо, но голос сочится беспокойством. — Если я тебя обидел, то извини.
— Обиды не держу, — улыбается Шайль, пусть это и выходит слишком кисло. — Просто работа накладывает свои риски.
— Понимаю. У меня так же…
Гириом поднимается с лавочки и бросает окурок на землю. Шайль вторит. Фильтры растерзаны подошвами. Как бы ни хотелось пообщаться еще, девушка все же прощается и уходит. Впереди много дел.
***
Главная опасность Освобождения не в экстремальном уровне преступности. Не в разгильдяйском отношении детективов к работе. И не в халатности исполнения законов.
Главная опасность Освобождения, как и любого города в Общем мире, — вечное чувство тоски. Жителей так много, что они теряют контакт друг с другом. Вечная череда лиц, от которых тошнота слишком легко подкатывает к горлу. Когда в последний раз Шайль с охотой вливалась в общество? Слишком давно.
Тоска. Одиночество. Потерянность. Это проклятье каждого «муравейника». Большая часть знакомств не стоит затраченных усилий. Либо ты постоянно крутишься в водовороте общения, либо тебя выносит в безлюдный океан уединения.
Шайль не любит водовороты. От них кружится голова. От них начинается бред. А желчь, и без того едкая и клокочущая, сочится через каждую пору в теле.
Поэтому девушка работает детективом. Это позволяет ей законно оставаться в стороне от любого столпотворения. Потому что никто не «зависает» рядом с мертвецами. Никто не смеется возле трупов. Никто не шумит, не старается затянуть в безрассудную авантюру. Это сухой рабочий процесс, наполняемый, разве что, идиотскими шуточками коллег и опасными стычками с преступниками.
Иногда Шайль чувствует себя призраком. Интересно, кем чувствует себя Гириом? Сидя в одиночестве на лавочке, наблюдая за двинутым продавцом музыки и раскуривая сигарету за сигаретой… Недолго сойти с ума.
Поэтому девушка сосредоточена не столько на смене дверного замка, сколько на размышлениях: «А надо ли тянуть дело Бибика?»
Допустим, она пойдет в общину волколюдов. Может, даже услышит что-то, что даст новую зацепку. Выйдет на след преступника. Раскроет дело. Скорее всего, попутно получит по лицу. Сколько дней это все займет?
Шайль уже написала отчет, в котором Зельда выглядит настоящей убийцей Бибика. Надо ли рваться дальше? Это потребует времени, риска, еще одного отчета. Премию никто не выпишет. А то еще и пожалуются: какого хрена Шайль раскрывает одно и то же дело по нескольку раз? Неужто ей кто-то за это платит?
Ладно, это бред. Девушке просто хочется повеселиться. Гириом единственный волколюд, обративший на нее внимание за последние полтора года. Если не считать тех, кого Шайль избивала, чтобы отправить на суд и в тюрьму…
— Раздери тебя луна, — рычит девушка, швыряя отвертку на пол.
Дверь жалобно скрипнула, получив пинок.
Работа не идет. Сосредоточиться не получается. Шайль уже долго бьется над замком, пытаясь его разобрать и по частям достать из двери. Но она упускает один-единственный важный шурупчик.
Вновь опустившись на саднящее колено, Шайль вглядывается в металлическую конструкцию. Кривит губы, рассматривая поржавевшие железки.
А надо ли тратить время на Гириома? Бибик стоит того, чтобы расследовать дело дальше. От него воняет первоклассным дерьмом, которое Шайль не терпится вычистить. И так слишком много преступлений в Освобождении остаются нераскрытыми…
Тем больше причин забыть об этом. Убили фармацевта, какая трагедия! На бумаге дело закрыто. Других у Шайль пока что нет — слава луне, обычная полиция справляется. Можно слегка помочь коллегам с их работой. Отдохнуть. Пообщаться с Гириомом, погулять, обсуждая все на свете. Шайль ведь имеет право на подобие личной жизни. Верно?..
— Херьня, — вздыхает девушка.
Шуруп нашелся: мелкий засранец скрывался под пятном ржавчины. Отвертка нещадно вонзается в негодяя, с натугой выкручивая из конструкции. Дверной замок рассыпается, со звоном падая на пол. Шайль косится на новокупленный. Хоть бы там все было проще…
Она доведет дело до конца. Ржавые замки, от которых есть слишком много ключей, нужно менять. Потому что это гнилая система, которой не место в идеальном механизме.
Освобождению нужна правда о Бибике. А двери — проклятый новый замок, в котором шурупов еще больше. Шайль с обреченным стоном начинает разбираться в еще одной херьне.
***
Квартира кое-как приведена в порядок. Мусор вынесен, полы подметены. Одежда собрана в сумку, которую осталось занести портному. Шайль торопливо заканчивает писать очередную копию объявления о сдаваемой комнате. Несколько раз подчеркнув фразу «для девушек», детектив засовывает скромную пачку бумаги в сумку. Сверху приземляется флакон клея. Ремни затягиваются, обреченно повисая на плечах девушки.
«Левиафан М-3» заряжен. Россыпь патронов в кармане спортивных штанов: достаточно глубоко, чтобы не вылететь наружу. Осталось пробежаться по улицам, расклеивая объявления; отдать одежду в ремонт и отправиться в ближайшее место, где собираются волколюды.
Провернув ключ в новеньком замке, Шайль слышит чистейший щелчок из когда-либо раздававшихся на ее этаже. Судя по часам, сейчас только третья доля дня. Значит, она уложилась. Теперь в течение полутора суток нужно разнюхать подробности. Это Шайль тоже успеет. Она быстрая.
Город встречает ее без особого интереса. Людей на улицах стало больше. Теперь все в основном уставшие. Сонные. Апатичные. Больше никто не кричит о грядущем бедствии. День выжал достаточно сил из каждого, чтобы заткнуть рты до завтра.
Бродя среди волколюдов и людей, Шайль торопливо клеила объявления где попало. Свой адрес писать не стала, ограничившись временем встречи и условным местом на нейтральной территории.
Это вынудит ее задерживаться после работы, чтобы проверить, нет ли заинтересованных кошельков. Шайль не одна из тех безумных инфантилок, которые сдают комнату в аренду лишь бы не было скучно по вечерам. Девушка просто хочет денег. Легких денег.
Когда тощая пачка бумаги подошла к концу, а в флаконе осталась бултыхаться едва ли треть клея, впереди показалась небольшая вывеска: «Портной». Мелкая подпись мелом сообщала номер квартиры. Впрочем, его Шайль и так знала — шестьдесят шесть. Детектив была постоянным клиентом, получала за это скидку и приоритет в выполнении работы. Завтра любимый наряд будет почти как новый. Долой бунтарскую футболку с надписью «Сила. Превосходство. Триумф»! Даешь гольф-безрукавку!
Пожилая женщина приняла сумку без лишних вопросов. Она знает свое дело. Шайль отстегнула привычные два рубля и вздохнула с облегчением. Теперь Бибик.
Хоть девушка не была частой посетительницей собраний волколюдов… Тьфу. Она вообще не посещала никакие собрания, кроме рабочих. Несмотря на это, Шайль предпочла первым делом наведаться к «ВолкоЛЮДАМ». Это наиболее тихое сообщество, и от него девушка ждала не сюрприза, а возможности вернуться домой пораньше и в целости. Отужинать с Гириомом… да, все-таки хочется.
Детектив помнит дорогу. Осталось только выкинуть дрянное предчувствие в одну из урн, встречающихся по пути.
***
Спокойнее, Шайль. Ты знаешь, что работу нужно сделать. Ты куришь сигарету и смотришь на первый этаж — окна заклеены плакатами, на которых красной, будто кровью, краской выведены символы общины: знаки пацифистов и волчьих стай. У неприметных дверей стоит очень приметный волколюд. Кури. Не парься.
Дым становится все горячее. Язык неприятно пощипывает. Это одна из последних сигарет в пачке, но Шайль не переживает — в общинах волколюдов курение под запретом. Ей придется поработать некоторое время без бодрящей дозы никотина.
Затоптав кроссовкой окурок, девушка перепрыгивает через бетонный выступ, приземляясь на ступеньки за ним. Торопливо спускается, на ходу застегивая куртку. Пушку не так трудно спрятать, было бы желание. Шайль ощупывает карманы, убеждаясь, что удостоверение осталось дома. Отлично.
Охранник на дверях сверлит девушку взглядом. Внешне — обычная мелкая сошка из криминального мира. Бунтарская прическа, неуместная серьга, ярко-красные кроссовки, черные спортивные штаны. И крепкая куртка. Полицейская?.. Руки в карманах. Походка пружинистая, немного нервная. По меркам О-3 — не самое яркое зрелище.
— Я не опоздала? — спрашивает незнакомка.
Охранник не торопится отвечать. Внимательно осматривает девушку. Почти презрительно цедит:
— Я тебя не знаю. Куртка у тебя странная.
— Я новенькая, а куртка от бывшего парня досталась.
Девчонка приветливо скалит клыки, подмигивая мужчине. Тот предпочитает не замечать кокетливые жесты. Складывает руки на груди, демонстративно напрягая мышцы.
— Пароль-то знаешь? — хрипло спрашивает волколюд.
Его взгляд скользит то в одну сторону улицы, то в другую. Словно в поисках кого-то, кто должен вот-вот появиться. Но никого приметного заметить не удается — только эту милку, появившуюся из ниоткуда.
— Про пароль не так спрашивают, — обиженно сообщает девушка. — Ты должен спросить сначала: «Кто больше всех любит слезы?»
Охранник щурится. Кривится. В словах «новенькой» есть смысл.
— Давай же, спроси, — почти умоляя говорит милка.
— Кто больше всех любит слезы? — неохотно спрашивает мужчина.
— Луна, потерявшая своих детей. Теперь пустишь наконец-то?
Дверь с раздраженным скрипом открывается, но не до конца — лишь бы дать проскользнуть девчонке. И пока та проходит, охранник думает о том, что в последнее время в общину пускают слишком много молодых. Но едва ли кто-то спросит его мнение.
Шайль оказывается внутри. Стоило двери закрыться, с ужасом выдыхает, прикрывая ладонью глаза. Очень повезло, что за последние несколько месяцев пароль не сменился.
Детектив стоит в темном коридоре. Достаточно узком и прямом, чтобы стрельба с другого его конца попадала по любому вошедшему. Шайль не может отделаться от этой мысли, пока шагает вглубь.
Раньше это место было складом фирмы «Для нашего дома». За длинным и простым названием скрывалась обычная группа идиотов, занимавшихся заказами товара из соседних, более успешных городов. Поэтому у них был только склад и несколько магазинов. Фирма предпочла слинять, когда на складе нашли несколько растерзанных тел. Прямо в холодильниках, которые должны были вот-вот продать.
С тех пор помещение опустело, долгое время никем не использовалось — разве что, молодежью. Здесь было несколько крутых тусовок, кончавшихся примерно так же, как и бизнес «Для нашего дома». Только больше не было холодильников, в которые можно спрятать трупы.
Шайль знает предысторию этого места. И хорошо знает, что община «ВолкоЛЮДОВ» выкупила это помещение целиком и сразу, единой суммой.
С одной стороны, детектив была готова порадоваться за то, что у кого-то нашлось столько рублей в карманах… С другой стороны, история пахнет скверно. Особенно вспоминая, что владельцем торговой фирмы был волколюд, пропавший без вести.
Впрочем, в Освобождении все пахнет скверно. Кроме этого коридора. Длинного как мысль безумца, пишущего для пустоты. Тут пахнет… ничем. Может быть, немного пылью.
Шайль замечает в полумраке, что некоторые участки стен выглядят более свежими. Капитальный ремонт. А коридор все тянется. Что ждет на другом конце?
Змейка куртки с тихим звоном расстегивается. Ненамного. Чтобы дышалось легче. Тут довольно тепло.
Детектив чувствует себя кроликом, за которым наблюдает удав. Почему-то ей кажется, что за ней следят. Может, так воздействуют стены и невидимый конец коридора.
Планов этих помещений ни у кого нет. Что здесь вообще устроили? Место для культурных вечеров? Бандитскую базу? «Богемскую рощу», в которой совершают ритуалы? Ладно, последнее просто-напросто смешно. У волколюдов нет магии.
Шайль вытягивает руку и касается стены. Теплая. Удивительно…
Коридор поворачивает налево. И тут же — дверь. Девушка хватается за ручку и тянет на себя. Ее ослепляет свет сотен свечей. В нос бьет запах размякшего воска и пламени. Щурясь, прикрывая лицо ладонью, Шайль заходит внутрь. Через пелену слез замечает множество. Оно собралось в центре огромного помещения, вокруг… столба? Нет, это постамент. На котором высится чья-то фигура. Живая.
— Мы не отринем собственную натуру, но не станем ей потакать!
Громкий голос разносится эхом над головами, скользя по круглой комнате. Шайль моргает, пытаясь занять место поудобнее — где-то среди слушателей. Пихается, неловко наступает на чужую обувь, протискивается. На нее почти не обращают внимание. Детектив понимает лишь, что она в окружении сородичей; но вся концентрация их личностей прикована к оратору на пьедестале.
— Нужно помнить самих себя. У нас есть только мы. Каждый из нас — живая сила, и эту силу важно уметь направлять в полезное русло.
Голос скрипучий. Шайль удается рассмотреть белоснежные одежды говорившего. Такие же белые волосы, сплетенные в множество косичек. Квадратные очертания лица. Строгий взгляд. Морщины, покрывающие кожу. Это действительно старый волколюд. Таких почти не встретить в Освобождении.
Шайль замирает, внимательно глядя на мужчину. Он возвысил себя над всеми — но не размахивает руками, даже не смотрит вниз. Он смотрит куда-то вверх, словно обращаясь к кому-то еще, к кому-то, кто выше. Голос звучит уверенно, не запинается. Слово за словом чеканит язык.
— Чего стоит зверь внутри, если он не обладает разумом? — спрашивает оратор у потолка.
Только сейчас Шайль замечает, что потолок окрашен золотым. Цветными кляксами выведены очертания знакомых образов: звери, луна, хижины.
— Мы волки, но мы же и люди. Каждый раз, теряя контроль, мы теряем самих себя. Помните о том, как важно держать разум в чистоте.
Детектив слушает, стараясь не упустить ни слова. Но ее натура отчаянно пытается избавиться от назойливого голоса, читающего нотации.
— Предлагаю нам всем вспомнить историю об Апоксефе. И поучиться у прошлого, чтобы построить достойное будущее.
История течет стройными фразами. Четко выверенными, без лишних пауз и попыток подобрать нужные слова. Кем бы ни был оратор, — Шайль пока не решила, как именно его называть, — у него громадный опыт.
Рассказывая легенду о волколюде, который съел столько мяса, что заснул на месте, где его и настигла кара, старик в белых одеждах опускает взгляд в четко подобранный момент. Шайль вздрагивает, чувствуя, как по коже идет волнение. Испуганными толчками оно проскакивает от макушки до пят, заставляя поежиться. Шайль готова поклясться, что старик смотрит на нее. Но одновременно с этим девушка чувствует, что все вокруг охвачены тем же самым волнением. Беспокойной тягой… к подчинению.
— Помните. Помните каждый день жизни о том, что я говорю.
Голос становится вязким. Тягучим. Слова прилипают к разуму, и Шайль старается их отбросить. Не получается.
— Вы должны беречь и зверя, и человека в себе. Вы должны слушать и того, и другого.
«Заткнись», — шепчет Шайль про себя, но старик не затыкается.
— Вы обязаны всему миру. Вы — сильнейшие, и в этом ваша слабость.
Голос затихает. Девушка чувствует себя крошечной каплей в океане. Внешне он спокоен, но под гладью творится неописуемое. Что-то нехорошее таится в глубинах.
Старик опускается на постамент, поджимая под себя ноги. Вместе с ним опускаются зрители — и Шайль тоже. Вместе со всеми она склоняет голову, чувствуя великий груз на плечах.
— Берегите мир, воины.
Едва слышимый шепот замирает пугающими отголосками в сознании. Детектив еще долго стоит на коленях несмотря на то, что остальные начали подниматься. Но Шайль делает это вовсе не из-за чувства покорности. Она борется, не желая вставать до тех пор, пока не скинет с себя давление чужого авторитета.
Сложно описать это чувство. Под правильными словами скрывается неясный жуткий смысл. Шайль может лишь благодарить себя за то, что с детства избегает подобных собраний.
— Ты в порядке? — спрашивает кто-то, и девушка замечает ладонь перед своим лицом. — Вставай, служба окончена.
«Окончена»? Детектив готова поклясться, что все еще только начинается. Но все же встает, приняв чужую помощь. Перед ней стоит волколюд, чье лицо изуродовано шрамами. Шайль знает его.
Один из разыскиваемых.